Текст книги "Во сне и наяву"

Автор книги: Борис Конофальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 9

Тут из-под кучи битого кирпича выполз червяк с ножками и щипцами на голове, хорошо, что маленький, сантиметров десять, теперь, после того гиганта под камнем, он был не очень страшный. Червяк получил пару раз тонким концом палки, но не сдох, а проворно залез под камни обратно. По стене всё ползли мокрицы, на одной их них девочка ещё раз испытала палку, палка ещё работала. За стеной, вдалеке, снова заорали крикуны, становилось теплее. Как голос попрощался и умолк, Светлане стало одиноко, а ещё с Лю ей было спокойнее, словно он оберегал её. Тут, в развалинах, она чувствовала себя лучше, чем у камня, но Лю советовал ей найти одежду. Пусть она и с недоверием относилась к его последним пояснениям, но тут и спорить было нечего, одежда ей была нужна. И, главное, обувь. Здесь столько всего, что может повредить ноги, и живого, и не живого, в общем, нужно было выйти из убежища. Пока она размышляла, сами собой появились тени, и стало ещё теплее, девочка заметила, что туман почти рассеялся. Да, он тут исчезал очень быстро. Света начала спускаться по лестнице, всё так же аккуратно, чтобы не поранить ног. А ещё она помнила, что там, внизу, в кучах ломаного бетона, кажется, ещё живая, пряталась жаба. Девочка дошла до выхода из развалин. Остановилась. Всё, туман закончился. Пространство вокруг заливал белый, белый, жаркий свет. С громким жужжанием прилетело и плюхнулось ей на майку, прямо на грудь, отвратительное насекомое. Вскрикнув, девочка смахнула его на землю, оно было большое и неуклюжее, похожее на крымскую цикаду. Упало, копошилось в крошеве кирпича, Света, всё ещё перепуганная, прижала его к земле палкой.

Кажется, палка уже высыхала, теряя свои магические возможности. Насекомое вывернулось, тяжко зажужжало, с трудом взлетело и унеслось прочь.

«Сколь же тут всяких мерзостей». Девочка перевела дух и огляделась. Камень. Её камень был ей хорошо виден. «Если это двадцать восьмой дом по Гастелло, то там… проспект Гагарина, а там Фрунзе». И там, в той стороне, она видела не развалины, а хорошо сохранившиеся дома. Они были жёлтые и яркие в свете этого обжигающего солнца. Совсем как живые. В них должно было быть то, что ей нужно. Над развалинами пронеслись две птицы. Снова мимо неё басом прожужжало какое-то насекомое. Стоять тут и бояться не было смысла, в случае опасности она просто убежит. Решив так, Светлана вышла из развалин двадцать восьмого дома. Взяв свою палку двумя руками, она пошла к камню, прошла, огибая его с юга, и направилась дальше к виднеющимся впереди домам. Стоящие ещё кое-где стены, горы битого кирпича, она обходила, стараясь не приближаться к ним. Птица, проклятая, проорала почти над головой, напугала Свету своим резким кряканьем, девочка задрала голову, проводила её недобрым взглядом. Птица ещё и уродливая была. Светлана снова двинулась к домам, там, за ржавыми остовами гаражей, она увидела красивый… Ковёр? Нет, это была лужайка, которая белела на солнце. А цвет у неё был не белый, цвет у лужайки был серебристый. Когда она подошла ближе, то поняла, что серебро цвета отдаёт зеленью. Это… это был мох. Целая поляна серебристо-зелёного мха. Посреди которого кто-то позабыл пластиковое ведро. Ведро от времени вросло в мох, оставив на поверхности лишь круглый обод и белую ручку. Девочка, позабыв, где она находится, даже не оглядевшись толком, присела и провела рукой по серебру. Ах, как он был мягок, этот мох. В Икее она пробовала на ощупь некоторые покрывала, которые там продавались, они были из флиса, кажется, так вот, этот мох был такой же нежный. Да, именно нежный. Жаль, что нельзя лечь и полежать на нём. Погреться на солнце, которое уже печёт так, что можно даже и позагорать, не хуже, чем в Турции. Но нужно было идти. Света поднялась и поставила ногу на серебро лужайки. Какой он всё-таки мягкий, удивительно… И тут её ступню словно обожгло. Снизу вся подошва запылала в одно мгновение. Или, может, это был не огонь, может быть, десятки, сотни иголок проткнули одновременно крепкую кожу ноги девочки.

