Текст книги "Еще один шаг"

Автор книги: Борис Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

ЗАБЛУДИЛИСЬ

Поляна, на которой Валерка наколол ногу, появилась неожиданно. Ее легко было узнать по двум пихтам, обожженным молнией. На эти деревья они обратили внимание еще в первый раз: одно – с двумя огромными пальцами-пиками, другое – высокое и тонкое, как антенна.

Бояров осмотрелся. Поляна, как венком, окружена соснами и пихтами. То там, то здесь горят пижмы – дикие желтые рябинки, раскидистые донники, золотарники – «золотые розги». Место приметное. А если к тому же делать ножом зарубки на деревьях, то ничего не стоит отыскать эту поляну снова, даже в сумерки. И Бояров решился. Он опустил Валерку, поставил на землю корзину, застегнул на все пуговицы косоворотку, зачем-то снял картуз и сдул с него несколько сосновых иголок.

– Мы… кажется, заблудились? – спросил вдруг Алешка.

– Заблудились? – посмотрел на отца и Валерка.

Бояров составил корзинки вместе, наломал ветвей и сложил их возле корзин.

– Подождите тут, а я поищу дорогу… Только отсюда – ни шагу. Поняли?

– Поняли, – сказал Валерка и вдруг спросил: – А нельзя и нам? С тобой чтобы?

– Вы ж устали… И нога у тебя болит. Так мы всю ночь проканителимся. А сам я быстро найду.

Бояров достал из корзины остаток хлеба, рыбину:

– Вот поешьте. А я пошел…

Бояров прошел на край поляны, оглянулся – сыновья сидели друг возле друга и смотрели ему вслед. Валерка махнул рукой. Бояров остановился, подумал и… вернулся, подошел к ребятам, сел на кучку ветвей. Торопливо достал портсигар, закурил. Затянулся горьким дымком.

– Папанька, что ж ты? – спросил Алешка.

– А ничего. – Бояров бросил окурок, прижал его веткой, потом пощупал ногу Валерки.

– Ну как? Болит еще?

– Совсем уже не болит.

– А идти можешь?

– Могу.

Валерка встал, сделал несколько шагов. Идти он мог, конечно, но медленно.

– Ты думаешь, мы испугаемся? – спросил Алешка, хмуря белесые брови. – Или уйдем отсюда?

– Ничего я не думаю.

– Нет, думаешь.

Усевшись снова на ветки рядом с отцом, Валерка вставил и свое слово:

– Мы не забоимся с Алешкой. А ты скорей приходи…

Другого выхода не было: надо было идти, и чем скорее, тем лучше. Еще час-два – и лес поглотит предвечерний сумрак, а там и совсем завечереет, станет темно.

– Глядите же, ни шагу с поляны. Лешка, ты старшой, понимать должен.

– Понимаю…

– Боишься, будто мы маленькие, – сказал Валерка.

– Большие, конечно… Ладно, я пошел.

Бояров отошел на несколько шагов и оглянулся. Ребята сидели среди огромной поляны какие-то маленькие, одинокие. Он тут же успокоил себя: ну, что может случиться? Дорогу он, несомненно, найдет быстро. А пока ребята отдохнут, и идти им будет легче.

Бояров еще раз обернулся, помахал ребятам рукой:

– Я скоро вернусь! Ждите!

ПУСТАЯ ПОЛЯНА

Бояров шел быстро, почти не чувствуя усталости. Перепрыгивал поваленные деревья, взбегал на лесные пригорки, перешагивал ручейки. Осталось позади и болото. Когда кончились последние болотные кочки, началось редколесье, и Бояров понял: он на верном пути. Теперь скоро должны начаться первые порубки. Дальше идти незачем. Скорее обратно – на поляну, к мальчишкам.

Солнце клонилось к западу. Нежаркие лучи его пробивали густой зеленый сумрак, согревали лесной воздух. Под ногами потрескивали сухие ветви пихт и сосен, попадались богатые россыпи ягод. Бояров спешил, почти бежал, замедляя шаг только возле деревьев, на которых оставил метки. Еще издали он различал белые поперечные полоски на бронзе сосен.

Он обещал ребятам пойти с ними вечером в клуб, посмотреть новый фильм, нехорошо, если они опоздают. И Маша будет беспокоиться. Может быть, она тоже пойдет с ними. Завтра, в понедельник, он уйдет с бригадой на новый участок, а это далеко от поселка, надо будет новую лежневку делать, трактор переводить. Идет последняя декада месяца, а план валки не выполнен и наполовину. Будет ли по пятьсот кубов на брата? А слово давали, обещались, даже в газетке напечатали об этом.

