Текст книги "Господин из завтра. Тетралогия."

Автор книги: Борис Орлов

Соавторы: Алексей Махров,Сергей Плетнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Интерлюдия

Чем замечателен Нижний зимой? О, об этом Иван Михайлович Рукавишников мог бы рассказать многое. Тут вам и белый до рези в глазах снежок, приятственно похрустывающий под ногами, тут и солнышко, чьи лучи так и отплясывают на чистеньких резных домах. Попадаются, конечно, каменные, и в преизрядном количестве – не в Сибири, поди, живем, но они именно что не портят пейзаж. На все это накладывается традиционная (или нетрадиционная, для Руси-то) трезвость Нижнего Новгорода. После одного примечательного события, имевшего место в 1378 году от Рождества Христова на реке Пьяна, южные новгородцы пьют на порядок меньше своих северных тезок. И на порядок меньше всех остальных русских вообще. А Волга, а санки, а новомодные голландские коньки…

Вот только ни о чем подобном Иван Михайлович рассказывать не собирался. Все это для одаренных поэтов да писателей. Между прочим, надо бы парочку припрячь описывать красоты. И им сытней, и нам, очень может статься, пригодится в ближайшем будущем. Рукавишников-старший, будучи генералом банковских транзакций и гением крупнооптовых негоций самым разным товаром, высоко ценил свое умение и понимал, как трудно новичку и сущему неумехе пытаться тягаться с ним, бравым. Не одного такого скушали, да будет известно, и дай бог не одного еще скушаем. Надо думать, и в поэтическом мире так же – начнешь сдуру природные красоты посконным языком описывать, так засмеют в два счета и мигом пояснят, где этакому описателю место.

Да и некогда, признаться, красотами заниматься. Вон он, малоприметный домик, искомая и вожделенная цель. Все гости – или, точнее, хозяева – уже собрались, пора бы и навестить их. Борис Митрофанов – местный, Николай Еремеев – москвич, как один – купцы первой гильдии. Фигуры крайне серьезные: считай, миллионов с полсотни на обоих приходится. Торговля лесом, хлебом и прочими дарами земли, которые вкушают русские люди, стройматериалами – от досок до гранитных плит. Местный вдобавок имеет нешуточный речной флот. А москвич – один из крупнейших виноторговцев… или, точнее, водкоторговцев. А учитывая, какую дрянь, пусть и дешевую, наливают в его кабаках (ах да, простите, с 1885 года у нас никаких кабаков и нет вовсе – есть трактиры, читайте, господа хорошие, Питейный устав…), очень может статься, и сивухоторговец.

Фелейзен Константин Константинович – скромнейший дядюшка, всего-то и навсего член Попечительского совета Санкт-Петербургского коммерческого училища, 10 лет как бельгийский консул. Русская душа широка, Бельгию она на карте без колоний и вовсе не разглядит. А о том, что сей дядюшка заодно трудится на одну контору со скромным и непритязательным названием Bank of France, знает не так уж и много русских душ.

Плюс Митенька Рюмин, облеченный доверием представитель сразу нескольких торговцев разной железной снастью, от рыболовных крючков до обуховской брони к броненосцам. Он, стервец, загадочно намекает, что есть на самом деле приставочка «Бестужев» у его фамилии, но уж нам-то известно – Митенька доподлинный и потомственный Шниперсон. Из тех выкрестов, которых в процессе крещения хорошо бы опустить в воду с головой да и подержать там минуток десять для надежности. Заметим, к слову, что среди выкрестов не так уж и много мерзавцев, но если уж попадаются, то как раз такие вот Рюмины. И ведь дела ведет через место, из коего ноги растут, до чего дошло, с пуда кровельного железа хочет больше рубля барыша, у немцев покупать – и то дешевле! Ан ведь держат, доверием облекают.

Что свело вместе столь разных людей? О, далеко не только то, что все они – довольно-таки дешевые мерзавцы. У каждого из них, видите ли, вырос зуб на господина Рукавишникова. Справедливости ради – не на него, Ивана Михайловича, а на младшенького, Александра, но с момента примирения это, в общем-то, несущественные детали. Строго говоря, Рюмин вот-вот перестанет представлять хоть кого-либо. На рынке его нанимателей братец Сашенька теперь столь же серьезен, сколь броненосец «Петр Великий» в сравнении с крейсерами легкими (кажется, по науке их полагается называть бронепалубными). А коли все будет идти как идет – так будут против него сущими канонерками. Жмись себе около берегов, пейзажи изучай, а в море-окиян не лезь.

Схожие мотивы у Бореньки и Коленьки. Мало того, что их, как слепых щеночков, вышвыривают из торговли всем, из чего на Руси Великой строят жилища, – торговые агенты Рукавишникова уже и в крестьянской среде плотно окопались. Отчего, во-первых, изрядно снижаются доходы от сугубо пищевых негоций – уж больно хорошие цены ломит Сашенька, а во-вторых, как ни странно, и от питейных заведений. Крестьяне, твари этакие, все чаще водой да квасом обходятся, последнюю рубашку снимают, но копят на косы и плуги господина Рукавишникова. Да и на сеялки его проклятые спрос растет. Хорошо еще, что в пароходства, ирод, не лезет да в питейную торговлю. Скоро только и останется водку продавать да ее же, родимую, и кушать. Ну а милейший бельгийский консул попросту кредитовал эту их затею с тем, чтобы вышибить «Стальград» с рынков. И дал несколько толковых советов – взятки чиновникам, срывавшим Рукавишникову-младшему выгодные подряды, и отчаянный демпинг Бориса начались с предложений Константина нашего Константиновича.

А вот каковы мотивы у почтеннейшего господина Джона Юза, скажите на милость? Это ведь своего рода легенда – этакий братец Сашенька, только уж куда постарше, уважаемей и весомей. Основатель и бессменный председатель Новороссийского общества каменноугольного, железного и рельсового производства (не будем упоминать князя Кочубея, право, он там щеки надувает и головой кивает, как китайский болванчик). И не просто основатель – он там чуть ли не каждый цех своими руками рисовал и строил, все местные инженеры его за отца родного считают. Нет, понятно, рельсы у братца получаются на загляденье, дешевле и надежней, чем у господина Юза, но чтобы в таком дерьме из-за этого искупаться…

– Шеф, мы готовы. – Это новомодное «шеф», с легкой руки братца, поминалось все чаще и чаще. И совершенно некогда Демьяна осаживать – больно уж он вместе с другими двумя казачками нужен. После подготовки в службе охраны «Стальграда» все трое стоили десятка охранников вышеперечисленных персон. А десятка не было – было четверо, все при оружии, все мужики сторожкие и битые, но именно что мужики. А казачки в иные годы и на Кавказе службу несли, и у ветеранов Крымской школу проходили. Так что…

Сам Рукавишников-старший в драку не полез. Хотя и мог бы – вот он, карманный «кольт» «новая линия». Супротив «Кистеня», конечно, пистолетик мусорный, зато и полегче, и в кармане проще носить. Но четко по жизни Иван Михайлович усвоил: что умеешь делать – делай, а ежли чего не знаешь – так и не лезь поперек батьки. Для Демьяна, Харитона и Яшки этот бой и не двадцатый даже, а он, банкир и торговец, даже и в детстве кулаками почти не махал.

И хорошо, что не полез, только его там и не хватало. Еще своих перестрелял бы, а так… Белые накидки и повадки пластунов вывели работников «Стальграда» нос к носу с охранниками. Трое амбалов как стояли, так и сели, а там и легли, несмотря на кулаки пудовые и головушки бедовые. А то ж – испытайте-ка при случае на своей бестолковке удары умелыми кулаками в хитрых рукавичках со свинцовыми вкладками. А вот четвертый пальбу открыл – и не из чего-нибудь, а как раз из «Кистеня». Харитона и Яшку снесло ажно на пару саженей – «Кистенем-то» в упор, понимать надо. Один, как уже после выяснилось, пулю в плечо получил, другой – в массивный крест на груди, спас Господь. А там и Демьян, накрепко усвоивший приказ обходиться без душегубства, добрался до этого Вильгельма, мать его, Тилля и сильно его обидел.

– Ништо, шеф, ништо, – прорвался казачий говор у разгоряченного боем казака. Две пули его каким-то образом обошли. – Усе готово.

Надо было все бросить, приглядеть за Харитоном и Яковом – да вот нельзя, никак нельзя. Впрочем, Яков держится за плечо, отнюдь не за голову или пузо… а Харитон дышит, конечно, отрывисто, но опять же на тот свет не просится. И еще от повозки бегут кучер и лекарь.

– Ладно, Демьян, пошли.