– А-а! – и от боли, а ещё и от страха и неожиданности закричала Светлана и тут же попыталась убрать ногу с серебряного ковра. Но нога словно прилипла. Ей даже пришлось приложить усилие, чтобы вырвать свою ступню из этого страшного мха. Вырвала, уселась на попу тут же, глядела на бурый след, что остался на серебре, ещё переживала боль. Бурый след! Отчего он такой? И только тут девочка поглядела на свою ногу, чуть вывернув стопу к себе. О! Вся подошва от пятки и до пальцев была испещрена мелкими круглыми отверстиями, из которых сочилась кровь. Кровь стекала к пятке и большими медленными каплями падала на рыжую, уже высыхающую на солнце землю. А Света ещё раз взглянула на лужайку. И её осенило. Там, посреди лужайки вросло в мох… Никакое это не ведро. Это был не белый край ведра с белой ручкой, это были белые рёбра какого-то существа, может быть, даже… человека? Только тут у девочки заработала голова. Как можно было не заметить и другие кости, что были на лужайке?

«Фомина, ты тупая!». Она даже чуть всплакнула, скорее от обиды, чем от боли. Ведь теперь ей придётся не идти к домам для поисков, а вернуться назад, в убежище. Сейчас, когда жгучее солнце сушило слёзы на её щеках, а со ступни всё падали и падали капли крови, она не поставила бы под сомнение ни одно слово Лю. Теперь она бы всё слушала внимательно и ещё переспрашивала бы, стараясь всё запомнить. Сны-не сны, потоки времени, трёхмеры, сирены… Как было бы здорово вот сейчас опять услышать этот спокойный и красивый голос у себя в голове.

– Лю, вы меня слышите? – на всякий случай произнесла девочка.

Голос ей не ответил, а сидеть тут, на открытом месте рядом с лужайкой, было нельзя. Девочка стянула с себя свою майку, всё равно нет никого вокруг, как-то обмотала ею ногу… Майка сразу покраснела. Ну как… как можно было спутать ведро с рёбрами, да ещё и запах не почувствовать… Тут же смердит тухлятиной, невыносимо смердит… Как она этого не заметила, или это солнце так припекло, что запах стал такой сильный? Девочка встала, теперь она старалась быть внимательной, поглядела по сторонам. Опираясь лишь на пятку раненой ноги, пошла обратно, ей очень хотелось побыстрее попасть в развалины двадцать восьмого дома, которые она уже считала своими. Солнце жгло невыносимо, оно-то и спасло девочке жизнь. Неожиданно потемнело. Свет, зной, свет обжигающие плечи лучи и вдруг… тенёк. Света удивилась, на небе она не видела ни облачка, а тут вон как… Девочка обернулась и увидала, как со спины её догоняют верёвки-жгуты, тянущиеся с неба. Жгуты, некрасивые, серые, в потёках, даже на вид липкие, а на их концах – лиловые расширения, похожие на крупные мужские ладони, только все в присосках. И летят-шевелятся эти липкие мерзости прямо на неё, летят быстро, своими «ладошками» едва не касаясь земли, ещё и растопыриваясь в стороны, чтобы охват был побольше. Присоски на «ладошках» уже рассмотреть можно. И рядом уже – вот они. Вот она, ладошка, липкая, слюнявая! Девочка и про больную ногу позабыла, чудом увернулась, вывернулась едва-едва, чтобы не коснуться жгутов. В десятке сантиметров, ну, может, в двух десятках, пронёсся один из жгутов от её локтя. Уворачиваясь, она чуть приподняла свою палку, и конец палки как раз оказался на пути липкого жгута. Была палка – и нет, жгут в мгновение ока обвился вокруг неё петлёй и вырвал оружие девочки из её рук с необыкновенной лёгкостью, поцарапав ей сучками руку выше локтя. Но тут уж ей было не до царапин и даже не до такой отличной палки, тут нужно было самой спасаться.

