355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Есин » Три века московской журналистики » Текст книги (страница 3)
Три века московской журналистики
  • Текст добавлен: 11 сентября 2016, 16:40

Текст книги "Три века московской журналистики"


Автор книги: Борис Есин


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Фабрика новостей

В конце XIX в. в Москве начала издаваться газета «Русское слово». История ее такова. Издателем нового печатного органа стал И.Д. Сытин – известный издатель книг для народа, сочинений русских классиков. Причем качественные книги для народа он издавал очень дешево. Хорошо зная и ценя эту деятельность Сытина, Чехов не раз говорил: «Сытин должен издавать газету», причем дешевую, народную, общедоступную. Об этом вспоминал и сам Сытин. Но московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович не очень жаловал газетчиков.

Сытин познакомился в доме Л. Толстого с приват-доцентом А.А. Александровым, который был подставным издателем журнала «Русское обозрение» фабриканта Д.И. Морозова. Этот издатель был на хорошем счету в Главном управлении по делам печати и у обер-прокурора Синода Победоносцева. Александров быстро получил разрешение на издание новой газеты и в 1895 г. стал ее редактором.

Однако Александров подобрал такой состав сотрудников (Грингмут – бывший редактор «Московских ведомостей», архимандрит Никон, раскаявшийся народник Тихомиров и др.), что они повели газету в духе консервативных «Московских ведомостей», одновременно подстраивая ее при этом под вкусы простого народа. Такой характер понравился московскому генерал-губернатору, и он поддержал газету материально. Однако тираж газеты был невелик, всего около 10 000 экземпляров.

Через год «Русское слово» было передано целиком Сытину. Чехов по этому поводу собрал друзей из газеты «Русские ведомости» и журнала «Русская мысль» в ресторане Большой Московской гостиницы и просил поддержать Сытина. Эту просьбу, пишет Сытин в воспоминаниях, «общего любимца» Чехова встретили «дружно и весело».

После перемены нескольких редакторов (Адоракса, Киселева, Благова) еще четыре года понадобилось, чтобы добиться настоящего подъема. «Успех газеты, – писал Сытин, – и ее быстрый, сказочный рост начался с вступлением в редакцию В.М. Дорошевича». Это было в 1902 г. С приходом Дорошевича газета перестроилась на европейский лад. Тираж ее вырос до 60 000–100 000 экземпляров. В 1904 г. в рекламных целях она ежедневно печатала сведения о распространении предыдущих номеров. По широте информации газета не знала себе равных, и ее справедливо стали называть «фабрикой новостей».

И. Д. Сытин, 1873 год

К тому времени почтовая связь полностью была заменена телеграфной и телефонной. Собственные корреспонденты были во всех уголках России и за границей. В Петербурге газета имела отделение со штатом 100 человек. Большой редакционный аппарат, широкая сеть корреспондентов позволяли редакции проводить анкетные опросы по важным политическим проблемам.

Темп работы был исключительно высоким, но и доходы стали баснословными. Одни объявления давали до 2 млн руб. в год. Вот как описывает Гиляровский обстановку в редакции «Русского слова»:

«И.Д. Сытин выстроил… четырехэтажный корпус… где разместились редакция и типография и где стало печататься «Русское слово» на новых ротационных машинах. Рядом И.Д. Сытин выстроил другой корпус для редакции… С приездом В.М. Дорошевича… газета не только ожила, но и засверкала… В.М. Дорошевич, «король фельетонистов» и прекрасный редактор, развернулся вовсю. Увеличил до небывалых размеров гонорары сотрудникам, ввел строжайшую дисциплину в редакции и положительно неслыханные в Москве порядки…

Дом редакции был выстроен на манер большой парижской газеты: всюду коридорная система, у каждого из крупных сотрудников – свой кабинет, в вестибюле и приемной торчат мальчуганы для посылок и служащие для докладов: ни к одному сотруднику без доклада постороннему войти нельзя.

