Текст книги "Философия права"

Автор книги: Борис Чичерин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Этим анализом существа и явлений свободы определяется и отношение разума к воле. И на этот счёт существуют два различных взгляда, которые оба имеют своё оправдание. Одни признают в разуме и воле две разных способности; и точно, в жизни мы видим, что способности теоретическая и практическая часто расходятся. Другие, именно значительнейшие философы, рассматривают волю как практический разум, что, как мы видели, совершенно верно, ибо свобода принадлежит только воле разумного существа, носящего в себе идею Абсолютного и способного определяться чисто извнутри себя. Противоречие между этими двумя воззрениями разрешается тем, что воля как практическое начало представляет в себе сочетание противоположных элементов. Высший, общий её элемент есть именно практический разум; низший же, частный элемент есть система влечений, которые испытывают на себе влияние разума, но и сами на него воздействуют. Разумный субъект не есть только отвлечённый разум, мыслящий о вещах: он связан с органическим телом, посредством которого он находится в реальном взаимодействии с окружающим миром. Это взаимодействие выражается в явлениях двоякого рода, указывающих на двоякого рода способности: в восприимчивости и воздействии. Из восприимчивости рождается чувство, воздействие есть явление воли. Последнее происходит под руководством разума, однако, не всегда. Тут есть и другие, чуждые разуму элементы, и это именно ведёт к сочетанию противоположностей, которое составляет идеальную цель развития. Как разумное начало, воля есть способность субъекта осуществлять цели разума во внешнем мире и тем самым подчинять последний высшему закону, лежащему в глубине человеческого духа. Но действуя во внешнем мире, она сама необходимо подчиняется господствующим в нём законам и тем определениям, которые внешняя природа налагает на субъект. Чем ниже ступень, на которой она стоит, чем менее она сознаёт собственную разумную природу, тем менее она определяется извнутри себя и тем более она погружена в эти внешние для неё отношения. Но так как собственная её сущность есть свобода, то высшая её цель состоит в освобождении себя от этих пут и в осуществлении своего идеала свободной деятельностью разумных существ.

Свободная воля составляет, таким образом, основное определение человека как разумного существа. Именно вследствие этого он признаётся лицом и ему присваиваются права. Личность, как сказано, есть корень и определяющее начало всех общественных отношений; поэтому мы должны точнее рассмотреть, в чём состоит её природа и каковы её свойства. Они ясны из предыдущего.

Во первых, личность не есть только мимолётное явление, а известная, постоянно пребывающая сущность, которая вытекающие из нее действия в прошедшем и будущем признаёт своими, и это признаётся и всеми другими. Без такого признания нет постоянства человеческих отношений. Но этим самым личность определяется как метафизическое начало. По теории эмпириков мы сущностей вовсе не знаем. Само это понятие не что иное как пустое слово, служащее к обозначению известной группы явлений. Перед анализирующим разумом субъект есть не более как ряд состояний. Если это так, то о личности как реальном субъекте не может быть речи, и ещё менее можно говорить о присвоении прошедших и будущих действий, а с тем вместе и прав, ряду состояний. Но именно существование личности как источника всех общественных отношений доказывает радикальную ложь этого взгляда, а вместе – необходимость признать метафизические начала основными определениями природы человека.

Во вторых, личность есть сущность единичная. Это не общая субстанция, разлитая во многих особях, а сущность, сосредоточенная в себе и отдельная от других, как самостоятельный центр силы и деятельности. Это своего рода атом.

В третьих, личность есть сущность духовная, то есть одарённая разумом и волей. Человек имеет и физическое тело, которое ограждается от посягательства со стороны других; но это делается единственно вследствие того, что это тело принадлежит лицу, то есть духовной сущности. Животное позволительно убивать, а человека нет, иначе как в силу высших, духовных же начал, властвующих над самой человеческой жизнью.