Даже не подняв глаз, она кинулась бегом к развалинам двадцать восьмого дома. Уже ни боли в ноге не чувствовала, ни дороги не разбирала, удлиняла шаг, увеличивала скорость, перепрыгивала кучи битого кирпича и, рискуя налететь ногами на что-нибудь острое, долетела до входа в развалины и лишь тут остановилась. Повернулась, чтобы понять, что же это было. Она догадывалась, но хотела убедиться. И её догадка оказалась верной – там, где она недавно была, в небе, медленно и величественно, почти не делая каких-либо движений, парила огромная, намного больше парашюта, розовая медуза с лиловой бахромой по краям тела. Она была даже красива, и, кажется, плыла в сторону девочки. Медуза стала лениво и неспешно делать те сокращающиеся движения, что дают медузам возможность двигаться. Медуза передумала лететь прочь, она двумя рывками изменила направление. Эта красота двинулась в сторону девочки, волоча к ней свои страшные жгуты-ладошки. Глаза у неё, что ли, были?

Светлана тут уже раздумывать не стала, кинулась внутрь, за стену, и вверх по пролёту лестницы в отвоёванный у жабы угол. Ей было страшно, по-настоящему страшно, ведь крыши-то над ней не было, только стены углом и всё. А вдруг эта красивая и огромная тварь скинет к ней сюда свои липкие, похожие на мертвечину жгуты? Что делать? Девочка уже заглянула вниз. Придётся бежать туда. Палка! Как ей дальше без палки? И майка, её окровавленная майка слетела с ноги во время бега. Короче, она стояла в своём убежище в одних трусах, с больной ногой, без палки и задрав вверх голову. Ждала, появится над нею медуза или нет. Со страхом, с замиранием сердца смотрела на угол неба, что был ей виден.

– Ну Света-а… Уже будильник два раза звонил. Просыпайся, – кто-то пальцами разжимает ей веки на левом глазу. – Света-а-а…

Это может быть только один человек. Она открыла глаза. Так и есть. Колька стоит рядом с кроватью, да ещё склоняется к ней, пытается говорить ей в ухо:

– Мы опаздываем, Света-а…

Надо было его осадить, но Светлана находится в каком-то непонятном для себя состоянии. Она в оцепенении, и это от того, что между её нынешним миром и тем, что происходило с ней во сне, нет никакой черты. Медуза и жаба были так же для неё реальны, как её нудный братец. И если вчера она проснулась, почти ничего не помнив, то сегодня она помнила всё. Всё, всё, всё до мельчайших подробностей. Вплоть до тактильных ощущений, которые испытывала, когда гладила серебряный мох мёртвой лужайки. Она чувствовала, что на ней нет майки, она не испытывала боли, но знала, что пододеяльник прилипает к высыхающей крови на её ноге.

– Света, нам надо идти. Мы опоздаем на завтрак, – говорит Максим, даже он уже волнуется.

О! Нет! Это уже серьёзно. Это приводит её в чувство. На завтрак опаздывать нельзя, или придётся отдать папин завтрак близнецам.

– Вы зубы почистили? – спрашивает она, пытаясь дотянуться до стула, где висит одежда. Берёт олимпийку.

– Да всё мы почистили, – кричит Колька. – И умылись!

Мальчишки даже уже одеты.

– Идите обувайтесь, – говорит им девочка и, позабыв про кровь, вытаскивает ноги из-под одеяла.

