Текст книги "Тигр в стоге сена"

Автор книги: Борис Майнаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 16

Переброску опия через Узбекистан, Киргизию, Казахстан и Россию Чабанов организовал, широко и дерзко. Наркотик везли в трубах большего диаметра, направлявшихся на строительство нефте– и газопроводов. Прямо на заводе, производившем высоковольный кабель, его закатывали в медную оплетку и сматывали в бухты, оставив, собственно, самого кабеля метра по три – четыре. Так, что если вдруг дотошному таможеннику на польско-советской границе захотелось бы проверить груз, он бы наткнулся на самый настоящий многожильный медный кабель. Вблизи столицы Киргизии по распоряжению Леонида Федоровича было создано больше двух десятков лабораторий, перерабатывающих опий-сырец в героин. Часть его реализовывалась и вывозилась в обычном виде. А часть – тайно перебрасывали в Туркмению и там, на огромной бахче, мешочки с наркотиком вращивали в арбузы. Потом, когда они достигали зрелости, их вагонами развозили по всей России. Серьезный человек обратил бы внимание на то, что некоторые составы с арбузами и дынями охраняли так, как не охраняли товары западных фирм, но таких уже не было. Вся страна занималась политикой и, кто в страхе, кто в надежде на лучшее, ждали перемен. А Чабанов делал деньги и через свои фирмы на Западе вкладывал их в электронику, газо-и нефтедобычу, домостроение и банковские операции с недвижимостью…

* * *

Краем глаза он увидел выдвигающийся из-за камня черный ствол гранатомета и, не раздумывая, оттолкнулся обеими ногами от брони БРДМа. В воздухе его догнал тяжелый удар и жгучая волна взрыва опалила огнем лицо и руки. Только потом он почувствовал, как острые камни врезались в спину и по правому плечу побежал горячий ручеек крови. Не обращая внимания ни на боль в спине, ни на почти онемевшую руку, он рванул отвороты куртки и одним движением натянул ее на голову, погасив горящие волосы. Только потом он услышал крики боли, свирепый солдатский мат и вопли атакующих душманов. Не поднимая головы, он повел глазами по сторонам и увидел, что у пулемета, на шедшем вслед за его машиной броневике, стоит его начальник штаба и короткими очередями бъет по рыжым скалам. Майор оглянулся и, встретившись с ним глазами, улыбнулся. «Жив!» – Понял он движение губ своего друга и, приподнявшись, оглянулся. В колонне горели три машины и два броневика. Идущий впереди танк, медленно поводя башней, бил из пушки куда-то вверх. Из-под колес бронетранспортеров рокотали автоматные очереди – его солдаты вели бой с нападавшими. Он встал и, глядя на начальника штаба, стремительными рывками менявшего пулеметную ленту, шагнул к нему… и тут что-то задребезжало. Он вскинул автомат и пришел в себя.

Кто-то стоял за порогом его квартиры и беспрерывно давил кнопку звонка. Министр окончательно проснулся и, передернув затвор «Узи», с которым с некоторых пор почти не расставался, неслышно подошел к двери. Прижавшись к стене вблизи дверного проема, он поднес стоявшую тут клюку к глазка и несколько раз прикрыл и открыл стеклышко. Трель стихла, но никто не стрелял. Только тогда он, держа палец на спусковом крючке автомата, сам заглянул в глазок. За дверью стоял Мурад Эсенов. Он заведовал отделом ЦК Компартии Туркменистана и был тайным агентом и старым другом министра. Тот распахнул дверь и втащил приятеля через порог.

– Что ж ты делаешь?! – Прошептал министр, когда они вошли в его кабинет, – как ты мог открыто прийти ко мне?

– А ты, – Мурад кивнул на автомат в его руках, – почему не перейдешь жить в военный городок и не поставишь около порога охрану?

– Ты хочешь, чтобы я жил как в аквариуме?

– А ты не думал, что ради тебя они могут рвануть этот дом, угробив ни в чем не повинных людей?

Министр улыбнулся и отрицательно покачал головой:

– Ты слишком долго прожил за пределами Туркмении. Тут рядом со мной живут две семьи из такого рода, что в этом доме даже комара опасно убивать. Меня, за порогом моей квартиры – да, но жителей дома не тронет никто.

