Текст книги "Швеция под ударом. Из истории современной скандинавской мифологии"

Автор книги: Борис Григорьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

 

В Карлскруне. Справа налево: 2-й секретарь посольства СССР в Швеции Б. Григорьев, военно-морской атташе В. Просвирник, офицер связи П. Бьёрлинг

– Вот вы тут сидите, Андрей Сергеевич, и ничего не знаете, что ваш подчиненный в Стокгольме арестован.

С этими словами шутник положил перед «направлением» газету с упомянутым выше снимком. Эффект превзошел все ожидания.

– А почему же резидентура не докладывает об этом?

– Андрей Сергеевич, вы как малое дитя. Кому надо, тому и доложили.

– Ну, знаешь… – направленец задумался. За свою долгую службу в разведке он повидал многое. Могло случиться, что информация о моем аресте прошла мимо него, а может, и мимо руководства управления? Он рванулся к выходу.

– Андрей Сергеевич, да куда же вы?

– Как куда? Пойду доложу генералу.

Тут шутнику стало стыдно, и он признался, что это был розыгрыш.

…А день действительно прошел в томительном ожидании сдвига и ничего обещающего нам не принес.

В 13.00 Л. Лейфланд позвонил своему шефу Улльстену домой на Флорагатан и поднял не выспавшегося после ночного бдения министра с постели сообщением о том, что советский посол М. Яковлев просит аудиенции. Уле Улльстену ехать на работу неохота, и он пригласил посла вместе с начальником первого политического департамента Ёраном Бергом и генсеком к себе домой. Л. Лейфланд был слегка шокирован этим приглашением, а также тем, что к телефону сначала подошла подруга и сожительница министра, но дипломатично согласился.

– Ула, чем будем угощать посла? – Спросила подруга.

– Соком и шерри, – предложил Ула и стал одеваться.

Ёран Берг дежурил в подъезде в ожидании Яковлева, а когда тот наконец появился, проводил его в квартиру своего шефа. Посол тяжело опустился в кресло и предоставил второму секретарю Анатолию Новикову возможность зачитать на шведском языке текст официального заявления из Москвы.

Если отвлечься от вступительных фраз и дипломатического этикета, то заявление сводилось к тому, что советская сторона согласна на встречу командира подлодки со шведскими представителями на борту лодки, потому что в соответствии с уставом ВМС СССР командир судна не имеет права покидать его в момент бедствия. На встрече должны присутствовать советские дипломаты, командированные посольством в Карлскруну.

– Швеция не может принять опрос командира на борту лодки. Это должно произойти на шведской территории, – решительно не согласился министр. – Если вы, господин посол, хотите, чтобы лодка была снята с мели, то опрос командира должен проводиться на наших условиях.

Посол ушел, чтобы доложить в Москву результаты своей беседы с Улльстеном.

Судя по всему, одним из препятствий во всём деле с лодкой стало присутствие двух дипломатов в Карлскруне. Шведские политики и чиновники, как мы узнали потом, не были едины в том, как и где проводить опрос (допрос) А. Гущина. Многие члены правительства допускали, что можно было согласиться с русскими и опросить его на борту лодки, но как туда пустить двух дипломатов? Другие утверждали, что опрос на борту лодки принципиально невозможен для Швеции, он должен состояться либо на берегу, либо на шведском судне, но из-за этих чертовых русских дипломатов место опроса должно быть выбрано за пределами запретного района.

Как будто 60 иностранцев на борту U-137 уже несколько суток не сидели в запретном районе и не наблюдали за всем происходящим! Если уж быть до конца последовательным, то лодку надо было снять с мели в тот же день, как ее обнаружили, и отвести за границы секретного района.

Также головную боль для военных при выборе условий для опроса представляли журналисты. В конце концов был выбран вариант опроса Гущина на шведском судне за пределами запретного района: и журналистов не будет, и за дипломатами присмотреть будет куда легче!

В этот день береговая артиллерия сделала 2 пробных выстрела в непосредственной близости от места аварии. В сочетании с тем, что острова вокруг лодки буквально кишели перемазанными сажей шведскими десантниками, выстрелы выглядели довольно провокационно. По этому поводу мы заявили шведским военным протест и по телефону доложили об этом Е.П. Рымко. В посольстве быстро реализовали нашу информацию: советник-посланник позвонил Л. Лейфланду и тоже не преминул выразить протест в связи с неадекватными действиями шведских военных в районе аварии.