– Света! Смотри! Кровь! – кричит Макс, который обычно спокойнее Кольки. – Света, ты порезалась! У тебя вся нога в крови!

– Идите уже… обувайтесь! Сказала же вам, сейчас я приду! – в ответ кричит она им.

Сама встаёт и натягивает треники. Кровь на самом деле уже подсохла. Девочка быстро идёт в ванную, надо её смыть, взять носки. Хорошо, что нога почти не болит, только когда наступаешь, и то немного. В ванной она была недолго, когда вышла, мальчишки стояли в прихожей уже обутые. Стояли, молчали и смотрели на неё.

– Ну, что ждёте? – говорит она, беря ключи. – Открывайте дверь.

Глава 10

Ступня не болела, пока на неё не наступали, а как Света пошла, так заныла. И хорошо, что она не поленилась надеть носок, кажется, он промок. Но девочка старалась не хромать. Рядом шли близнецы, оба серьёзные, даже Колька молчал. Они поглядывали на сестру, и в глазах детская, честная тревога. Максим берёт её за руку, заглядывает ей в лицо:

– Света.

– Чего?

– А ты не заболела?

Светлана старается улыбнуться. Обнимает брата. Прижимает его голову к себе:

– Нет, не заболела.

– Света, а почему у тебя нога в крови, ты пошла, а на полу следы, – сразу спрашивает Коля и берёт её за другую руку, и тоже заглядывает ей в лицо.

– Потому что порезалась, – отвечает она.

– А сейчас тебе не больно ходить? – спрашивает Максим.

– А как ты порезалась… Ночью? Обо что? – засыпает её вопросами Николай.

– Так… Идите быстрее, опоздаете на завтрак, до обеда будете голодными, – заканчивает разговор сестра и ускоряет шаг.

Пришла домой, первым делом поглядела на носок. Он промок от крови, в кроссовке тоже чуть-чуть есть. Папа был уже дома, и девочка быстро прошла в ванную. Там, достав аптечку, нашла зелёнку и смазала всю ступню. Страшно получилось, зато кровь перестала сочиться. Поискала новый носок, но почти все носки были рваные, пришлось надеть разные.

Если на «охране» папа может подремать ночью, то на «резке» спасть не приходится. Он всю ночь режет продукты, упаковывает салаты, клеит этикетки, собирает салаты в ящики, каждому заказчику свой. Там он устаёт. Но всё равно, отпустив Нафису, он не идёт к себе, а садится в комнате у мамы, включает телек.

– Па, иди ложись, поспи. А я побуду с мамой, – говорит ему Света.

– Нет, я тут посижу, подремлю, а ты иди в школу, как вернёшься, я лягу спать.

«В школу, в школу». Папа всё время гонит её в школу, а Светлане там плохо, у неё больше нет подруг, с ней никто из девочек давно не общается. Раньше, в младших классах, когда-то, они приходили к ней в гости толпами, потом, когда Света стала бегать, их интересы разошлись, но они всё равно хоть как-то общались, хотя уже только в классе, уже тогда девочки её перестали звать с собой, если собирались у кого-то в гостях. Но в те времена Светлана сошлась с девочками из команды, многие из которых были постарше её. И они ей были интереснее одноклассниц. Ну а после беды, что случилась с семьёй девочки, на тренировки она стала ходить очень редко, а одноклассницы и вовсе перестали её замечать, теперь всё общение сводилось к «приветам». И вопросам типа: какой у нас сейчас, литература? Ну а с пацанами она почти не общалась, все пацаны были либо уроды, типа Пахома, либо те, что на Светлану внимания не обращали. Да ещё и учителя. Учителя её не очень любили, Светлана, занявшись спортом, подзабросила учёбу. И с твёрдой хорошистки скатилась в троечницы.

– Па, у нас всё равно уроков почти нет, в школе пусто, учителя болеют, что мне там делать? Давай я дома побуду, а ты выспишься, – предложила Света.