В этом доме разместил И.Д. Сытин и другие свои издания: третий этаж заняло целиком «Русское слово», а в четвертом поместились «Вокруг света» и «Искра» как приложение к «Русскому слову», сначала издававшееся с текстом, а потом состоящее исключительно из иллюстраций…

Фасад здания газеты «Русское слово» с книжным магазином на первом этаже

Помещение редакции было отделано шикарно: кабинет И.Д. Сытина, кабинет В.М. Дорошевича, кабинет редактора Ф.И. Благова, кабинет выпускающего М.А. Успенского, кабинет секретаря и две комнаты с вечно стучащими пишущими машинками и непрерывно звонящими телефонами заведовавшего московской хроникой К.Д. Даниленка…

Когда В.М. Дорошевич появлялся в редакции, то все смолкало. Он шестововал к себе в кабинет, принимал очень по выбору, просматривал каждую статью и, кроме дневных приемов, просиживал за чтением гранок до выхода номера».

Что такое «Русское слово»? – спрашивал редактор. И сам отвечал: «Самая распространенная газета». Этого достаточно, считал он, для характеристики печатного органа, это исключает, делает ненужным определение его направления. Но направление (либерально-буржуазное) у нее все-таки имелось, хотя она и не была никогда партийной. Газета мечтала о «сотрудничестве» всех классов и сословий, людей всех вероисповеданий. В годы обострения социальных противоречий Дорошевич думал о реформах, которые обеспечивали бы стране лучшее будущее «просвещенными и гуманными средствами»[6]6
  Русское слово. 1906. № 228.


[Закрыть]
.

Либеральное направление и сравнительная дешевизна «Русского слова» (9 рублей в год) способствовали ее распространению. Легкая оппозиционность привела к тому, что дважды (в 1903 и 1905 гг.) запрещалась ее розничная продажа.

В обстановке подъема общественного движения в начале 1900-х годов ведущие сотрудники газеты – В.М. Дорошевич, В.А. Гиляровский, Ф.И. Благов, Вас. И. Немирович-Данченко, СВ. Яблоновский – были заражены стремлением придать газете универсальный характер. Программа Дорошевича говорит об этом весьма красноречиво.

«Газета…

Утром вы садитесь за чай. И к вам входит ваш добрый знакомый. Он занимательный, он интересный человек.

Он должен быть приличен, воспитан, приятно, если к тому же и остроумен.

Он рассказывает вам, что нового на свете.

Рассказывает интересно, рассказывает увлекательно.

Он ни на минуту не дает вам скучать.

Вы с интересом слушаете о самых сухих, но важных предметах.

Высказывает вам свои взгляды на вещи.

Вовсе нет надобности, чтобы вы с ним во всем соглашались.

Но то, что он говорит, должно быть основательно, продуманно, веско.

Вы иногда не соглашаетесь, но выслушиваете его со вниманием, интересом, как умного и приятного противника.

Он заставляет вас несколько раз улыбнуться меткому слову.

И уходит, оставляя впечатление с удовольствием проведенного получаса. Вот что такое газета. Газета…

Вы сидите у себя дома.

К вам приходит человек, для которого не существует расстояний.

Он говорит вам:

– Бросьте на минутку заниматься своей жизнью. Займемся чужой. Жизнью всего мира.

Он берет вас за руку и ведет туда, где сейчас интересно.

Война, парламент, празднества, катастрофа, уголовный процесс, театр, ученое заседание. Там-то происходит то-то.

Он ведет вас туда, показывает вам, как это происходит, делает вас очевидцем.

И вы сами присутствуете, видите, как, где и что происходит.

И полчаса поживши мировой жизнью, остаетесь полны мыслей, волнений и чувств.

Вот что такое газета»[7]7
  Сытин И. Жизнь для книги. М., 1962. С. 131–132.


[Закрыть]
.

Легкий приятный собеседник, культурный, добросовестный и остроумный информатор – вот что такое газета. Широту, занимательность и уход от партийной, классовой точки зрения – провозглашал Дорошевич. Сотрудники, набившие руку в обслуживании «чистой публики», со вкусом к высокой технике, владеющие профессиональным мастерством и показным фрондерством, создавали успех газете.