В четвёртых, воля этого единичного существа признаётся свободной. Вследствие этого ей присваиваются права, то есть власть распоряжаться своими действиями и присвоенными ей физическими предметами. В этом заключается коренной источник права; животные прав не имеют.

В пятых, личности присваивается известное достоинство, в силу которого она требует к себе уважения. Это опять начала чисто духовные, не известные физическому миру. Уважение подобает только тому, что возвышается над эмпирической областью и что имеет цену не в силу тех или других частных отношений, а само по себе. Метафизики выражают это положением, что человек всегда должен рассматриваться как цель, и никогда не должен быть низведен на степень простого средства. Последнее есть унижение его достоинства. На этом начале основана коренная неправда рабства.

Источник этого высшего достоинства человека и всех вытекающих из него требований заключается в том, что он носит в себе сознание Абсолютного, то есть этот источник лежит именно в метафизической природе субъекта, которая возвышает его над всем физическим миром и делает его существом, имеющим цену само по себе и требующим к себе уважения. На религиозном языке это выражается изречением, что человек создан по образу и подобно Божьему. От этого сознания, как мы видели, зависит и сама свобода, и требование её признания. Фактически это признание высшего достоинства человеческой личности, в широких или тесных границах всегда существовало и существует в человеческих обществах; но те, которые отрицают метафизику, не умеют и не в состоянии указать его источник, ибо он лежит вне эмпирического мира. Тут нельзя ссылаться на сознание рода или на альтруизм, ибо в действительности мы видим, что люди очень охотно порабощают себе подобных и продолжают это делать, пока развитие метафизических понятий не приводит их к убеждению, что человек по природе своей есть существо сверхчувственное, или метафизическое, и как таковое имеет цену само по себе и не должно быть обращено в простое орудие.

Именно это сознание служит движущей пружиной всего развития человеческих обществ. Из него рождается идея права, которая, расширяясь более и более, приобретает, наконец, неоспоримое господство над умами. Сами эмпирики бессознательно и невольно ей подчиняются. Отсюда указанное выше противоречие взглядов, которое ведёт к тому, что отрицающие метафизику признают безусловной истиной непосредственный её продукт – Объявление прав человека.

Но проявляясь в человеческих обществах, свобода подвергается неизбежным ограничениям, ибо тут свобода одних сталкивается со свободой других. Посмотрим, какие из этого вытекут отношения.

Глава II
Общество

Человек есть существо общежительное; таково первое положение всякой теории человеческого общества. Отдельное лицо не в силах удовлетворять своим потребностям; оно ищет общения с другими. Это стремление вложено в него самой природой, оно проявляется с самых первых времён его существования. Человек не живет в одиночку, подобно многим животным даже высшего разряда, а всегда в соединении с другими. Много животных пород также живут стадами, но человеческие общества существенно отличаются от всех соединений животного царства тем, что содержание общения здесь совершенно иное. Потребности человека, ведущие к общежитию, только частью совпадают с таковыми же потребностями, встречающимися у животных; в далеко значительнейшей доле они коренным образом разнятся со всем, что мы находим в животном царстве.

Первая потребность, из которой рождается общение и которая одинаково присуща человеку и животным, есть потребность размножения. Она ведет к соединению полов, к воспитанию детей и к основанию семейств. В животном царстве она существует в виде преходящего явления; у человека из неё возникают более прочные организации вследствие продолжительности детского возраста и вытекающей отсюда потребности защиты со стороны родителей. К этому присоединяются неизвестные животным духовные связи, которые устанавливают постоянные отношения между членами семьи и распространяются на их потомство. Сознание общего происхождения соединяет людей даже когда они перестали жить вместе и расселились по более или менее отдаленным пространствам. Особенно в первобытные времена, когда другие связи ещё слабы, родовые и племенные отношения служат крепкими способами соединения людей. Эти явления выходят далеко за пределы животных отношений, хотя основное начало здесь чисто физиологическое.

