Текст книги "Чебдар, Летопись одного турпохода"

Автор книги: Борис Скворцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Скворцов Борис
Чебдар, Летопись одного турпохода

Борис Скворцов

Чебдар. Летопись одного турпохода

Предисловие

16 июля 1985 года. Восточный Алтай. Мы стоим в самых верховьях горной реки Енгожок недалеко от границы леса на высоте немногим более полутора тысяч метров над уровнем моря.

Ночью в горах пролил сильный дождь. Такой сильный, что несмотря на подстеленный под палатку полиэтилен и натянутый сверху тент, все промокло.

В сыром спальнике становится неуютно, и я вылезаю из палатки до подъема дежурных. В лицо мягко ударяет ни с чем не сравнимая прекрасная свежесть раннего таежного утра. На небе – ни единого облачка. Довольно прохладно.

Это место мы иногда называем стоянкой у "кедрового камня". В самом деле, в здоровенных разлапистых корнях могучего кедра невероятным образом разместился камень величиной с приличный сарай, весь покрытый разноцветными лишайниками.

Вокруг камня под кроной таежного красавца приютились четыре маленьких палатки. В каждой – по три человека.

Ломаю сухие ветки от кедра, разжигаю костер. Подвешиваю котелки и вдруг вспоминаю, что где-то здесь мы ночевали с Филипповым. Тогда мы не смогли пройти верховья Енгожока из-за белой мглы. Было это 11 мая 1978 года, -

– Андрей Изотов на страховке подходит к краю снежного карниза, но белая мгла не дает ничего разглядеть. Проходим вдоль обрыва взад и вперед, такое впечатление, что ему конца-края нет. Ничего не остается, как вернуться к месту обеда и вставать на ночевку...

Встряхиваюсь и смотрю на часы, пора будить дежурных...

Я – старший инструктор по туризму спортивного лагеря НЭТИ "Эрлагол". В мои обязанности входит организация работы инструкторов, их стажировка. Кроме того, подготовка, проведение и обеспечение техники безопасности туристических путешествий. В этом походе руковожу группой в двенадцать человек, включая четырех стажеров...

Накинув рюкзаки, мы отправляемся вверх по тропе слева от реки. Этот верхний приток Енгожока на карте называется Мойноскон. Еще есть безымянный приток, ведущий на перевал Сайгонош. По нему мы должны были проходить в том походе с Филипповым, но проскочили мимо...

Добираемся до границы леса, и тут мне в голову приходит мысль, идти не по стандартному маршруту через верхний левый приточек и седловину, а в лоб, примерно туда, где в мае 1978 года висел снежный карниз.

Стажеры смотрят на меня непонимающими глазами. Объясняю: если там непроход – обойдем верхами, ну, то есть, исследуем иной путь.

Вот мы и наверху. Перед нами очень крутой, но недлинный спуск в один из истоков Малой Сумульты – реку Ижим.

Но что это?

Откуда здесь мог взяться тур?

Самый младший из стажеров веснушчатый пятнадцатилетний Димка Осипов достает из тура записку и, совершенно по взрослому нахмурив брови, начинает читать ее вслух. От неожиданности кровь ударяет мне в голову. Отнимаю у Димки записку и читаю сам.

На размокшем, разваливающемся клочке бумаги, пролежавшем на хребте почти два года в консервной банке среди камней, с трудом различаю текст.

Дорогие друзья!

Этот тур сложен в честь

одного из старейших

туристов г. Новосибирска

Александра Михайловича

Филиппова,

трагически погибшего

летом 1983 г

Этот человек впервые

открыл нам всю прелесть

природы Восточного Алтая

Пусть перевал этот носит

имя замечательного

человека.

Мы ученики А.М. Филиппова

просим всех туристов, проходящих

через перевал положить свой

камень в этот тур!

24 августа 1983г

Если можно,

то сохраните эту записку.

Подпись

неразборчиво.

Вспоминается... В январе 1983 года, капитально простыв, я не пошел с Филипповым в лыжную "четверку" на Восточный Саян. За минуту до отхода поезда он, похлопав меня по плечу, проговорил:

– Ну, ничего, мы с тобой еще сходим...