Особенно смело выступала газета в годы Первой русской революции. Ее тираж в 1905 г. составил 157 000 экземпляров. Газета приветствовала Манифест 17 октября, понимая, что это заслуга рабочих, а не либералов. Однако после подавления Московского восстания «Русское слово» заняла позицию «здравого смысла», открещиваясь от политики, сохраняя ранее принятый информационный характер.

«Русское слово» издавалось в основном на средства Сытина и собственные доходы. Газета никогда, за исключением военного времени, не прибегала к материальной помощи капиталистов и не получала правительственных субсидий. Это также выделяло ее из числа многих ежедневных изданий. Газета просуществовала до 1917 г.

Главную газету новостей в Москве во все годы между двух революций дополняли многочисленные справочные листки и деловые издания, которые в большинстве также носили информационный характер: «Курьер», «Московская биржа», «Справочный листок», «Газета-копейка», «Московские церковные ведомости» и др. Так что «фабрика новостей» работала с полной отдачей.

Короли московской журналистики

Из московских журналистов только за двумя закрепилось звание «королей». Это В.А. Гиляровский (1853–1935) – король репортеров и В.М. Дорошевич (1864–1922) – король фельетонистов.

У них были, разумеется, предшественники. Ю. Шрейер претендовал на звание короля газетного репортажа, И. Василевский-Буква – на короля фельетона. Оба петербуржцы. Однако они сошли со сцены как-то незаметно, и память о них почти заглохла.

Не то Дядя Гиляй и Влас Дорошевич. Их слава прогремела на всю Россию и жива до сих пор.

Гиляровский не был москвичом по рождению. Он родился в имении под Вологдой, где отец служил управляющим. Дорошевич – коренной москвич, много поживший, однако, и поработавший в Одессе. У обоих была нелегкая юность, каждому приходилось пробивать себе дорогу к знаниям, культуре, профессии.

Путь Гиляровского в журналистику был романтически необычен. Он прошел бурлаком по Волге, работал в калмыцких степях табунщиком, бывал и в задонских степях, служил актером в провинциальных театрах Саратова, Пензы, Воронежа, воевал добровольцем во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. и снова играл на сцене.

В 1881 г. он перебрался в Москву и по рекомендации знакомых актеров стал сотрудничать как автор стихов в московских изданиях: «Русской газете», «Будильнике», «Развлечении». Затем он познакомился с Пастуховым, редактором-издателем «Московского листка», и почти два года отработал в этой газете репортером. Прошел жесткую школу репортерства у Пастухова, прекрасно знавшего город и его окрестности и умевшего обеспечить себя многочисленными источниками достоверной уголовной и прочей информации. Именно в «Московском листке» Гиляровский постепенно завоевывал любовь москвичей, уважение журналистов и литераторов.

Не легче и первоначальная судьба Дорошевича: детство в чужой семье, при живых родителях. Его мать – писательница Соколова сама прожила трудную жизнь литературного пролетария, поденщика и не могла, не хотела до 10 лет воспитывать ребенка. Дорошевич, как и Гиляровский, учился в гимназии, но оба не получили свидетельства об ее окончании. Дорошевичу в молодости пришлось испытать труд землекопа и грузчика, быть корректором, актером любительских театров. Его журналистская работа (анонимно, без подписи) началась с журнально-газетных мелочей в «Московском листке».

Почти одновременно с Гиляровским придя к Пастухову, он также прошел первоначальную подготовку как юморист и беллетрист в «Московском листке», главным образом в развлекательных приложениях к этой газете: «Веселый листок для чтения: на даче, в вагоне, на пароходе, в гостинице и дома» (1881), «Московская стрекоза» (1883), «Балагур. Сборник рассказов, очерков, сценок, стихов и мелочей. Составил «Веселый москвич» (1885). «Веселый москвич» – один из первых псевдонимов Дорошевича.