Другая, столь же важная потребность, ведущая к общению, состоит в удовлетворении материальных нужд. В одиночку человек есть самое беспомощное существо. У него меньше средств для предохранения себя от посторонних влияний и меньше орудий для защиты и нападения, нежели у других животных. Всё это восполняется деятельностью разума, с помощью которого он приобретает внешние орудия и средства защиты, извлекает из природы нужные ему материалы и перерабатывает их на свою пользу. Разум покоряет ему природу и делает его царём земли. Этой высшей способностью определяются и способы общения, которые ведут к наилучшему удовлетворению материальных нужд. Тут являются, главным образом, два начала, которые, возвышая производительность, оказывают огромное влияние на все отношения и на само строение человеческих обществ, а именно соединение сил и разделение труда. Эти начала существуют в инстинктивной форме и среди животных, что замечено именно у низших разрядов, в обществах пчёл и муравьёв, но дальнейшего развития они в животном царстве не получают. У человека же они принимают колоссальные размеры и распространяются на всё пространство земного шара. Разделение труда с проистекающим из него обменом произведений устанавливается между самыми отдалёнными краями. К этому присоединяются те громадные средства покорения природы, которые дают изобретение орудий и приложение науки к пользованию предметами материального мира. Отсюда возникает капитал, важнейший фактор экономического производства, тот, которым утверждается владычество человека над землей. Это – фактор в животном царстве неизвестный. Животное трудится; оно делает даже запасы, хотя и на короткий срок; но только человеческий разум создает капитал как орудие производства. И именно этот создаваемый им фактор, передаваясь от поколения к поколению и умножаясь работой каждого из них, открывает возможность совершенствования, не видящего перед собой границ. На передаче созданного человеческим разумом материального и умственного капитала от одного поколения другому зиждется вся история человеческих обществ. В нём заключается главное орудие развития.

Из этого ясно, что экономическое общение, вызываемое материальными потребностями, состоит не в подчинении человека материальным условиям, а, напротив, в большем и большем господстве его над материальными условиями. Поэтому все сравнения с обществами животных совершенно неуместны. Тут являются факторы, которые в царстве животных не существуют. Но ещё неуместнее представлять всё человеческое развитие как процесс, совершающийся под влиянием экономических и, в конце концов, материальных факторов. Это значит служебную и подчинённую сторону человеческих отношений ставить на первый план, упуская из вида всё высшее и существеннейшее. Так называемый экономический материализм может быть только плодом полной путаницы понятий.

В действительности, кроме экономических потребностей, существуют другие, гораздо высшие потребности, чисто духовные, которые, в свою очередь, могут удовлетворяться только взаимным общением между людьми. Лишь при этом условии возможно развитие разума, который, как сказано, является владычествующим фактором в материальных отношениях.

Первое явление духовной жизни в общении людей есть язык. Это одно уже совершенно выделяет человеческое общество из всех подобных явлений животного царства. Слово служит выражением общих понятий, которые отсутствуют у животных и составляют специальную принадлежность человека. Через посредство языка происходит общение разума; люди понимают друг друга. Этим устанавливается духовная связь между людьми, рассеянными на дальних пространствах. Через это образуются различные группы людей, говорящих на разных наречиях. Обыкновенно с этим связывается общность происхождения; язык служит выражением племенного единства. Таким образом, над физиологической связью строится новый мир чисто духовных отношений. Но это взаимное понимание не ограничивается людьми, говорящими на родном языке; человек способен изучить и понять чужие. Отсюда возможность духовного общения всего человеческого рода, которое служит выражением общего разума и источником совокупного развития. Язык является носителем того высшего духовного содержания, которое наполняет историю человечества и делает из неё совершенно новый мир, бесконечно возвышенный над всем, что даёт физическая природа со своими механическими и органическими силами. Именно это высшее содержание: наука, искусство, религия, а отнюдь не низшая область экономических отношений составляет преобладающий фактор в истории человечества; это именно то, что даёт ей истинно человеческое значение. Этим устанавливаются вместе с тем самые разнообразные общественные отношения, связывающие людей, рассеянных по всему земному шару, и отдаленнейшие поколения друг с другом. Произведения искусства давно исчезнувшего греческого мира услаждают и возвышают душу современных людей. Нынешние христиане черпают свою духовную пищу из преданий и заветов первобытного еврейства.