Эсенов усмехнулся и тяжело опустился в кресло.

– Ты, министр внутренних дел, генерал, а ведешь себя, как пацан. Спрятал семью в российской деревне, ходишь по дому с автоматом в руках, а веришь в силу средневековых обычаев.

Генерал отложил в сторону оружие и, тряхнув копной густых, обильно посеребренных волос, невесело рассмеялся:

– Давай не будем решать кто из нас делает больше ошибок. Тебя так трудно и долго внедряли в святая святых местных коммунистов, а ты взял и открыто пришел ко мне – ставленнику Кремля, пытающемуся расчистить местные авгиевые конюшни от коррупции, казнокрадства и торговли государственными должностями. Так кто из нас пацан?

Сухое, нервное лицо Эсенова дернулось.

– Я узнал такие вещи, за которые сейчас же могут полгорода снести. Держать их у себя было бессмысленно – в любой момент их могли взять вместе с моей головой. А мне очень не хочется умирать задарма. Вот я и прибежал к тебе, нарушив все наши конспиративные правила.

– Они стоят того, чтобы ты раскрылся?

Гость повел головой по сторонам, задумчиво посмотрел на старинную казачью саблю, висевшую на ковре и набор курительных трубок, выставленных в стеклянной витрине.

– В двух словах – в республику из-за кордона поставляется оружие и наркотики. Но и то, и другое не для внутреннего пользования – опий здесь выращивают веками, а автоматов хватает со времен нашей «миротворческой миссии» в Афганистане – а для переброски внутрь Союза. Большая часть стволов идет в Прибалтику и на Кавказ, что-то в Центральную Россию. Наркотики – поставляются в Европу и Штаты. Кроме того, мне удалось добыть перечень должностей с расценками. Теперь я знаю – сколько, за какой партийный или государственый пост, в какой валюте и кому надо заплатить. Еще мне удалось записать разговор Первого с одним из родовых вождей, в котором они рассуждают о будущем страны, вне Союза. Там есть много интересного и четко обозначены выходы с суммами подношений на Кремль, – Эсенов отвел глаза, – эти имена вслух лучше не произносить. Названы и несколько Люксембургских банков и фирм, через которые перебрасываются деньги на счета в Европу. Есть несколько совершенно не знакомых имен, но произнесенных с таким почтением, что я думаю – они имеют вес на уровне или выше Кремля. В моем дипломате не только пленки, но и документы, среди них телеграммы, копии счетов и отчетов.

Лицо генерала окаменело, а в глазах загорелись какие-то огоньки.

– Если говорить коротко, то я свои миссию считаю выполненной, – Эсенов встал и, подойдя к стене, зачем-то потрогал ножны сабли. Потом потер пальцем потемневшую рукоять.

– Она у тебя настоящая?

Министр вскинул голову, как будто только что пробудился ото сна, и невидящим взором посмотрел на своего друга:

– Да, дедовская. Он у меня у Буденного служил. Мне его шашка по наследству досталась.

– А мой дед, наверное, против твоего воевал.Только у меня его оружия не осталось. Даже не знаю где он похоронен и похоронен ли?

– Война, – неопределенно проговорил генерал, пожимая плечам.

– Гражданская, – уточнил гость. – Вот и сейчас, я боюсь, что наши лидеры, может быть, сами этого не до конца понимая, снова ведут страну к гражданской войне. Только если она случится, Россия наверняка потеряет Сренюю Азию, Кавказ, Крым, Прибалтику, Украины… Теперь ее окружает не тот мир.

Генерал не любил отвлеченных рассуждений. Он был человеком дела и всем разговорам предпочитал действие, а рассуждения облекал в конкретные пункты плана или приказа.

Гость, как только сейчас заметил министр, был одет не по погоде. На нем был черный костюм, а хрустальной белизны рубашка под подбородком была затянута в темный, под цвет пиджака, галстук.

– Не жарко, на дворе почти сорок градусов? – Он решил сменить тему разговора.

