Текст книги "Маськин"

Автор книги: Борис Кригер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава двадцать пятая
Маськин и Макдональдс

Однажды Невроз Плюшевого Медведя проснулся в корзине для бумаг, где он проживал среди порванных малозначительных писем и фантиков от конфет, и встретил надкусанный бутерброд Макдональдс с ещё вполне недурно сохранившимся гамбургером. Его туда бросил Шушутка, видимо, разочаровавшийся в этом питательном и, главное, редко встречающемся в Маськином доме продукте.

Невроз Плюшевого Медведя набросился на Макдональдса и съел его не жуя, потому что, во-первых, был очень голоден, особенно с утра, а во-вторых, думал, что Fast Food (Скоропостижную Жрачку) надо есть очень быстро, чтоб не отобрали, и, следовательно, на процесс жевания, требующий некоторой задумчивости, у Невроза Плюшевого Медведя просто не хватило времени.

Неудивительно, что у Невроза Плюшевого Медведя практически сразу разболелся животик, и он заплакал. Плюшевый Медведь любил свой Невроз и не давал его никому в обиду. Услышав привычное рыдание из корзины для бумаг, Плюшевый Медведь стал выяснять у Невроза Плюшевого Медведя, кто его обидел.

Невроз Плюшевого Медведя нажаловался на Макдональдса, а Плюшевый Медведь немедленно доложил Маськину, какая обида тут учинилась. Маськин был защитником всех обиженных и обожравшихся. Он обладал замечательной врачевательной способностью: например, объестся Плюшевый Медведь – лежит и охает, а Маськин поводит ему пальчиком по животу и пробормочет старый знахарский лечебный заговор:

 
…У вороны заболи, у сороки заболи,
А у Медведя заживи, заживи, заживи…
…У вороны заболи, у сороки заболи,
А у Медведя заживи, заживи, заживи…
 

От этого у Плюшевого Медведя пукалка активизируется и всё проходит…

Однако сей метод был не без побочных эффектов. Надо сказать, что в Маськиной округе от таких радикальных лечебных действий все сороки и вороны давно перевелись. Кто не выдержал напора различных заболеваний и окочурился, грузно шлёпнувшись с ветки, а кто переселился от греха подальше за 105-й километр от Маськиного дома, где Маськин заговор не действовал.

Маськины лечебные мероприятия помогли поставить Невроз Плюшевого Медведя на ноги несмотря на то, что Маськин Невроз при этом бегал по всему дому, открывал все медицинские книжки и журналы «На здоровье» и восемь раз звонил в «скорую помощь», которая так и не приехала, потому что оказалось, что Маськин Невроз от волнения по ошибке всё время набирал номер местного зоопарка, а там отвечал слон: «Вы не туда попали».

Как только Невроз Плюшевого Медведя поставили на ноги, он тут же побежал и забился обратно в корзину для бумаг, где немедленно заснул, чтобы поскорее позабыть неприятный инцидент с Макдональдсом.

Маськин же всё-таки решил этого так не оставлять и отправился к мистеру Макдональдсу жаловаться.

Мистер Макдональдс был клоун неприятной наружности. Таких клоунов снимают голливудские режиссёры, страдающие шизоидными расстройствами. Такая, знаете ли, у него была зловещая улыбка, что так и хотелось закричать «А-А-А!!!» и побежать, лихорадочно оглядываясь, не гонится ли за тобой этот самый клоун с топором.

Вообще шизофреники из Голливуда очень запустили свои заболевания. Иной раз такое снимут – ну хоть вяжи их в смирительную рубаху да изолируй от общества в срочном порядке. Однако, как это ни странно, общество смотрит их бред, а потом оставляет на свободе и даже совершенно без присмотра неблагонадёжно свихнутых режиссёриков, хотя это, знаете ли, очень опасно. Занято наше общество слишком… спя урывками между многочасовым глядением в телевизор, трудно выкроить время, чтобы организованно сходить в Голливуд, отловить этого самого шизика-режиссёра и свезти в психиатрическую лечебницу. Уже, бывает, поднимет общество свой зад с дивана, думаешь, вот-вот пойдёт и урезонит маньячных режиссёриков – ан нет, приглядишься: это оно в туалет пошло, долго слишком общество сидело перед телевизором – вот и появилась необходимость, так сказать, отлить в известном месте, что накопилось. Потом думаешь, ну вот теперь, после туалета, общество ручки свои белые умоет (оно почему-то при этом всегда вслух громко говорит: «Я умываю руки!», традиция у него такая) и пойдёт с шизофрениками разобраться, ан нет, это оно на кухню за ядовитой соломкой чипс отправилось или за попным-корном – и обратно к телевизору.