К этой отвлечённо духовной области присоединяются начала практической жизни, потребность установить правильные отношения между людьми, как свободными лицами, действующими друг на друга и приходящими в постоянные столкновения. Люди соединяются, прежде всего, для взаимной защиты против внешних нападений. И эти соединения первоначально примыкают к физиологическим группам; но затем они принимают более общий характер. С этим связана и потребность установить известный внутренний распорядок между соединяющимися таким образом лицами. Каждое лицо стремится расширить область своей свободы; но так как все они действуют на общем поприще, то они приходят в беспрерывные столкновения друг с другом. Отсюда – необходимость определить, что принадлежит каждому, и установить известные правила для решения споров. Таково происхождение права. Оно возникает уже на первоначальных ступенях человеческого общежития и идёт, разрастаясь и осложняясь, до самых высших. Право, как взаимное ограничение свободы под общим законом, составляет неотъемлемую принадлежность всех человеческих обществ. Из всего этого ясно, что потребности, вызывающие и определяющие человеческое общежитие, бесконечно разнообразны. Они обнимают всё содержание человеческой жизни, от чисто материальных нужд до самых высоких духовных стремлений. Все стороны человеческого естества развиваются и достигают полноты только при взаимном общении. А потому нет возможности свести человеческое общежитие к какому-нибудь одному началу, всего менее к тем или другим инстинктивным стремлениям, как-то: подражание или сознание рода. Когда обозреваешь всё изумительное богатство человеческой истории и общественных отношений и сравниваешь эти явления с теми пошлыми и низменными началами, которыми пытаются их объяснить, то поражаешься крайне низким уровнем современного понимания. Отвергнув метафизику, а с тем вместе отрекшись от всякого философского взгляда, современная мысль потеряла требующуюся наукой ширину кругозора. Из высшей области разума она низошла в сферу мелочного собирания материалов. Когда же хотят эту груду сырья свести к каким-нибудь общим началам, то оказывается полное скудоумие. Каждый исследователь общественных отношений отыскивает свою мелочную причину и старается возвести её на степень мирового явления. Но все эти гипотетические начала стоят друг друга, то есть равняются нулю.

Это разнообразие потребностей и жизненного содержания ведёт к тому, что и сами возникающие из них общественные отношения являются чрезвычайно разнообразными. Тут переплетаются связи всякого рода – и близкие, и дальние, и местные и общие, иные – возникающие ввиду какой-нибудь одной цели, другие – обнимающие многие. Одни требуют беспрерывного близкого общения и знакомства людей друг с другом; другие, напротив, соединяют людей, живущих в самых отдалённых краях и не имеющих между собой ничего общего, кроме отвлечённых духовных убеждений. И эти многообразные связи одна с другой не совпадают; каждая потребность рождает своего рода сочетания, которые переплетаются с другими самыми разнородными путями. Один и тот же человек, в силу разных потребностей и разными сторонами своего естества, может принадлежать ко множеству различных союзов. А потому нет возможности говорить об обществе, как о едином целом, части которого суть лица. Между общественными соединениями действительно существуют и такие, которые образуют единое целое: таково государство. Но если имеется в виду последнее, то надо говорить именно о нём, а не об обществе вообще; надобно разобрать отношения государства к другим союзам, исследовать, какие общественные отношения им определяются и какие остаются вне его ведомства. Тогда окажется, что значительная часть человеческих отношений остаётся вне пределов государственной деятельности или подчиняется ей лишь чисто внешней своей стороной. Если же, пренебрегая всеми этими исследованиями, мы из общественных свойств и потребностей человека прямо станем заключать, что общество составляет единое целое, а лица суть не более как подчинённые его части, вся судьба которых вполне от него зависит, то мы на основании совершенно туманных представлений построим чисто фантастическое здание. Государство, как единое целое, есть реальное явление; общество, как единое целое, есть фикция.

