Текст книги "Пуле ангел не помеха"

Автор книги: Борис Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

А если уйдет? Исчезнет так же внезапно и незаметно, как появился?

– Вы меня совсем не слушаете, – донесся до него недовольный голос Ксении. – Правильно говорят, что первое впечатление всегда обманчивое.

– Извините, задумался, – Виктор не сразу отвлекся от своих забот. – Не хотите присоединиться к нам? – Он ожидал, что Ксения жеманно улыбнется и возьмет его под руку, чтобы следовать к их столику. Но вместо этого она посмотрела на него с необъяснимой яростью и сквозь зубы зло произнесла:

– Это же я вас приглашаю в нашу компанию. Вы что, глухой? Идемте сейчас же.

Такого оборота он никак не ожидал. В жизни ему не приходилось иметь дело с женщиной подобного темперамента, обладающей таким напором и категоричностью, которые не предполагали ни малейшего возражения. Зачем он ей все-таки понадобился?

Если бы он хотя бы приблизительно догадывался об этом, ни секунды не задумываясь, нажал бы кнопку, и в кармане командира группы захвата раздался тихий зуммер. И пропади оно все пропадом. Черт с ним, с чемоданом, или с портфелем, или что там у него. В любом случае они успели бы убраться куда подальше задолго до приезда местной милиции. Постовой, который должен был обеспечивать порядок на территории, прилегающей к ресторану, давно уже отдыхал далеко отсюда, должно быть недоумевая, зачем его похитили, если ничего от него не требуют. Даже табельный пистолет оставили, правда, предварительно вынув из него обойму.

А телефонную линию они давно перерезали.

Ксения чуть ли не насильно усадила Виктора рядом с собою и выжидательно уставилась на него, глядя прямо в глаза. Надо было что-то говорить, но в голову лезла одна чепуха.

– Вы здесь одна? – выдавил, наконец, из себя Виктор.

– Нет, я с подругой. Мы немного опоздали. А вы, я вижу, с самого начала. Вы с чьей стороны?

Виктор пожал плечами, не поняв смысла вопроса.

– Ну, я имею в виду, со стороны жениха или со стороны невесты?

– А-а-а… Да я тут случайно оказался. Нас с приятелем пригласил отец невесты. Я даже не знаю, как его зовут.

– А зачем вам знать? – Ксения говорила с едва заметным, похожим на грузинский, акцентом. Она лукаво подмигнула, и взглянув на противоположный край стола, продолжила:

– Его вообще мало кто знает. Я слышала, он очень богатый человек.

– Был бы богатый, не устраивал бы свадьбу дочери в загородном ресторанчике. Арендовал бы какой-нибудь дворец.

– А может он не только богатый, но и еще и умный. Может такое быть?

– Все бывает, – вздохнул Виктор. – Только умные чаще всего бедные.

– А вы бедный? – спросила Ксения.

– Да, как вам сказать? Большим умником себя не считаю.

– Ну и правильно. А то некоторые Бог знает, что из себя строят, а узнаешь человека поближе, оказывается пустобрех. – Она отвернулась от Виктора и принялась расковыривать остывшую котлету, будто искала что-то спрятанное в ней.

Он вновь подивился тому, какой разноликой была эта женщина. То принимала вид светской дамы, на которых насмотрелась в мексиканских сериалах, то оказывалась нахрапистой и требовательной базарной теткой, то вдруг превращалась в невоспитанную хамоватую девчонку. Не розыгрыш ли это? С какой стати она его окучивает? Не в самом же деле он ее заинтересовал?

Видя, что Ксения увлечена своей котлетой и не настаивает на продолжении разговора, он извинился и пошел на свое место, к Леониду, который, не зная, чем себя занять, одну за другой опорожнял рюмки. Виктор решил составить ему компанию, налил себе немного, но тут же поставил свою рюмку на стол и откинулся в кресле.