Задумавшись, Бояров не заметил, как снова вышел к болоту. Под ногами прогибался мягкий податливый мох. Вдруг Бояров оступился и угодил меж кочек. Болотная тина охолодила ногу, наполнила ботинок. Он рванулся, стал на кочку и пошел осторожнее. Под сосной разулся, очистил ботинок от грязи.

От болота до поляны, по его расчетам, оставалось не больше километра. Это минут десять ходу. Бегом устремился дальше.

Потревоженные птицы взвивались над головой и, кри ча, оглушительно хлопая крыльями, улетали в глубь леса.

Что-то подгоняло Боярова, не давало остановиться, передохнуть.

Но вот он увидел опаленные молнией пихты, огнем полыхнувшие дикие желтые рябинки, цветки золотарника, багровой гвоздики и облегченно выдохнул: «Наконец-то!..»

Достал платок и вытер вспотевший лоб. Захотелось покурить, но лучше потом, возле ребят, он отдохнет и, конечно, подымит.

– Ребята! – позвал тихо.

Поляна молчала. Длинные ветви пихты шевелились под легким ветром. «Наверно, счрятались», – подумал Бояров. Он тихо вышел на поляну. Там, под пихтой, стояли две корзины с ягодами – его и Алешкина. Ребят же нигде не было видно.

– Алешка! Валерка! Где вы? Уж я вам задам… Погодите…

Бояров говорил негромко, почти спокойно, хотя тревожное предчувствие холодило грудь. Он обошел поляну, заглядывая под каждый куст, спрашивал тихо, словно мальчики стояли в трех шагах от него, за кустом или за деревом:

– Ну, что же вы?

Поляна будто онемела. Не шевелились кусты, поникла, окаменев, трава, закрылись ярко-желтые корзинки одуванчиков.

– Выходите. Будет уже – наигрались, и хватит, – попросил он и целую минуту стоял молча, прислушиваясь, не треснет ли ветка, не зашелестит ли трава.

Все оставалось по-прежнему. Только что же это? Поляна стала вдруг меркнуть, темнеть. И он закричал громко, как только мог:

– Валерка-а! Алешка-а!

– А-а, – покатилось по лесной чаще, перекатываясь по завалам и буеракам, и постепенно затихло.

– А-а-а! – отозвалось в самых дальних тайниках Пинежского леса.

Бояров стоял несколько минут, не в силах двинуться с места. Потом медленно пошел вокруг поляны, не удержался и побежал, делая все большие и большие круги и все время зовя Валерку и Алешку. Лес оставался глухим.

Между тем стало быстро темнеть, густая зеленая мгла наполнила лесную чащу. Еще час, может, два, и в лесу станет совсем темно. Надо что-то делать. Бежать в поселок, звать людей.

И, задыхаясь, почувствовав, как все внутри будто вот-вот оборвется, Бояров побежал.

Несколько раз он падал, сорвало картуз, но Бояров не стал искать его в высокой траве.

Он бежал и бежал по темному притаившемуся лесу. Дышал хрипло, с трудом. Пихты и сосны обступали его со всех сторон, кружились, неохотно уступали дорогу. Под ноги попадались какие-то корни, шишки, больно хлестнула по лицу колючая ветка, другая зацепила за ворот и разорвала его.

Наконец между сосен показалась длинная, узкая, как рукав, просека, еще минута – и он встал на лежневку. Застучали под ботинками бревна. Скоро, скоро поселок! Вот они, первые дома. Кто-то стоит у колодца, словно ждет его, воды не берет.

– Люди! – позвал Бояров, крик замер в пересохшем горле. – Люди! – позвал громче.

Женщина, бравшая воду, бросила ведро, и оно, дребезжа тонко и обиженно, покатилось по земле, заколыхался в палевом небе длинный журавль.

– Что там, Антон Петрович?!

– Дети… в лесу.

Женщина перебежала дорогу и застучала в соседние ворота, Потом дальше и дальше. Платок ее мелькнул у клуба.

И вот уже улицей, из дворов, от клуба бегут люди, и среди них сосед Боярова – Михей, тонкий как жердь, в белой праздничной рубахе с расстегнутым воротом.

– Что с ними?

– Где?

Несли с собой топоры, у некоторых – охотничьи ружья.

– Веди, Петрович! Скорее!