Месяца через два мы встретились на проспекте Дзержинского. Прищурив левый глаз, Александр Михайлович, сообщил:

– Слушай, у меня был Чувахин и просил, чтобы ты срочно вернул штормовку, ему ее сдавать надо.

Эта встреча оказалось последней...

В июле 1983 участники предстоящей пешей "тройки" собрались в общаге СибНИА, в комнате у Ольги Хлебородовой, и руководитель – сорокавосьмилетний сухой и жилистый Геннадий Алексеевич Злобин сообщил, что самая дальняя точка нашего маршрута – Уймнские озера. Я сказал, что там однажды уже проходил с Филипповым. Гена, рассеянно взглянув в окно, промолвил:

– Филиппов... Да-да, вот вчера похоронили...

– ...??!

– А ты не знал? – спросил Геннадий Алексеевич. Я молчал минуты две, пока Ольга не сказала:

– Ну, ты не очень-то расстраивайся ... перед походом.

Закончился эрлагольский сезон 1985 года. Вернувшись в Новосибирск, я отнес подсушенную записку из тура* вдове Филиппова. Много разговаривали об Александре Михайловиче. Выслушал историю его неожиданной и загадочной смерти.

Михалыч будто что-то предвидел, но никому не говорил, всячески скрывая свое волнение. Зная Филиппова достаточно хорошо, версию о самоубийстве лично я отвергаю.

Потом у себя в общежитии, я долго рассматривал фотографии и дневники, вспомнив совет своей школьной учительницы, которой подробно рассказывал о том походе.

– Ты это приведи в порядок и сохрани, – порекомендовала Любовь Александровна, – пусть это будут "Походные заметки".

Здесь ничего не придумано. К моим девятнадцати годам – это четвертое серьезное путешествие по горам.

Позади – альплагерь "Талгр" на Заилийском Алатау с его ледниками, трещинами, вершинами, стенами, ледовым глиссированием на крутом склоне и спасательными работами. Потом в ноябре 1977 года – Каракольские и Буюкские озера на Восточном Алтае с пожаром в палатке, когда я едва не задохнулся. Затем последовал январский поход под Белуху на Центральном Алтае в сорокашестиградусный мороз с ветром.

Но таких вот приключений у меня еще не было.

Поход

К вечеру 6 мая 1978 года, мы доехали на автобусе от Бийска до села Чемал. Завтра выходим на маршрут. Во время почти часовой остановки в Горно-Алтайске посетили контрольно-спасательную службу. Наш выход был зарегистрирован весьма неохотно. Бородатый "каэсэшник" Сухов вяло разъяснял, что сейчас межсезонье, и среди туристов в районе уже есть два трупа. Однако, желанная отметка в маршрутной книжке была все-таки получена, и мы отправились дальше.

В Чемале купили хлеб для первого дня похода. Прошли семь километров до горно-спортивного лагеря НЭТИ "Эрлагол".

Лагерь расположен на обширной живописной поляне около впадения реки Куб в приток Катуни – реку Чемл. Сквозь сумерки на противоположной стороне Чемала просматриваются массивные скалы. Удивительно свежий воздух, напоенный ароматом весенних трав – дышится легко и радостно.

Здесь летом мы будем работать инструкторами. А сейчас нам предстоит главная часть инструкторского туристского семинара – пеший поход через Сумультинский хребет до Телецкого озера. Затем останутся экзамены и стажировка.

Нас семнадцать человек. Руководитель – кандидат в мастера спорта Александр Михайлович Филиппов. Отряд разбит на две группы со стажерами во главе каждой: Александром Аляевым и Михаилом Мельниковым.

Первая группа: Михаил Мельников, Владимир Коботов, Сергей Дерябин, Сергей Ульянов, Андрей Ефименко, Вера Хвоина, Алексей Шуркевич, Евгений Беляев и Борис Скворцов – автор этой летописи*. С нами же Михалыч.

Вторая группа: Александр Аляев, Андрей Изотов, Светлана Курбакова, Елена Шибаева, Владимир Жутяйкин, Ольга Черноверская и Виктор Новиков.

...Темно. Костер освещает лица ребят, многие из которых мне пока незнакомы. Некоторые участники присоединились к группам в последний момент.

