Текст книги "Капсула"

Автор книги: Борис Пшеничный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Покровский предложил ему присоединиться – за компанию, стал соблазнять консервами – этого добра на всех хватит, не везти же обратно. Костя от всего отказался. Он недавно заправился, и вообще они здесь едят мало, никакого аппетита, в горло ничего не лезет. К тому же на пустой желудок легче, не так мутит.

Поперхнувшись, Покровский уронил с ложки кашу, отодвинул от себя тарелку.

– Что ж это вы? – огорчился Костя. – Вам еще можно, вы у нас всего второй день... Ну, хоть кофе, от него ничего не будет.

Кофе он выпил, хотя как раз кофе был ему противопоказан. Видела бы жена...

С суетливой поспешностью, будто кто гнал его, Костя стал убирать со стола. И делал все шумно – гремел посудой, топал сапогами, без умолку и громко болтал. Но, странно производимый им шум лишь оттенял гулкое безмолвие лагеря.

– Тихо то как?! – вырвалось у Покровского.

– А вы разговаривайте, больше разговаривайте – и не будет тихо.

– Даже птиц не слыхать.

– Птиц-то нет, улетели. Не заметили разве? – Костя хитренько улыбнулся. – Все зверье поразбежалось. Козявки, мураша не найдете. Тля несчастная – и та сгинула.

Покровский повел головой за плечо. Стал озираться.

С Карповым он увиделся час спустя, когда отряд вернулся с озера. Вспомнив, что собирался поблагодарить за саквояж, с этим благим намерением подошел к майору. Но тот даже слушать не стал. Вдруг ощерился, посмотрел недобро. Что за бредни? Какая там, к дьяволу, любезность? Никакого одолжения он не делал и не собирался делать. А что вещички упаковали – так это в путь-дорожку, чтобы поскорей выпроводить. Уже и вертолет вызван. Еще утром, по рации. Так что в шестнадцать ноль-ноль быть на вертолетной площадке.

– Сейчас, – майор посмотрел на часы, – без семи одиннадцать. В вашем распоряжении... Сами посчитайте, сколько еще вам слоняться.

Когда говорят таким тоном, возмущаться, спорить бесполезно. Обескураженный Покровский потребовал связать его со штабом округа.

– Не могу. – Карпов изобразил сожаление. – Рация свернута. Мы уходим отсюда, сматываемся.

Только сейчас Покровский обратил внимание на суету в лагере. Солдаты валили палатки, антенну уже убрали. Появились какие-то ящики, тюки.

– Как же так? – окончательно растерялся он. – Хотя бы предупредили. Я же ничего не успел.

– Это уже ваши заботы.

Свои заботы Покровский ни на кого не перекладывал, но и решать за себя никому не поручал. Никуда он не полетит, пока основательно не разберется. От него ждут обстоятельного доклада, четкой экспертной оценки, а что он сумел узнать? Даже не разглядел как следует. Хорош, скажу, эксперт. Полистал бумажки, прогулялся по тропинке, наслушался солдатских матюков – и все дела? Ах да, еще страху натерпелся, скверный сон увидел. Масса впечатлений! Ученый совет ахнет.

– Да вы ничего больше и не узнаете, – убежденно сказал Карпов. – Она не позволит.

– Я не собираюсь у нее спрашивать.

– Тогда я не позволю, – пообещал майор. Он произнес это спокойно, без тени угрозы или вызова, но почему-то профессору стало не по себе.

– Поймите, – почти просительно сказал он, – мне необходимо побывать там. Хотя бы еще раз.

– Не получится. Никто с вами не пойдет.

– Может, я сам, один?

Видимо, это прозвучало настолько наивно, что Карпов и возражать не стал. Ребенку захотелось дотянуться рукой до луны, пусть тянется, зачем запрещать?

– Гуляйте, профессор, отдыхайте, – сказал он снисходительным тоном старшего и направился к солдатам руководить, сборами.

Если бы от взгляда возгорались вещи, – гимнастерка на его спине уже бы дымилась.

Стоя посреди разоренного лагеря, Покровский прикидывал, что предпринять. В принципе он волен поступать, как найдет нужным, Карпов ему не указ. Это – в принципе, а реально? Самое реальное пока что – угроза майора: не позволю! Интересно, на что тот решится, если он все-таки надумает идти к капсуле? Арестует? А ведь может, и арестует, такой на все способен. Потом и оправдываться не станет, скажет, вынужден был, эксперта берег, в его же интересах. Надо полагать, уже и почву подготовил, донес до начальства, что ночью у профессора сердчишко шалило.

Подошел Костя, поставил к ногам саквояж.

– Вот. Сказано отнести вам.