Ну, думаешь, не может быть… Бросаешься к этому обществу с криками – вяжи их, режиссёриков-то, они же совсем с ума спендрили… у них там такое наворочено, что не то что смотреть, подумать о таком ненормально… а общество сидит у телевизора и попным-корном хрум-хрум… Заглянешь тогда в глаза общества с последней надеждой… А там – о Боже! Глаза-то общества совсем безумны…

Итак, мистер Макдональдс был клоуном голливудской наружности «а-ля фильм-ужас». Маськин его сразу спросил, зачем он всех Скоропостижной Жрачкой кормит. А Макдональдс, как и следовало ожидать, давай жонглировать гамбургерами и хохотать очень непривлекательно…

– Что вам, сказать, мой уважаемый Маськин, – хохотал Макдональдс. – Нет времени у людей по-нормальному откушать, знаете ли, с изыском вкуса…

…roast-beef окровавленный

И трюфли, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет,

И Страсбурга пирог нетленный

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым…

– не те времена… Сейчас люди ненавидят свои тела, свою пищу, свои души… Сейчас люди носятся как угорелые, глотают что ни попадя, и так в бегу-бегу, пока не валятся, как скаковые лошади. А в свободное время они присосутся к экрану телевизора и следят за бегающими картинками – мол, вдруг кто-нибудь выскочит и укусит. Так и проводят дни свои жалкие. А я им гамбургером жизнь-то и скрашиваю. Мог ведь вообще пищу в пилюлях продавать – и ели бы за милую душу. А я, знаете ли, гуманист… Я традиции уважаю, понимаю потребность человечества в умеренном консерватизме. Называю вещи старыми именами – ланч, салат, пирожок… Конечно, это всё уже давно не настоящее, но традиции для меня святы. Вот и миссис Кока-Кола мне всегда помогает. Зальёт моё чревосверлящее яство своей чёрно-ледовой шипучестью – и порядок. Человек готов на дальнейший подвиг – беги себе на бестолковую работу, гляди себе в бестолковые экраны! Разве не счастье?

– Какое же это счастье? – загрустил Маськин. – Надо к еде относиться с уважением, вкусно так её готовить, душевно, а потом неторопливо садиться трапезничать и приятную беседу беседовать…

– Какой-то ты, Маськин, недоразвитый, что ли… – возмутился Макдональдс. – Ты что, не понимаешь, что уже давно наступила современность? А современность – это когда всё старое считается глупостью. Понятно?

– Да, всё с вами ясно, – сказал Маськин и с горя заказал себе гамбургер, потому что проголодался…

– Вот так-то лучше, – одобрил Макдональдс. – Не расстраивайся, Маськин, я тебе пластмассовую игрушку Монстра-Понстра положу. Ты только её не ешь, ладно? Она пластмассовая.

– Хорошо, – согласился Маськин, съел гамбургер и отнёс игрушечного Монстра-Понстра Шушутке… А что делать? Не вставать же Маськину поперёк дороги современности?

Глава двадцать шестая
Маськин и Мартышка

Раньше люди были примитивны. Они считали в уме, писали перьями или шариковыми ручками, смотрели неприличные картинки в бумажных журналах и думали, что живут вполне современной и продвинутой жизнью. Какая наивность! Святая простота…

Но наконец у человечества наступило запоздалое прозрение, и оно стало пользоваться для всего этого мартышками. (Вы подумали, что я оговорился, потому что в действительности хотел сказать «компьютерами»… а сказал «мартышками». А какая разница? И те, и другие ведут себя нерационально, подолгу зависают, суетятся, трещат, и от обоих у честного человека неизбежно заболевает голова.)