Все примерно одного возраста: от семнадцати до двадцати одного года, кроме Филиппова. Ему, наверно, около сорока, он невысок ростом, но очень коренаст, широкой кости, на голове обширные залысины. С ним я ходил в ноябре в лыжную "единичку". Александр Михайлович еще и кандидат в мастера спорта по классической борьбе, преподаватель спорткафедры НЭТИ. Мужик веселый, постоянно шутит.

Вместе с Андреем Изотовым, Леной и Светой прошлой зимой мы уже дважды ходили в походы. Андрей – четверокурсник, мужественное, слегка тронутое оспинками, лицо. Он играет на гитаре, немного подражая Высоцкому. Лена -очень спортивная девушка. Это она меня затащила в зимние турпоходы, заинтересовавшись моим альпинизмом. И, кстати, чувствовала себя в них более уверенно, чем я. Света повыше ростом, немного нескладная, менее спортивная, но старательная.

Выспавшись и плотно позавтракав, мы двинулись по лесовозной дороге вдоль Кубы вверх по течению. Жара. Первым раздевается до трусов Мельников. Следом и остальные постепенно снимают с себя почти всю одежду.

– Интересно, а мы увидим в этом походе снег? – спрашивает меня невысокий, но коренастенький Женя Беляев, который идет в горы первый раз. Вспомнив прошлое лето на Тянь-Шане, наличие снега в горах ему гарантирую.

Обедали на берегу Кубы. Окунувшись в ледяную воду, загорали.

К вечеру мы дошли до правого притока – реки Сергезю и остановились на ночевку. Новички измотаны. С изумлением вижу, что хрупкий Андрюшка Ефименко закурил папиросу. Худой и высокий Шуркевич прилег, подложив под голову рюкзак, и закрыл глаза. Черные, как смоль, усы слегка обвисли, берет на голове залез на нос.

– Клещ!!! – раздается чей-то вопль. Все встрепенулись, и осматриваются. Буквально каждый находит впившихся в тело одного или нескольких клещей.

– А у меня нет! – заявляет Ефименко, и тут же я замечаю клеща, впившегося в его макушку.

– А что это у тебя на голове? – спрашиваю я вкрадчивым голосом. Глаза Андрюшки округляются. Замедленно он дотрагивается до клеща и вздрагивает...

Для меня появление клещей не было новостью. На альпинистских слетах приходилось не раз вытаскивать их, как из себя, так и из других. Для большинства же новичков – это неприятное открытие...

Прошли двадцать два километра. Некоторые участники успели набить на подошвах кровавые мозоли. Особенно жаловался Женя Беляев.

Наутро уже более спокойно сняв с себя по несколько клещей, отправляемся дальше по лесовозной дороге.

Через несколько километров, взглянув на карту, Михалыч кричит:

– Эй, впереди! На первом повороте давай направо! – и вскоре мы переходим по мостику на противоположный берег.

В нешироком распадке идет такая же дорога. Распадок – тенистый, влажный. Путь раздваивается, и Михалыч вновь командует повернуть вправо.

Очень скоро, повернув еще правее и вспугнув неожиданно выскочившего нам навстречу зайчишку, у ручья становимся на обед. Дежурный Серега Ульянов, которого друзья почему-то зовут Пром, варит, как он выразился, "блевонтин".

– Мы идем в противоположную сторону, точно на 180 градусов! – вдруг слышу я. Это Михалыч и стажеры наклонились над развернутой картой:

– Нам нужен Абаш, а это другой приток – Каяс!

– До Абаша еще пять километров!

– Если мы сейчас перевалим, то попадем на Кубу, ниже по течению!

– Черт побери! – резюмирует круглолицый Аляев, – забурились не в ту степь, потеряли полдня.

– Как это? – спрашивает Беляев.

– Как накакал, так и смякал! – моментально объясняет кто-то.

Спустившись тем же путем к Кубе и пройдя вверх по ее течению еще полтора часа, пока не начало смеркаться, встаем на ночевку.

По урочищу Абаш снова идет лесовозная дорога. Вскоре подъем становится круче, и еще километров через пять показалась избушка. Жара не спадает, шагаем полураздетые.

Распадок раздваивается. Уходим влево. Затем еще раз влево. Через километр выходим на пятачок для разворота машин.

Дальше пробираемся без тропы, прямо по каким-то кустам, достигающим человеческого роста. На границе воды, где мы устраиваемся на отдых, лежит мокрый, сугробистый снег.