ВЕЗДЕ ЛЕС

Валерка так устал, что, опустившись на мягкие еловые ветки, мгновенно уснул.

Спал он неслышно, казалось, что он и не спит вовсе, а притворяется, ресницы – белесые, редковатые – чуть подрагивают, а сухие, в пятнышках черничного сока губы шевелятся. Но Алешка знал: брат спит по-настоящему, и решил не будить его до возвращения отца; он отошел подальше, осторожно наломал пушистых веток, сложил их рядом с Валеркой и прилег тоже.

Лес наполняли необычные звуки, и Алешка не мог из-за этого уснуть; он лежал лицом вверх, положив руки под голову, и слушал. Вот запела, как в дудочку задудела, пичужка, откликнулась другая, только голосок у нее иной – разливистей, звонче, потом в этот хор влился новый голос – побасистей. Красиво как! Лес шумел протяжно и легко, словно дышал, гудели верхушки сосен, они чуть-чуть колыхались, хотя ветра совершенно не было, а солнце золотило и плавило их, и казалось: еще секунда – и в густую траву потечет расплавленное золото и затопит все вокруг.

Алешка закрывает глаза – и шум становится гуще, каждая ветка поет. А может быть, Алешке все это кажется? Кто это? Не отец ли возвращается? Алешка приподнялся, чтобы посмотреть. На поляну села большая птица. Лебедь! Так близко лебедя он никогда не видел.

Вот здорово! Хорошо бы и Валерка посмотрел лебедя, но жаль будить его. Алешка во все глаза смотрит на птицу, очень белую и очень красивую, а та вдруг, взмахнув крыльями, легко взлетела над поляной и бесшумно уплыла в небо. Птица летела против солнца, и смотреть на нее было трудно: слепило глаза. Она становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла.

– Гули-гули! – позвал Алешка, как звал голубей.

– Ты чего? – спросил Валерка, проснувшись.

– Лебедь улетел.

– Лебедь? – Валерка совсем проснулся. – Что же ты меня не позвал? Я бы тоже посмотрел.

– Ты спал.

– И совсем я не спал… Я папаньку видел. Он звал нас. А его… волки не пускали. Стояли на дороге и не пускали.

– Да это ж сон… Привиделось тебе, – насмешливо хмыкнул Алешка.

– И ничего не привиделось.

Валерка неуверенно осмотрелся. Вокруг поляны стоял темный, притаившийся лес. Кто знает, что там, за этими соснами? Может, и в самом деле волки? Не лучше ли уйти, пока не поздно, уйти и поискать дорогу? Чего же сидеть и ждать? А ночь надвигается. Со всех сторон ползут полосатые тени. Колышутся кусты, как живые, протягивают ветви.

Валерка поспешно встал:

– Пойдем.

– А папаня?

– Папка, наверно, сам заблудился.

– Мы должны ждать, он вернется.

– А я пойду. Не хочу тут сидеть. Уже ночь скоро.

– Ну и что? Посидим. Когда я с вожатой в поход ходил, не то еще было.

– Не буду я тут сидеть. Пойду папаню встречать.

Валерка подобрал большую ветку, обдергал на ней листья и, оглядываясь на шевелившиеся кусты, пошел.

– Валерка!

Валерка не ответил. Он знал, что делает: Алешка не заставит его сидеть на поляне, а одного не пустит и, значит, тоже пойдет с ним.

– Погоди! Корзинку возьмем и воду. Пить захочется.

Алешка взял корзинку с ягодами, вложил туда узелок с недоеденной рыбой, бутылку с водой, потом вернулся, схватил Валеркину куртку, набросил на плечо.

Шли братья молча: Алешка с корзиной и курткой на руке, Валерка с палочкой.

Когда отошли на довольно большое расстояние от поляны, им вдруг почудилось: кто-то кричит. Они остановились, прислушались: лес угрюмо молчал. И вдруг снова прокатилось призывное «а-а-а», и снова все стихло.

– Валерка, знаешь что, – Алешку встревожило это подозрительное эхо, – я залезу на дерево и посмотрю, правильно мы идем или нет. Хочешь, и ты полезай.

– Не могу я… нога.

– Ладно, сиди.

Выбрав сосну повыше, Алешка проворно взобрался на нее. Валерка, задрав голову вверх, смотрел на брата:

– Ну что?

– Сейчас.

Ухватившись за большой сук, Алешка внимательно осматривал лес. Вокруг на многие километры простиралось зеленое густое море. Далеко-далеко лесная кромка сливалась с горизонтом, образуя одну сплошную черную линию. Хоть бы след селения, хоть бы дымок какой-нибудь – нигде ничего.