– Это чтобы не переодевали, когда в гроб будут класть, – невесело пошутил Эсенов, потом усмехнулся. – Ты же знаешь, в ЦК в рубашке с коротким рукавом не походишь. Я к тебе вместо обеда выскочил, вот и не успел снять «униформы».

– А-а-а, – как-то неопределенно протянул министр.

Гость внимательно взглянул в его глаза и понял, что тот уже решает как, сохранив тайну, перебросить в Москву материал, который он принес.

– Может быть военной фельдпочтой?

– Я уже проверял – ее читают в местном КГБ.

– Погранцы?

– Длинная история – они все посылают через штаб округа.

– Что у тебя нет самолета или верных людей в аэропорту?

Генерал автоматически потянулся к столу и, взяв с него ремни наплечной кобуры, надел их и застегнул на груди.

– Сейчас поедем к артиллеристам. Я с их командиром полка в Кандагаре водку пил, а там остальное и додумаем.

Он сунул под левую руку свой «Узи» и поднялся.

– Погоди секунду, – Эсенов подошел почти вплотную к нему и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Чьи интересы мы тут с тобой отстаиваем? Там такие фамилии, что мне вдруг подумалось, в не пешки ли мы в чужой игре? Может быть, с нашей помощью одни подонки пытаются отобрать деньги и должности у других, а?

Генерал взял с вешалки легкую защитную куртку и, встав с боку окна, осторожно отодвинул занавеску.

– Моя «Вольвочка» уже пришла, – он повернулся и, твердо глядя в глаза друга, сказал:

– Меня сюда прислал Александр Яковлев. Мы говорили с ним перед поездкой. Он человек честный. Или ты думаешь, что я уже в людях перестал разбираться? Пошлем бумаги ему, а там посмотрим на их реакцию.

Генерал впереди, гость позади – они подошли к двери. Министр, взглянув в глазок, открыл дверь. На лестничной площадке стоял прапорщик с петлицами пограничника на рубашке. Он удивленно поднял белесые брови:

– Вы же сами приказывали, товарищ генерал…

– Все нормально, Петя.

Уже на улице, садясь в машину, генерал пропустил Эсенова вперед и тихо проговорил:

– В конце концов – все мы шахматные фигуры на доске истории.

Его спутник никак не прореагировал на эти слова. Он смотрел в проход двора. Там, чуть прикрывшись углом дома, стояла новенькая «Волга».

– Вот и все, – отрешенно прозвучал голос Эсенова, – они уже здесь и дороги назад для меня нет.

Генерал чуть двинул плечом, отбрасывая полу куртки. Майор, стоявший у передней дверцы машины министра, приподнял дипломат и положил большой палец на кнопку, которая отбрасывала обе стенки чемоданчика, обнажая автомат.

– Садись, – генерал чуть подтолкнул Эсенова в глубь салона, – стрелять не будем, да и они брать нас тут не решатся.

Майор чуть отступил назад и, приподняв дипломат, прикрыл им и собой министра, садящегося рядом со своим гостем. Не успел генерал опуститься на сидение, как водитель дал полный газ. Адьютанту пришлось прыгать в стремительно уносящуюся машину. Едва коснувшись сидения, офицер всем телом повернулся назад, готовясь в любой момен открыть стрельбу по нападавшим. Но водитель «Волги», не скрывая своих намерений, почти в ту же секунду двинулся за машиной министра.

– Обнаглели до предела, – прошипел от ярости майор.

– Не обращай внимания, – проговорил, даже не глядя в сторону преследователей, генерал, – они наверняка из комитета и если мы их сейчас остановим, то предъявят свои удостоверения и скажут, что выделены для моей охраны.

Водитель вопросительно посмотрел в зеркальце, стараясь поймать взгляд министра.

– К артиллеристам, Петя. Знаешь, около кинотатра «Космос» полк стоит ?

– Есть, товарищ генерал.