По моему предложению обе группы готовят обед на одном костре, а Оля Черноверская – скромная, усердная девушка, замечает:

– Видно, что раньше вы уже ходили вместе.

Потом, забравшись по крутому подъему на гребень, мы увидели, что поднялись не по тому истоку и находимся вообще непонятно где.

– Ну, что, – ничуть не смутившись, говорит Филиппов, – ручей же вон внизу, пошли к нему.

Спуск очень крутой и каменистый, далеко внизу поблескивает, видимо, приток реки Енгожок. Очень осторожно, то и дело падая на пятую точку, более часа спускаемся к реке. Затем по едва заметным тропкам идем правым берегом вверх по течению Енгожока, пока не упираемся в прижим.

Надо переправляться на другую сторону. Около получаса мы рубим мощную сосну, но ее уносит потоком, будто щепку.

– Михалыч! Давайте, я перейду с шестом и перетащу веревку, – предлагаю я, вспомнив прошлогоднюю практику в альплагере "Талгар".

– А у тебя меховые плавки есть? – отвечает вопросом на вопрос Михалыч.

Продолжаю настаивать, и меня поддерживает подошедшая Лена Шибаева.

– А ты за него замуж пойдешь? – говорит Михалыч, грубо обрывая разговор.

Следующая сосна, немного толще уплывшей, подрублена, накреняется и падает слегка наискосок. Неожиданно у нее налету обламывается макушка. Кто-то крякнул от досады, но дерево все-таки ложится тонким концом на противоположный берег.

Пром, привязав булинем* один конец веревки к себе, без рюкзака первым идет по дереву, доходит до середины и, слегка качнувшись, грозит реке пальцем. Далее идет быстрее, обламывая мешающие ему ветки. На левом берегу Енгожока он привязывает удавкой к старой пихте веревку, а Филиппов натягивает ее с правого берега. Вторым с рюкзаком прохожу я, а последним, снимая перила, – несуетливый Андрей Изотов.

Переправившись, мы замечаем на тропе следы какого-то зверя.

– Киска! – мимоходом сообщает Филиппов. Недавно здесь побывала рысь.

Берег Енгожока заросший, тенистый. Утомительная жара постепенно отступает. День идет к закату, становимся на ночевку.

Сегодня 9 Мая, в честь дня Победы Михалыч достает фляжку спирта и... несколько сушеных рыбок. Поужинав, поем песни под гитару. Кстати, из трех взятых с собой гитар, одну уже успели сломать, когда спускались по камням в Енгожок.

Оказывается, кроме меня с Изотовым, поют под гитару Ульянов, Мельников, Дерябин, Жутяйкин и особенно душевно – Аляев.

Спалось на редкость комфортно. Палатки были поставлены на мягкий, ровный ковер изо мха. По соседству одиноко возвышался гигантский камень, величиной с трехэтажный дом. Похоже, до нас здесь никто не ночевал.

Вылезая из спальника, случайно заехал Филиппову локтем по скуле.

– Ой, извините! – воскликнул я, еле сдерживая смех.

– Эх, палатку жалко, а то бы сейчас ты у меня выпорхнул отсюда! великодушно простил Михалыч.

"Это преамбула, а где же амбула?" – подумал я вылезая из палатки...

Уходим, оставляя после себя превосходное кострище.

Тропка по Енгожоку очень слабая, часто теряющаяся во мху и в буреломе. Замшелые, глиноватые валежины – вдоль и поперек, сверху и снизу. Чтобы обойти забуреломленный участок, довольно высоко поднимаемся по склону. В одном месте приходится использовать скалолазание.

Участок пути, заваленный буреломом продолжается довольно долго. Нескоро мы спустимся к реке, которую сегодня несколько раз пересечем. Сначала -после обеда, когда увидим на правом берегу тропу, затем, – когда подойдем к прижимам.

Солнце уже садится, когда мы приближаемся к мощному левому распадку. Предположительно это и есть тот распадок, поднимаясь по которому, должны выйти на перевал Сайгонош. Но, посомневавшись, руководитель принимает решение: идти дальше вверх по Енгожоку. Переправившись вброд на правый берег, останавливаемся на ночлег.