Выезжал он и на Нижегородскую ярмарку, чтобы помочь изданию ярмарочного приложения к газете Пастухова «Нижегородская почта». С середины 80-х годов он работает в таких журналах Москвы, как «Волна», «Будильник», «Развлечение», газетах «Голос Москвы», «Новости дня». В журнале «Волна» в 1884 г. появляется первый материал Дорошевича, подписанный псевдонимом «Дядя Влас» (по аналогии с псевдонимом Гиляровского – «Дядя Гиляй»), в «Будильнике» происходит знакомство с Гиляровским и Чеховым.

Дорошевич пишет много, очень много, чтобы заработать на хлеб, посмеяться над тем, что мучило с детства, злило и обижало. В «Новостях дня» он работал с В. Амфитеатровым. «Злоба дня» – так называлась одна из рубрик, которую заполнял в газете фельетонист. В ней он ведет хронику городской жизни, критикует железнодорожных тузов, анализирует городской бюджет (роспись доходов и расходов), строго и одновременно полушутливо характеризует Москву: «Город – старый брюнет (освещения мало) кашляет, в бане давно не был, читает по складам, легковоспламеняющийся, кому только не должный, очень скуп на благотворительность…»[8]8
  Новости дня. 1889. № 2192.


[Закрыть]

Мастерство Дорошевича как фельетониста набирает силу, и Пастухов в начале 1890 г. решает вернуть его в «Московский листок», чтобы помешать успеху «Новостей дня». Для этого Пастухову пришлось раскошелиться: гонорары Дорошевича росли. Все яснее становится сатирический стиль «мелочей», фельетонов Дорошевича. Чего стоит окончание его фельетона 1892 г., посвященного беспорядкам на Юзовских заводах в Донбассе:

«Юзовский рабочий, приговоренный к каторжным работам, говорит:

– Отдохнем!»

Энергичное изложение, короткая строка, ирония – вот определившиеся особенности стиля московского фельетониста.

Но смешное и занимательное, мелочное и сенсационное, чего неуклонно требует Пастухов, не дают выхода в большую литературу. В 1893 г. Дорошевич уезжает в Одессу, надеясь завоевать там славу, авторитет, как это делали подчас русские актеры, отправляясь служить в провинцию. Шесть лет работает в «Одесском листке», посещает Сахалин. И снова Москва.

Уже отшумела слава Гиляровского в «Московском листке». Позади репортажи с фабрики Морозова в Орехово-Зуеве, Кукуевская катастрофа, взволновавшая всю Россию. Теперь Гиляровский в солидной газете «Русские ведомости». Это лучшая газета в Москве, и не только в Москве, а в стране. Гиляровский доволен, хотя официальная, чопорная обстановка в редакции не всегда вдохновляет, радует журналиста. Он пишет рассказы и очерки: «На плотах», «Обреченные», которые одобрили Салтыков-Щедрин, Г. Успенский и другие почтенные литераторы. Как всегда, его волнует прежде всего Москва. Гиляровский пишет отчеты о пожарах, о скачках, рассказывает о ловле одичавших бездомных собак, о происшествиях в Подмосковье, о солнечном затмении 1887 г., о подземных работах по переустройству русла Неглинки, о московских городских бойнях и самый знаменитый репортаж – о катастрофе на Ходынском поле.

В дни коронации Николая II в 1896 г. при раздаче подарков случилась страшная давка, которая в силу нераспорядительности полиции, неудачно выбранного места, привела к человеческим жертвам. Сам Гиляровский оказался в гуще толпы, прижатой к стенке глубокого рва, и только благодаря сметке и физической силе смог вовремя выбраться на свободное место. Он один из всей массы журналистов-репортеров оказался свидетелем этого происшествия. Его репортаж воспроизвели многие периодические издания. После публикации репортажа в газете «Русские ведомости» иностранные корреспонденты приезжали к нему домой, чтобы посмотреть на этого богатыря и пощупать его бицепсы.