… Сейчас он, наконец, вспомнил. Отчетливо, будто со стороны вдруг увидел, как вчера все произошло. Да, именно так все и было. Вернувшись за свой столик, он явственно почувствовал, что очередного приступа не избежать, и уже тогда пожалел, что взял с собой пистолет. Даже мелькнула мысль пока не поздно отдать его Леониду. А может просто попросить отвезти его домой? Да, именно тогда и появилась мысль поскорее сбежать. И опять ему, как вчера в ресторане, стало стыдно от промелькнувшего соблазна забраться в свою раковину и наблюдать оттуда, из безопасного места, как рассыпается на куски все, чем он дорожил, как некогда святые понятия превращаются в труху. И он остался, хотя и осознавал, что смысла в этом нет никакого, что с каждой минутой только возрастает риск сорвать так тщательно подготовленную операцию.

Накатило. Стены сдвинулись со своих мест и принялись раскачиваться во все стороны в такт грохотавшей музыке. Зал накренился. Некстати вспомнились знакомые с детства строки: «Потолок пошел на них снижаться вороном…» Он попытался овладеть ситуацией. Встал, обогнул столик. Леонид с удивлением посмотрел на него.

– Ты чего, – спросил он, – ноги затекли? Пойди потанцуй. Вон, как она на тебя смотрит.

Только плясок с бубном ему сейчас и не хватало! Он представил себе, как через несколько минут будет лежать на полу и корчиться в судорогах, и никто в зале не догадается, что с ним происходит. В лучшем случае с понимающими ухмылками выволокут на улицу и пристроят где-нибудь неподалеку от входа, по собственному опыту зная, что свежий воздух – самое подходящее лекарство от алкогольного отравления. В прошлый раз именно так и произошло. Его прихватило в автобусе, по дороге домой. Еще накануне вечером он подумал, что приступов давно не было, а значит, беда может случиться в любой момент. Поэтому счел за благо оставить машину в гараже. Предусмотрительность оказалась нелишней. В двух остановках от дома его скрючило так быстро, что он не успел объяснить окружающим, что не пьян, а болен. Да если бы и успел? Кто бы поверил, что молодой и, по всему, крепкий мужчина, будучи в трезвом состоянии, может ни с того, ни с сего кулем свалиться в проход, прямо под ноги пассажирам и замычать что-то невразумительное? Ясное дело, пьяный. Двое мужиков, которым он мешал пройти к выходу, оттащили его в угол и оставили там, чтобы проспался – мужик мужика всегда поймет. Очнулся он только в медицинском вытрезвителе, куда его привезли с конечной остановки автобуса в санитарной машине, погрузив, как мешок с мукой на «раз-два-три». Только тамошний фельдшер, хотя и молодой, но успевший всякого навидаться на своем нескучном рабочем месте, на ходу сообразил, что это – не его случай, и, если клиент окочурится, ему придется нести ответственность. Он не стал ломать себе голову над диагнозом, а побыстрей вызвал «скорую».

Две недели Виктор провел на больничной койке. Хорошо еще, что догадался оставить служебное удостоверение в сейфе, положив вместо него в карман паспорт. Если бы об этом случае стало известно в служебной поликлинике, не миновать бы ему комиссии. А там быстро все раскрылось бы, и его в два счета уволили бы.

Комиссовать его должны были еще шесть лет назад, когда он только вернулся. Уже тогда стало понятно, что контузия не прошла даром для его здоровья. Но, как всегда, выручила крепкая мужская дружба. Вместо Виктора обследование проходил второй сапог из пары неразлучников – Валерка Рогов. Тогда и медкомиссии было не до тонкостей. Всех врачей он прошел в два дня, где с цветами, где с конфетами в красочной коробке, а где и просто внаглую, безо всякой кондитерской коррупции. Рогов эту комбинацию и придумал. Конечно, не просто так. Он чувствовал, себя в определенной степени виноватым в том, что произошло с Виктором на войне. В самом начале они оба просились в Чечню. Зная их настырный характер, мудрый начальник Ким Климович Логвинов принял Соломоново решение: определяйтесь сами, кто поедет, двоих отпустить не могу. У Виктора было неоспоримое преимущество: оказалось, холостая воля – злая доля.