"Сказано", конечно, майором. Настраивает на скорый отъезд: сиди, мол, на чемоданах и не суетись.

– Постойте! – Профессор ухватил Костю за руку. – Выручите меня. Я собираюсь туда, к капсуле. Не могли бы вы со мной? Только проводить.

Солдат испуганно отдернул руку.

– Нельзя! Она не хочет.

– Да кто сказал, что не хочет? Мы не надолго: посмотрим – и сразу назад.

– А вдруг сорвется, упадет?

– Вы о чем, Костя? Кто упадет, куда?

– Она же висит, – солдат приглушил голос, будто испугался, что их могут услышать. – Сам видел – висит. Мы подойдем, а она сорвется.

Покровский усадил Костю на саквояж, присел перед ним на корточки, затеребил за колени: говори же, говори! Надо было вытрясти из него все, что тот навоображал в суеверном страхе, – пусть даже это будет сплошной бред. С чего он взял, что висит? Не может висеть такая махина. Лежит она, лежит! В центре чаши, на самом дне.

– Так вы из окопа смотрели, сверху, – горячо стоял на своем Костя. Там – правильно, кажется, что лежит. А я обошел – с того края, где пониже будет. И тоже поначалу не поверил: на весу она, как бы парит, от земли метра два, нигде не касается.

– Вот вы и покажете то место, вместе посмотрим. Мы идем, сейчас же!

Костя заколебался, даже привстал от внутреннего напряжения.

– Майор не разрешит. Он сказал, никто больше туда не пойдет.

Покровский тоскливо поискал глазами Карпова, направился к нему.

Сборы подходили к концу. Солдаты стаскивали упакованное снаряжение в одну кучу. Здесь же расхаживал майор, весь в заботах и хлопотах, что-то подсказывал, сам брался подправлять, утягивать и упорно не замечал увязавшегося за ним эксперта.

Есть много способов привлечь внимание, и самый верный – удивить. Приблизившись сзади, Покровский по-петушиному вытянул шею и оглушительно прокукарекал. В самое ухо.

– Что с вами, профессор?! – оторопел Карпов.

– С ума сошел, спятил, как и вы, как все здесь. Я прошу, нет, настаиваю, чтобы вы разрешили тому молодому человеку сопровождать меня. Он не возражает.

– Это кто такой храбрый? – Майор пристально посмотрел на застывшего у саквояжа солдата. – Одного я отправлю с вами на вертолете, по нему госпиталь соскучился. Хотите, чтобы и этого туда же?

Он выбрался на тропу, оглянулся. Пока никого.

Не верилось: ушел, он ушел! Забрался в те самые кусты, куда солдаты ходили на ветер, и уже оттуда кружным путем – на тропу. Все получилось как нельзя лучше, никто не заподозрил, хотя и видели, – решили, что по нужде. Ему и в самом деле приспичило, а когда присел, сделал, что требовалось, тут и осенило. Кругом заросли, даже прятаться не надо, встал в полный рост и потел.

В лагере, конечно, скоро спохватятся, кинутся искать. Где искать – тоже раздумывать не будут. Но пока туда-сюда, он уже далеко уйдет, догнать и вернуть вряд ли успеют. И все же.

Он пробовал бежать, сразу задохнулся и решил, что шагом будет вернее, только бы не останавливаться. На ходу сжевал таблетку. На всякий случаи. Не доверял своему изнеженному сердцу – вон как зачастило, захлюпало, а еще идти и идти. Впрочем, паниковать не было причин. Шагалось не ахти как резво, на подъемах совсем еле-еле, но выходило все же быстрее, чем в тот раз, когда тащился за Карповым. Знакомая дорога всегда короче. Вот уже и ложбина позади.

Горная тропа живописна, но одному лучше не ходить – жутковато. Что только не чудится, не мерещится! В скалах кто-то прячется, из расщелин кто-то высматривает. Вздрагиваешь от каждого шороха, обмираешь чуть что мелькнет или шевельнется. А если кругом совсем мертво, – того хуже. Оторопь берет, когда ни птичьих голосов, ни стрекота насекомых.

Теперь он знал, почему так тихо. Костя просветил, однако это ничего не меняло. Напрягая слух и зрение, он настороженно посматривал по сторонам. Было бы, возможно, веселей, появись что-нибудь бегающее, скачущее, ползающее, хоть бы муха пролетела, но нет же, никакого движения. В пустыне больше жизни.

Заметив что-то под ногами, он присел, нагнулся – похоже, червяк или гусеница. Ошибся – всего-навсего скрюченый обломок ветки.

И тут грохнуло!

Где? Что? От неожиданности – одна ошалелость, ничего не понять. Как если бы и среди ночи в комнате обрушился потолок. Взрыв? Гром? Обвал? Уже придя в себя, догадался: это там. Там что-то произошло.