Нет, папа всё думает, что ей нужно будет поступать в институт, он всё надеется на это:

– Нет, Светка, иди. Нельзя бросать школу, понимаешь, нельзя.

Кажется, для него эта школа была тем последним делом, что связывало Светлану с нормальным миром. Хотя для себя Света давно всё решила, она уже не делала уроков, не старалась на контрольных, ей было всё равно, какую оценку ей поставят. Она просто отбывала в школе время.

– Ладно, па… Поем и пойду.

Она собиралась долго есть, чтобы даже на второй урок не успеть.

Парк Победы в Петербурге считается местом престижным. Дорога на юг, близко до центра, на Московском проспекте много магазинов и ресторанов, дома вокруг парка всё респектабельные «сталинки», во дворах этих домов много дорогих машин, «каены», «мерседесы» и «бмв» последних моделей, попадаются «ягуары». Публика в этом районе живёт не бедная. Но эта женщина бросалась в глаза даже на чистой и зелёной улице Фрунзе. Светлана остановилась на перекрёстке, ожидая зелёного сигнала светофора, смотрела по сторонам и увидала её. Девочка и сама была немаленького роста, среди девчонок вторая в классе после Ксюхи. А эта дама была намного выше Светы. Была она одета в бежевый плащ с поясом, чёрные замшевые сапоги до колен, что рановато для тёплого сентября, и чёрные кожаные перчатки, которые тоже ещё рано носить. На голове красный платок. Глаза скрыты большими солнцезащитными очками, это в сентябрьском Санкт-Петербурге, а нижнюю часть лица закрывала никого сейчас не удивляющая антиковидная маска чёрного цвета. Элегантность, тайна, опасность. Света постеснялась долго рассматривать эту даму. Или побоялась. В общем, женщина была очень яркой и запоминающейся. И самым удивительным было то, что она шла за Светланой почти до самой школы. Только у школы она зашла в магазинчик, что был в доме напротив.

Но и это было ещё не всё, когда после уроков девочка возвращалась домой и уже свернула с улицы Ленсовета во дворы, она, случайно повернув голову в сторону, опять увидела эту женщину. Это было так странно, что Света непроизвольно ускорила шаг. А перед тем, как войти в подъезд, даже обернулась. Не идёт ли женщина за ней? Нет, во дворе элегантной дамы не было.

Ну и ладно, у девочки хватало забот и тревог и без этой женщины.

Ей, например, нужно было вымыть полы в квартире, так как на полу в её комнате, и в коридоре, и в ванной остались грязные следы от её кровоточащей ноги. О! Нога! Света позабыла про неё, так как нога не болела. Девочка уселась на свою кровать, стянула почерневший, кажется, от зелёнки, носок и осмотрела ногу. Ранки на ноге больше не кровоточили. Зелёнка сделала своё дело. Ну и славно. Света пошла, быстро перекусила. Сварила себе две сосиски и яйцо. Доширак трогать не стала, очень хотелось, но не стала. Близнецы иногда вечером не ограничиваются печеньем и молоком и просят есть. Впрочем, дешёвые сосиски с яйцом, с майонезом, со «столичным» хлебом, были очень вкусны. Она бы и ещё столько же съела. Последнее время есть ей хотелось всё больше и больше.

Весь оставшийся день она мыла полы, сняла постельное бельё, стирала его, готовила папе и себе ужин, решила жарить картошку, у неё был хороший кусочек сала в морозилке. Пока суетилась, забегала к маме, сказать ей что-нибудь. Мама должна слышать голоса, должна знать, что она не одна. Так доктор велел.

Еле успела до папиного пробуждения все дела поделать. Когда встал папа, она сбегала за братьями в садик и, вернувшись, сразу стала жарить картошку. Картошка у девочки получалась, папа хвалил блюдо. Светлане было приятно. Вот и сейчас он сел есть, перед этим выпив свои таблетки. Взял вилку и спрашивает:

– Светланка, ну а у тебя как дела?