Машины мчались по залитому полуденным зноем Ашхабаду. Редкие прохожие пробирались по тратуарам, держась вблизи домов и стараясь не выходить из-под тени раскидистых деревьев. Проспект Махтум-Кули, по которому они ехали, был полон автомобилями и водителю генерала, не снижавшему скорости и не обращавшему внимания на сигналы светофоров, приходилось метаться между едущими в обе стороны потоками. Кто-то из возмущенных шоферов сигналил, кто-то крутил пальцем у виска и материл водителей проносящихся по осевой машин. Преследователи шли метрах в тридцати сзади и, похоже, не собирались отставать.

– Может быть, – голос водителя звенел от напряжения, – через Туркмен аул попытаемся оторваться? Там, правда, пыли придется поглотать и покидает, но я знаю такие проезды…

– Давай, – согласился генерал.

Водитель, почти не снижая скорости, свернул направо, и Эсенов сильно ударился головой об крышу.

– Держись, – засмеялся министр, – Петя, если не расшибет, то точно довезет.

Густая пыль заползла в, казалось бы, герметичный салон «Вольво». Машину било и бросало. Майор, все время оглядывающийся назад, уже не видел за густым шлейфом, рвущимся из-под колес, машину преследователей. Вдруг «Вольво» взлетело и, ударившись всеми четырьмя колесами, об дорожное покрытие, машина понеслась по асфальту.

– Пока они выберутся из пыли, – довольно проговорил шофер, – мы уже в полку будем.

Мимо замелькали какие-то проулки, заставленные аккуратными деревянными домиками, огороженными невысоким штакетником и густо обсаженные вишнями.

– Это что, Туркмен аул? – удивился генерал.

– Да, – кивнул головой Эсенов, – только в этой части чуть ли ни сначала века живут русские и украинцы.

– Сзади никого нет, – доложил майор.

– Они могут поехать другой дорогой.

– Нет, – возразил водитель, взглянув в зеркальце на Эсенова, – к этим воротам ведет только одна дорога. Да и кто знает куда мы поехали?

Машина подлетела к высокому кирпичному забору, в котором темным провалом выделялись металлические ворота, выкрашенные в зеленый цвет. Не успел адьютант выскочить из машины, как ворота открылись и они увидели невысокого солдатика, безразлично взиравшего на проезжащую мимо машину.

– Сними-ка с него стружку, а то пропускает, не глядя, – приказал министр, – и чтобы ту машину, если она придет, задержал. Пусть дежурного вызывает или вообще отсюда уйдет… Найдешь нас в штабе, поехали, Петя.

«Волво» пронеслась по военному городку и замерла у беленного двухэтажного здания.

– Спрячься куда-нибудь подальше, чтобы тебя тут не видели.

– Я буду в парке машин «НЗ», – водитель ткнул перед собой рукой.

Генерал кивнул и они с Эсеновым взбежали по ступеням высокого крыльца в здание.

Дежурный офицер, поднявшийся навстречу, увидел на плечах тужурки генеральские погоны и громко вскрикнул:

– Смирно!

– Отставить, – бросил генерал, – командир у себя?

– Так точно.

– Меня здесь нет, – в голосе министра было столько стали, что даже Эсенов автоматически вытянулся, – ни для тех, кто будет спрашивать по телефону, ни для тех, кто сюда войдет, даже если это будет сам Генеральный секретарь или председатель КГБ, понял?

– Так точно.

Они бегом поднялись на второй этаж. Генерал, стукнув, открыл дверь кабинета командира полка. Навстречу им поднялся высокий полковник.

– Здравствуй, Андрей, – министр крепко пожал ему руку, – знакомся – это подполковник Эсенов.

– Первых, – командир полка кинул руку к козырьку, – прошу садиться.

– Особняк твой здесь?

Офицер протянул руку к телефону:

– Николай Васильевич, зайди, пожалуйста.

Почти тот час через порог шагнул грузный майор, увидя посетителей, он повернул голову и, заметив генеральские погоны, медленно поднес руку к козырьку:

– Начальник особого отдела…

Генерал досадливо махнул рукой:

– Николай Васильевич, – он повел рукой в сторону Эсенова, – в этом дипломате совершенно секретные документы. Мне нужно немедленно скопировать их в трех экземплярах. Два на микрофильмы, один на обычную бумагу и магнитофонные пленки.