В стороне, противоположной от солнца, Алешка увидел громадную тучу. Она медленно надвигалась, и было очевидно: не пройдет и часа, как все небо станет темным. Если запад там, где багровое солнце нацепилось на зеленые пики леса, подумал Алешка, то, само собою разумеется, север справа от него, а раз так, то все ясно. Алешка отчетливо вспомнил, как учитель Петр Никодимыч учил определять по солнцу, где север, а где юг, вспомнились даже его глуховатый голос и смешная привычка подергивать себя за правое ухо… «Хорошо, я знаю, как идти, – шептал Алешка. – Наш Белозерск на севере, потому что лес, если идти от поселка, на юге». Он пожалел: зачем послушал Валерку и оставил поляну? Но что случилось, то случилось.

Алешка слез с дерева.

– Везде лес… И знаешь что, Лерка, пойдем лучше на ту поляну, где мы сидели… Папаня туда, наверно, придет…

На этот раз Валерка ничего не возразил: он очень устал, и хотелось верить, что там, на поляне, их ждет отец.

ДЕЛИТЬ ПОРОВНУ

Валежник цеплялся за ноги и кололся. Дохнул сыростью неожиданно открывшийся овраг. Переплетенные ветви рябины не давали идти, и приходилось разрывать их, чтобы расчистить дорогу. Какая-то ветка царапнула Алешку по лицу. Тропка вела все выше и выше и, когда она, наконец, кончилась и между деревьев появился просвет, Алешка облегченно вздохнул:

– Ну все.

– У меня нога болит.

– Потерпи. Уже скоро.

И вот овраг остался позади. Предвечерний свет окрасил листву в бледно-розовый цвет.

– У тебя кровь, – испуганно уставился на брата Валерка, – на лице…

Алешка мазнул рукой по лицу:

– Сейчас подлечим.

Вырвал пучок травы, поплевал на нее и тщательно вытер царапину:

– Ну как?

– Все.

В поисках поляны прошло несколько часов. И когда, наконец, увидели знакомые уже опаленные пихты, радости особой не испытали – на поляне никого не было. Разве могли они знать, что час назад здесь был отец?

– Никого нет, – огляделся Валерка.

– Никого.

В небе проклюнулись первые звезды. Им не было никакого дела до заблудившихся мальчишек, они даже подмигивали, совершенно равнодушные к земным переживаниям и тревогам.

– Алешка, я… спать хочу… и есть.

У ребят осталась одна рыбина, полхлебца и ягоды. Можно перекусить. Но главное – отдохнуть не мешает. Валерка еле плелся, у Алешки ноги тоже как ватные.

– Поделим на сегодня и… на завтра.

– А зачем? Что мы – зимовщики?

– Кто знает. Петр Никодимыч всегда говорил: думай и про завтрашний день. Понял?

Валерка не стал больше возражать: делить так делить. Алешка на глаз отмерил половину хлеба и разломал, потом разделил рыбу. Братья неплохо подкрепились, закусили ягодами. Валерка даже похлопал себя по животу:

– Как барабан.

– Отчего это?

– От ягод, наверно.

– Заболеешь, поменьше есть надо.

Валерка понимающе кивнул: он тоже знал об этом.

– Выпьем воды, – предложил Алешка и достал из корзины бутылку.

Выпили по глотку воды, и Алешка вставил бутылку обратно в корзину. Вдруг почти над самыми головами ребят бесшумно пролетела огромная серая птица. Казалось, она едва не задела их широченными крыльями.

– Что это? – прошептал Валерка. Он встал, потянул куртку. – Уйдем отсюда… Вон – еще.

Это были совы, летевшие на ночной промысел. Большие, бесшумные.

Алешка не возражал, быстро собрался, дал Валерке палку.

– Пошли.

Сколько прошло времени, как они оставили злополучную поляну, сказать трудно, но шли они довольно долго, пока лес не окутала синяя вечерняя мгла.

– Нога болит, – взмолился Валерка. – Посидим, Лешка.

Они были на маленькой полянке, гораздо меньше той, откуда бежали.

– Давай здесь.

Наломали веток, сложили их под кустом, в головах поставили корзинку.