Между тем именно такого рода здания воздвигаются новейшими исследователями и из этого выводятся самые безобразные заключения. Примером такого фантастического построения может служить появившееся в двух больших томах, но оставшееся неоконченным сочинение Иеринга «Цель в праве», на которое было указано во Введении. Иеринг понимает отношение лица к обществу в чисто механическом смысле. Он утверждает, что идея общества так же независима от входящих в состав его лиц, как идея дома от кирпичей, из которых он сложен. Такое сравнение могло бы быть уместным, если бы дом строился не архитектором, а самими кирпичами, на основании собственных их потребностей и стремлений; но тогда возник бы вопрос: насколько эта идея от них независима? Очевидно, что такого рода приёмы представляют только самый грубый способ понимания общественных отношений; они обнаруживают полный недостаток философской подготовки. Иеринг сам заявлял, что он в философии не более как дилетант, а между тем он брался построить целое философское здание, которое и оказалось лишённым всякого твердого основания и всяких связующих начал. Постоянно говорится об обществе, которому подчиняется лицо, но о каком обществе идёт речь, этого автор не пытался даже выяснить. Основные понятия витают в полном тумане.

Столь же мало можно говорить об обществе как о едином организме, как делают Шеффле, Спенсер и многие другие. И на это было указано во Введении. Позволительно сравнивать с организмом те постоянные общественные соединения, которые охватывают и связывают воедино разнообразные стороны человеческой жизни, каково, например, государство. Между ним и физическим организмом есть некоторые общие черты: в отличие от механических соединений, тут есть внутренняя цель, направляющая действие частей; существуют и органы целого, в виде постоянных учреждений; наконец, целое и члены служат взаимно друг для друга целью и средством. Отсюда частое уподобление государства организму. Но это подобие не должно быть принимаемо буквально. Между этими двумя явлениями есть такие существенные различия, которые не дозволяют подводить их под одно понятие. В человеческом союзе черты, свойственные организму, служат только внешней формой для совершенно иного содержания. Здесь являются такого рода отношения между целым и членами, которые неизвестны органическому миру. В физическом организме все части находятся вместе и образуют реально единую особь; в человеческом же обществе члены рассеяны по обширным пространствам и живут каждый своей самостоятельной жизнью. Каждый из них имеет свой собственный разум и свободную волю, которые делают его способным выделиться из своего целого и примкнуть к другому. Это относится не только к отдельным лицам, но и к целым областям. Они могут, соединяясь, образовать по собственной инициативе никогда не существовавший прежде союз. Всё это доказывает, что понятия об организме и об органическом развитии в точном смысле неприложимы к этим высшим явлениям духа. Если искать уподоблений в органическом мире, то следует сравнивать человеческие общества не с отдельной особью, а с общежитиями низших животных. Но никакому естествоиспытателю не приходило ещё в голову называть организмом улей пчел или муравьиную кучку. Это была бы лишь ненужная метафора, а в естествознании требуется точность. Только в науках, касающихся человека, считают возможным без неё обходиться.