От такого вопроса девочка даже растерялась. Как у неё дела? А как у неё могут быть дела, если папа инвалид, а мама уже почти год как лежит, не вставая и не приходя в сознание. А ещё ей снятся странные сны, в которых она получает вполне себе реальные раны. И у неё есть знакомый голос по имени Лю. Он её… ну, наверное, друг, который помогает ей выживать в ужасных сновидениях. Рассказать об этом папе? Ей очень, очень хотелось поделиться с ним всем тем, что с ней происходило, но разве можно это делать?

У него, что, мало забот, чтобы ещё и о её снах и ночных голосах думать. Нет, пока она ничего ему рассказывать не будет. Это лишнее, папа и так выбивается и сил.

Светлана подошла к отцу и обняла его:

– Да всё нормально, па.

– Я в том смысле, – продолжал отец, накалывая горячую, румяную картошку, – что тебе через два месяца шестнадцать исполнится. Вот думаю, что тебе подарить. Что тебе нужно? Что бы ты хотела?

Что бы она хотела? Одежду, телефон, кроссовки. Да ей просто бельё нужно, носки. Всё её бельё старое и изношенное, она давно из него уже выросла, а последнюю приличную маечку она потеряла во сне, когда бежала от летающей медузы. А ещё Света вспомнила, какое бельё носят некоторые её одноклассницы. Она видела их раздетыми в раздевалке перед физкультурой. Ну, о таком она даже не мечтала. Ей бы просто новое.

– Мне нужно бельё, па.

– Да я не про такой подарок, – говорит отец, – я про нормальный.

– Па, – говорит Светлана назидательно. – Мне сейчас нужно только бельё, ну и носки ещё.

Отец молча кивает. Он такой уставший в последнее время, Светлана опять его обнимает.

Папа, как всегда, выкурив сигарету после ужина, ушёл на работу. Ему нужно было быть на работе к девяти, но он уходил в половине восьмого. Света смотрела на него из окна. Папа ходит медленно, без костылей ноги его почти не слушаются, он без них только стоять может, поэтому даже до остановки на проспект Гагарина, до которой Света добежит за минуту, ему приходится идти минут пятнадцать.

Поглядев, как отец скрылся за углом, девочка подошла к матери, уже который раз за день, пожала ей руку и сказала:

– Папу я накормила, картошку жарила. Он на работу пошёл.

Кажется, мама ответила ей движением зрачков под веками.

Света села в кресло рядом с матерью, включила телевизор. Всё было, как всегда. Братья ругались за компьютером в своей комнате. Встать, пойти подзатыльников раздать? Нет, она сидит и нажимает кнопки на пульте, даже не пытаясь понять, что по какому каналу идёт. Если быть честной, то ей было… немного страшно. А если быть ещё честнее, то и не немного. Когда она бежала от медузы, она не испытывала страха, ей было не до того, а вот после и сейчас… да, страх был весьма реальный. Он перемешивался с чувством беспокойства и неотвратимостью нового испытания. Что уж там, она заметно тревожилась и отдавала себе в этом отчёт. Аж руки вспотели. Совсем как перед ответственным забегом когда-то. Но к соревнованиям она готовилась, готовилась серьёзно. Точно! Сейчас она думала о том, что ей надо подготовиться. Если этой ночью она снова окажется в этом сне, то ей нужно быть готовой. Очень, очень не хотелось Светлане снова оказаться там, но почему-то у неё не было и намёка на сомнение, что она сегодня снова увидит вязкий желтоватый туман, а потом и обжигающее солнце.

«Да, нужно приготовиться ко сну».

Как забавно это прозвучало. Только вот смешным это ей не показалось. Она встала, бросила на кресло пульт и, оставив маму, пошла к кладовке, где лежали её вещи. Вытащила свой беговой костюм, в котором бегала в непогоду. Кроссовки, старые, совсем рваные, но это лучше, чем босиком. Те, что ещё можно было носить в школу, было жалко, мало ли что. Она вернулась к маме в комнату и разложила костюм с обувью на полу. Осмотрела всё и стала мерить. Конечно, всё оказалось ей мало. И куртка узка, и брюки коротки, и кроссовки – пальцы впритык, она за год заметно подросла. Но ничего другого у неё не было. И пусть, перед кем ей, перед медузами красоваться или перед крикунами? Немного неудобно, но будь на ней кроссовки, даже эти рваные, серебряный мох ей ногу не раскровянил бы. Она чуть-чуть постояла, подумала. Точно! Ей нужно оружие. Пошла, как была, в костюме, на кухню, там был большой нож для резки мяса, но Светлана им не пользовалась, он казался неудобным. А вот теперь он ей как раз подходил. Ещё она нашла в столе кусок капронового шнура, тоже может пригодиться. И её опять осенило! Она пошла в кладовку и нашла папин ящик с инструментом. Там был молоток с красной резиновой ручкой и с загибом-гвоздодёром, он с детства казался ей страшным. Она взяла его в руку. Он был удобен, и теперь он не казался ей таким тяжёлым, как раньше. Светлана решила взять его с собой. Задвинула инструменты на полку и подумала, что ей ещё может потребоваться зажигалка. У папы их было много. Она пошла в его комнату со всем, что нашла, и с ножом, и с молотком, а тут как раз позвонили в домофон. Девочка выбирала зажигалку из тех, что лежали на тумбочке у папиной кровати, а домофон тем временем разрывался. Света, разозлилась, схватила зажигалку и выскочила в коридор.

– Мелкие уродцы, вы, что, не можете открыть?

Братья, только что шумевшие, почти дравшиеся, теперь притихли, но от компьютера не оторвались, только смотрели на неё чуть удивлённо. Света открыла дверь, ну конечно же, это пришла Иванова, чтобы заступить на дежурство возле мамы на ночь.

Девочка влетела в комнату к братьям, отобрала у одного из них мышку.

– Что, тяжело оторваться от этой фигни?! – говорит она зло. Даже не говорит, а орёт. – Никто не может встать открыть дверь сиделке? А? Всё я должна делать?

Мальчики молчат. Она обычно позволяла им сидеть до десяти, но тут злость, а ещё больше волнение у неё разыгрались:

– Чистить зубы и спать! Быстро! – снова кричит она.

– Мы ещё молоко не пили, – напоминает Максим.

– Пошли на кухню, быстро попили и чистить зубы.

Она подзатыльниками и пинками гонит братьев на кухню, наливает им молока, даёт по одному прянику. Братья торопятся, пьют, едят, а сами смотрят на неё поверх стаканов, видят, что она в беговом костюме, с ножом и молотком в руках. Макс делает брату замысловатый знак, Колька понимает его без слов и спрашивает:

– Света, а ты снова бегать будешь?

– Буду, – зло говорит девочка. – Допивайте.

– А нож тебе зачем? – не отстаёт Николай.

– А молоток? – спрашивает Макс, допивая молоко.

– А ты сейчас побежишь? – продолжает Колька.

Света ничего не хочет им объяснить.

– Допили? Всё? Стаканы в мойку – и в ванную, через минуту я приду, чтобы были в постели! – заканчивает разговор сестра.

Мальчишки убежали, а она помыла за ними стаканы. Мыла, а у самой руки подрагивали. Сентябрь, за окном уже темнеет. Ночь скоро. Ей уже тоже пора ложиться. И тут ей пришла в голову мысль: а если не ложиться спать до утра? Что будет?

Эта мысль ей очень понравилась. Точно, нужно попробовать. Сейчас уложит братьев, а сама сядет посидит в интернете, там можно сидеть долго. Иногда она просиживала в паутине до утра.