Больше береговая артиллерия шведов над головами наших подводников не стреляла. Ответственный за инцидент полковник Данквардт рассказал журналистам, что стрельба была пробной, и что артиллеристы проверяли свою готовность.

– … Мы учимся, ведь вся наша подготовка ориентирована именно на такие ситуации, – поведал он газете «Сюдсвенска дагбладет». (Интересно было бы посмотреть, как шведы подготовились бы к еще одному такому визиту иностранцев в Карлскруну.)

Перси Бьерлинг дал интервью газете «Афтенпостен», в котором так прокомментировал наше поведение:

– Как себя ощущают русские дипломаты? – Не знаю, они проявляют себя скупо: это входит в их обязанности, и люди они бывалые. – Были ли у них комментарии на сообщения в прессе? – Они обрадовались, когда начальник штаба обороны Шубак заявил по телевидению, что как военный человек командир подводной лодки действует правильно. Другой реакции я что-то не заметил.

Перси Бьерлинг – тоже бывалый человек. И не только в области подводных плаваний, но и в деле сбора информации. Мы предполагали, что все наши телефонные переговоры с посольством прослушивались, но в субботу получили однозначное подтверждение этому. Когда мы вели разговор с Е.П. Рымко, в беседу неожиданно вклинился Бьерлинг, который попросил владелицу гостиницы Гуниллу Андерссон подсоединить его к нашему телефону. Возможно, Гунилла уже и без этой просьбы военного разведчика заблаговременно подключила его телефон к линии, но как бы то ни было, прокол был очевиден. Такие вот «мелочи» и приводят к большим провалам.

Мы не обижались на нашего гида, соглядатая и охранника. В конце концов, он выполнял свою работу. К тому же он реабилитировал себя в наших глазах хотя бы тем, что расщедрился на следующий день на виски. Свои напитки мы уже «конзумировали», а покупать спиртное в городе втридорога мы не хотели. Впрочем, не исключено, что и Бьерлинг угощал нас не своим, а «служебным» виски.

Примерно в то же время, когда мы сидели в ресторане «Стекхюсет», трое сотрудников ФАО, скрывшись в трюме катера береговой охраны, делали новые замеры на радиоактивное излучение подлодки. Накануне они измеряли гамма-излучение, которое свидетельствовало о наличии в лодке радиоактивных материалов, но не доказывало, что на борту было атомное оружие. Теперь они попытались измерить количество нейтронов в этом излучении. Если счетчик покажет наличие нейтронов, то вопрос станет ясен: в торпедном отсеке у русских находится ядерное оружие.

Но на сей раз стрелка счетчика нейтронов, с трудом добытого военными в университете в Лунде, стояла на месте.

Версия о наличии на борту подлодки атомного оружия, подсказанная шведам американскими друзьями, вроде пока не подтверждалась.

День пятый, воскресенье 1 ноября 1981 года

Воскресенье стало переломным днем в дипломатическом противостоянии СССР и Швеции по поводу U-137.

После обеда советский посол М. Яковлев нанес визит в МИД и сообщил о согласии советской стороны провести опрос командира А. Гущина за пределами лодки, но не на берегу, а на шведском судне и в нейтральных водах.

Советским дипломатам разрешили связаться с лодкой по радиотелефону.

Поздно ночью А. Гущин наконец получил от своего командования предписание предстать перед шведской экспертной комиссией.

Министр обороны Швеции Т. Густафссон выступил по телевидению и заявил, что оснований для применения насилия по отношению к лодке нет. Это справедливое и уже далеко не первое заявление правительства тем не менее вызвало раздражение у карлскрунских военных и представителей СМИ.

На Блекинге с моря надвигался шторм.

В воскресенье с самого утра выглянуло солнышко, и поскольку в нашей повестке дня не было ничего срочного, мы предложили П. Бьерлингу выехать на экскурсию куда-нибудь подальше от городского муравейника. Бьерлинг вызвал с базы машину, и нас отвезли за город, где мы провели несколько часов в парке у живописного залива Крутвикен, бродили по усыпанным опавшими листьями аллеям, беседуя на всякие отвлечённые темы, а в конце прогулки зашли в загородный ресторан «Крутвикенс Естгиварегорд» и в праздничной атмосфере за белыми скатертями в полупустом зале без всяких журналистов пообедали.