Тихо стонал лес. Меж ветвей появился серый шар луны. Внимание ребят привлекла странная птица; прижавшись к коре, как бы слившись с поверхностью ствола, птица сидела совершенно неподвижно, и казалось – она часть дерева. Но вот заблестели ее до того почти закрытые глаза: наверно, она заметила мальчишек. Красивый темный глаз ее смотрел пристально, птица насторожилась. Валерка шепнул:

– А что она сидит так? Лешка, слышь?

В ту же минуту птица быстро и бесшумно взлетела, у нее были длинные и острые крылья, а летела она каким-то танцующим полетом, и вдруг тут же села на кучку хвороста, и… пропала. Прошло минуты две, и до слуха ребят донеслось «тр-уэрр», «уэрр», «уэрр» и еще – «фюрр».

– Это же козодой, – сказал Алешка. – Чудная какая, правда? Она любит слепней всяких, что возле коров собираются, а раньше думали, будто она коров доит или коз. Вот и пошло: козодой да козодой.

– Выдумали на нее.

– Ну да, выдумки… Петр Никодимыч говорил: козодой – ценная птица.

– А куда она девалась?

– В хворосте или на дереве… Она же цветом на кору похожа.

Ребята помолчали. Лес наполняли глухие вечерние звуки, и голос козодоя потонул в них.

– Найдет нас папка? – спросил вдруг Валерка. – Темно тут и кусты какие-то… плохие.

– Почему плохие?

– Лохматые очень.

Чтобы успокоить себя и брата, Алешка сказал, что кусты здесь обыкновенные, такие же, как у них в Белозерске, а отец, чтобы идти ночью, наверно, фонарь возьмет с собой и обязательно найдет их. Они утром проснутся, и отец придет.

– А какой фонарь?.. «Летучую мышь»?

– Ага, мышь, – уже засыпая, сказал Алешка.

ВЕРТОЛЕТ

Мальчики проснулись почти одновременно: Алешка повернулся на бок, нечаянно толкнул Валерку – и сна как не бывало.

Алешке показалось, будто кто-то следит за ними. Он присмотрелся к дереву: на ветке сидела белка и черными любопытными глазами поглядывала на мальчиков, но вдруг метнулась вверх и пропала, только закачались зеленые иглы.

Всю поляну густо усыпала роса, почти на каждой травинке блестели сизые, будто окаменевшие росинки. Но тут Алешка вспомнил все, что произошло с ними вчера, и лес сразу потускнел.

Валерка, сидевший рядом, протер кулаком глаза, горько вздохнул:

– Не нашел нас папанька… А ты говорил – найдет.

– Не нашел, – невольно подражая брату, вздохнул и Алешка.

– И фонарь не помог.

– Какой фонарь?

– Ну вот… «Летучая мышь». Сам же говорил.

Рассвет приходил медленно. Над лесом вставало солнце, наверно хорошо отдохнувшее за ночь. Послышалась короткая трель зорянки-малиновки. А вот и она сама под соседней сосной мигнула оранжевым передничком и юркнула в чащу. Раскрылись повернутые к солнцу цветки козлобородника. Алешка заметил их сразу, как только проснулся. В другой раз, в другом месте он бы, может быть, обошел поляну, высмотрел бы все-все. Теперь же не до этого.

– Домой хочу, – всхлипнул Валерка. – Идем, Лешка… Идем же!

– Сейчас, вот сейчас. Только… в какую сторону идти?

Сказал и пожалел. Нельзя говорить так. Ведь он, Алешка, старшой, отец всегда ему это говорит, а как поступил? Не послушался отца, не дождался его там, на большой поляне, у опаленных пихт. Валерку послушал, а надо было не уходить и Валерку не отпускать. Уговорить как-нибудь, а не помогло бы – заставить. Эх! Какой же он, в самом деле, старшой? Ему тоже хочется скорее домой и боязно чего-то. Но он не заплачет и Валерке не даст хныкать. Они вот соберутся и пойдут. Идти им надо на юг, потому что там их поселок, Белозерск. Солнце взошло там, а юг, значит, правее.

Алешка вложил в корзинку бутылку, узелок.

– Пошли.

– А… ты знаешь, как идти?

– Прямо и прямо.

Стало совсем уже светло. Лес зашумел, травы, напившись росы, посвежели.

– Лешка, а… хлеб остался?

– Хочешь?

– Ага.

Алешка развязал узелок, в котором хранились остатки рыбы и кусочек хлеба – все их богатство. Поделил поровну.

Мальчики тут же, на поляне, съели и рыбу и хлеб. Завтрак был, конечно, скудный, и ребята пожалели, что, уходя из дому, они не взяли с собой больше еды, надо было послушаться маму и взять с собой все, что она предлагала. Валерка ухитрился даже оставить сверток с пирогами и еще радовался: вот он какой ловкий!

Вспомнив о матери, Валерка сказал:

– А мамка говорила, останься, а я… пошел.

Низко нагнув голову, Валерка подозрительно засопел.

– Что ты, Лерка? Вот еще. – Алешка вытер Валерке нос. – Скоро найдем дорогу и… и дома будем.

– К обеду? Да, Лешка?

– Может, и раньше.

– К обеду бы хорошо.

– Может, и поспеем… Только не вздумай реветь.

– Я не реву. – Валерка ладошкой вытер глаза и усмехнулся: – Видишь?

– Молодец.

Алешка шел впереди, Валерка – за ним. Когда кусты были слишком густые, они их обходили, обминали завалы, из встретившейся по пути длинной узкой ложбины долго не могли выбраться – она сплошь заросла колючим вереском. Алешка стал замечать, что Валерка отстает. Почему это? Никак захромал?

– Что ты? Устал?

– Нет, – буркнул Валерка.

– Ну-ка, показывай ногу, – потребовал Алешка. Оказалось, место накола, засорившись, покраснело. Ни слова не говоря, Алешка принялся снимать свои ботинки. – Надевай.

– А ты как?

– Так и буду.

– Не хочу.

– У тебя ж нога болит. Думаешь, не видал я, как ты шел? И… кто старшой? Я или ты? Помнишь, что папанька говорил?

Валерка никогда не видел Алешку таким серьезным и взрослым. Он с удивлением посмотрел на брата и, сопя, стал надевать ботинки; они были явно великоваты. Алешка отдал и носки – и ноге стало не так просторно. Валерка встал, потопал – ничего, и он веселее взглянул на брата:

– Не болит теперь совсем.

– Совсем?

– Правда, не болит.

Алешка взял корзинку на руку, положил в нее пустую бутылку, Валерка надел куртку, и они пошли.

Через каждые десять-пятнадцать шагов Алешка останавливался, поджидая отстававшего брата. Он делал это незаметно, будто искал чего-то.

В большом овраге, протянувшемся, может, на три километра, ребята увидели ручей, вода в нем была чистая, светящаяся зеленым светом.

При виде ручья, конечно, сразу захотелось пить.

– Сначала я напьюсь, – придержал брата Алешка. – Не спеши.

– А почему ты?

– Так надо.

– Почему ты всегда первый и первый?

– А вдруг ручей отравленный? Понял?

Алешка зачерпнул воды пригоршней и сделал глоток: нет, вода оказалась свежей, холодной, резко пахнущей хвоей.

– Можно. Пей.

Алешка наполнил бутылку. Валерка напился тоже.

– Может, умоемся? – предложил Алешка.

– Сначала ты, а потом я.

– Ладно, – усмехнулся Алешка. – Хитришь?

– Ты старшой, сам говорил.

– Хорошо. Только давай и ногу промоем. Это вода знаешь какая? Лекарственная, наверно. Из-под корней идет – чистая-чистая.

Валерка послушно разулся, и Алешка тщательно промыл ему ногу, намотал на нее платок, в котором раньше хранили хлеб. Потом, умывшись, вытерся краем рубашки. Валерка, как и Алешка, стал на колени, брызнул в лицо, улыбнулся.

– Хорошо как!

Внезапно над головой у ребят задрожали деревья, гул нарастал с каждой секундой. Что это? Не гроза ли? Прошло несколько минут – и вот прямо над ними появился самолет; он летел очень низко, над самыми верхушками сосен и пихт, будто пересчитывал их.

– Что это он? – спросил Валерка.

– Это не самолет, – шептал Алешка. – Это… это… вертолет…

– А чего ему надо?

– Ищет кого-то. – У Алешки перехватило дыхание: – Ну да! Нас ищет!

Подняв над головой руки, он что есть силы закричал:

– Э-гей! Там! Слышите!

Валерка кричал тоже, махал какой-то веткой, бросал ее, на лету подхватывал и снова бросал и кричал.

Вертолет пролетел мимо, покачивая крыльями, будто выбирал место для посадки.

– Скорей! – крикнул Алешка и бросился стремглав вслед за вертолетом по лесу. Он бежал, царапая о ветки лицо и руки, пока не задохнулся от усталости, а вертолет, набирая скорость, скрылся за верхушками деревьев.

Валерка ковылял следом, стараясь не упустить из виду синей Алешкиной рубашки.