– Но-о? – Майор вопросительно посмотрел на командира полка.

– Вам нужны наши документы? – ноздри генеральского носа раздулись, а голос опустился до шепота.

– Вас, товарищ генерал я знаю.

– Это подполковник Эсенов, – министр помолчал, – сейчас он заведует отделом ЦК местной компартии и допущен ко всем секретам страны.

Эсенов молча достал свое удостоверение и протянул офицеру. Тот внимательно прочитал его и, закрыв, вернул владельцу.

– Подполковник поможет вам, – министр усмехнулся, – а вашему начальству о нашем посещении можно доложить и завтра. Вы не против? – Генерал весело посмотрел на командира полка. Тот опустил глаза. Когда Эсенов с начальником особого отдела вышли, хозяин кабинета, пожав плечами, сказал:

– Ты же знаешь, что я им не могу приказывать.

Генерал, поднявшись и подойдя к шторе, почти полностью прикрывающей окно, взглянул вниз, потом повернулся к своему приятелю.

– Когда он доложит своему начальству?

– Вообще говоря, он мужик неплохой, может, и завтра…

– Там мой адьютант идет, – генерал кивнул вниз, – прикажи дежурному, чтобы он его в какой-нибудь кабинет проводил, где можно журналы почитать – не хочу, чтобы его кто-нибудь увидел.

Полковник поднял трубку, передал распоряжение дежурному по полку и поднял глаза на своего гостя:

– Что так трудно?

– Да, обложили суки со всех сторон. Кабинет слушают, следят, совершенно не скрываясь. – Он хотел сказать полковнику, что прошлую почту, посланную из его полка с фельсвязью, прочли в местном КГБ и, очень может быть, что «неплохой мужик Николай Васильевич» не портит отношения с местной службой безопаности, хотя это мог сделать и сам фельдегерь.

Полковник поднялся и, достав из шкафа бутылку водки, несколько помидор, ломтей черного хлеба и солонку, вернулся к столу:

– Накатим по единой?

Генерал снял тужурку, командир полка покосился на служебную кобуру с «Узи», висящую под его левой рукой, но ничего на сказал. Он налил по полстакана водки и, подняв свой, спросил:

– Назад, в армию не тянет?

– Меня назад в революцию тянет, – ворчливо проговорил генерал и одним глотком выпил спиртное. – Если бы ты знал сколько вокруг дерьма.

– Будто в армии его меньше.

Министр кивнул и подставил стакан. Теперь они молчали. Пили водку, хрустели закуской и молчали.

Генерал думал о том, что занялся почти неразрешимым делом. В Туркменской ССР продавалось и покупалось все. – должности, женщины, дети, земли и ордена. Сегодняшние слова Эсенова были для него не новы. О том же, осторожно и полунамеками, говорил и, посылая его сюда, Яковлев. Тогда, в Кремле, генералу, только что вышедшему из Афганской мясорубки, казалось все это детской шалостью зажиревших чиновников. «Прихвачу парочку, другую, – думал он, – проведу показательный процесс и стихнут.» На деле же оказалось совсем не так. В горах Гиндукуша он знал где противник и кто защищает его спину, а здесь ему мешали все – от главы национальной компартии до председателя местного комитета госбезопасности. Он первый раз почувствовал себя разведчиком на чужой территории. За полгода работы в республике он потерял всех офицеров, приехавших с ним. Одному устроили аварию; другой отравился «несвежей рыбой»; у третьего открылся насморк, врач в госпитале выписал ему капли, а утром его нашли мертвым в собственной квартире. Медики утверждали, что это была аллергическая реакция. Несмотря на все это, генерал раскрыл всю пирамиду поборов, перекачки государственных средств в карманы и переброски денег и драгоценностей в Москву. Единственное, что было для него новым – это контрабанда оружием. Но он знал, что в руках местных националистов, а после начала новой национальной политики и перестройки, начатой Горбачевым, в республике появились и такие организации, копится оружие. Одному из его людей удалось сделать уникальный снимок – из-под полы распахнувшегося халата одного почтенного муллы, ведшего службу в мечети, виднелась рукоять современного пистолета. Больше всего генерал был удивлен, когда узнал, что в республике скрывают истинное положение с сельскохозяйственными угодьями. По данным статистики и документам, отправляемым в Москву пахотных площадей было намного меньше, чем на самом деле. Это помогало ставить рекорды или наоборот – просить помощи. Обо всем этом он, при первом же случае, рассказал в ЦК КПСС и в союзном министерстве внутренних дел. Яковлев, подняв мохнатые брови, попросил подтвержденные документами факты. А министр, недобро усмехнувшись, спросил: «Ты, случаем, не в кавалерии служил?» После этого, напившись в доме одного старого афганского сослуживца, генерал прошептал ему в ухо: «А может, их и надо время от времени отстреливать, чтобы в грязи и золоте не тонули?» Приятель пожал плечами: «Ты– министр, ты и решай.» Если бы он хоть что-то мог решить сам…

Генерал поднял голову от стола и посмотрел на часы:

– Андрей, у меня к тебе просьба, пошли сейчас кого-нибудь в аэропорт, чтобы в воинской кассе купили билет на ближайший рейс на Москву для корреспондента ТАСС, – он полез в карман, достал визитку и протянул ее полковнику, – вот его фамилия. Второго офицера пошли на железнодорожный вокзал – пусть купит два билета в вагон СВ тоже на сегодняшний рейс до Москвы. Только, пожалуйста, пошли ребят быстрых и не болтливых.

Полковник взял из руки генерала деньги и вышел из кабинета.

Генерал подтянул к себе телефон и набрал номер правительственной гостиницы. Когда ему ответили он громко проговорил:

– Вы хотели со мной встретиться? Я буду ждать вас у себя в кабинете в шестнадцать часов. И приходите со всем.

Прежде чем журналист задал ему вопрос, он положил трубку и улыбнулся и пробормотал себе под нос:

– Этот номер вы засечь не успели.

Полковник вернулся с новой бутылкой и кругом бараньей колбасы.

– Или хочешь нормально пообедать? – Спросил он, разламывая колбасу на несколько кусков.

Министр отрицательно покачал головой. Они принялись есть и пить, вспоминая различные эпизоды из совместной военной службы в Афганистане. Минут через сорок через порог шагнул Эсенов. Генерал поднял на него глаза.

– Все нормально. Ему удалось просмотреть всего несколько незначительных бумаг.

– Звонил?

– Нет, он же тут выяснил мою фамилию и должность .

– Нам надо спешить. Ты?..

Эсенов повернулся к полковнику и, глядя ему в глаза, спросил:

– Вы можете мне сейчас же дать использованную форму сорок восьмого размера с сержантскими погонами и сапогами сорокового размера?

– Конечно.

– Мне нужно, чтобы ваш кадровик оформил воинское требование и отпускное удостоверение до Ташкента на имя сержанта Исмаилова, – он достал из кармана потертый военный билет и протянул его командиру полка., – и впишите сюда, все что нужно.

Тот кивнул головой, встал и вышел.

– Одну микропленку ты возмешь с собой, – генерал потянул к себе дипломат, – она для Яковлева.

Эсенов кивнул и принялся развязывать галстук. Когда полковник вернулся в комнату, он с аппетитом ел колбасу, запивая ее водой из графина, стоявшего на холодильнике.

– А что же водку? – Спросил офицер, протягивая ему вещмешок.

– Солдатам пить не положено, – ответил Эсенов. Он шагнул к двери, закрыл ее на ключ, быстро снял с себя костюм и рубашку, надел солдатскую форму, натянул на голову панаму и, аккуратно свернув гражданскую одежду, положил ее в вещмешок .Туда же сунул пачку каких-то документов, подержал в руке небольшой черный пистолет, потом, взглянув на генерала, перетянутого ремнями наплечной кобуры, положил оружие между одеждой, но, как обратил внимание командир полка, рукоятью вверх.

– Ну, – генерал обнял Эсенова, превратившегося из чиновника, затянутого в черную тройку, в аккуратного, подтянутого солдата, – будем живы, свидимся.

Тот, улыбнувшись, пожал руку командиру полка, – спасибо. Где сидит ваш кадровик?