Впрочем, несмотря на кажущееся безделье, мы продолжали пребывать в напряжении, ожидая каждую минуту вызова в город. Бьёрлинг захватил с собой нечто вроде примитивного пэйджера, на который в случае необходимости должен был поступить звуковой сигнал, и он то и дело доставал из кармана это устройство, чтобы убедиться в том, что оно исправно работает. В память об этой экскурсии мы купили в киоске три открытки с видом на ресторан и залив и в каждой расписались друг другу на память: 1 ноября 1981 года, 14.00. Карлскруна.

К вечеру мы вернулись в гостиницу. Нам показалось, что в воздухе Карлскруны запахло изменениями. Об этом нам вскоре в самых общих выражениях сообщил офицер связи, предупредив, чтобы мы были в состоянии готовности. Позвонили в посольство, но Е.П. Рымко не оказалось на месте. Несколько позже П. Бьёрлинг с торжественным видом зашел к нам в номер и сказал, что опрос А. Гущина намечен на понедельник 2 ноября. Процедура должна пройти за пределами запретного района базы на борту шведского военного судна, поэтому он предложил нам получить в его номере экипировку: длинные резиновые сапоги и зюйдвестки.

Поскольку в сапогах без портянок или тёплых носков ногам будет холодно, мы отправились в универсам «Домус», чтобы купить там что-нибудь подходящее для осенней вылазки в штормовое осеннее море. За нами повалила толпа журналистов, почуяв в нашем походе в магазин признак чего-то важного. Под «дулами» многочисленных объективов мы выбрали с Юрой по паре носков «фротти» ²³ 23
  Купленные носки исправно служили мне 17 лет.


[Закрыть]и вернулись обратно в гостиницу.

Дозвонились наконец до Е. Рымко, и он подтвердил нам факты достигнутой договоренности со шведами и нашего участия в процедуре опроса.

До обеда Ула Улльстен встречался с главкомом и Улофом Пальме, обсуждая с ними сведения об обнаружении на борту подлодки ядерного оружия. Лидер социал-демократов был в оппозиции, но по сложившейся традиции о событиях чрезвычайной важности оппозицию также ставили в известность.

После обеда в МИД позвонили из советского посольства и попросили принять посла М. Яковлева «с важным поручением из Москвы». Улльстен назначил прием на 19.00. Шведские журналисты А. Хелльберг и А. Ёрле в книге «U-137», вышедшей в 1984 г., примерно так описывают эту встречу, в которой, как и в предыдущей – на Флорагатан, – приняли участие Л. Лейфланд и Ё. Берг:

Первым делом советский посол сослался на субботнюю беседу о том, что опрос капитана 3 ранга Гущина должен проводиться на борту лодки, поскольку в других местах будет трудно создать для этого оптимальную обстановку. Но советская сторона принимает требование о посещении шведскими экспертами подводной лодки, а также об осмотре навигационных приборов и ознакомлении с документацией.

У. Улльстен в известных уже выражениях повторил заявление шведской стороны о неприемлемости опроса на борту U-137, но с удовлетворением отметил сдвиг в советской позиции, относящийся к инспектированию лодки.

Тогда посол, по мнению шведов, не желая снова рапортовать в Москву о той же тупиковой ситуации, спрашивает Улльстена, что же следует предпринять в таком случае. Министр понимает, что посол приглашает его на компромисс, но проявляет стойкость:

– Я не вижу препятствий к тому, чтобы советская сторона приняла наше предложение о проведении опроса на шведской территории.

Посол некоторое время размышляет. Ёран Берг слышит, как Яковлев шепчет своему переводчику 2-му секретарю Новикову:

– Ну, тогда я зачитаю всё до конца.

– Сейчас будет самое интересное, – успевает прошептать Берг Лейфланду.

И М. Яковлев зачитывает заготовленное компромиссное предложение, полученное из Москвы. Русские согласны на «короткую беседу» с Гущиным на борту шведского судна за пределами запретного района с участием в ней двух советских дипломатов в Карлскруне. Гущину и сопровождающему его офицеру должна гарантироваться неприкосновенность. Последнее условие посол подчеркивает особо.

Изумленные шведы осознают, что посол до последнего момента пытался переиграть шведов, предлагая им запасной, более выгодный для советской стороны вариант и придерживая в «загашнике» отступную версию Москвы. Кто знает, вдруг шведы согласились бы и на «мини-вариант»!