А вот дверка в избушке совсем хлипкая. Не нашей мануфактуры качества. Сени ни Рукавишников, ни Демьян словно бы и не заметили, разве что последний с глухим хеканьем врезал по зубам не вовремя подвернувшемуся служке. А вот и они, шестеро гостей на тайной вечере.

В чем, собственно, дело? А собственно, дело в последнем госте. Флаг, представитель достославного сообщества «варшавских воров», в миру – вполне благопристойный подданный Российской империи. А в действительности – человек, способный, скажем так, благополучно разрешать иные затруднительные ситуации методами, сурово осужденными законами и уложениями всех приличных государств. В основном за ним кражи, шантаж, подлоги, компрометация. Сущий Робин из Локсли, одна беда – достоверно известно, что он не чурается и крови. Доказать ничего не докажешь – мы, уважаемые, не в суде присяжных, да и тот его трижды оправдывал, но по меньшей мере четырех неудобных людей он раньше срока отправил в канцелярию святого Петра. Дальше объяснять, зачем здесь этот гость варяжский? Вот то-то. Правда, сейчас гость отчего-то не в изящном пальто, а в натурально крестьянском полушубке, что, вообще-то, за «варшавскими», по слухам, не водится.

Вот теперь его, Ивана Михайловича, выход. Бенефис, учено говоря. «Кольт» весьма ловко выдернулся из кармана и будто бы сам в руку лег. И будто бы сам выплюнул все шесть пуль в полушубок господина Флага. Так и не успев промолвить ни слова, «варшавский» сполз с табурета и завалился на бок.

Ничего не поделаешь, так уж карта легла. Этот поганец пошел за шерстью – а вернулся, вот ужас, стриженым. Что же касаемо остальных собеседников, то была надежда, что подобное начало разговора их впечатлит.

– Мое почтение, Константин Константинович, – вежливый, но формальный кивок банкиру. – Здравствуйте, соколы… хотя нет, какое там – вы, Боренька да Коленька, на соколов уж никак не тянете. Ну да ничего, голуби, сейчас мы из вас пух да перья добывать станем. А, Демьян?

– Чего лясы точить, хозяин? – не подвел Демьян. – Порешить всех, и концы в воду.

– Позвольте… – Благообразный англичанин с холеной бородкой собрался было что-то вставить… и резко осекся. Больно уж у Демьяна был неподдельно любопытный взгляд.

– Учитель мой, урядник Горбенко, десяток таких под Севастополем положил. – Почему-то в словах звероподобного угрюмого громилы никто не усомнился. – А я вот пока ни одного. Хозяин, давай я уже начну, а?

– Демьян, темная ты душа, откель в тебе это зверство? – ухмыльнулся нижегородский банкир. – К господину Юзу у нас будет вежливый и деловой разговор. С обхождением и чаем с баранками – благо чай и баранки уже на столе…

– Ты что творишь, Ванька? – наконец не выдержал Митенька. Основательно не выдержал – голос-то не просто срывался, он ве-е-е-есьма себе тонок сделался. – Ты, тля гадская! По миру пойдешь! Ботинки целовать будешь! Ты… ыыыы…

Последнее было отнюдь не продолжением речи, а вполне естественно-научной реакцией на легенький удар Демьяна в «душу». Причина и следствие, знаете ли, а никакое не насилие вовсе.

– С тебя, Митенька, особый спрос будет. Ты, жиденыш перекованный, пока поскучай, о судьбе своей грустной подумай. Это ведь ты, сучий потрох, подонок блядский, идею с «варшавским» придумал? Вот и дыши себе через задницу, пока разрешают.

– Иван Михайлович, помилуйте, что это вы…

– А, голубь, запел? Ты учти, Коленька, то, о чем вы в московской гостинице с господином Флагом, Боренькой и Митюшей обсуждали, мой добрый знакомец слышал. – Строго говоря, слышал это как раз Боренька. Прикинув, чем пахнет вся эта затея, господин Митрофанов предпочел повиниться перед Рукавишниковым-старшим. – А ваш разговор уже в нижегородской гостинице добросовестно фиксировал писарь Департамента полиции при трех свидетелях и немаленьком полицейском чине, все как положено. И никуда ты, Коленька, не денешься – полицейский не местный, с твоих рук не кушает, зато страшно карьеру хочет сделать. Коли не веришь – изволь, прочти копию, поди грамоте учен. Господин из департамента растолковал, что согласно уложениям уголовным жить тебе после этого да мощь державы крепить где-нибудь на Сахалине. А имущество – казне. Думаешь, чинуши наши этакую долю упустят?

Все, спекся Коленька. Он ведь из староверов, им спиртного и касаться нельзя – а ведь единым махом опростал мало что не треть немаленькой бутыли. Там, конечно, не водка, но определенно и не водица ключевая. И осоловел, конечно, это только в байках мы все ерои, ведро спирта осиливающие.

– Ладно, ладно, хватит с вас. Коленька, Боренька, ступайте себе домой да ложитесь почивать. Завтра поговорим, как за обиду расплачиваться будете, вы уж не жадничайте, настоятельно прошу. И заберите эту падаль жидовскую – он у меня теперь вместо щетки обувной будет, но это все завтра. Константин Константинович, вам я повредить не могу никак, но Христом Богом молю, не доводите до греха, хорошо?

Все трое, увлекая за собой гниду Митеньку, быстренько и бочком убрались вон. Ничего, господину Фелейзену сюрприз тоже готов, но это подождет.

А теперь – хватит развлекаться. Тон максимально вежливый, хоть и не надо елея.

– Господин Юз, я искренне вас уважаю. Не поверите – мой брат вас частенько поминает. Мол, мне бы пару таких, как Юз, уж и развернулись бы. И тем не менее вы здесь. ВЫ!

Надо отдать должное – держался англичанин отлично. Водку пить не бросался, не суетился, не дергался, просто внимательно слушал. А дождавшись, пока обратятся к нему, спокойно, неторопливо ответил. Или, пожалуй что, даже вымолвил:

– Так уж сложилось, господин Рукавиш… простите, Иван Микхайловитч, мне трудно выговорить вашу фамилию.

Черта с два. Тянет время господин Юз. Хоть пару лишних секунд, да выигрывает. Или… или просто…

– Мне тяжело об этом говорить. Я возражал, указывал на полный идиотизм, но… но на сей раз совет директоров был непреклонен. Грядущий проект обещает уж слишком значительные доходы, ваш брат – уж слишком сильный конкурент. А я – я все-таки не владелец и не могу единолично…

Грядущий ПРОЕКТ – вот как он на самом деле сказал.

– Значит, вам, господин Юз, тоже известно о проекте? О железной дороге от Москвы до Владивостока?

Вот теперь Юз был удивлен. Нет, не просто удивлен – изумлен, весьма близок к обмороку нервическому. Но быстро взял себя в руки – английская школа дорого стоит.

– Вы правы, господин Рукавишников. В СФЕРАХ принято решение. Дорога будет построена. Дорога, которая потребует всей нашей продукции за любые разумные деньги. Рельсы, чугун, уголь – все! Такой заказ бывает раз в жизни, согласитесь. Поэтому наш совет решился поучаствовать… хм… в отстранении конкурента. Поймите, в другое время мы бы ни за что… Но ваш брат каким-то образом добился серьезных успехов и совершенно по-варварски отказывается этими успехами поделиться. За весьма достойную плату. У нас просто не было выхода…

Конечно-конечно, а как же. Слышали мы такие песни, доводилось. Этому хотя бы стыдно, определенно стесняется. Чего ж на такое дело, как сговор с целью злодейского убийства, бросили инженера? Надо думать, он у них там, в совете директоров, единственный, у кого голова на плечах есть. А это уж дело известное – кто везет, на том и везут.

– Извините, господин Юз, но у нас – свои резоны. Если мы не договоримся – вся Россия узнает, что вы, ИМЕННО ВЫ, готовили убийство нашего «стального короля». Какой подарок нашим патриотам – как же, англичанка гадит. Какой подарок полиции – раскрыт в кои веки стоящий заговор, не Ваньку-дворника, что по пьяни на портрет государя плевал, в околоток сволокли. А уж общество Новороссийское… даже если и оправдают вас паче чаяния, общество беспременно разорится – уж больно все шумно случится. И ваши дети…

– Довольно… – Нет, но каков молодец, а? Откинулся к стене, прикрыл глаза на десяток секунд – и вот перед нами вновь настоящий британский пэр. – Что вам угодно?

Вот теперь, братец Сашенька, ты точно порадуешься, что в компаньоны взял, не побрезговал. Это тебе не Боренька, который теперь весь с дерьмом наш, – это птица такого полета, что и думать страшно.

– Пятьдесят процентов акций общества. Плюс еще один процент. И…

– Это невозможно, – тут же успокоился Юз. Определившаяся и ясная угроза, знаете ли, достойным людям придает сил и спокойствия. – Я попросту не обладаю соответствующими полномочиями.

Ну, сие знакомо насквозь, даже скучно. Начинается торг, а уж в этом, братец ты мой, никакой инженеришка с Иваном Михайловичем на равных не сойдется в кулачки.

Договорились на тридцати процентах акций (двадцать так или иначе контролировал господин Юз, еще десять – преданный ему лично человек). «Стальград» обещал перестроить производственные линии общества с учетом последних своих достижений (особенно Юз настаивал на прокате и какой-то «штапофке» – ну да это пусть с Сашенькой обсуждает). Все «новые» задумки Сашеньки, вроде линии выпуска самоходов или там «Кистеней» в Новороссийске, будут кредитоваться обществом, полученная с них прибыль – поровну. Завтра с утра господин Юз собирается в гости в «Стальград» – своими глазами убедиться, что новый компаньон справится с задачами. Это пожалуйста, это сколько угодно – от Александра Михайловича Рукавишникова, младшего брата и старшего компаньона Ивана Михайловича, еще ни один промышленник или ученый не уходил обиженным.

– Ну, господин Юз, по рукам. Ждем вас завтра с визитом…

– Кто тебе сказал за завтра, барыга? Не будет у тебя завтра, тварь такая…

Флаг умел удивить. То-то крови не натекло – Демьян непременно удивился бы, но он ведь почти сразу вышел… Душегуб же неторопливо сбросил полушубок, что-то отстегнул у загоревшей крепкой шеи – и на пол упала половинка кирасы.

– Флаг спину бережет. В спину, милейший наш Иван Михайлович, меня неоднократно пытались уязвить, как того Ахиллеса, – благостный вроде голос интеллигентного человека вновь сорвался на рык. – Ты хоть знаешь, сученок, кто такой Ахиллес, Гектор, Патрокл? Куда уж тебе – с детства небось только «дебет» да «кредит» выговаривал. Не извольте беспокоиться, господин хороший, – обратился Флаг к английскому гостю, – в лучшем виде распластаю гада, даже и бесплатно. А уж потом за его братца возьмемся. Считайте до шести, господин Юз. – С последним словом правая рука бандита удлинилась. Вот так просто взяла и стала длиннее – откуда и когда у Флага оказался добротный клинок в пол-локтя, Иван так и не понял.

Как скверно, а? Ведь один шаг до НАСТОЯЩЕГО дела. И этот шаг ему, купцу первой гильдии, не даст сделать какой-то поганый «варшавчик»? Клятство какое… и ведь даже Демьяна не позовешь, с ним все обговорено, он ждет в сторонке, пока дозовешься… Этот ведь всего-то до шести просил досчитать. Раз…

Бух! Бух! Бух! Бух! Бух! Бух!

Второй раз за день Ивану Михайловичу довелось понаблюдать «Кистень» в действии. Господин Юз, прямой как свечка, нарочито неторопливо, левой рукой достал тончайший белый платок и утер пот со лба. Очень может статься, инженеру и не доводилось прежде шесть раз подряд стрелять в живого человека, да еще, почитай, в упор. Однако же справился, и даже более того – подошел к тихо скулящему вору и высадил оставшуюся пулю прямиком в затылок. И только потом обернулся к банкиру.

– Хорошо, господин Рукавишников. Вы не возражаете, если я приеду в половине девятого? Я уже стар, знаете ли, привык подниматься ровно в половине восьмого и ни минутой позже…

Нет, ну каков все же человек! Человечище! Он ведь не абы что сказал, а ответил на предыдущую реплику Рукавишникова. Вроде как комара надоедливого пришиб, от разговора не отвлекаясь.

– Но… но… господин Юз, у вас все это время… – Тут, наконец, Иван Михайлович осекся. Больно уж много волнений для финансиста за один вечер.

– Ах, револьвер… это такие мелочи, право. Не стрелять же мне в… кхем… моего дорогого компаньона. Кстати, душевно вас прошу, Иван Михайлович, не упоминайте в разговоре с братом об иных подробностях наших переговоров.

Англичанин медленно обошел труп, накинул пальто и нахлобучил шляпу. А у входа, не сдержавшись, все же глянул на изрядно ошеломленного (в старом смысле слова – то есть как дубиной по шлему стукнутого) Ивана. И широко улыбнулся.

– Я неплохо знаком с, как бы это сказать… неофициальными отчетами о деятельности «Стальграда». На самом деле я не думаю, что заключил плохую сделку…