В 1899 г. судьба свела Гиляровского и Дорошевича, ставших известными, авторитетными журналистами, в новой газете «Россия» В. Амфитеатрова. Это было издание с драматической судьбой. В январе 1902 г. она была с треском закрыта правительством за публикацию фельетона Амфитеатрова «Господа Обмановы», направленного против царской семьи Романовых. Амфитеатров был сослан в Минусинск.

В «России» Дорошевич много пишет о судах, адвокатах («Звезды адвокатуры»), печатает очерки о театре, актерах, образовании, семье и школе, банках и банкирах («Ва-банк», «О банкирах» и др.), остроумную «Историю одного борова» – фельетон-памфлет на современную бюрократию. Он критикует в сатирических произведениях консервативную печать, ее деятелей: Грингмута, Мещерского («Охранительная печать»), Буренина – сотрудника «Нового времени» («Старый палач»). Сравнивая Буренина со старым сахалинским палачом-садистом, Дорошевич наносит удар по его авторитету фельетониста суворинской газеты.

Судебные фельетоны Дорошевича приравнивались к образцовым речам известных адвокатов по делам с косвенными уликами. Иногда они помогали спасти невинно осужденных людей.

Гиляровский продолжал давать репортажи о московской жизни. Но главное место в его материалах заняли смелые репортажи из Сербии, куда он выехал по требованию Амфитеатрова. Нужны были свежие, проверенные сведения о состоянии дел в Сербии, антинародной политике короля Милана. Гиляровский с риском для жизни справился с этим заданием, напечатал восемь репортажей. Но работа в газете оборвалась для обоих журналистов неожиданно в связи с публикацией фельетона редактора о Романовых.

На счастье, в это время книгоиздатель И.Д. Сытин решил реорганизовать издававшуюся в Москве с 1895 г. газету «Русское слово». Он давно присматривался к Дорошевичу, ездил к нему еще в Одессу и теперь решил пригласить в качестве редактора.

Дорошевич получил большие творческие и финансовые полномочия в газете: укрепил состав сотрудников, завел обширную сеть корреспондентов почти во всех городах России и за рубежом, стал приглашать известных писателей и скоро сделал газету одной из самых распространенных в России. Пригласил он и Гиляровского, с которым установились дружеские отношения.

С 1902 г. Дорошевич принял на себя общее руководство печатным органом и обязался давать не менее ста материалов в год, в том числе 52 воскресных фельетона. Дорошевич в годы работы в «Русском слове», печатал очерки, статьи о зарубежных странах, небольшие повести, воспоминания о людях театра и литературные памфлеты («Граф Витте», «И.Н. Дурново» и др.).

Фельетоны Дорошевича гремели на всю страну. Среди них можно назвать такие, как «Форма для журналистов», «Петербург и Россия», «Послание к кадетам», «Истинно русский Ермолай», «Дело о людоедстве», «Депутат III Думы», «Блаженная кончина» и многие другие.


Влас Михайлович Дорошевич (1864–1922)

Фельетон «Дело о людоедстве» построен на двусмысленном выражении в полицейском протоколе. Околоточный надзиратель Силуянов не вернулся домой, пропал. В тот же день на базаре был задержан в пьяном виде неизвестный человек, как оказалось, купец Семипудов, который похвалялся, что «ел пирог с околоточным надзирателем». Вот эти слова и стали предметом исследования полиции как невероятного каннибальского преступления!

Обрастая всевозможными деталями, это предположение полицейского одновременно делается содержанием газетной сенсации. Газеты, каждая на свой манер, трактуют, смакуют это событие. Здесь и придуманные автором газеты: «Завихряйские губернские ведомости», «Вечность», «Конституционное начало» и реальные – «Новое время», «Земщина».

События разрастаются, в них втягиваются не только журналисты, но и политические деятели, суд. Вся Россия следит за делом о людоедстве. Семипудову вынесен приговор – бессрочная каторга. И вдруг полицмейстеру города Завихряйска поступает рапорт пристава Зубова о том, что Силуянов найден совершенно голым за городскими свалками и признался, что вместе со знакомым купцом напился пьян и не помнит, где был и что с ним случилось.