После окончания служебного расследования, которое было назначено сразу же после расстрела автомобиля, его одного из них шестерых оставили на службе. Даже в следственном изоляторе он провел всего четверо суток. Все остальные в один голос показали, что он не мог быть виновником происшествия, поскольку в тот момент, когда все это случилось, находился далеко от блокпоста, выполняя приказ командира. Он пропустил все – и перестрелку, и взрыв. Вернулся на блокпост на попутке вместе с представителями армейского командования. Он видел только развороченную «Ниву» и обгоревшие трупы. Это обстоятельство, видимо, оказалось решающим.

Он отбыл в Чечне вместе со своим отрядом положенные три месяца, в конце срока попал под обстрел и, только вернувшись домой, узнал, что остальных пятерых ребят, что были с ним на блокпост, по-тихому уволили из милиции. Вернее, предложили добровольно подать рапорта, чтобы не поднимать шума и не предавать происшествие широкой огласке. А следователь военной прокуратуры, который вел дело, написал в заключении, что машина с похищенным иностранцем подорвалась на мине, заложенной боевиками.

Это был первый подобный случай, и о нем написали многие газеты. Только правды никто, кроме узкого круга военных не узнал. Даже в ОМОНе считали, что ребят уволили несправедливо: не могли же они предупредить минирования дороги. Слава Богу, что сами остались невредимы. А Виктору и остальным следователь прокуратуры «предложил» помалкивать.

… Приступ неумолимо приближался. Виктора уже не волновало, что по его вине операция провалена. В конце концов, никто и не рассчитывал, что так быстро удастся выйти на след, что долгожданный гость объявится так быстро. Сейчас он подаст сигнал, а там уж, как получится: на нет и суда нет.

Неожиданно за окном раздались выстрелы. Виктор приподнялся со стула и тут заметил, что Ксения с недоумением и страхом смотревшая все это время в его сторону, на его все более и более искажающееся лицо, теперь уставилась куда-то мимо. Он оглянулся и увидел, как зал заполняется парнями с пистолетами в руках. Они разбегались в разные стороны, перекрывая окна и проход на кухню, занимая позиции по всему помещению. В первый момент Виктор решил, что, не дождавшись сигнала, группа захвата вломилась в ресторан по собственной инициативе. Но тут же сообразил, что, судя по экипировке, это посторонние люди. Они были похожи скорее на бандитов, чем на оперативных работников.

– Всем – лицом к стене! – гаркнул мощного сложения мужчина, вошедший в зал последним. – Здесь милиция. Отдел по наркотикам. Кто двинется с места, стреляем без предупреждения! Оружие, наркоту– на стол!

Музыка смолкла. Все находившиеся в зале замерли. Кто от страха, парализовавшего конечности, кто от неожиданности. Лишь один человек из присутствующих, казалось, не проявлял признаков беспокойства. Главный гость, спокойно обведя взглядом зал, начал очень медленно и плавно, едва заметно перемещаться вдоль стены. Виктору казалось, что он даже не переступал ногами, а, не прилагая никаких видимых усилий, просто плыл по воздуху, слегка подгоняемый легким сквозняком из разбитого окна. Вот только направление его движения было строго определенным: он перемещался к двери, едва отличимой от панелей, которыми были обшиты стены. Обнаружить ее смог только тот, кто знал, где искать.

Бежать за ним было не только бессмысленно, но и просто опасно. Разгоряченные только что произошедшей на улице схваткой, а Виктор не сомневался, что, прежде чем оказаться внутри ресторана, им пришлось иметь дело с обеспечивавшей его безопасность группой захвата и еще не известно, чем это кончилось, они действительно могут открыть стрельбу на поражение. Это, скорее всего, и в самом деле милиция, хотя ведут они себя не лучше бандитов. «Насмотрелись идиотских боевиков, теперь строят из себя «крутых» – устраивают «маски-шоу», врываются в зал с оружием, когда здесь столько людей, – мысленно сокрушался Виктор, наблюдая за действиями милиционеров, одетых в балахонистые куртки. На головы были натянуты вязаные шапочки с прорезями для глаз. – Чего орать, ставить людей к стенке? Где гарантия, что кого-нибудь «кондратий» не хватит? Уже то, как они бесцеремонно обращаются с людьми, что иначе, как хамством, возведенным в принцип, не назовешь, само по себе преступление.