Да, межсезонье – это межсезонье. Летом, скорее всего, здесь проходить намного проще. Хотя... Именно при переправе через Енгожок два года назад в двадцатых числах июля, погибло два человека: инструктор "Эрлагола" Владимир Сало и девушка, которую он пытался спасти.

"Вот, что такое таежная речка. Как в книгах у Григория Федосеева," -подумал я, засыпая.

Проснувшись, сначала решил, что идет дождь. Но это слегка шумел ветер, и пели птицы. Вчера набил приличную мозоль, и теперь пришлось залепить ее пластырем. Когда все окончательно расшевелились, то заметили, что стало прохладнее, а кое-где на вершинах лежит снег.

Позавтракав, мы двинулись вверх правым берегом Енгожока и тут же заметили медвежьи следы. Топтыгин идет где-то впереди нас. Филиппов время от времени смотрит на карту и хмыкает. Дело в том, что приток, ведущий на перевал Сайгонош, мы, по-видимому, уже проскочили.

Пора становиться на обед, и тут Михалыч насмешливо кричит:

– Часа через три будем на Альбагане!

Альбаганский перевал – это перевал с верховьев реки Лож на реку Ижим – один из истоков Малой Сумульты. Выходит, сделали лишнюю петлю. Недовольно морщится нетерпеливый Мельников. Оживленно вскидывает голову Аляев, который годом раньше уже побывал на этом перевале.

Пообедав, почувствовали, что стало еще прохладнее, неожиданно появляется туман. То тут, то там виднеются островки снега. Идем дальше, туман сгущается. Вот уже идем по снегу. Лена Шибаева, видимо во время обеда, зацепилась за сучок и порвала штормовые брюки. На голом бедре сквозь здоровенную прореху видно глубокую царапину.

– Ну вот, теперь будет шрам через всю ногу, в горах всегда так, сетует она.

Постепенно туман превращается в белую мглу. Белый снег и белый туман сливаются. Видно лишь несколько человек сзади и столько же спереди. Наступаем на ямки, невидимые глазу, но хорошо ощутимые. Вот что-то просматривается впереди и, как будто, далеко. Делаешь два шага и оказывается, что это – камень, причем совсем рядом.

Теряется ощущение времени и пространства. Кажется, долго еще движемся по белой мгле, пока не замечаем, а лучше сказать, не ощущаем, что слева от нас – снежный обрыв.

Михалыч достает веревку. Андрей Изотов на страховке подходит к краю, но белая мгла не дает ничего разглядеть. Мы проходим вдоль карниза взад и вперед, но такое впечатление, что ему конца-края нет. Приходится вернуться к месту обеда и вставать на ночевку.

– А вот это уже амбула! – подумал я, вспомнив вчерашнее утро.

– Сурово! – говорит Вера Хвоина – полная, энергичная девушка. С ней мы учимся в одной группе на втором курсе самолетостроительного факультета НЭТИ.

– Не сурово, а хренво! – поправляет Верку Мишка Мельников.

– Сроки становятся угрожающими, – добавляет он.

Я с ним полностью согласен, но Филиппов – непререкаемый авторитет, и в случае необходимости сам должен принять решение.

Слегка порошит снег. Раскидываем палатки, у нас их три. В Михалычевой перкальке сейчас ночуют четверо: Михалыч, я, Андрей Ефименко и Леша Шуркевич. Порядком измотавшись, Леша после ужина сразу заползает в спальник – поскорее на боковую. Михалыч делает на карте красным карандашом пометки, затем, взяв кинокамеру, залезает в палатку перезаряжать пленку.

"А не пора ли сокращать маршрут?.." – думаю я, но вслух произнести это не решаюсь.

Следующее утро ясное. Всюду лежит снег, туман рассеялся. Могучие корни кедра завешаны носками дежурных. Прохладно...

Мы отправляемся туда, где вчера стояла белая мгла. Добираемся до снежного карниза, подходим к краю.

Вот это да!!!

Мало того, что за ним – обрыв метров двести, еще и сам-то карниз нависает вперед метров до десяти!!! И по этому козырьку мы вчера топтались! А каково, если бы он под нами оборвался! А?!! Кто-то ошарашено говорит:

– Ни себ чего!

Оказывается, сами того не ведая, вчера мы подвергались серьезной опасности.