Мелькнула сладкая, желанная мысль: не повернуть ли назад? "Куда меня несет, зачем?" Сама затея с визитом к капсуле показалась вдруг пустой, ненужной сейчас, пожалуй, он не стал бы противиться, если бы его догнали и повели в лагерь. Послонялся бы с часок-другой, а там, смотришь, и к вертолету пора.

Как это Костя сказал? "Нельзя, она не хочет". Может, так и есть – не хочет, и все это – ее проделки. Метод у нее сегодня такой: припугнула грохотом, ошарашила и теперь давит на психику, гонит от себя: давай поворачивай, не смей приближаться! И не отступится, будет давить. Что еще она выкинет?

Он не очень удивился, увидев впереди Карпова. Ко всему был готов. Майор поджидал у тура. Стоял на тропе, ноги расставлены, руки на поясе. При оружии, кобура из-под локтя выглядывает. Впрочем, он и раньше был с пистолетом. На физиономии – улыбка, вовсю ширь. Вот что настораживало – он улыбался.

– Не напугало вас, профессор?

Покровский не ответил. "Что, собственно, должна было напугать – грохот или твое появление здесь?"

– Что это было? – спросил он.

– Оползень. Там все склоны ухнули. Нервничает она, горы рушит.

– Вы ходили туда, видели?

– Зачем мне ходить, я и так знаю.

"Не слишком ли много ты знаешь?" Покровский старался не смотреть майору в лицо, сбивала с толку улыбка. Чему бы улыбаться? Ждет, видимо, когда спросят, каким чудом он здесь оказался. И вправду невероятно, словно джин из бутылки.

Майор сам объяснил:

– По прямой бежал, поверху. Попотел, правда, а все же успел.

– Можете не рассказывать, мне это не интересно.

– Так считаете? А что если другой дороги сюда нет – ни поверху, ни понизу, только эта тропа, и тем не менее я здесь?

– Но вы же сами сказали: по прямой.

– Я много чего могу сказать. Вдруг обманул?

– Зачем? – Покровский не мог уяснить, чего майор добивается.

– Вот, вот, вы еще ничего не поняли.

Майор сошел с тропы, стал обходить профессора по кругу, но когда тот попытался продвинуться вперед, снова оказался перед ним, загородил дорогу.

– Видите ли, – продолжал он, – место здесь сволочное, всякое может померещиться, самое неожиданное – видение или еще что. Вы и обо мне могли подумать: как же так, Карпов ведь там, в лагере, а этот, что перед вами, выходит, двойник, фантом какой-то. Вот я и хочу, чтобы вас не смущало, как это и впереди очутился, – поверху обошел. Значит, я – настоящий, никакого обмана. Можете пощупать, – майор протянул руку.

"Да он сумасшедший! – холодея, подумал Покровский. – И улыбка его – от безумия".

– Что вы! – поспешил заверить. – Зачем щупать? Я и так не сомневаюсь.

– Это хорошо, что не сомневаетесь, – майор засмеялся, обнажив зубы. – А я себе уже не доверяю. До галлюцинаций дошло. Все вроде нормально – и вдруг появляется.

– Что появляется? – вырвалось у Покровского.

– Всякое. Вы, например, – Карпов выжидающе посмотрел на эксперта: как тот воспримет? – Только что. Стою я здесь, караулю и вижу: идете. Двинулся было навстречу, а вас уже нет, пропали. Потом опять показались, совсем близко, и снова никого. Несколько раз так-то появитесь, то исчезнете. Или сразу двое, в разных местах, и оба – как настоящие. Вот и думай что хочешь. Признаться, я и сейчас не совсем уверен... Можно потрогаю?

Он приблизился, неуверенно коснулся ладонью плеча. Почувствовав плоть, нервно сдавил пальцами. Покровский не отступил, не уклонился – будь что будет. В безумие майора не верилось, тут что-то другое.

– Убедились? – спросил, высвобождая плечо.

– К сожалению, – непонятно ответил Карпов. – Лучше бы быть вам призраком.

Он стремительно отошел, встал у тура, приняв решительную позу постового, охраняющего сверхсекретный объект. Лицо сразу стало каменно-казенным, глаза смотрели пронзительно и холодно – не глаза, а амбразуры.

– Теперь уходите, – потребовал он. – Слышите? Уходите немедленно!

– Да что случилось? Какая разница, раз я уже здесь. Мне только посмотреть.

– Нет! – майор перегородил собой тропу. – И не пытайтесь.

– Ну хорошо, – как можно спокойнее сказал Покровский. Отчаяние прибавляло ему терпения и выдержки. – Допустим, я уйду, но что это изменит? Завтра прилетит другой, и не один – целые полчища. Ринутся сюда же, и вы ничего, поверьте, не сможете сделать, вас попросту уберут.