Шведы выражают удовлетворение благополучным разрешением тупиковой ситуации и заверяют посла в том, что все условия опроса будут тщательно соблюдены. Но шведы не очень довольны формулировкой о проведении «короткой беседы». Они опасаются, что для добычи доказательств в пользу своей версии понадобится не один час. И тогда они тоже придумывают дерзкий шаг. Вечером, как и договорились по окончании аудиенции у Улльстена, в советское посольство нарочным доставляется текст достигнутых договоренностей на окончательное согласование. В документе слова «короткая беседа» изъяты, а вместо них вставлены «первая беседа». Примут ли русские «шведский» перевод того, что содержалось в высказывании Яковлева? Да, приняли! В полночь А. Новиков звонит в МИД и сообщает, что шведы правильно^ поняли заявление советского посла министру иностранных дел Швеции. Посольство направит в МИД по этому поводу письменное подтверждение.

«Полный шведский триумф», – пишут авторы упомянутой книги. «Либо русские не заметили шведского элегантного блефа ²⁴ 24
  То есть жульничества.


[Закрыть], либо сознательно приняли его, чтобы не усложнять ситуацию», – утверждают А. Хелльберг и А. Ёрле. Думается, верно первое предположение журналистов. Когда мы с Просвирниным увидели этот «элегантный блеф» на следующий день и немедленно доложили о нём в Стокгольм, Е. Рымко был удивлен и возмущен чрезвычайно. На чьей совести эта досадная оплошность, гадать не решаюсь. По всей видимости, на совести дипломата, проверявшего шведский текст соглашения.

…А средства массовой информации продолжали нагонять истерию, публикуя самые фантастические версии о советской подводной лодке. Они опять не обошли своим вниманием нас с Просвирниным, делая самые «глубокомысленные» экстраполяции относительно нашего истинного амплуа в посольстве. Военного атташе без всяких рассуждений причислили к военной разведке ГРУ, а мне отвели роль руководителя контрразведывательной линии резидентуры КГБ. Газета «Афтонбладет» изложила версию о преднамеренном заходе U-137 в шведские воды, утверждая, что штурман лодки искусно пользовался секретными картографическими данными шведов, но во время манёвра в Гусином проливе допустил досадную ошибку. Капитан 2 ранга Гуннар Расмуссон, имевший опыт плавания на подводных лодках, прокомментировал версию газеты следующим образом:

– Когда входишь в незнакомые и полные риска воды, командиры всех подлодок мира действуют одинаково: держать балластные цистерны наполовину наполненными водой. Если садишься на мель, достаточно продуть цистерны, – и лодка опять будет на плаву. Всё строго по уставу. Но командир U-137 не счел, вероятно, необходимым соблюдать такие меры предосторожности. Это может быть расценено однозначно: командир чувствовал себя, как дома.

Или командир был неопытным, или пьяным, добавили бы мы.

Адмирал Бенгт Шубак заранее сформулировал позицию шведов на опросе, заявив во всеуслышание, что ссылки русских на неисправность гирокомпаса приниматься не будут. Мол, давайте выкладывайте то, что подтверждает нашу версию.

Газета «Экспрессен», рассуждая о предстоящем досмотре экспертной комиссией навигационных приборов и вахтенного журнала подлодки, делала «глубокомысленный» вывод о том, что экипаж за 6 суток сидения на мели заблаговременно подготовился к встрече шведов и, без всяких сомнений, представит им всё «в лучшем виде».

По условиям договоренности со шведской стороной и А. Гущину, и экипажу лодки гарантировался иммунитет, однако в прессе по этому поводу продолжали возникать всякого рода кривотолки и ссылки на генеральную прокуратуру страны, которая якобы такой гарантии не давала. Газета «Свенска дагбладет» писала, что «иммунитет советских офицеров на подлодке может быть аннулирован, если шведское правительство не удовлетворится результатами расследования. И вообще неясно, отпустят ли лодку после этого восвояси».

Одним словом, СМИ дружно, словно под чьим-то «чутким» руководством, накануне встречи шведских экспертов с А. Гущиным предприняли психическую атаку. Эксперты давно уже прибыли в Карлскруну и, словно застоявшиеся в конюшне лошади, нетерпеливо били копытами землю. Как бы то ни было, общественное мнение страны сошлось в том, что в единоборстве с Москвой шведы по всем пунктам одержали убедительную победу, заставив русских пойти на выполнение всех предъявленных им требований.

В течение дня шведы зафиксировали на U-137 два странных для них события. Первое заключалось в том, что лодка связалась с советским флагманским кораблем, курсировавшим на траверсе

Карлскрунской бухты, и открытым текстом запросила:

– Выполнять ли мне инструкцию 219Б?

