Текст книги "Еще один шаг"

Автор книги: Борис Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

ПОИСКИ

Братья не ошиблись: вертолет в самом деле искал их, но в огромном бору летчик не заметил ребят.

Поиски начались сразу, как только Бояров прибежал домой. Из поселкового Совета позвонили в районное отделение милиции, сообщили о случившемся в Архангельск, и оттуда выслали вертолет…

Бояров вел одну из самых больших групп. Он в десятый раз рассказывал, как все случилось, и товарищи в десятый раз выслушивали его.

Часам к двенадцати ночи вышли на поляну, где Бояров оставил сыновей. Там стояли две корзинки с ягодами, валялись сухие ветви, возле них – рыбьи кости. Принялись изучать следы, и стало понятно, что мальчики возвращались на поляну, потом ушли снова. В лесной чащобе следы их пропали. Искать ночью в лесу пропавших ребят – все равно, что искать иголку в копне сена, и поэтому скрепя сердце решили дожидаться рассвета.

Бояров всю ночь не смыкал глаз, сидел, привалясь к дереву, чуть что, подхватывался, в каждом шорохе чудились ему шаги, голоса сыновей, и он будил товарищей, и те тоже вскакивали, но, походив вокруг поляны и убедившись, что Боярову все это показалось, ложились снова.

О чем только не передумал он в эту ночь!

Не надо было уходить от ребятишек, горько укорял себя Бояров, лучше б он остался с ними, заночевал, а на зорьке они бы вместе отправились на поиски дороги. Как он не догадался так сделать? Пожалел их, хотелось скорее найти дорогу и прийти домой. А что получилось? Но ведь ничего плохого не случилось. Почему он изводит себя? Он и Маше так сказал: мальчишки, наверно, пошутили над ним, спрятались, чтобы их поискали. Маша так и думает. Но если разобраться, шутка получилась не очень хорошая – более суток их нет, весь поселок на ногах, а результатов никаких. Может, они к вечеру найдутся. Не будут же они и вторую ночь в лесу. Куда же им деваться? И ничего плохого с ними не случится. Мальчишки его не какие-нибудь кисели, испугать их не так просто. Алешка и в переделки попадал не раз и ничего – выкручивался. Он и Валерку не оставит.

И тут вспомнилось ему, как в прошлом году в начале апреля шел он под выходной с участка. Намотался за день порядком, устал. Снег еще не везде растаял, а на Пинеге лед уже тронулся. Слышно, как льдины крушат друг дружку, словно торопятся поскорее убраться в Двину Северную, а там, может, и в море Белое добраться.

Ничего не подозревая, подходил он к дому и вдруг услышал крик. Пронзительный – будто на пожар. Со всех ног через огороды, перепрыгивая низкие частоколы, бежали к нему поселковые мальчишки, и впереди всех – Семка, Михея Алехина сын. Такой же, как отец его, длинноногий, длиннорукий.

– Дяденька Антон!

Сердце так и екнуло:

– Что?

– Лешка тама!.. На льдине…

Сдирая кожу на ладонях, выдернул из загородки жердь, какая попалась, и побежал, позабыв об усталости, не разбирая дороги. Мальчишки – вслед, а Семка – рядом.

– Вот он!.. Глядите!

Взломав ледовую одежду, Пинега медленно, с трудом несла на себе тяжелый зимний груз мимо поселка, на широкий простор, дальше к Двине. Бояров сразу увидел синевато-белую с заостренным носом и ребристыми краями льдину. И Алешку. В расстегнутой куртке, в стареньких стоптанных сапогах, в шапке-ушанке с поднятыми крыльями. Он не звал на помощь, не кричал; не обращая внимания на суетившихся на берегу мальчишек, он выбирал льдину, на которую собирался перескочить. Бояров, не отставая ни на шаг, перепрыгивая увалы на берегу, неожиданно заметил, что у Алешки одна рука занята, он прижимал к куртке что-то черное, живое. Щенка! Вот оно что.

Идущий рядом Семка, чуть не плача, говорил, что, если бы он знал, ни за что не спорил бы с Алешкой, он не знал, что Алешка такой отчаянный.