– Последняя дверь по правой стороне. Вопросов задавать он не будет.

Министр, сморщившись, допил водку и подошел к окну. Наискосок, через залитый палящим солнцем плац, шел невысокий, стройный солдатик с вещмешком на левом плече. Он четко отдал честь встретившемуся ему офицеру, и генерал вернулся к столу.

– Теперь ты понял, как мне здесь хорошо?

Полковник кивнул и задумчиво произнес:

– Вот, уж, никогда не думал, что и у нас такое возможно.

Генерал катал хлебный мякиш и смотрел на часы. Ровно через тридцать минут, он поднялся:

– Андрюша, скажи дежурному, пусть мой адьютант поднимется сюда и справься, может, билеты уже привезли.

* * *

Владимир Голубев, занимавший высокий пост главного редактора в зарубежной редакции ТАСС был в Туркмении со страной миссией. Его, в числе двух десятков известных столичных журналистов, разосланных по всем республикам Союза для помощи в организации освещения перестройки, прислали в Ашхабад. Так как он приехал с удостоверением, подписанным в секретариате ЦК КПСС, его незамедлительно принял Первый секретарь компартии Туркменистана. Беседа была странной. Партийный лидер не столько отвечал на вопросы журналиста, сколько сам их задавал. У Голубева сложилось впечатление, что здесь его приезд воспринимают как-то необычно. Целую неделю он работал в редакции республиканской газеты, пил с ее журналистами горячую водку и прохладный чай, ездил с ними по местным достопримечательностям и отсиживал ночные дежурства в секретарите. Люди, которым он должен был помогать, были крепкими профессионалами и в его помощи не нуждались, поэтому, когда прошли первые шесть дней его двухмесячной командировки, он стал тяготиться бездельем и, созвонившись с редакцией «Недели», решил написать для нее серию очерков о пограничниках. Редактор газеты, которому он сказал о своем желании, тут же позвонил пограничникам и в министерство внутренних дел республики, чтобы выписать столичному журналисту пропуск в погранзону. Как оказалось, утром в штаб ближайшего отряда шла машина, в которой было одно свободное место, которое и предложили московскому журналисту. Он с радостью согласился.

В начале шестого утра, едва Голубев успел побриться, рядом с гостиницей раздался громкий сигнал автомобильного клаксона. Он выглянул из окна и увидел стоящий внизу «УАЗик» и прогуливающегося рядом с машиной офицера в зеленой фуражке.

– Я сейчас, – крикнул журналист и, бросив в дорожную сумку вещи, диктофон и бутылку водки, сбежал вниз.

– Майор Воронов, – представился пограничник, – я могу посмотреть ваши документы?

Голубев протянул хмурому офицеру свое удостоверение и полез было за паспортом, в котором стояли соответствующие отметки и разрешения, но майор хмыкнул что-то неопределенное и, вернув ему корочки, щелкнул замком задней дверцы:

– Прошу.

Как оказалось, в машине кроме сержанта-водителя, сидел еще один офицер в чине капитана.

– Леонид, – его рука была удивительно жесткой, но на лице светилась добрая улыбка. – Разбудили мы вас?

– Володя, – ответил Голубев, чуть не ударившись головой о металлическую стойку, потому что едва майор поднялся вслед за ним, как машина помчалась по просыпающимся улицам Ашхабада.

– Мы хотим по холодку убежать подальше от города, – пояснил майор, – в горах будет прохладнее.

– Да не спал я давно, – Голубев взмахнул рукой, – даже побриться успел.

– Ну, – рассмеяся капитан, – тады, ой! А-то Борис все боялся вас будить. Это я нажал на сигнал, ведь мы на тридцать минут раньше подъехали.

– Вот и зря, надо было сразу сигналить. Что мне – долго собраться? Диктофончик, рубашончик, да флакончик.

Машина мчалась по пустынным улицам предрассветного города и прохладный воздух с силой врывался через открытые окна.

– А я думал, что тут всегда жарко, как в печке, – пытаясь завязать разговор, прокричал Голубев.