Но если сравнения с низшими формами явлений тут неуместны, то в духовной жизни есть своего рода начала, которые прочным образом связывают рассеянные единицы. Люди соединяются для известных целей, для удовлетворения своих материальных и духовных потребностей. Многие из этих целей имеют временный и преходящий характер, а потому и возникающие из них соединения являются и исчезают. Другие, напротив, имеют постоянное значение и связывают воедино не только существующие в данное время лица, но и многие следующие друг за другом поколения. Через это устанавливается отношение частей к целому, подобное тому, что мы видим в физическом организме: лица приходят и уходят, а союз остаётся как постоянное учреждение. Однако и это не ведёт ещё к понятию об обществе как целом, владычествующем над частями. Всё тут зависит от цели, которая имеется в виду, ибо только во имя неё возникают такого рода установления. А так как человеческие цели чрезвычайно разнообразны, то такое же разнообразие мы находим и в учреждениях. Некоторые из них удовлетворяют самым ничтожным потребностям, а между тем существуют целые столетия. Таковы, например, общественные клубы. Члены меняются, а клуб остаётся, из чего, однако, не следует, что его надобно признать организмом. Но в духовной жизни есть и такие начала, которые не только служат удовлетворению тех или других потребностей лица, но которым самое лицо считает себя призванным служить. Физический организм весь устроен в виду удовлетворения отдельной особи; все его органы и функции служат этой цели, и каждая особь естественно стремится к своему удовлетворению. В жизни духа, напротив, существуют общие начала, которые сознаются разумно-свободными существами как высшие цели их собственного существования. В служении им они видят высшее свое призвание; они готовы жертвовать им самой своей жизнью. Не бессмысленная власть целого над частями, которая не имеет места в духовном мире, где каждая особь есть самобытное целое, живущее собственной жизнью и представляющее самостоятельную цель для себя и для других, а эти общие цели, составляющие объективные начала духовной жизни, в противоположность чисто субъективным потребностям дают силу и значение тем высшим союзам, которые для них основаны. Некоторые из этих целей определяют только известные стороны человеческой жизни, вследствие чего основанные на них союзы имеют односторонний характер; такова церковь, специальное призвание которой состоит в религиозном общении. Другие цели, напротив, обнимают разнообразные стороны жизни и создают для человека общую среду, в которой он живет и действует. Таково государство, представляющее общество как единое целое. Но именно потому, что это цели духовные, все такого рода союзы, по существу своему, должны быть основаны на признании духовной природы человека, то есть на признании его разумно-свободной личностью, ибо только ей свойственно это высшее служение и только ей могут быть предъявлены вытекающие отсюда требования. Там, где человеческая личность не признаётся, там нет истинно человеческого общежития, а могут быть лишь смутные его зачатки. Там есть внешнее насилие, а не разумное устройство.

Таким образом, индивидуализм, состоящий в признании свободы лица, составляет краеугольный камень всякого истинно человеческого здания. Теории, которые не хотят знать ничего, кроме владычества целого над частями, пригодны для машин, а не для людей. В действительности, сознанием и волей обладают только отдельные лица, а не общие учреждения, которые существуют и действуют единственно тем, что они представляются лицами. Если разум и воля составляют начало и конец всей общественной деятельности, если самые общие начала осуществляются лишь через сознание лиц и окончательно служат их же удовлетворению, то нет ни малейшего сомнения в том, что личность есть основной и необходимый элемент всякого общежития. Как реальное явление, общество не представляет ничего, кроме взаимодействия отдельных единиц. Но за этим взаимодействием скрываются общие, связующие начала, которые распределяют лица по отдельным группам и создают из них прочные соединения. Над миром явлений воздвигается духовное царство целей, или руководящих идей. Эти цели не существуют помимо лиц; он ими сознаются и вводятся в жизнь. Но источник их заключается не в субъективных потребностях и стремлениях, а в общем разуме, присущем человеческому роду и указывающем ему объективные начала духовного мира. Эти начала не создаются, а сознаются человеком как неотъемлемая принадлежность его духовного естества.