Запрос был сделан в коротковолновом диапазоне на частоте, предложенной лодке шведскими военными. У шведов началась паника. Что могла означать таинственная для них инструкция 219Б? Начало попытки вырваться из плена? На всякий случай на базе сыграли тревогу и усилили бдительность. Все имеющиеся в наличии бинокли были направлены на лодку.

Прошли 15 томительных минут ожидания, пока наконец телеграфист советского крейсера не ответил:

– Выполняй инструкцию 219Б.

После этого опять возникло напряжение, но на лодке продолжало царить спокойствие. Шведы находились в полном недоумении, что же могла значить эта проклятая инструкция.

Вторым сюрпризом для них стало обращение И. Аврукевича к К. Андерссону с необычной просьбой: согласно уставу, воскресенье для советских подводников – день проведения проверки состояния лодки и ее оборудования. Не возражали бы шведы, если бы лодка выполнила это положение устава?

Поразмышляв, Л. Фошман дал указание разрешить русским выполнить этот пункт устава. Потом шведы наблюдали, как лодка выпустила и убрала все выдвижные устройства: антенны, перископы, запустила дизели и проверила на разных углах перекладку носовых горизонтальных рулей. Очевидно, это и входило в содержание инструкции 219Б.

Поздним вечером мы с Просвирниным и Бьерлингом еще раз побывали в казармах батальона «Спарре» и имели непродолжительный разговор с командиром подлодки. Он тоже получил указание принять участие в процедуре опроса, но больше был озабочен судьбой лодки. В море начинался шторм, усиливавшийся ветер нагонял волну и раскачивал корпус U-137, и А. Гущин боялся, что лодка может получить пробоину.

Беседу с командиром лодки было не так-то легко организовать, потому что для того, чтобы взять трубку телефона, ему нужно было ступить на палубу шведского катера, а он вообще отказывался покидать лодку. Политическое решение в Москве было принято, и посол Яковлев согласовал действия советской стороны с министром иностранных дел Улльстеном, но военное командование не торопилось передавать инструкции Гущину.

Шведы удлинили шнур телефона и протянули трубку до центрального поста. С нашей стороны трубку взял Просвирнин, представившийся как капитан 1 ранга.

– Я не знаю такого капитана 1 ранга. Кто вы? – Спросил Гущин.

– Я советский военно-морской атташе в Стокгольме, – уточнил Юра и стал рассказывать Гущину о сути договоренностей между нами и шведами.

– Я не могу покинуть лодку, пока не получу приказ от своего начальства, – ответил ему Гущин.

В этой ситуации мы не могли оказывать какого-либо давления на командира лодки, потому что строго формально в этой сложной для него обстановке действовал он правильно и в соответствии с уставом. Пройдет тринадцать часов – и Гущин наконец получит указание командования Балтийского флота принять участие в опросе.

Присутствовавший с переводчиком военный, которого вместо себя послал Л. Фошман, внимательно фиксировал содержание беседы с Гущиным. Сразу после окончания нашей миссии переводчик, несмотря на поздний час, поехал с докладом к Л. Фошману. Задним числом можно сделать предположение, что шведским военным было важно знать, насколько советские непосредственные участники предстоящей процедуры опроса были осведомлены о порядке его проведения. К сожалению, Е. Рымко не проинформировал нас об этом. Судя по всему, не был проинструктирован и командир подводной лодки. Все это будет потом использовано шведскими военными в своих целях.

Тем не менее, вернулись мы в гостиницу в приподнятом настроении и долго не могли уснуть, возбужденные предстоящим событием.

Как писали потом в шведских СМИ, глубокой ночью, спрятавшись в трюме катера береговой охраны, двое научных сотрудников ФАО, еле удерживаясь на ногах из-за поднявшегося на море шторма, бросавшего катер, как скорлупу, готовились к своей последней попытке обнаружить ядерное оружие на борту русской подводной лодки. Им понадобилось время, чтобы вооружиться необходимой для этого аппаратурой, и теперь они сосредоточенно смотрели на экран, вооружившись куском германия. Излучение, пройдя через цилиндр с германием, должно было заставить атомы «танцевать».

В 00.30 следующего дня стало ясно, что источником излучения был уран-238. Еще через 4 часа работы сотрудники ФАО якобы установили, что количество урана составляет примерно несколько килограммов.

Определить, использовался уран в качестве оружия или в каких-нибудь других целях, было уже за пределами их возможностей, но это не помешало шведской стороне выступить на этот счет с уверенным заявлением и еще раз переполошить всю Швецию сенсационным открытием шведских военных.