Главный гость уже был у заветной двери за спинами полутора десятка человек и, наверное, пытался ее приоткрыть. Виктор не мог этого видеть, но догадывался о его действиях и понимал, что дальше медлить уже нельзя. Даже если Главному гостю и не удастся незаметно скрыться за дверью, он все равно опередит тех, кто бросится за ним в погоню. Если дверь с обратной стороны имеет крепкие запоры, и он ими воспользуется, то тем более достать его будет трудно, а если нет, он может погибнуть от дурной пули: эти ребята церемониться не будут. У них, видимо, достаточно самоуверенности, чтобы действовать вне пределов здравого смысла.

Все происходило в считанные секунды. Пока Виктор мучался сомнениями, события в зале разворачивались своим чередом. Гости начали приходить в себя, послышались возмущенные возгласы.

– Молчать! – гаркнул во все горло здоровяк, который был здесь за старшего. – Всех непричастных сейчас отпустим. Кому надо, – он самодовольно ухмыльнулся, – извинимся. Наркоту – на стол, я сказал. Лучше добровольно. – Он явно не знал, кому из присутствующих следует уделить особое внимание, и где искать эту самую «наркоту».

– Да как вы смеете!? – воскликнула вдруг Ксения, выходя на середину зала. Высокомерно задрав голову, она направилась прямиком к оравшему крепышу. – Ну, давай, обыскивай! – визгливо крикнула она явно в расчете на общее внимание и подняла оголенные руки, словно приглашая пройтись руками по ее телу. Тонкая стройная фигура Ксении, плотно обтянутая, словно змеиной кожей легким, переливающимся в свете разноцветных лампочек платьем, не предполагала наличия под ним не только каких-либо посторонних предметов, но даже нижнего белья.

Все невольно повернулись в ее сторону и замерли в ожидании. В этот момент Виктор боковым зрением заметил, как дверь, около которой стоял Главный гость, легко приоткрылась, и он легко проскользнул в образовавшуюся щель.

Так вот оно что! Несмотря на усиливающуюся головную боль и все более немеющие конечности, Виктор все еще держал ситуацию под контролем. Они вместе, и этот спектакль Ксения затеяла, чтобы дать возможность партнеру незаметно скрыться. Выходит, и к нему со своими разговорами она прилипла, чтобы отвлечь внимание на себя. И это ей почти удалось. Не ввались эти охламоны, она, кто знает, сумела бы заговорить его. Да, не проста Ксюша …

Выбора не оставалось. Пока все ошалело глазели, как, стоя посреди зала перед здоровяком, Ксения опускает одну бретельку платья и возится с брошкой на второй, Виктор бросился вслед за Главным гостем и уже не слышал раздавшихся за спиной возгласов и прогремевшего вдогонку выстрела. Оказавшись в холле, он заметил за стеклами входных дверей еще одну фигуру в куртке и надвинутой на глаза шапочке. Значит, не туда. Куда? Другого выхода из холла не было. Только в зал, а больше некуда – здесь ни дверей, ни укромных уголков, где можно было бы спрятаться. Прямо перед ним висел огромный ковер, на который он обратил внимание, входя в ресторан. Нижняя часть ковра слегка колыхалась. Уже плохо соображая, он плашмя бросился на ковер, будто пытаясь прорвать его. Под тяжестью его тела ковер неожиданно легко сорвался с державших его гвоздей, вбитых где-то под потолком, и рухнул за спиной Виктора, успевшего в последний момент отскочить в сторону. В стене оказался проем. Виктор увидел перед собою уходящую вверх лестницу из толстых, нарочито грубо обработанных деревянных плах. Одним махом преодолев два пролета, он оказался в большом полутемном зале с уставленными вдоль стен строительными лесами и наваленными кучей мешками. Откуда-то сбоку грянул выстрел. Он протянул руку к кобуре и …

Что было дальше, Виктор так и не смог вспомнить. Как он оказался дома, в своей квартире? Кто привез его, раздел и уложил в постель? Кто стрелял из его пистолета? Сам? Или в этот момент рядом был кто-то?