– Пустыня, – пожал плечом майор, – часов до трех не можешь заснуть от духоты и жары, а потом надо ватным одеялом укрываться, чтобы не замерзнуть. А на рассвете тут вообще прекрасно.

Громадные акации и карагачи, плотно стоявшие по обеим сторонам Ашхабадских улиц, что-то шелестели тяжелами кронами. Голубев вдруг почувствовал себя так хорошо, что ему захотелось петь. Похоже, что это отразилось на его лице и сидевший рядом майор Воронов, улыбнулся:

– Я тоже люблю быструю езду. Через час тут не разгонишься, а сейчас – только успевай жать на железку и радуйся жизни.

– Вам надо в Фирюзу съездить, там любая жара ни по чем, – повернулся к ним капитан, – мы там пионерские лагеря держим. Горы, деревья, ледяная вода, чистый звонкий воздух…

– Прекрасный шашлык и много водки, – в тон ему ответил Голубев. – Был я там с ребятами из редакции, даже покупаться в горной речке успел и порядком замерзнуть.

– Это там запросто, – проговорил майор.

– А хороший шашлык мы можем и по дороге поесть, – Леонид взглянул на своего товарища, – и водки холодной попить.

– Только за обедом, – отмахнулся Воронов.

– Я об этом и говорю, остановимся у Клыча, у него и шашлык хороший и водка в холодильнике всегда есть.

Офицеры над чем-то задумались, да и рев мотора и свист ветра – не располагали к нормальному разговору. Голубев откинулся на спинку сидения и, глядя на мелькающую дорогу, незаметно заснул. Он проснулся от того, что почувствовал текущий по груди и спине пот. Журналист поднял голову и увидел смеющиемся глаза капитана:

– Я тут от жары к сидения прилип, – сказал он смущенно, – и, конечно же, храпел?

– В этом шуме храпа было не слышно, – Леонид окончательно развеселился, – да и проснулись вы во время. Сейчас почти полдень и мы подъезжаем к шашлычной Клыча.

Впереди в мареве ослепительного жара показалась пересекающая асфальт мутная лужа воды, удерживаемой небольшими асфальтовыми валиками поперек дороги. Здесь, как уже знал Голубев, медленно проползающие это препятствие машины остужают разогреты скаты. Таким образом удлиняется срок работы резины, которая очень плохо переносит местную жару. Чуть в стороне от дороги, стоял глинобитный домик с большим навесом, под которым вился дымок мангала. Увидя его, Голубев почувствовал голод.

– Вот и я так, – улыбнулся Воронов, – как только вижу шашлычную, так слюньки текут.

Машина, прокатившись через водную ванну, спустилась в кювет и осторожно подрулила к домику. Услышав звук взревевшего мотора, из-за грязной от пыли, но когда-то белой занавески, появился здоровенный туркмен. На его бритой голове плотно сидела крохотная тюбетейка.

– А, – обрадованно протянул мужчина, – это вы? К пограничникам у нас особое уважение.

Он вопросительно взглянул на Голубева и, поймав приветственный кивок капитана, подошел к ним и с почтением пожал всем четверым руки.

– Здравствуй, Клыч, – майор чуть задержал его ладонь в своей, – обрадуй столичного журналиста своим прекрасным шашлыком.

– И холодной водкой, – хохотнул капитан, – но без пива.

Острые глаза недобро кольнули Голубева и исчезли за опущенными веками. Огромный мужчина чуть-чуть склонил голову:

– Люди из Москвы особо дорогие гости в наших краях, – голос шашлычника был благодушен, но сам он смотрел вниз, – садитесь, отдыхайте, я тут быстро все разложу.

Мужчина исчез за занавеской и почти в ту же секунду появился вновь, неся в руках большой красный поднос. На нем стояла запотевшая бутылка «Столичной», несколько граненных стаканов, тарелки с огромными кусками каких-то неестественно алых помидор и тонкая лепешка.

Голубев вскочил и кинулся к машине. Офицеры недоуменно переглянулись. Журналист выдернул из салона свою сумку и побежал назад.

– У меня с собой «Посольская», – он торжественно извлек из сумки литровую бутылку, – она идет в любом виде.