Бояров собирался побежать, прыгнуть на Алешкину льдину, которую могли смять, изломать более мощные льдины, она могла и вовсе пойти под воду. Произойти это могло в каждое следующее мгновенье, и тогда… Но Алешка не зевал. Мальчишка зорко следил за беспрестанным движением льда; заметив, что его льдина кренится, готовая нырнуть под другую, он, не раздумывая, сиганул и встал на соседней льдине. Неловко припав на колено, все так же крепко прижимая к куртке щенка, перепрыгнул на третью – уже ближе к берегу. Но до берега было еще далеко. И Бояров прыгнул на проходившую льдину, огромную, как плот, и протянул жердину. Но сын не достал ее. Бояров, видя, что Алешка замешкался, не удержался и закричал:

– Льдина слева. Чего стоишь? На нее сигани. Кому говорю?

– Не бойся, папанька.

Ветер донес эти слова в точности. Бояров помнит их, будто они сказаны только сейчас. Алешка успокаивал его, а сам упорно добирался к берегу, расчетливо выбирая самый короткий и надежный путь. Наконец он ухватился за протянутую жердь и, поскользнувшись – Бояров слишком сильно потянул ее к себе, – упал, но уцепился за прибрежный уцелевший еще ледок и выполз. Бояров, стоя по пояс в воде, подхватил его на руки вместе со щенком и понес. Алешка скользнул на землю, сказав, что лучше побежит, и, обернувшись к не отстававшим ни на шаг мальчишкам, подняв над головой дрожащего щенка, крикнул:

– Хорош, а?

Потом уже выяснилось, что, увидев щенка, каким-то образом попавшего на льдину, Алешка забеспокоился и сказал, что надо спасти его, жалко, пропадет; Семка Алехин усомнился, что это можно сделать, никто, мол, не осмелится в ледоход лезть за щенком, Алешке слабо это и подумать. Семка бежал теперь рядом, в сбитой на сторону шапке, с высунувшимися из куртки красными руками, восхищенно смотрел на щенка и просил дать ему понести, отряхивал с Алешкиной куртки крошки льда.

Такой Алешка. И всегда таким был, с малолетства. А Валерка подражает ему, хотя иногда и старается доказать свою самостоятельность. И все же они – дети. Что они видели в жизни? Что испытали? А у северного леса никакой жалости к слабому и неопытному нет. Каждый куст, овраг, болото, каждое дупло в дереве таят опасность…

Прошла бессонная, тревожная ночь.

С первыми лучами солнца проснулись товарищи, они собирали свои котомки, а Боярову казалось: слишком медленно они это делают.

Растянувшись на несколько сот метров, осматривали каждый кустик; скоро услышали, что где-то слева от них идет еще одна группа. Время от времени перекликались. Эхо неслось по лесу, тревожило утреннюю тишину.

Поиски продолжались целый день. Но они ничего не дали. Не помогла и собака из угрозыска: на второй день, как ни бились, взять след она не могла. И все-таки людей не покидала надежда отыскать ребят. Все группы остались ночевать в лесу и вторую ночь.

ШАЛАШ

Они поспорили. Валерка хотел идти по Сюзьме вниз, Алешка тянул его в обратную сторону: Белозерск, мол, там, в верховьях, где Сюзьма впадает в Пинегу, и, значит, идти им надо вверх по Сюзьме.

– Не пойду! – стоял на своем Валерка. – И не тащи меня. Все равно не пойду.

– Почему? – Алешка так рассердился, что готов был броситься на брата с кулаками. Валерка всегда такой – упрямый, наперекор делает. Сколько раз уже попадало ему за это.

– Потому! – крикнул Валерка. – Сам не знаешь, куда идти, а говоришь.

– Что я говорю?

– А то, что дороги не можешь найти… А я знаю, куда идти… Вниз…

– Нет, вверх! – Алешка поставил на землю наполовину пустую корзинку, потащил за рукав Валерку:

– Смотри, куда она бежит?

– Не тащи меня.

– Нет, смотри. Там, где-то у поселка, она впадает в Пинегу, значит, там и должен быть поселок… И чтоб ты знал, к северу она бежит. И Пинега и Двина на север бегут. Я-то знаю…

– Там лес черный какой-то. И дороги нет. А здесь тропинка.

– Дорогу найдем.

– Ну ищи. А я сам… сам пойду.