– Кто еще не видел перевал Альбаган? – спрашивает Аляев, – Вот он перевал Альбаган!

Слева впереди, несколько ниже того места, где сейчас стоим – красивый, почти симметрично обрамленный двумя гольцами, перевал. А мы, как выясняется, в поисках прохода через карниз забрали влево и вверх. Теперь, найдя более или менее подходящее место, с большой осторожностью сходим вниз. Оглядываюсь. Люди – один над другим.

– А ведь вчера мы могли запросто спустить лавину! – констатирует Мельников.

Теперь идем вниз по новой речке, совершенно не похожей на прежнюю.

– Был Енгожок, а теперь Ижим, – говорит Михалыч. Весело журчит вода. Тепло, но на северных склонах лежит снежок.

Идущий первым, Мельников потерял тропу, в результате, мы выскочили на резкие сбросы высоты слева от основного русла, к тому же еще и заваленные буреломом.

– Больше ты меня на такие штучки не затащишь! – говорит Кадет после того, как мы на тропу выкарабкались. Кадет – это мой однокурсник Витя Новиков, так его прозвали потому, что раньше он учился в суворовском училище.

Между прочим, я его и не затаскивал в поход. Он просто видел, что я хожу в горы и каждый раз возвращаюсь довольный. Но самое главное, ему нравится моя одногруппница Вера Хвоина, вот он и пошел. А Верку, пожалуй, я действительно затащил, но не силой, а убеждением и личным примером.

Часа через два долина реки немного расширилась, и на поляне показались деревянные идолы. Это означает, что мы вышли на плановую тропу всесоюзного туристского маршрута No 77. Предполагается, что дальше пойдем только по ней. Останавливаемся на обед прямо у идолов на готовом кострище.

После обеда почти сразу приходится переходить вброд ледяную Ижиму. Андрей Изотов переносит девушек на руках. Пройдя примерно километр, мы оказываемся у слияния двух рек.

Самоуверенный Мельников, не вняв моему совету приостановиться и подождать всех, повел народ по мощной тропе влево. С нами увязался и Кадет, оторвавшийся от своей группы, а Михалыч в тот момент, наоборот, шел где-то сзади. Только километра через два Мишка наконец смекнул, что идем неправильно и повернул обратно. Навстречу шла Лена, которую без рюкзака послали за нами.

Тем временем остальные налаживали навесную переправу.

– Вроде ведь ясно, – внушает Филиппов, – на карте нужный приток обозначен ровно через километр, а вы куда упиликали?

– И я сдуру за вами ушел, – подхватывает Кадет.

Переправившись, двинулись по правому берегу Тюрдема. Тропа раздвоилась. Смотрю: участники сначала идут вправо, но, дойдя до скалы, возвращаются и идут левой тропой. "Интересно, что это там?" – любопытствую я и иду вправо.

Приблизившись вплотную к скале, я неожиданно обнаруживаю гладкий прижим, который не позволяет пройти по береговой кромке. Вспомнив прошлогодний альплагерь, лезу по скале, используя при этом очень маленькие зацепочки и уступчики.

Так метрах в шести над бурлящей водой, не снимая рюкзака, я проскребся по всему прижиму и, вполне довольный собой, догнал Михалыча, который шел предпоследним передо мной. Группа растянулась, и наш разговор никто не слышал.

– Это как называется? – не оглядываясь, негромко спрашивает Филиппов.

– Осмотрел прижим! – бойко отвечаю я.

Михалыч поворачивается ко мне, и я вижу, что он страшно зол.

– А если бы ты... грохнулся?! Идешь замыкающим – и лезешь на стену!! Ты что, хочешь, чтобы я тебе по шее дал?!

Я ошеломленно моргаю глазами.

– Ну,... извините,... я, честное слово,... без задней мысли, – бормочу я растерянно.

– Вот так каждый будет "без задней мысли", а я потом – отвечай. Ты бы сейчас загремел, а мне – тюрьма! – остывая, внушает мне руководитель похода.

Поняв, что гроза миновала, виновато поплелся за ним. И вдруг увидел на тропе маленький блокнотик и авторучку. Наклонился и поднял. Это был хронометраж нашего похода.

– Михалыч, это не Вы потеряли? – поспешно спрашиваю я, стараясь загладить вину.

– Это Андрюшкин, наверно, – отвечает Филиппов, – он же у нас хронометрист.

Вскоре мы с Михалычем сравнялись со всеми.

– Я это выронил, что-ли? – удивляется Ефименко, принимая свою потерю.

Понемногу смеркается, но решено как можно ближе подойти к Тюрдемскому перевалу, чтобы с утра, пока снег на перевале еще не размякнет, взойти на него с наименьшей затратой сил. Ощутимо холодает. Лес становится реже. Солнце касается своим краешком гор, а мы все идем, подыскивая подходящее место для палаток. Уже порядком темнеет, когда мы останавливаемся. Почва под ногами твердая, замерзшая.

Удачное место для ночевки своей группы выбрал Аляев. То, что досталось нам, не устроило Филиппова, и он нашел другую площадку метрах в двухстах от костра, который разводили дежурные.

– Холодно спать будет, – предположил он, подойдя к костру, – я там полиэтилен расстелил, можете идти укладываться.

Михалыч взял в поход свою компактную перкалевую "памирку" и самодельные складные колья к ней, поэтому ставилась его палатка очень быстро.

И тут обнаружилось, что Вера наша что-то загрустила, загрустила, отошла в сторонку, села камень, и вот уже слезы у нее навернулись на глаза.

– Что случилось? – озадаченно спросил я у Филиппова.

– Все нормально, – усмехнулся тот, – по дому скучает, она ведь первый раз в таких условиях. Это скоро пройдет.

На следующий день предстояло дежурить мне и Леше, и по моему предложению мы с вечера натаскали здоровенную кучу дров, благо их тут было предостаточно.

Утром мы с Лешей вскочили на целый час раньше, чем обычно встают дежурные, и работа закипела. Один разводит костер, другой рубит дрова. Один бежит с котелками за водой, другой готовит продукты.

При возникшем дефиците времени нужно было с подобными делами справляться быстро. Никогда еще так скоро не готовился завтрак, но, к сожалению, сонные участники вылазили из спальников слишком медленно.

Одним из первых выскочил Филиппов. С ужасной щетиной на лице, в коричневой шапочке на голове, с заспанными глазами и слегка опухшим лицом.

–А-а-а-ха-ха-ха-ха! – кричит он во все горло, разгоняя сон.

Снимаем палатки, отдираем от земли примерзший полиэтилен.

Мишка Мельников отчитал Ульянова за то, что тот "как всегда слишком медленно собирается". Пром слегка смутился, но промолчал.

Двинулись вверх по Тюрдему. Идем, как мне кажется, слишком медленно. Вскоре вода заканчивается, под ногами – сухое, все более выполаживающееся русло. Тропа уходит под снег. Смерзшийся за ночь снежок энергично хрустит под вибрамами.

Я и Мельников вырываемся далеко вперед, оставляя за собой це-почку следов. Лезем, что есть силы на перевал. Чувствуется, что Ми-шка – мужик волевой и очень упрямый. Между нами завязывается разговор.

– Давно туризмом занимаешься? – спрашивает он.

– Прошлым летом – альплагерь, потом два зимних похода. А ты? -интересуюсь я.

– Ну, я пока сходил только в "единичку" на Караколы в ноябре с Лаврухиным.

– Так ты не на втором курсе?

– Нет, на первом.

Мы на самом верху. Достав карту и компас, Михаил начинает ориентироваться.

– Странно, – удивляется он, – что-то не похоже на перевал!

Он спускается чуть вниз за перегиб и внимательно смотрит на открывшийся пейзаж, потом на карту и недоуменно пожимает плечами:

– Идти-то дальше некуда!

Теперь я смотрю на карту. В самом деле, идти некуда, потому что водораздел явно поднимается. Вглядываюсь еще раз вперед.

Подошли все, и Михалыч спросил:

– Ну, что вы там увидели?

Взглянув на карту, говорит:

– Ха! Проскочили! Ну, давайте спускаться здесь.

Спуск не был трудным. Мы просто прошли по верховьям Тюрдема несколько дальше, чем следовало, и перевалили не в самом низком месте.

Чем ниже мы спускаемся, тем снег под ногами делается все более мокрым, и его становится все меньше. Наконец, в верховье реки Кара-Су появляется тропа. Теплеет, а затем и вовсе наступает жара.