Он сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. Где-то неподалеку замычала корова. Он поднял глаза. Перед ним расстилался залитый солнцем луг с купой берез неподалеку. Стадо паслось рядом, животные не обращали на него ни малейшего внимания. Они давно уже привыкли к своему доброму пастуху и нисколько его не боялись.

4

Эта встреча, не которую Виктора пригласили не без споров между остальными, планировалась давно. Но осуществить ее удалось только сейчас.

Леонид позвонил ему через несколько дней после происшествия в ресторане и, поинтересовавшись здоровьем, как ни в чем не бывало предложил приехать к Остапчуку.

– У него нет номера твоей «трубы». Просил меня с тобой связаться.

– Не барин, сам бы позвонил. Ты же номер знаешь.

– Ты будешь? – спросил Портнов, пропустив вопрос мимо ушей.

– Конечно, буду. Только не знаю, где его хоромы.

– Там же, где «Дубрава». Километров восемь вправо от перекрестка.

– В твоем районе?

– Я ему этот дом и сосватал по старой дружбе. Мимо не проскочишь. На горе. Как кладбище проедешь, сразу бери налево. Там, правда, проселок, но сухо и без колдобин. Никуда не сворачивай, так в ворота и упрешься. Только, знаешь, договорились, без баб.

– Неужто свою Дюймовочку не возьмешь?

– Да пошел ты. Я же тебя про Ксению не спрашиваю. Ладно, пока, до пятницы.

– Постой, постой! – крикнул в трубку Виктор, боясь, что Леонид отключится. – А кто будет-то?

– Все будут.

… Когда-то это было большое село, насчитывавшее более двухсот дворов. В те времена стоявшая неподалеку на холме церковь создавала атмосферу благочестия и возвышенной радости. Особенно в престольные праздники. В ясный день в лучах восходящего солнца над куполом вспыхивал большой позолоченный крест и дали оглашались перезвоном колоколов, собиравших прихожан к заутрене. Со временем от церкви не осталось даже фундамента, который растащили предприимчивые мужики – кто на печку, кто для того, чтобы подложить под свои, уходящие в землю избы. Некоторые приспособили хорошо сохранившиеся кирпичи для цветников на кладбищенских могилах. Село опустело, превратившись в безымянный населенный пункт, где не было ни магазина, ни почты.

Самой большой достопримечательностью всей округи был чудом сохранившийся дом священника, который местные жители называли просто Красный. Он стоял рядом с церковью, и на своем долгом веку побывал и клубом, и школой, и даже сельсоветом. Кладбище располагалось неподалеку, на противоположном склоне холма. Здесь уже лет пятьдесят никого не хоронили, но из деревушки, раскинувшейся внизу вдоль реки у подножия холма, сюда время от времени наведывались старики, не забывавшие могилы своих предков.

Дорога и в самом деле оказалась вполне сносной. Сориентировавшись по кладбищу и обогнув холм, Виктор оказался перед воротами. Нажав на сигнал, не выходя из машины, он ожидал, что обрадованный приездом гостя хозяин собственноручно откроет их. Но они распахнулись, будто сами по себе: видимо, были оснащены дистанционным управлением.

Огороженный высоким дощатым забором без единой щелочки, дом представлял собою старинную барскую усадьбу в миниатюре. Двухэтажную кирпичную постройку с одноэтажными флигелями по бокам окружали подсобные помещения. По их внешнему виду нетрудно было догадаться, где когда-то был хлев для скотины, где хранилище для сена. К бане, возведенной сравнительно недавно и больше похожей на некий пряничный домик с расписными наличниками, украшенным витиеватой резьбой крыльцом и блестящим петухом–флюгером на коньке крыши, примыкало озерцо. Даже не озерцо, а скорее бассейн, стилизованный под естественный водоем с чистым, покрытым желтым песком дном.

Оказалось, Стрельников приехал вторым. На стоянке за воротами уже стоял знакомый старенький «Опель» Портнова. С высокого и просторного крыльца навстречу Виктору спускался какой-то мужичок в накинутой на плечи телогрейке и радостно улыбался во весь свой щербатый рот. «Вот уж и слуг себе Остапчук завел, – с неприязнью подумал Виктор. – Сейчас еще и челядь высыпет с песнями, бубнами и плясками». Но, присмотревшись внимательнее, он узнал в лысоватом прихрамывающем мужичке Вовку Погорелова. Это был уже не тот верткий и хваткий паренек, которого он знал когда-то. Водка превратила его в безобразного старика с ввалившимися щеками на сером, землистого цвета лице.

– Витя! Витенька! – радостно пропел старичок. – Сколько лет, сколько зим! Не чаял уж тебя увидеть. Молодцом, что приехал. А чего машина служебная? Своей нет, что ли? – И, не давая возможности ответить, горестно покачал головой. – У меня, вишь, тоже нет своей. Вот, спасибо, Игорек не оставляет своими заботами. Я у него тут обретаюсь по дому. А он меня поит – кормит. Вот только, это самое, не наливает. Да я и не в обиде. В завязке я. Второй уж годок. Да ты проходи, проходи. Леньчик уж тут. Они с Игорьком наверху. А я побегу. Дел много: банька, столик. То да се. А ты иди, иди, – и он мелким шашками посеменил к бане.

Честно говоря, Виктор не горел большим желанием встречаться со своими бывшими товарищами. Но подполковник Логвинов, которому он доложил о состоявшемся-таки приглашении, коротко заметил: «Поезжай. Просто так они тебя не позовут. Только на рожон не лезь. Сиди себе и слушай. Кто-то из них наверняка должен быть замешан. А может и имеет непосредственное отношение к делу. А главное – не пей».

Виктор не стал оправдываться, когда, вызвав через несколько дней после происшествия в ресторане, Ким Климыч, потрясая его рапортом, проводил с ним «воспитательную» беседу. Она длилась почти час, в течение которого капитан милиции Стрельников узнал много «много нового» о вреде пьянства, о том, как оно отрицательно сказывается на службе, и получил устное предупреждение о неполном служебном соответствии.

– Все! – сказал подполковник, заканчивая свою многословную речь. – Все, что было нужно, я тебе сказал. Теперь сам делай выводы. Иди.

Хотя Виктор и понимал, что по-другому начальник не мог поступить, все равно было обидно. Как ни крути, он, косвенно ли, напрямую ли, но был виновником того, что операция провалилась. С районным ОБНОНом, конечно, разберутся, но, кому от этого легче? Да и Главного гостя он, выходит, все-таки зацепил, когда стрелял ему вдогонку. По данным экспертизы попавшая в него пуля была выпущена из его, Стрельникова пистолета. Вот только, как он умудрился это сделать, Виктор не мог вспомнить. Может быть, действительно был пьяным? Или даже та малая доза коньяка, которую он принял, стала спусковым механизмом, сыгравшим злую шутку с его контуженной головой? Кругом подполковник прав: пить ему действительно нельзя ни капли. Но если бы начальник и в самом деле предполагал бы, что все произошло из-за пьянки, он уже неделю назад вручил бы ему обходной листок.

Хорошо ему говорить «не пей». Вон Погорелов сразу четыре бутылки потащил. Как откажешься?

– У вас, что, холодильника в доме нет? – спросил Виктор, когда тот проходил мимо.

Вован, как они называли его между собой, не ответил. Стоя на крыльце, он лишь улыбался, прижимая к себе бутылки с водкой, коньяком и какие-то пакеты. Так ничего и не сказав, он вошел в дом, оставив дверь полуоткрытой.

На первом этаже оказался просторный зал, из середины которого наверх вела широкая лестница. Через пять ступеней она раздваивалась на две лестницы поуже с перилами по обеим сторонам. Слева и справа было несколько дверей, ведущих в соседние помещения. За одной из них, судя по доносившимся оттуда запахам, находилась кухня.

– Ты чего застрял? – раздался откуда-то сверху раскатистый голос. – Давай, поднимайся. Внизу тебе не нальют.