– Уберут меня – кто-то другой будет. Или она, – майор показал в сторону капсулы, – еще что-нибудь придумает.

Лицо Покровского покрылись испариной. Вот оно что! Этот маньяк в погонах вообразил себя душеприказчиком капсулы. Он стоит здесь цербером не по своей воле – так, мол, ей надо.

– Это она велела никого не подпускать, да?

Вопрос, видимо, не понравился майору, его передернуло. Люди, стоящие на посту, не любят, когда их расспрашивают.

– Я сам знаю, чего она хочет, – отчеканил он. – Уходите!

– Минутку, майор. Еще один вопрос. – Покровский шагнул навстречу.

– Назад! – угрожающе крикнул Карпов.

– Уйду, сейчас уйду. Хочу только спросить: вы уверены, что там какая-то капсула? Вдруг это – всего лишь иллюзия? Вы же сами сказали: место здесь сволочное, всякое может померещиться. Вот и нам – померещилось.

– Так я вам о том же! – неожиданно просветлел лицом майор, – Да вы понять не хотите, прете, как осел. Бежать отсюда надо, и чем быстрей, тем лучше. Все равно ничего не добьетесь, не откроется она. А будете упорствовать, – сомнет, раздавит.

– Но почему? Чего ей скрываться?

– Опять за свое. Вот вы – слабый, больной человек, страшно вам, сердце на пределе, – вы можете сказать, чего ради лезете на рожон, что вас сюда гонит? Да, помню, помню: первородный грех, Молох познания, люди так устроены... Она тоже так устроена – быть вечной тайной. Фига в кармане вот что она такое! И больше никаких вопросов. – Майор рубанул воздух ладонью. – Ступайте, профессор. Бегите, пока не поздно.

Он не успел объяснить, почему будет поздно. Колыхнулась земля, дрогнул воздух. Гребень горы прогнулся, как при сильном взрыве, но самого взрыва не было слышно. Прямо над котловиной, где находилась капсула, высоко в небо взметнулась и зависла, медленно клубясь, не то пылевая, не то грозовая туча.

Покровский узнал ее – она привиделась ему прошлой ночью, и сам он словно перенесся в тот зримый, вещий сон, со всеми его видениями и страхами, с предчувствием надвигающейся и уже скорой беды. Туча прятала в себе нечто невообразимо огромное, похожее на гигантский водопроводный кран, и надо быть там, на самом дне чаши, чтобы видеть, как из провальной черноты его нутра свисает свинцовая капля. Взбухшая, она пока держится, но вот-вот сорвется и тогда – конец. Всему конец.

– Убирайся! – взревел майор. – Проваливай! Бегом! – Рука потянулась к кобуре.

Покровский заметил жест, понял его значение, но хоть бы что дрогнуло в нем. Если бежать, то только вперед, в гору – туда, где кончается тропа, а с ней и все земное, и где вершится нечто неведомое, потаенное, чему и названия нет.

Оттолкнув майора, он устремился к гребню горы.

– Куда? Назад! – неслось в спину. – Стой! Стрелять буду!

Профессор на ходу сбросил пиджак, стянул с шеи галстук. Кому это там кричит безумный майор, кого грозится застрелить? Ему же было сказано: людей не переделать и никаким карантином не остановить, никакими страхами не удержать. Ну, стреляй, стреляй! Хоть всю обойму разряди. Он и с пулей добежит, на локтях доползет. Лишь бы увидеть. Взглянуть только. Одним бы глазом...

На исходе тропы, уже у окопа, он споткнулся, неловко упал, не успев выставить руки. В груди что-то оборвалось, жалко хлюпнуло, разлилось теплой водицей. Ему еще удалось встать на колени, почти выпрямился и вновь рухнул, схватившись за сердце. "Что же ты, подлое... Стучи же, стучи, работай!"

– Таблетку! – прохрипел он.

Майор бежал, размахивая пистолетом, и был уже в нескольких шагах, но вдруг остановился в растерянности, блуждающим взглядом повел по сторонам.

– Где вы, профессор? Куда пропали? Я вас не вижу.

Прислушиваясь, выждал. Снова позвал и, не получив ответа, попятился. Сухой блеск догадки загорелся в его глазах.

– А, понимаю, – сказал, обращаясь к кому-то невидимому. – Так ты со мной опять в прятки? Я ведь знал, что ты меня дуришь, под профессора рядишься. Что ж, давай еще поиграем. Только теперь уж щупать не буду, я тебя по-другому проверю.

Он вскинул пистолет.

– Ну, где ты там? Покажись!