С общим сознанием связаны и общие духовные силы, которые служат орудиями для осуществления идей. Такого рода общие силы находятся и в материальном мире. Таковой в механической области является мировая энергия, которая не существует помимо материи, но которая, однако, составляет нечто совершенно отличное от материи. Энергия переходит из одной материальной частицы в другую, оставаясь постоянно сама себе равной, так же как и материальные частицы, со своей стороны, всегда остаются тождественными с собой. В отличие от этих единичных сущностей, мировая энергия есть общая сущность, разлитая в мире и принимающая различные формы, переходя из одной в другую, из потенциального состояния в деятельное и обратно, приводя в движение то одну материальную частицу, то другую, соединяя их и разделяя, но никогда количественно не убавляясь и не прибавляясь. Такого же рода силы существуют и в органическом мире. Они проявляются в передаче органического строения и жизни от одного поколения другому. Тут мы имеем целый ряд особей, происходящих одна от другой и воспроизводящих один и тот же основной органический тип. Очевидно, тут действует одна и та же сила, которая постепенно переходит из потенциального состояния в деятельное и обратно, являясь то в виде семени, которое в зародыше заключает в себе всю будущую особь, то в виде совершенной особи, которая, в свою очередь, производит новое семя и через него даёт бытие новым поколениям. Но здесь, в отличие от механической энергии, эта общая сила не остаётся всегда количественно себе равной, ибо от одной особи или от двух, соединяющихся вместе, происходит множество других, и это стремление к размножению ограничивается только недостатком внешних условий. Ещё более общую силу можно видеть в совокупном развитии органической жизни, в царстве растений и животных. Если принять учение трансформизма, то все организмы произошли от первоначальной протоплазмы, которая, принимая различные формы и приспособляясь к внешним условиям, произвела постепенно совершенствующийся ряд растительных и животных типов, которые, таким образом, являются превращениями единой, лежащей в основании, силы. Но если мы даже отвергнем учение трансформистов, если мы признаем борьбу за существование не способной вести к высшему развитию, а механический взгляд на этот процесс совершенно не объясняющим явления, то мы всё же должны признать общую творческую силу природы, которая при неизвестных нам условиях и неизвестными нам путями произвела этот ряд организмов; ибо последний стоит перед нами как факт, представляя постепенное совершенствование с переходами от одной формы к другой. Всё это свидетельствует о единой, лежащей в основании силе, от которой произошёл этот ряд.

Эти общие органические силы проявляются и в человеке. На них основаны те родовые и племенные особенности, которые связывают людей сознанием единства происхождения. Но на этой физиологической почве возникает, как сказано, духовная связь, выражающаяся, прежде всего, в единстве языка. В дальнейшем процессе она совершенно заслоняет собой физиологическую. Народности составляются из разных племён, смешанных между собой частью браками, но ещё более совместной жизнью и общими судьбами. Народность есть уже не физиологическая, а духовная сущность, связывающая воедино не только существующих в данное время людей, но и многие следующие друг за другом поколения.

Мы имеем тут опять чисто метафизическое определение; но оно составляет реальную силу, действующую в мире. Эмпирики, отвергающие познание сущностей, признающие эти понятия пустыми созданиями воображения, должны объяснить, что такое народность. Есть ли это тоже не более как пустое слово, которое положительная наука должна отвергнуть вместе с понятиями о субстанциях, о силах, о нашем я? Но народность есть нечто весьма реальное, в существовании чего сомневаться невозможно. Или скажем мы, что это не более как совокупность сходных свойств отдельных особей, унаследованных от предков? Но эти свойства не суть личные признаки, одинаковые у многих людей, как у животных одной породы; в этом отношении люди между собой бесконечно различны, и нельзя указать ни единого признака, который бы приходился ко всем. Народность состоит не в личных свойствах, а в общей идее, в признании в других тождественного с собой духовного элемента, единого во многих, то есть в принадлежности к общей духовной сущности, связывающей отдельные лица не только между собой, но и с отдалёнными предками, хотя бы тут личной физиологической связи и не было. От этого люди говорят: наш язык, наша история, наша литература, наше отечество. Тут есть общее духовное достояние, которое каждый признаёт своим, и которое является выражением общей духовной сущности, не существующей помимо отдельных лиц, но присущей им всем, как связующий их элемент. Народность есть такая же реальная сущность, как мировая энергия и как органическая сила. Те, которые отвергают познание сущностей, должны всё это отвергать; но тогда в науке водворится полнейший мрак. Самые очевидные явления останутся для нас непроницаемой тайной.