Расположившиеся в шикарных креслах рядом с ярко пылавшим камином, Остапчук и Портнов, встретили его с бокастыми рюмками в руках. Третью Леонид протягивал Виктору.

– Вас, чертей, ждать – с голоду подохнешь, – произнес он с досадой в голосе. – Давай за встречу.

Виктор взял рюмку, посмотрел сквозь янтарную жидкость на Игоря.

– Ну барин, ну, настоящий барин. Здорово, что ли? – он подошел к Остапчуку, пытаясь обнять. Но тот сам облапил его своей огромной ручищей.

– За боевое братство! – отпустив Виктора, торжественно произнес он и опрокинул в себя содержимое рюмки, даже не глотнув.

Виктор пригубил и поставил свою на низенький столик.

– Ты чего это мимо проносишь? – удивился Остапчук. – Прежде за тобой такого греха не водилось.

– Да плюнь ты на него, – развалившись в кресле и нанизывая на вилку маслины отозвался Портнов. – У него привычка такая: как нажрется, так стрелять начинает. Уж я-то знаю. – Он многозначительно посмотрел на Виктора, который искал глазами, куда бы присесть. Сбоку от камина стоял просторный диван. Не обращая внимания на поддевку Портнова, он перешагнул через его вытянутые ноги и устроился в ближнем углу.

– Как стрелять? – удивился Игорь.

– А так. Хватается за пистолет и – ну палить.

– Ну-ка, ну-ка, расскажи.

– Пусть он сам тебе рассказывает, что его вдруг в ресторане разобрало. Я сначала решил, что он сам себя прикончил: лежит не шевелится … Ты в кого стрелял тогда?

Виктор собирался ответить, что по пьянке уже и не помнит, как было дело, но тут на лестнице послышались тяжелые шаги и в комнату, прижавшись друг к другу плечами, одновременно протиснулись Востриков с Селезневым.

– Глянь-ка, Ванька, блин какой! – загоготал Геннадий, подходя к Остапчуку. – Вот так харя! А пузо-то, пузо. Сразу видать, хозяин. – Он бесцеремонно хлопнул Игоря по заметно выдававшемуся животу. В глазах Остапчука, отвыкшего от такого фамильярного обращения, вспыхнул и тут же погас злой всполох. Чуть приподнявшись, он обхватил Селезнева локтевым сгибом за шею и слегка надавил. Глаза Геннадия стали вылезать из орбит. Другой рукой Игорь подхватил его ослабевшее тело и аккуратно положил на диван.

– Извини, – склонился он над ним. – Случайно вышло.

Тот ничего не ответил. Немного придя в себя, Селезнев глубоко вздохнул и покрутил головой.

– Тебе бы, дураку, в боях без правил участвовать. Шуток не понимаешь. – Геннадий досадовал на себя за то, что так нелепо попался на прием. Начальнику службы безопасности это было не к лицу. – Твое счастье, что врасплох меня застал, а то бы …

– А кто же тебя предупреждать будет, когда на твой банк нападут? – спросил Востриков с усмешкой. – Думаешь, заранее факс пришлют: так, мол, и так, идем с вас деньгу выколачивать.

Показав, кто здесь хозяин, Остапчук молча уселся на свое место. Разговор не клеился. Вновь прибывшие, приняв по сто граммов и с аппетитом закусив фруктами, осматривались. Остапчук наблюдал за ними, переводя взгляд с одного на другого. Обстановку неожиданно разрядил как-то боком вбежавший в комнату Погорелов:

– Игорь Иванович, банька готова!

Это неожиданное обращение по имени и отчеству вызвало приступ общего смеха. Первым расхохотался сам Остапчук, за ним и все остальные.

– А чего я такого сказал? – не понял причины общего веселья Погорелов.

– Да что вы, Владимир Сергеевич! Ничего такого вы не сказали, – ответил Востриков, и комната огласилась новым взрывом хохота.

Баню решили перенести на вечер. Подвинув диван, все устроились перед камином, игравшим в этот, достаточно теплый день, сугубо декоративную роль. Крупные осиновые поленья пылали ровно, без искр и треска. За те шесть лет, что Виктор не видел приятелей, все сильно изменились. Высокий широкоплечий Игорь Остапчук еще больше раздобрел. И прежде не отличавшийся особой прытью, теперь он передвигался еще медленнее, будто заранее рассчитывал каждое движение. Растекшись в своем, отдельно стоявшем кресле, он снисходительно улыбался шуткам приятелей, иногда сам вставлял пару слов. Прибавилось солидности и у Генки Селезнева. Он уже не болтал без умолку, кивая невпопад, как прежде. Сейчас он гордо и независимо держал свою, заметно посеребрённую сединой голову с видом умудрённого жизненным опытом старца. Если и открывал рот, то только, чтобы категорично произнести что-нибудь высокопарное, нисколько не сомневаясь в точности формулировок и в своей правоте. Даже взгляд его стал как будто осмысленнее от осознания собственной значимости. Востриков заметно состарился. Так, казалось, не столько из-за морщин, покрывших его лицо тонкой паутиной, сколько из-за того, что он будто усох, еще больше поседел и старался казаться как можно менее заметным. Погорелов, такой же щупленький, невольно тянулся к нему. Он сидел на стуле ближе с Вострикову и немного дальше от камина, чем другие

По телевизору, который стоял в углу и оказался вне поля зрения, передавали новости.

– Тише, тише, – крикнул Леонид, перекрывая гомон, уже возникший среди уже заметно расслабившихся от выпитого приятелей.

На экране шла видеозапись, сделанная когда-то в лагере боевиков. Бородатый, обвешанный оружием человек неопределенного возраста красовался перед камерой, держа в одной руке чью-то отсеченную голову, а другой выковыривал из нее ножом глаза.

– У, твари поганые! И чего с ними цацкались? – прошипел сквозь зубы Портнов. – «Операция по захвату…» – передразнил он диктора. Чего их задерживать? Стрелять на месте и все дела. Все равно больше пожизненного не получат.

– Валюта, – отозвался Остапчук.

– Что, валюта? – спросил Виктор.

– Они, говорю, разменная валюта, – пояснил Игорь. – За них вызволяли из плена нужных людей. А можно просто продать. Не живого, так мертвого. Помнишь «Тракториста» поймали, а до него Радуева? Еще как пригодятся.

Первое время Виктор надеялся, что ему удастся избавиться от воспоминаний о войне. Но когда началась вторая война, он понял, что все, связанное с Чечней, никогда не уйдет из его жизни. Помимо своего желания он не только обращал внимание на все, там происходящее, но и невольно фиксировал услышанное, словно нанизывал события на какую-то логическую нить. Захват Радуева в свое время произвел на него сильное впечатление. Еще задолго до ареста это имя было у всех на слуху. Как его только ни называли?! «Самый кровавый» и «неуловимый», террорист и бандит, убийца и кровопивец. Ему это льстило. Он упивался властью над беззащитными и слабыми. Приближенные из кожи вон лезли, поддерживая имидж изувера, утверждая его авторитет среди ему подобных. Перед видеокамерами насиловали детей, устраивали взрывы, отстреливали пальцы российским солдатам, разрывали на части пленных и отрубали головы заложникам. Сотни невинно замученных, море крови… Аслан Масхадов со своим призывом: «Убивайте и уничтожайте всех русских и получайте удовольствие» – агнец божий по сравнению с Радуевым, который сделал это «удовольствие» смыслом своей жизни.

Первое время после того, как его взяли, он был в шоке и вряд ли быстро из него вышел. Это уже был не тот Радуев, наглый и самовлюбленный властитель душ и тел, который перед телекамерами вещал на весь мир о своей исключительности, грозил поставить на колени всю Россию, приписывал себе все изуверства и беззакония, творившиеся на территории государства. Оказывается, и нелюдям ведом страх. Вряд ли человеческий. Это скорее звериный инстинктивный страх за свою бесценную жизнь. Он не думал о возмездии, пока кара была где-то далеко за горами. Был уверен в своей недосягаемости. В тюремной камере «великий воин Аллаха», для которого убийство неверного равнозначно подвигу и пропуску в светлую загробную жизнь, был жалок и омерзителен.