«Газета «Новое время», – пишет Дорошевич, – заявила по этому поводу: «Жив околоточный – доброго ему здоровья! Заниматься же ныне вопросом: что хотел сказать купец, когда говорил, что ел «пирог с околоточным надзирателем», ей-Богу, грешно. Мало ли что какой купец скажет. Купцов много… Надо о выборах думать теперь, а не о купцах с околоточными»[9]9
  Дорошевич В.М. Избранные рассказы и очерки. М., 1962. С. 286–287.


[Закрыть]
.

Тем не менее в конце фельетона помещена телеграмма, полученная из Иркутска, о том, что в партии каторжников проследовал людоед Семипудов…

Фельетон Дорошевича – сатира на тупость нижних полицейских чинов, полицейского начальства, пародия на скандальную сенсационную прессу (причем каждая газета у автора в присущей ей манере сообщает о происшествии), и глупость судей, и дикость нравов доверчивых запуганных обывателей, и крутую политику администрации по отношению к прессе, обществу. Газета «Вольность», о которой говорилось в фельетоне, «просуществовала три дня», газета «Конституционное начало» «просуществовала два дня». Газета «Вольное вече» за напечатание статьи «Съел ли Семипудов околоточного?» была прекращена на 18 лет. По делу купца были арестованы: весь состав местной земской управы, редакция «Завихряйского свободного слова», учителя и учительницы и даже адвокат, «участвовавший в защите крестьян в Пермской губернии».

Фельетон Дорошевича «Депутат III Думы» высмеивает нравы, поведение депутатов, их бесполезность. К Огурцову, депутату от провинциального города, октябристу приходит земляк, «согражданин», как пишет автор. Депутат ждет, что посетитель будет просить его о каком-либо важном деле, и уже заранее распинается в верности избирателям, идеалам общественного служения, готовности жертвовать собой ради интересов тех, кто его избрал в Думу. Но посетитель, купец, совершенно неожиданно просит депутата привезти ему и другим избирателям из Питера хороших закусок, галантерейных товаров, граммофонных пластинок и… порнографических открыток.

«– Дюжинки две. Да валяйте четыре. У нас разойдется.

– Больше никаких-с».

В Петербурге Огурцов в одном из магазинов сталкивается с политическим противником – депутатом от кадетов Охлестышевым. Оказывается, и тот, исполняя наказы своих избирателей, покупает в Петербурге дамские принадлежности. И депутат крайне правых Ошметкин, и социал-демократ Кинжалидзе озабочены тем же.

Много проблем поднимал в своих статьях, фельетонах Дорошевич в период между двумя революциями: критиковал национальную политику царизма, резко протестовал против дела Бейлиса, осуждал Ленский расстрел рабочих в 1912 г., высмеивал лидеров политических партий (Гучкова, Пуришкевича, Стаховича), государственных деятелей.

В последний год работы в «Русском слове» летом 1917 г. Дорошевич печатал цикл фельетонов «При особом мнении» и среди них – фельетон «Стенька-разинщина», где критиковал Ленина. Отдавая должное его популярности в Петрограде, журналист предостерегал от повторения кровавых событий Парижской коммуны. Дорошевич изучал и хорошо знал историю Франции и французских революций, боялся гражданской войны в России, оставаясь все эти годы сторонником философии «здравого смысла».

В конце 1901 г. в работу «Русского слова» включился и Гиляровский. В сентябре он опубликовал очерк «Под землей», где рассказал о впечатлениях репортера, побывавшего в артезианском колодце и в трубе, в которую заключено русло Неглинки. В декабре – очерк «Драматурги собачьего зала» о переписчиках ролей, позднее целиком вошедший в книгу «Москва и москвичи», и репортаж о пожаре строящейся гостиницы «Метрополь».