– Ну и ладно.

Опираясь на палку, Валерка поковылял берегом реки вниз.

Маленький, в больших ботинках, он показался Алешке особенно жалким. Фуражка сползла на затылок, серая бахрома штанов треплется о ботинки…

Он упорно шел и шел дальше, и вот уже его куртка не видна за кустами. Он ни разу не оглянулся, словно был уверен, что брат все равно пойдет за ним. И он не ошибся. Алешка вдруг подумал: может быть, Валерка прав, может, он лучше запомнил дорогу в поселок? Вздохнув, поднял корзинку.

Поравнявшись, братья шли молча. Спустились в овраг. В глубине его было сумеречно, сыро и тихо, только чуть-чуть шевелилась густая листва на вершинах осин. Но как ни заливало лес предвечернее солнце, как ни безоблачно было небо, а от всего окружающего – вихорка высохших былинок у края оврага, сломанной ветки, зарослей колючего шиповника с белыми и розовыми цветками, – от всего веяло чем-то давно покинутым, пустынным, и потому ребятам хотелось скорее выбраться из оврага, чтобы снова быть ближе к Сюзьме.

Вдруг они остановились. Братьям почудился крик – будто кого-то звали. То угасая, то густея, эхо катилось лесом и глохло, замирая где-то очень далеко.

– Слышишь? – спросил Алешка.

– Ага.

– Зовут кого-то.

– Может, нас?

Алешка приставил руку ко рту и что было сил крикнул:

– Мы ту-ута-а!

– Мы… Мы здеся! – закричал и Валерка.

Из-под ног, из сухой травы вспорхнул вспугнутый жаворонок и, покружив над оврагом, улетел.

Несколько раз Алешка отвечал на крики, а они слышались то очень далеко, то совсем рядом. В какой стороне кричали, определить было трудно, потом все затихло. Постояв еще немного, мальчики, выбравшись из оврага, снова пустились в путь – вниз по Сюзьме.

Приближался вечер. Густой красный свет до краев наполнял лес. На выгоревшем пригорке алел седоватый белоус, из осоки на берегу выкинулись багровые султаны плакун-травы. Тихо шелестели желтеющие тростники.

Ребятам очень хотелось есть, но хлеба не было – его съели еще утром. Набрав горсть ягод, они ели их на ходу. Пили из Сюзьмы – благо вода была чистая и приятная на вкус.

Вечер застал их в том месте, где Сюзьма распадалась на два рукава. Ребята остановились. По какому рукаву идти? Левый рукав – поуже, правый – шире. Им почему-то приглянулся приток поуже, и они свернули влево. Впереди расстилалась сплошная чаща, темная и густая. Было тихо. Так бывает перед грозой, и предчувствие не обмануло ребят. Вдруг над лесом сверкнула молния, глухо заурчал гром.

– Дождь будет, – сказал Алешка.

Дальше идти – от дождя все равно не убежишь, значит, прятаться надо здесь где-то.

Налетевший ветер рванул вершины деревьев, и они загудели на разные голоса – тонкие, сиплые, густые и трубные. Свет молнии и наступившая сразу после этого темнота ослепили.

– Валерка! Где ты?

– Тут я.

Алешка протянул руку, нащупал Валеркино плечо. Снова сверкнула молния, осветила поляну и в конце ее большой разлапистый куст. Хорошо бы укрыться под ним – дождь вот-вот хлынет. Алешка принялся ломать ветки.

Одна слишком большая ветка никак не поддавалась.

– Помоги мне.

Валерка навалился тоже, и ветка затрещала, отвалилась.

– Шалаш сделаем! Правда, Лешка? – торопился Валерка.

– Сделаем… Помнишь, какой у нас был на огороде? Папанька еще нам показывал, как колья ставить.

Конечно, Валерка помнил, но он ничего не ответил, он был занят, изо всех сил старался помочь Алешке быстрее наломать ветвей. Потом ребята забили в землю колышки; Валерка держал, Алешка колотил увесистым корнем. Покончив, наконец, с этим, обложил колышки ветками. Веток набросали и в середину шалаша.

Первые стремительные капли засвистели в вершинах деревьев, а ребята в это время клали последнюю ветку на свое сооружение.

– Все! – воскликнул Алешка, очень довольный. – Залезай!

Валерка ползком забрался внутрь. Алешка вполз следом. Было тесно, темно, но это – полбеды, главное – не текло за шею.

– А куртка где? – вспомнил Алешка.

– Там.

– Я сейчас.

Алешка выбрался из шалаша и при новой вспышке молнии увидел корзину и куртку.

Схватить их – дело минутное, но Алешка успел промокнуть: дождь хлестал, как из пожарного шланга.

Пришлось снять и хорошенько выкрутить рубашку.

Укрывшись курткой, братья лежали так тихо, словно опасались, что их заметят и выгонят из шалаша на дождь.

О чем только не думается в такую ночь, чего только не примерещится! Валерке казалось, что на их шалаш движется какой-то косматый зверь, и он старался натянуть куртку на голову, почти совсем стаскивал ее с Алешки. Тот тащил на себя, Валерка не давал и все старался укрыться с головой.

– Бери ее себе. Всю бери… Я и так могу.

Алешка отдал куртку Валерке, и некоторое время тот лежал молча, потом высунулся из-под куртки:

– Не надо мне, – и накрыл одной полой Алешку.

– Как хочешь.

Алешка думал о том, что в это время все люди на земле спят по домам, только они с Валеркой здесь, покинутые и голодные. Но не может быть, чтобы их не искали, их, наверно, ищут даже теперь, в эту непогодь. От этих мыслей становилось спокойнее.

Долго мальчики не могли уснуть, ворочались; еловые ветки, как их ни перекладывали, кололись, давили под бок.

– Противные, – не выдержал Валерка.

– Уж и противные.

– А то нет?

– Конечно, мамка бы тебе подушечку подложила помягче…

Валерка ничего не ответил; только вздохнул и уже не жаловался на ветки. Алешка прислушивался, как шумит по лесу дождь, словно мчится по зарослям что-то живое, огромное. Может быть, так бежит вспугнутое стадо лосей, а может быть, с таким гулом где-то проносятся скорые поезда.

– А мама тоже не спит, – сказал вдруг Валерка. – Правда?

– Правда.

– Нас дожидается. А мы…

Валерка не договорил, голос его задрожал, он ткнулся носом в плечо Алешки и затих.

– Ну вот… раскис.

В темноте Алешка нащупал Валеркин нос, подбородок – они были влажны.

– Не надо, – успокаивал брата Алешка. – Вот утра дождемся, светло станет, и мы пойдем… Найдем дорогу и придем домой. Мама, наверно, пирогов напекла, шанежек нам оставила.

Валерка всхлипнул и, заикаясь, сказал:

– Я… я, Лешка, х-хлеба хочу с-с… луком и с-солью.

– Чудак человек, – хмыкнул Алешка. – Ему про пироги, а он…

Чуть погодя Валерка легонько толкнул в бок брата:

– А как ты в лесу ночевал? Помнишь?

– Когда в поход ходил? – живо переспросил Алешка. – Рассказать?

– Ага. Только тише говори.

– А что?

– Они, знаешь, какие ухатые.

– Кто?

– Волки.

– Их тут и близко нет. Чего им тут надо?.. Лучше слушай, – сказал Алешка и кашлянул в кулак. – В нашем отряде было девять человек. Ну, Петька Лужанин был, Санька Сморода, Игнашка Петелин.

– А Утка ходил?

– Кто такой?

– Колька.

– Еще чего… Он же во втором классе.

– А хвастал: пойду, говорил, с вами.

– Мало чего… Ну вот. Пошли мы утром в воскресенье. Петр Никодимыч с огромнющим рюкзаком, удилища у нас, как пики.

– А компас был?

– И компас. Лужанин котелок взял, Сморода – чайник. Каждый что-нибудь тащил.

– А ты?

– Я топорик захватил… Ну вот, идем мы да идем. Пообедали. Сами варили. Потом на Чудь-озере рыбу удили… А потом снова шли. Учитель про лесных птиц рассказывал и про травы. А когда отдыхали, про партизан рассказывал, про Павлина Виноградова. Знаешь, как он воевал против беляков?

– Смелый был?

– Очень. И сильный… В одном бою один против целой сотни дрался.

Валерка схватил Лешку за руку:

– Ну и как?

– Убили его, а он все равно не сдался.

Ребята несколько минут прислушивались к лесному шуму. Дождь не утихал, но стал как-то ровнее, спокойнее.

– А потом?

– Потом пошли дальше. Учитель впереди, а вожатая наша в конце, кто отстал – она подсобит. Вытянулись гуськом, друг за дружкой. Дорогу по компасу находим, как следопыты какие-нибудь. Остановится учитель и спрашивает: «Как дальше идти? В какую сторону сворачивать?» И каждый из нас по очереди определяет, какую дорогу выбрать. А в лесу темно стало, как в погребе, даже темнее. Учитель послушает нас, послушает, потом возьмет компас и покажет верную дорогу. Кабы сейчас у нас был компас, мы бы точно вышли к нашему поселку. Жаль, не взяли с собой, – вздохнул Алешка.

– А потом что?

– И потом шли правильно. Только вдруг дождь как припустит. У кого было что с собой – надел. Все-таки лучше. А кое-кто захотел спрятаться от дождя и ждать, покамест распогодится. А вожатая с учителем посмотрели на небо и говорят: «Дождь до утра зарядил, что ж мы, тоже будем сидеть до утра? До дому-то немного осталось – может, километра четыре, самое большее – пять». Ну, мы и пошли. Под ногами мокро, сверху дождь. А мы шагаем. Еще даже песню начали. И вышли к поселку. Устали, но не очень. И никто не отстал. Один только Петька Лужанин стал хныкать, тогда мы взяли и разобрали его груз: кто – лопату, а кто – мешок. Он пошел налегке, отдохнул немного и снова нагрузился. Если все вместе и если помогать друг дружке, говорит вожатая, никакие трудности не страшны. А учитель сказал, что на фронте это называлось взаимовыручкой, ну, как в бою бывает: наседают фашисты, и одного нашего товарища ранят, другой на место его станет, а фашистов не подпустит и товарища выручит. Вот и Павлинов таким был. Никогда товарища не бросал. Есть такая даже пословица: «Сам погибай, а товарища выручай». Учитель говорил. Хорошая пословица, правда, Валерка?

– Правда.

Валерка слушал, молчал и больше ни о чем не расспрашивал.

А дождь по-прежнему шумел в вершинах сосен. Крупные холодные капли исхлестывали всю землю вокруг шалаша, прибивали травы, проникали в середину. Алешка дважды вылезал из шалаша и прикрывал его новыми ветками. Когда, наконец, дождь прекратился, мальчики почувствовали, что продрогли. Прижавшись друг к дружке, кое-как согрелись и уснули.

ВЫСТРЕЛ В ЛЕСУ

В эту ночь Алешке снились далекие моря, чайки, стремительно летящие над белыми гребнями волн, безбрежный, бушующий день и ночь океан и затерявшаяся в нем баржа и на ней четверка отважных моряков. А Валерке снился свежий, душистый хлеб с запеченной корочкой. От этого у него ныло под ложечкой, он ясно ощущал во рту вкус хлеба и, может быть, из-за этого проснулся. Повернулся на бок, толкнул Алешку.

В щели шалаша проникал серый рассвет. Дождь утих. Влажные ветви, отяжелев, свисали книзу. Проснулся и Алешка. Протерев глаза, огляделся. У входа в шалаш светилась лужица воды. Раскрыл свои корзинки одуванчик, а лютики и лапчатка гусиная еще не проснулись – значит, рано еще, может, пять, во всяком случае, не позже шести часов утра; лютики, как и лапчатка гусиная, – Алешка знал – раскрываются не раньше восьми. Однако пора вставать.

– Есть хочется, – захныкал Валерка.

– Так рано? Еще растолстеешь, – пошутил Алешка. Ему самому хотелось есть, нашлась бы хотя корочка хлеба, пусть черствая даже лучше черствая. Но он знал: в корзинке, кроме ягод, ничего нет. – Ну, давай ягод поедим… Вон их сколько. И еще насобираем.

– А… хлеба не осталось?

Валерка с надеждой посмотрел на брата.

Хлеба. Где его взять? Знать бы, что такое случится, они бы захватили из дому целый каравай, а то и два.

– Осталось, а как же…

Измученный за прошедшие две ночи, с запавшими глазами, Алешка смотрел на брата и не узнавал его. Губы Валерки стали тоньше, нос заострился. Что же делать? Он ничего не мог придумать. Сидеть, однако, так, мокрыми, голодными тоже нельзя. Они поели ягод, выпили по нескольку глотков воды из бутылки.

Прежде чем идти, Алешка посмотрел больную ногу Валерки; по словам его, она болела, но не очень, и идти, хотя и медленно, он сможет. Итак, пошли.

Две фигурки то появлялись на едва приметной тропке, то исчезали в зарослях шиповника, то ковыляли по залитой солнцем поляне.

Алешка, как и раньше, был впереди; когда ветви мешали, он отгибал их и пропускал вперед Валерку, потом шел за ним несколько шагов и снова выходил вперед.

Через какие-то промежутки времени братья делали короткие привалы, усаживались на мокрую траву и отдыхали.

Всю дорогу они почти ни о чем не говорили, больше слушали: а вдруг окликнут их, ведь их, конечно же, ищут.

Валерке иногда чудилось: стоит пройти сотню шагов – и отец выйдет из-за дерева, улыбнется, поднимет его на руки.

В середине дня они слышали, как по лесу прокатилось эхо выстрела.

– Сюда-а-а! – закричал Алешка.

– Мы тут-а-а! – вторил Валерка.

Лес уносил их голоса куда-то далеко, и через какое-то время возвращал: «а-а-а».

Один раз им показалось, что где-то слева кричат, но, когда прошли километра полтора в том направлении, выяснилось: голоса слышатся сзади, и они повернули обратно. Так шли полчаса, а может, и час, и снова свернули влево.

Потом голоса затихли. Ребята остановились, не зная, куда идти дальше. Долго стояли в нерешительности. От усталости Валерка едва дышал. Алешка тоже устал. Измученные, промокшие, заплутавшись окончательно, они к полудню вышли к болоту.

ЗАЯЧЬЕ БОЛОТО

Заячье болото, как все болота, кочковатое, с блюдечками воды между кочками, но в Белозерске о нем ходила дурная слава, и кто знал это, старался обойти его десятой дорогой. На нем росли кусты рябины, то там, то сям покрывал его ольшаник, а кое-где просвечивали озерца. Оно вытянулось в узкую полосу на добрых три километра, и обходить его было далеко, лучше всего – перейти по прямой. Так поступил и Алешка.

Он первым взошел на влажную податливую почву. Поросшие мхом кочки мягко коснулись босых, исколотых ног, приятно охолодили их. Валерка был обут и не чувствовал этого, но ему казалось: кочки под ним движутся и вот-вот провалятся. Еле удерживаясь, чтобы не упасть, он испуганно позвал:

– Зыбко тут, Лешка!

Тот не обернулся, махнул рукой:

– Куда я стану, и ты ступай.

– Тебе босому хорошо, а я проваливаюсь, – жаловался Валерка и все же шел вслед за братом.

Болото, сплошь затянутое зеленым, местами выцветшим бархатом, лишь кое-где было помечено серебряными кольцами воды, в них плавали водяные лилии. По обе стороны болота тянулся лес; на другой стороне он был пореже. Братьям думалось: именно там, на другой стороне, они найдут свой путь, единственный из тысячи лесных дорог и тропок.

Мысль, что там, по ту сторону Заячьего болота, их ждет спасение, подгоняла Алешку; его торопливость передавалась и Валерке, и, хотя идти с каждым шагом становилось труднее, Валерка молча следовал за братом.

Но Заячье болото, видно, не хотело так просто расстаться с мальчишками. Почти на середине Алешка почувствовал под ногами какое-то движение: закачавшись, кочка опустилась, задрожали раскрывшиеся цветы лилий. Алешка хотел отступить, но скользкая жижа коснулась коленок, а когда он попытался выдернуть застрявшую ногу, провалился еще больше – по пояс. В тот миг болото показалось Алешке бездонным, он похолодел, капли пота покрыли лоб и шею.

Валерка, шедший сзади, остановился, хотел закричать и не смог.

Он все видел. На его глазах Алешка провалился и увяз в болоте. Но потому, что несчастье произошло внезапно, в какие-то две-три секунды, он не мог сразу сообразить, что случилось, не смог понять, чем грозит оно Алешке. Ища помощи, Валерка оглянулся, но вокруг простиралось безмолвное болото – мягкое, бархатное, с серебристыми кольцами воды. На той стороне застыл в таком же безмолвии лес. А над лесом светило августовское теплое солнце; оно клонилось уже к западу, его неяркие оранжевые лучи мягко грели затылок.

– Чего стоишь? – прохрипел Алешка. Положив палку поперек кочки, он оперся на нее, но она тотчас погрузилась вместе с кочкой; в болотную жижу опустились и Алешкины руки. Он выдернул их оттуда, поднял над головой – худые, тонкие, в черных перчатках болотной грязи.

Валерка сделал шаг ближе, но Алешка изо всех сил затряс головой:

– Не ходи… Ляг на кочку. Протяни палку…

Валерка послушно лег и, не чувствуя ни влаги, ни охватившего его озноба, протянул, как только мог, палку подальше. К несчастью, она оказалась короткой. Алешка не достал ее.

Валерка готов был зареветь. Закусив губу, он изо всех сил потянулся к брату, чтобы тот мог схватить палку хоть кончиками пальцев.

– Ближе, – шевельнул губами Алешка.

Ложиться ближе – опасно, но другого выхода нет. Надо решаться. Валерка передвинулся на полметра ближе, подвинул палку к Алешке. Одними пальцами Алешка коснулся ее и облегченно вздохнул.

– Тяни! – И что есть силы заработал ногами. – Я помогу.

Это было трудно. Алешке казалось: он сильно работает ногами, на самом деле еле водил ими в болотной жиже, но все-таки он вскоре почувствовал, что чуть-чуть подвинулся к Валерке, хотя болотная жижа уже подступала к плечам.

– Еще немножко!.. Еще!

Валерка тянул палку к себе и, плача, просил:

– Держись, Лешка!..

– Не п-плачь.

– Я не плачу-у.

А слезы текли и текли.

Валерка плакал, не чувствуя слез. Он испугался – это правда, но не растерялся. Упрямо сцепив зубы, он тянул и тянул палку к себе, хотя руки немели и становились совсем непослушными.

– Лешка!.. Не тони!.. Не тони же! Слышишь?..

– Слышу-у.

Вдруг Алешка увидел поблизости маленькую молодую ольшину. До этого, напуганный случившимся, он, словно слепой, ничего не замечал. Теперь же воспрянул духом:

– Валерка, смотри сюда!

– Чего?

– Ольшина!

– В-вижу, – все еще не теряя надежды вытащить Алешку, мычал Валерка.

– Подберись к ней.

– А зачем?

– Нагни ее… Скорей же!

– А-а, понял! – всхлипнул Валерка. – Я сейчас!.. Сейчас!..

Валерка ползком добрался к ольшине, уцепился за ветви и потянул к себе, она согнулась; Алешка тут же схватил ее за вершину, схватил цепко, рванул к себе – и ольшина покорно пригнулась.

– Так! – выдохнул Алешка и медленно, но упорно пополз вслед за деревцом; Валерка, позабыв обо всем на свете, смотрел за каждым движением брата.

– А-а, ты… смешной. И носа не видать, – сказал он, улыбаясь сквозь слезы, когда Алешка выкарабкался на кочку.

В самом деле, Алешка казался смешным: он был весь в грязи, в болотной жиже, только глаза блестели, но он был жив, он был спасен и сидел рядом.

Братья не пришли еще в себя после пережитого, как вдруг послышался шум мотора и вслед за этим над вершинами пихт появился вертолет, им показалось: тот самый, что был вчера.

Мальчики встали и принялись изо всех сил махать палками, а вертолет как внезапно появился, так внезапно исчез за зубчатой стеной леса. Они все еще надеялись, что он вернется, и долго смотрели в ту сторону, куда он улетел, но… вертолет больше не появлялся.

– Улетел, – сказал Алешка. – Эх!..

– Теперь назад пойдем? – вздохнув, спросил Валерка.

– Почему назад?.. Дальше надо… На ту сторону. И вертолет туда полетел.

Впервые Валерка ничего не возразил брату.