У слияния рек Кара-Су и Коный устраиваем обед на стоянке плановиков. Мощные тропа и кострище, в кустах – гора консервных банок и перевернутое проржавленное ведро.

Из зимы с ее снегом и холодом мы прибыли в знойное лето. Повеселели. Разделись до пляжного вида. Все мокрые и не очень мокрые вещи, включая палатки и спальники, разложили на солнышке.

Мы с Лешей моментально развели костер и сварили обед. На это ушло всего минут двадцать. С теплом появились и клещи. Первого обнаружил Женя Беляев, второго – я.

Отдохнуть практически не удалось, передышка оказалась короткой, несмотря на то, что хотелось и поспать. Требовалось скорее идти вперед, наверстывать упущенное время.

Пообедав, упаковали рюкзаки, но произошла задержка: Филиппов вел разговор о провизии с Мельниковым и Шуркевичем. Последний – завхоз в нашей группе.

Похоже, руководитель был крайне недоволен раскладкой продуктов. Когда мы двинулись, Михалыч решил идти замыкающим, и его необычно злое лицо видел каждый, кто его обгонял. Мне стало не по себе. Если у руководителя похода такое настроение, то не жди добра.

Леша выглядит неважно. Небывалые для него нагрузки, история с раскладкой и недоброжелательное отношение к нему некоторых участников, в особенности Верки Хвоиной, делают свое дело. Он, похоже, совершенно измотан.

На первой же передышке большинство походников задремало. Собрался подремать и я, но в это время подошел Филиппов. Он выглядел теперь как всегда полушутливо и был в хорошем настроении. У меня отлегло от сердца.

Накапливался недосып, и на каждой остановке мы стремились хоть чуть-чуть поспать.

Но вот снова идем по мокрому снегу вверх. Подъем крутой, отдыхаем через каждые двадцать минут. Явно перевал не проглядывается, продвигаемся наобум, а затем по медвежьим следам.

Когда мы наконец-то выбрались на водораздел, то сразу же приободрились: к дереву прибита железная табличка с цифрами "77". Сле-ды медведя вывели нас точно на Акса-Азканский перевал, где проходит плановая тропа 77 маршрута. Спуск с перевала ведет к реке Акса-Азкан.

Вначале было круто, заснежено, с угрозой схода мокрой лавины. Чтобы ее не подрезать, Михалыч предложил оригинальный способ прохождения опасного участка. Велел достать весь имеющийся у нас полиэтилен и положить на него рюкзаки. Затем, придерживая, кое-где подталкивая и опираясь на них, бежать рядом.

Когда более половины группы выбралось на безопасный участок, несколько человек наверху прямо над нами решили ускорить спуск, не подозревая, что впереди снежная крутизна с большим перепадом высоты. Усевшись на рюкзаки, они "паровозиком" поехали вниз. Увидев это, Филиппов аж подскочил:

– Ну, все б..., сейчас спустят лавину! Э-э-э! – заорал он изо всех сил, – Прекрати-и-ить!

Безобразие было моментально прекращено.

– Александр Михайлович, а вот я читал, что лавину можно вызвать и громким криком тоже?

– Смотря какую, – отвечает мне Филиппов, – вот здесь хоть сирену можешь включить, и ничего не будет – снег мокрый, а подрежешь его, слетит и так утрамбует, что стамеской потом тебя выколачивать...

Останавливаемся на ночевку на первом же удобном месте в зоне леса. Тяжелый был сегодня день, зато взяли целых два перевала.

Несмотря на обилие дров, костер никак не хотел разводиться. Поленья были слегка сыроваты, а мы сидели в каком-то непродуваемом месте. В конце концов в процесс вмешался Филиппов:

– Ну, что, сделаем по-таежному, – произнес он, разбирая сложенный дежурными "колодец".

Выбрав три самых толстых обрубка, Михалыч сделал топором на них затесы, затем уложил эти поленья вплотную друг к другу на кострище. Настрогав стружек и щепок, он бросил их кучкой сверху и поджег. Постоянно поддувая, он подкладывал все более крупные щепки, пока не образовались угли, на которые он переложил сверху одно из поленьев. Через некоторое время костер полыхал на славу.