В 1902 г. им помещен в газете большой цикл очерков, корреспонденции из Болгарии, передающих впечатления от празднования в Болгарии 25-летия победы в освободительной войне 1877–1878 гг. против турецкого порабощения. Позднее, благодаря репортажу Гиляровского «На краю голодной смерти», москвичами была оказана щедрая помощь бедствующей болгарской семье, остановившейся в гостинице «Дон» на Арбате.

В 1902 г. Гиляровский дважды пишет о постановке в Художественном театре пьесы М. Горького «На дне», организует знаменитое посещение артистами и художниками театра Хитровки, где благодаря своей находчивости и знанию нравов «дна» предотвратил драку и ограбление посетителей.

В «Русском слове» Гиляровский пишет о непорядках в родильных домах: там не хватает мест, о детях-беспризорных, о недопустимости перевозки крестьян-переселенцев в вагонах для скота, о неточных и ложных сообщениях ряда газет («Три тысячи бритых старух»), о гнилых нитках и поддельных винах.

В репортаже «Учащиеся работницы» от 21 октября 1904 г. он рассказал о жизни слушательниц московских акушерских курсов при Московском воспитательном доме:

«Два года жизни впроголодь. Два года беспрерывной работы при напряженных нервах, работы часто без сна, неделями не раздеваясь.

Владимир Алексеевич Гиляровский (1853–1935)

В маленькой дежурной комнатке с четырьмя кроватями и столом посередине их помещается день и ночь тринадцать, а иногда сорок.

Сидят, разговаривают. Устало дремлют вокруг стола. Пьют чай иногда только с черным хлебом. Кто что принесет из дома. Днем им дают на дежурстве по тарелке супу и по котлетке, но не на всех, а на половину собравшихся. И они делят пополам все, что принесут им.

Ночь. Они дремлют вокруг стола или по четверо спят поперек кровати в своей дежурке. Вдруг звонок от швейцара и бежит вниз…» Работа и учение без каникул, за слушание лекций – плата 35 рублей.

Незаурядным оказался его репортаж «Ураган» в 1904 г. В нем речь шла об урагане и смерче в Москве в районе Карачарова и Сокольников. Репортаж был памятен для автора не только силой впечатления, произведенного самим происшествием, но и тем, что газета, где он был напечатан, достигла в тот день рекордного числа экземпляров – 100 тысяч.

Гиляровский писал, что он «по счастью» оказался в центре событий, т. е. в центре сокрушительного вихря. По его рассказу об этом можно достаточно точно установить и местонахождение журналиста, и время, и маршрут следования его по пораженной стихией местности вплоть до возвращения в редакцию.

Смерч небывалой силы застал репортера где-то в районе Лефортова. Отсюда он направится через Краснопрудную улицу в Сокольники. Там берет извозчика и скачет в редакцию, по пути заезжая в Басманную и Яузскую больницы, полицейские части.

Ураган застал Гиляровского в Лефортове около 5 часов вечера. В 10 часов журналист был уже в редакции. Два часа в кабинете Дорошевича не переодеваясь, в пыли, он пишет репортерский отчет. Два часа спит здесь же на диване, затем читает набор полосы. Дорошевич заканчивает верстку номера, и в 2 часа ночи они вместе снова едут на место происшествия. С 3 часов обходят район бедствия и к 7 часам возвращаются в редакцию подавленные увиденным. «Впечатление ужасное», писал Гиляровский в очередном номере газеты об урагане, вызвавшем человеческие жертвы и большие разрушения.

Особо следует отметить репортаж под названием «Праздник рабочих» – это рассказ о праздновании Первого мая в Сокольниках. Такой праздник уже давно стал традиционным весенним гуляньем москвичей. Но 1905 г. был особым.

«О первом мая в Сокольниках говорили давно, – пишет Гиляровский. – Носились слухи о «бунте», об избиениях, разгромах. Множество прокламаций в этом духе было разбросано всюду. Многие дачники из боязни этого дня не выезжали в Сокольники, и дачи пустуют.

Но это был намалеванный черт, которого, оказалось, бояться нечего.