Теперь, когда настала мартышечная эра, люди делают всё то же самое, что делали сами, на мартышках. Мартышки следят за полётами самолётов и космических кораблей, руководят процессами сложных производств, проводят финансовые операции… Трудно найти такую область в жизни современного человека, которая бы не зависела от мартышечного интеллекта.

Нужно человеку, скажем, сварить себе чашку кофе – он идёт к Мартышке и даёт ей команду на мартышечном языке:

Enter: Кофе Command: Быстро!

Program: Ну где ты там?

Enter, Enter, ну Enter же наконец!

Введя команду, сначала человек ждёт, пока Мартышка его команду прочтёт по слогам. Потом ждёт, пока Мартышка найдёт в человеко-мартышечном словаре определение понятия «кофе» и уточнит у человека, какой именно кофе он имел в виду.

Мартышка начнёт нудным голосом перечислять, а человек должен кивать или говорить «Угу» и выбирать по своему вкусу: аромат, остроту, плотность, фактуру, степень горечи, демитассе[2]2
  Демитассе – специальная маленькая чашка для подачи эспрессо. Это французский термин, дословно означающий «полчашки».


[Закрыть], пряность, джезва, землистость, сладость, капучинность, эспрессность, солоноватость, терпкость, мокко, экзотичность и, наконец, не латте французский ли имел в виду человек?

Выбрав конкретный сорт кофе и прочие подробности, потом человек ждёт, пока Мартышка будет сначала надевать себе кофейник на голову, потом на ещё одно место, учтиво человека предупреждая:

«Кофейник найден.

Произвожу реконфигурацию системы.

Пожалуйста, подождите!»

Потом человек ждёт, пока мартышка рассыплет кофе по всей кухне, и лишь потом наконец дождётся, что…

…Мартышка человека кофе ошпарит… (Как будто надо было столько спрашивать о сорте кофе… Не всё ли равно, каким кофе ошпарить?)

Человек закричит: «А-А-А-А!!!», а Мартышка со смеху аж по земле катается… А раньше выпил бы человек кофе без всех этих приключений… Но ведь это же отсталая жизнь! Конечно, человеку не нравится, когда его кофе ошпаривают… Зато пока человек ждёт и выбирает, а ждёт и выбирает он, как вы изволили убедиться, о-о-о-о-очень долго… он вполне сойдёт за человека будущего, как его себе рисовал пещерный человек, – в виде барана с двумя головами. Почему с двумя? Потому что умный. Почему баран? Такая у пещерного человека была эстетика…

Маськин тоже решил завести себе Мартышку. Он не хотел отставать от жизни, потому что не любил, когда Сова называла его деревенщиной, темнотой и непродвинутой личностью. Сама Сова была личностью очень прогрессивной, увлекалась виртуальной реальностью, отчего у неё шары всё время были навыкате и она к месту и не к месту говорила: «Угу…» Ну, знаете, как говорят совы? «Угу.» с точкой, почти как «хи-хи.» Плюшевого Медведя. Сова гонялась в виртуальной реальности за виртуальными компьютерными мышками и была вполне довольна жизнью. Она проводила все ночи напролёт в своей виртуальной реальности, а днём спала. Маськин Сову подкармливал, потому что если бы её так оставили, она бы давно окочурилась от голода. Виртуальными мышками-то не очень накушаешься… Сова питалась Маськиными куличками, которые Маськин ей по вечерам специально пёк на её совиный завтрак, потому что сова, как вы понимаете, просыпалась к вечеру и тогда же и завтракала.

Бывало, Маськин потчует Сову куличками, а она его критикует:

– Ты, Маськин, совсем от жизни отстал. Теперь уже никто настоящие кулички не печёт. Теперь все кулички виртуальные! – а сама набьёт полный рот и чавкает.

Ну вот, Маськин и завёл себе в доме Мартышку, чтобы не отставать от цивилизации, хотя Маськин, надо признать, мартышек с детства не любил, потому что его одна противная мартышка укусила, когда он фотографировался с ней на фоне египетских древностей… В детстве Маськин долго гостил в стране фараонов, и там его мартышка и цапнула. С тех пор мартышки не входили в круг животных, которым Маськин говорил: «Ути-ути какой!» А говорил он так почти всем животным, потому что ведь животных очень любил…

Ничего не поделаешь, любишь – не любишь мартышек, – а за временем поспевать надо.

Мартышек развелось в Маськиной округе в огромном количестве. Страшный охотник Финтель ловил их ещё несмышлёных и, припечатывая им на лоб клеймо «Энтим ум», передавал их дрессировщику Гею Бейтсу, который это клеймо считывал. Видит «Энтим ум 5» и вставляет мартышкам пять умов, а если видит «Энтим ум 4» то вставляет им только четыре ума. Когда эти мартышки становились вумными, Гей Бейтс их выбрасывал в Окна, где их местные жители и подбирали, растаскивая по домам, цехам, библиотекам и даже судебным помещениям, потому что без мартышек сами уже ничего делать не могли. От этого охотник Финтель и дрессировщик Гей Бейтс были очень богатыми, отчего им все завидовали и мартышек им при случае портили, обучая неприличным ужимкам и воровским привычкам.

Ещё надо сказать, Гей Бейтс шил мартышкам маленькие мягкие штанишки, чтобы они выглядели поприличнее, поэтому он и назвал свою компанию «Мелко-Мягкая Компания», потому что штанишки были мелкими и мягкими. Так что Гей Бейтс вполне честно отразил в названии своей компании род занятий, которыми она занималась… Мелко по мягкому или мягко по мелкому… это уж как кому попадёт.

Итак, Маськин завёл себе одну Мартышку и начал с ней заниматься натуральным хозяйством, однако Мартышка Маськину попалась своевольная. Бывало, Маськин посадит морковку – а Мартышка ему всё повыдергает, или наоборот, повыдергает Маськин морковку, а Мартышка ему всю её обратно закопает и притопчет грядку, как будто так и было. Совсем Маськина с ума сводить стала. Однажды Мартышка стёрла Маськину целую кастрюлю компота, а в другой раз зависла на целый день под потолком на кухне и во всех входящих и выходящих швырялась бананами.

Маськин решил, что Мартышка в натуральном хозяйстве неприменима, и подарил её Плюшевому Медведю. Плюшевый Медведь стал обучать Мартышку говорить «хи-хи.» с точкой, но она обучаться не желала и однажды опрокинула Плюшевому Медведю тарелку с манной кашей. После этого он её подарил Кашатке, которой Мартышка завязала все серёжки в длиннющую логическую цепопку, и Кашатке пришлось их целый вечер разъединять, анализируя каждую серёжку в отдельности.

Кашатка рассердилась на Мартышку и передарила её Шушутке, который её поставил к себе в комнату вместо старого компьютера, но Мартышка стала и там безобразничать, показывать Шушутке язык, корчить рожи и ругаться неприличными словечками в отношении таких уважаемых особ, что Шушуткины попугаи, повторявшие всё, что слышат, попали в чёрный список местной службы безопасности и их даже хотели одно время выслать из Западной Сумасбродии, как неблагонадёжных, в Восточную Сумасбродию, которая, на счастье, уже сама неблагонадёжных не принимала, и так попугаи остались на месте, но с кляпами, опечатанными судебным приставом.

Так осталась Мартышка ничьей, забродила по дому, попала в подвал и запуталась во всемирной паутине, которую расставил там паук Дабыл-дабыл-дабыл-юшкин.

Там– то, в подвале, Мартышку Левый Маськин тапок и нашёл. Она сидела и горько плакала, потому что была никому не нужна. Левый Маськин тапок сразу оценил преимущество наличия Мартышки, подключенной к мировой паутине, и стал через неё вести подрывную революционную деятельность в Левотапии, родине всех левых тапков.

По приказу Маськиного Левого тапка, переданному через Мартышку по всемирной паутине паука Дабыл-дабыл-дабыл-юшкина, выстрел крейсера «Обжора» по Пяточному дворцу стал сигналом к началу героического штурма «последнего оплота Тапкодержавия».

Историки абсолютно уверены, что по имеющимся сегодня документам, в том числе и тем, которые хранились в специальных архивах, можно лишь приблизительно воссоздать картину событий свержения Тапкодержавия. Подготовка к революционному восстанию началась в Левотапии 22 октября, а 25 октября отряды Дранотапочной гвардии уже заняли почту, мосты, вокзалы, телеграф и другие важные объекты города. Всё это время в Левотапии продолжалась обычная жизнь: ходили трамваи, пел знаменитый бас Шаляпкин.

В ночь с 25 на 26 октября произошло взятие Пяточного дворца, где заседало Своевременное правительство. Вечером 25 октября в 21 час 45 минут раздался холостой пушечный залп «Обжоры», а затем по дворцу начала стрелять артиллерия Петька-Павлушкиной крепости – из более чем тридцати выпущенных ею снарядов по цели попали лишь два-три. Причём, судя по документальным фотографиям, было повреждено лишь несколько карнизов и оконных проёмов.

Около двух часов ночи участники восстания – дранотапочники, вооружённые в основном свёрнутыми туго стельками наперевес и шнурками от ботинок, – пошли на штурм. Защищал дворец батальон дамских туфелек…

Когда Маськин увидел по новостям, что творится в Левотапии, которую после переворота сразу переименовали в Тапкодранию, сразу понял, что это дело заварил его Левый тапок. Он немедленно вызвал его к себе и потребовал навести порядок в Тапкодрании и вернуть ей привычное для всех название Левотапии. Название Маськин Левый тапок под нажимом Маськина вернул, однако суть от этого не изменилась, потому что дранотапочники, захватившие власть, так изодрали все остальные тапки, что теперь в Левотапии в основном до сих пор все ходят босиком.

Маськин понял, насколько опасна Мартышка, оставленная без присмотра. Не зря он их с детства недолюбливал. Маськин взял Мартышку и отнёс её обратно Гею Бейтсу, который переименовался в Белку Гейтса, чтобы от него отстали с кличками «гей!».

Белка Гейтс Мартышку принимать назад не хотел, потому что у него уже водились мартышки с клеймом «Энтим ум 8», и Мартышку просто отпустили на свободу, где она теперь успешно морочит голову ещё не таким продвинутым жителям, как Маськин, который уже продвинулся настолько, что стал обходиться без мартышки и при этом замечательно жил.

Только Сова попрежнему была недовольна, потому что она считала, что без Мартышки могут обойтись только сами мартышки, которым мартышки ни к чему.

Глава двадцать седьмая
Маськин на концерте

Искусство – это не просто некое излишество, необязательное и добавочное, как гарнир. Искусство – это потребность души, нежная её, так сказать, сторона. Даже сельским жителям, да и вовсе отшельникам требуется какая-то толика искусства – глядишь, на балалайке побрякаешь или ложку какую распишешь – и жизнь становится более объёмистой, цветистой, что ли, не однородно крупнозернистой, как крупнопомолотый хрен, а гладенько-покладистой, как мелко натёртая морковка.

Так и у Маськина, хоть и живущего натуральным хозяйством, была весьма ощутимая тяга к искусству во многих его проявлениях. Маськин замечательно рисовал, например. Бывало, возьмёт и портрет Плюшевого Медведя напишет. Вот конный «Портрет Плюшевого Медведя, разящего Зелёного Змия» работы Маськина особенно знаменит. Он даже одно время висел в Лувре в прихожей, но потом Плюшевый Медведь потребовал его снять и ему вернуть, потому что японские экскурсанты, посещающие Лувр в страшных количествах, всё время на него показывали пальцами (не доверяли правдивости изображения – не могли подняться до уровня аллегории, мол, плюшевые медведи на конях не ездят и змеев копьем не поражают), а Плюшевому Медведю на конном портрете это было неприятно и он от этого морщился, снижая художественную ценность произведения. Портрет даже как-то позвонил Плюшевому Медведю и нажаловался, что его в Лувре обижают. Представляете – в Лувре обеденное время, шумно, гулкие голоса, а на портрете Плюшевый Медведь восседает на белом коне, перехватив подмышку копьё, разящее Зелёного Змия, и, щурясь, набирает номер на старомодном грузном телефонном аппарате а-ля «Алло, Смольный?», который ему накануне пририсовал молодой талантливый внештатный член Парижской Академии искусств Монеткин по его собственной, портрета Плюшевого Медведя, просьбе… Поскольку Монеткин страдал ужасной близорукостью, то телефон он нарисовал очень размазанно, и Плюшевому Медведю на портрете приходилось щуриться, чтобы набирать правильные цифры. Картина будет неполной, если утаить, что Зелёный Змий на портрете отсутствует, потому что у него обеденный перерыв, а вместо него красуется табличка, нарисованная поверх портрета: «Закрыто на обед».

То– то в Лувре был переполох… Портрет Плюшевого Медведя на коне и с телефоном… да ещё и жалуется! Безобразие. Позор для Лувра, где к картинам всегда, в общем-то, относились неплохо. Джоконда, правда, тоже была недовольна, что её всё время с закрытым ртом улыбаться заставляют… Вы можете представить себе судьбу женщины, которой за пятьсот лет ни разу не дали показать зубы? Одна эмансипированная активистка в двадцатые годы пыталась пририсовать Джоконде клык, но её вовремя госпитализировали (я имею в виду активистку). В общем, это нехорошо. Всякой женщине надо давать иногда показать зубы, иначе она забудет, что такое свобода… А женщинам свободу никак нельзя забывать, потому что её тоже надо завивать и накрашивать, хотя бы по праздникам.

Итак, Джоконда терпела, потому что не считала возможным принять поступившее к ней недавно приглашение портрета Плюшевого Медведя переселиться в Маськин дом. Маськин не смог бы ей создать подходящие условия… Джоконде нужно было внимание и обожание, а у Маськина в доме гости бывали нечасто, а жители Маськиного дома как-то предпочитали мультичные картинки и комиксы, чем всяких там сурьёзных Джоконд. Ещё была опасность, что они в шутку могут ей чего-нибудь пририсовать… А вы сами понимаете, что Джоконде пририсовывать ничего нельзя, потому что она уже совершенна.

Только не думайте, что жители Маськиного дома не были хорошо образованы. Шушутка, например, получал домашнее воспитание и брал уроки у самого Платошкина. Хотели было нанять Аристошкина, но, посмотрев на его ученичка Сашу Македонского, решили воздержаться. Хотя, конечно, нельзя отрицать, что Аристошкин привил Саше любовь к поэзии. Он эту любовь, конечно, очень по-своему выразил однажды, когда стёр с лица земли город Фивы, среди развалин оставив стоять только дом поэта Пиндара, которого уважал и любил. Представьте себе, выходит с утра поэт Пиндар из дома купить бутылочку горькой, ан нет… гастроном стёрт с лица земли… Одна надежда, что не дожил Пиндар до такого славного часа… А Александр был человек безусловно культурный, интеллигентный и дом оставил как памятник. Вы спросите, почему я не поменял в литературных целях имена Пиндара и Македонского? Потому что у них имена и так прикольные… Пиндара менять вообще опасно, от греха подальше… Не дай бог буква «н» выпадет… А «Македонский» – имя прикольное по жизни, с этим вы спорить, надеюсь, не станете. Представляете себе Дария Третьего, последнего персидского царя из династии Ахеменидов, после проигранной битвы утирающего царственные слёзы, пускающего царственные сопли и мямлящего: «…меня Македонский кинул… ну и закидоны у этого Македонского!» Ну, не прикольно ли? Вот и я говорю…

Так что же случилось с конным портретом Плюшевого Медведя? Лувр его вернул с извинениями, и Плюшевый Медведь поместил его на стене своего винного погребка, который размещался в подвале Маськиного дома рядом с кабинетом паука Дабыл-дабыл-дабыл-юшкина и его всемирной паутиной. В винном погребке кроме бутылок с вином и наливками и большой бочки медово-коричневого (Honey Brown) пива Маськин хранил банки с солёными помидорами, которые славились на весь мир как мировая закуска. Была у Маськина и военная закуска из острых красных перцев, но по конвенции от 1948 года Маськин её не применял.

Кроме иcкуcства солить помидоры, Маськин уважал и другие утончённые занятия, например, музыку. Так, он однажды купил билет на концерт одного знаменитого музыканта, чьё имя я бы не хотел здесь упоминать. Ну хорошо, хорошо… Это был Паганинкин.

Маськин оделся в свой праздничный костюм, состоящий из красных шортов в белый горошек и розовой футболки с надписью:

«I Love Loud Music!

I Hate Loud Neighbors!»

(«Я люблю громкую музыку, но не люблю шумных соседей!»), и отправился на концерт. Поскольку тапки на концерт пускали без билета, как и всякую другую обувь, Маськин их взял с собой (можете взять это себе на заметку, если вы до сих пор ходили на концерты босиком из экономии). Другие жители Маськиного дома остались слушать концерт по радио, потому что им больше нравилось сидеть дома и слушать радио. Маськин же был настоящим ценителем музыкальных искусств и потому потратился на билет.

Концерт действительно сразу выдался удачным, потому что ещё до начала в буфете продавались язычки из слоёного теста, присыпанные сахарной пудрой, а Маськин их очень любил. Ему эти язычки напоминали о тихих радостях и сладких угощениях, которые иногда нам жалует жизнь с барского плеча…

Потом Маськин прошёл в зал, не дожидаясь последнего звонка, потому что был педант – сказывалось многолетнее занятие натуральным хозяйством.

Зал был полон. Паганинкин действительно был чрезвычайно талантливый скрипач и собрал много разношёрстного народу. Первые ряды были заняты членами Общества глухих, которые любили музыку, потому что каждый глухой может толковать музыку по-своему… Далее сидели городские знаменитости и второстепенности. Маськин же сел на галёрке, потому что в тапках его в приличное общество не пустили, хоть Левый тапок и грозил устроить дебаты о равноправии прав тапков, чем, безусловно, сорвал бы концерт. Маськин его, однако, успокоил, купив красный флажок и сосательную конфетку а-ля петушок в форме петушка.

Наконец зал затих, и вышел он… Паганинкин был в чёрном балахоне и, как и положено паганинкиным, с длиннющими чёрными волосами, не ведавшими ласковых домогательств шампуня…

После первых трёх феерических аккордов у Паганинкина лопнули разом все струны… Потом упала люстра, потом стал набок валиться потолок… публика по большей части сразу разбежалась, понимая, что всё это – есть неотъемлемая часть представления, однако Паганинкин не унимался… Не имея струн, он стал барабанить по скрипке, и Маськин, понимая, что надо помочь маэстро, стал тихонько подпевать… «Та-а-а… Та, Та, та да там…» – запел Маськин двадцать четвёртый каприз Паганинкина (именно каприз, потому что Паганинкин был очень капризным, как вы понимаете). Услышав Маськина, маэстро Паганинкин оживился, допел куплет: «Та Та Да Дам…» – и позвал Маськина на сцену. Так они хором и стали выступать, пользуясь скрипкой тёти Вари, как ударным инструментом (тётя Варя была знаменитым скрипичных дел мастером).

Маськины тапки тоже пошли в ход. Правый тапок сел за рояль и стал аккомпанировать, пока не повалил рояль с ног. Музыка Паганинкина была очень энергичной и ни один инструмент, кроме барабана, её больше трёх аккордов не выдерживал. Левый тапок раздобыл откуда-то стартовый пистолет и стал стрелять в такт мелодии. Последние зрители разбежались и даже денег за билеты назад не попросили, потому что подумали, что это мюзикл и так всё и было задумано. По заведенной традиции, мюзиклы теперь заканчиваются непредсказуемо, хорошо, если только стрельбой…

Маськин с Паганинкиным пели самозабвенно, а в Маськином доме, где все слушали концерт по радио, не верили своим ушам… Из радио нёсся милый хрипловатый, но уверенный голосок Маськина в сопровождении прокуренного баритона Паганинкина, стука падающего рояля и выстрелов стартового пистолета.

Это был замечательный концерт! А что ещё важно в искусстве? В настоящем искусстве важно, чтобы скучно не было. Когда скучно – это уже не искусство – это наука.