Гулянье 1 мая в Сокольниках прошло благополучно. Народу было 50 000…

Подстриженные, причесанные, одетые по средствам и обычаю рабочие все были чисты, праздничны, и сновавшие между ними хулиганы и «ночные сокольничьи рыцари» ярко отличались от них.

И когда эта «рвань коричневая» подходила к группам рабочих, ее встречали не совсем дружелюбно…»

Далее шел рассказ о кратковременной панике, спровоцированной хулиганами среди гуляющих, когда люди в страхе бежали, давили друг друга, а хулиганы грабили публику, воровали часы, бумажники.

«Москвичи, натерпевшись страху в десятиминутной панике, убрались восвояси, кто на трамвае, кто на извозчике, кто пешком.

Рабочие остались в роще, заняли чайные столики, снова стали собираться в свои партии…

Часу в седьмом образовалась… одна партия, человек в триста, которая прошла по четвертому просеку до линии Московско-Ярославской ж.д. и на 5 версте, на полотне, расположилась, и начались речи…

В самый разгар речей вихрем по 4-му просеку налетел взвод казаков, и толпа скрылась в чаще леса.

Это был последний эпизод в Сокольничьей роще 1 мая…

Все страхи и ужасы этого дня, навеянные некоторыми газетами и массой прокламаций, оказались вздорными.

Пусть же празднуют и рабочие!

Пусть 1 мая в Сокольниках будет их день.

Как Татьянин день для студентов…»[10]10
  Русское слово. 1905. 3 мая. № 118.


[Закрыть]

Журналист сроднился с Москвой, переживал ее беды и неустройства, удачи и достижения. Много бродя и разъезжая по столице, репортер не мог не обратить внимания на названия улиц и переулков. Он рассказал об этом в фельетонной заметке «Пора бы…», опубликованной в «Русском слове».

Его волновали нелепые, неблагозвучные названия некоторых городских улиц.

«И возит извозчик седока, и оба ругают московские переулки.

Седок проезжий, и извозчик, старик, тоже недавно в Москве.

– Да тебе сказано в Кривой переулок!

– Да они все тут кривые! – оправдывается извозчик…

И действительно, сколько кривых переулков в Москве!

Кривые переулки есть в частях: серпуховской, городской и хамовнической. Потом следуют Кривые с прибавлением: Криво-Ярославский, Кривоколенный, Криво-Никольский, Криво-Арбатский, Криво-Введенский, Криво-Рыбников!

Пересматривая указатель Москвы, я поражаюсь!..

Вот Астра-Дамский переулок! Вот Арнаутовский! Какой грамотей придумал такие названия! Вот семь Банных переулков, и все в разных частях города.

Поди ищи!

…Безымянных де-вят-на-дцать! Благовещенских – 4, Болвановских – 3! Только три.

Мало по нашим грехам! Ей-Богу, мало!

И Брехов переулок только один.

Бутырских, Вознесенских, Дербеневских, Золоторожских и Монетчиковых – по пяти.

А вот Грязных – два.

Врут, больше! Все грязные и кривые!

Денежных – два, Дурных – не хочется верить – тоже 2. Дровяных – 3. Задних – 2. Полевых, Грузинских, Ивановских, Краснопрудных, Красносельских – по 6. Лесных и Огородных – по 7. Кузнечных и Спасских – по 8. Ильинских и Космодемианских – по 9. Знаменских – 12. Покровских – 10. И Никольских – 13. Далее, Коровьих – 4, Кладбищенских – 5. А сколько тупиков?..

И в общем выходит такая путаница, что разобраться нельзя.

Это повторение одних и тех же названий путает и почту, и публику.

До сих пор в Москве нет ни Пушкинской, ни Гоголевской улицы!..

Названия улиц именами знаменитых людей имеет и громадное воспитательное значение.

Господа городские деятели, пекущиеся о благоустройстве Москвы, обратите на это внимание, пора бы!»[11]11
  Русское слово. 1902. 4 ноября. № 304.


[Закрыть]

Подписана заметка самым распространенным псевдонимом репортера – «Дядя Гиляй».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю