Текст книги "Борьба за троглодитов"

Автор книги: Борис Поршнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Еще дальше к востоку, в провинции Шеньси, в горном хребте Циньлиншань собраны сведения, в том числе у людей весьма ответственных и культурных, видевших живого жень-сю ("человеко-медведя") или снятую с него шкуру. Говорят, что эти двуногие подобные человеку существа, хоть полностью лишены всякой речи, могут смеяться. Профессор истории Хоу Вай-лу видел в 1954 году в горном селении одного такого жень-сю. Он был выловлен с помощью традиционного приема: на склонах горы раскладывают там и тут куски красной материи, которые вызывают у этих животных неодолимое любопытство. В прошлом на них широко охотились и частью приручали, используя дома для несложных работ – как рабочий скот, или как рабов. У себя в горах они не имеют ни жилища, ни одежды, никаких орудий, питаются сырым мясом и дикими плодами. Но профессор Хоу Вай-лу и слышать не хочет о снежном человеке: по его гипотезе, это одичавшие потомки древнего племени, оттесненного в горы три тысячи лет назад.

Теперь следовало бы рассказать, как из провинции Юньнань поток змеящихся стрелок вдруг прорывается и устремляется в Юго-Восточную Азию и щедро раскидывается по ней. Однако придется сказать коротко – всего товара ведь не выставишь на витрину.

В джунглях Лаоса и Камбоджи, на горных границах Вьетнама французскими путешественниками и администраторами в Индокитае фиксировались сведения о необъяснимых то ли духах, то ли животных, похожих на людей. В 1958 году французская "Дальневосточная газета" опубликовала сообщение известного охотника, встретившего в джунглях Камбоджи точ– ное подобие снежного человека – самца, самку и детеныша, оставлявших и точно такие следы. Они показались ему людьми каменного века. Запрашиваем директора Института истории ДРВ профессора Чан Хюй Льеу, он пересылает нам результаты опроса товарищей из районов пограничных с Камбоджей и Лаосом: да, такие человекоподобные животные известны населению. Совсем недавно прогрессивный английский журналист У.Бэрчет в книге корреспонденций "Война в джунг– лях Южного Вьетнама" (М., 1965) принес пригоршню новых подробностей об этих представителях фауны, упущенных наукой. Есть немногие сведения о них из Лаоса, из Бирмы. Стрелка бежит на юг – несколько эпизодических наблюдений в Малайе. И вдруг – целый пучок сведений на острове Суматра, в его южной тропической лесной части. Старые вести подсказывают, что здесь реликтовые палеоантропы удерживались, пока не вымерли носороги: ни один хищник не убивал этих толстокожих, но когда они кончали дни, увязнув в трясине, то становились пищей двуногих существ, которых на острове называют оранг-пендек, седапа, синдаи. Но в последние десятилетия они редки и исчезают. Голландские охотники описали немногие ошеломляющие встречи, а в музеях имеются зарисовки и слепки следов.

И, наконец, еще один то скудный, то буйный поток наших стрелок – тот, что устремляется в Восточную Сибирь. Вот они скользят по Яблоневому хребту, Становому, Джугджуру. Другие от Байкала идут в Енисейский кряж. И бог весть где на великих просторах Сибири, особенно к северу, не попадуться опять и опять повести о бродягах этих, безъязыких подобиях человеческих, тянущихся особенно к оленьим стадам.

Более всего богато сведениями Верхоянье. Здесь реликто– вых (палеоантропов) гоминоидов называют чучуна, кучуна, му– лена, хээдьеки, абасы. Полагают, что они заходят сюда лишь на летнее время, а живут где-то на Чукотке. Вот как резюми– нирует археолог А.П.Окладников известия, услышанные на ниж– ней Лене: "Чучуна – племя полулюдей-полуживотных, обитавших и еще изредка попадающихся здесь на Севере. Внешность у них была необычайная: голова как бы срослась с туловищем – шеи не было. Неожиданно появлялись ночью, кидали на спящих людей камнями со скал; ловили оленей. Якут-охотник Макаров утверждал, что он встречал пещеры, в которых обитают чучуна, по правому берегу р. Лены нижу Чубукулаха и вплоть до о. Столб, подчас также и на левой стороне Лены, находя в этих природных логовищах оленьи рога и шкуры". Не пересказывая здесь якутских данных, отвешу здесь низкий поклон еще одному соотечественнику, независимо от других возгласившему о великом открытии. Еще одна маленькая трагедия. Еще одна "Записка, не имеющая научного значения". Я натолкнулся на нее почти случайно. В 1912 году молодой минералог П.Л.Драверт опубликовал отрывки собранных им с 1908 года в нижнем течении Лены сведений о диких, сильных, волосатых человекоподобных, лишенных даже членораздельной речи. Позже, уже будучи маститым метеоритологом, профессор Драверт вернулся к этим исследованиям и в 1933 году опубликовал большую статью "Дикие люди мулены и чучуна". Жаль, что по сравнению с первой, эта статья затуманена записями неквалифицированного помощника. Любопытно опровержение, с которым выступил этнограф Г.Ксенофонтов: мулены и чучуна что-то уж слишком похожи на панов и фавнов в верованиях древних греков. Опять гробовая крышка захлопнулась над опять и опять проклевывавшейся невероятной истиной.

Стрелки указывают на Чукотский полуостров и на Алеутские острова. Один якут уверял П.Л.Драверта, что из низовьев Лены это волосатое племя некогда переселилось на Теплые Острова – Алеуты. "Однажды в земле чукчей море выкинуло на песок тело волосатого человека с Теплых Островов. Нельзя было понять, живой он или мертвый. Никто не решался тронуть его. К нему боялись подойти даже собаки. И так лежал он на берегу целый день. Лишь один почтенный шаман видел ночью, как человек поднялся с земли, трижды обошел стойбище чукчей и потом ушел". Комментарий: в летнее время течение направляется от Алеутских островов на север, в сторону Чукотского полуострова.

Вместе с расселяющимся человечеством через Берингов пролив (вернее, мост или лед) и через Алеуты в древности вышел на землю американского континента и неандерталец. Антрополог Алеш Хрдличка был поражен, найдя совершенно неандерталоидные черепа в Небраске в лессе, то есть в слоях того геологического времени, когда неандертальцам по теории давно полагалось вымереть.

Кипучий и дерзновеный зоолог Айвен Сэндерсон начал коллекционировать американскиие аналогии гималайскому снежному человеку в том же 1958 году, как и мы приступили к систематической работе в СССР. Он тоже обнаружил в своей стране затоптанную и осмеянную предысторию. Оказывается, газеты, дневники путешественников уже сто лет кишели удивительными известиями о диких волосатых людях – особенно на глухом западе Канады и в заросшей лесами Северной Калифорнии. Их называют здесь саскватч, о-ма, большая нога. И эскимосы, и индейцы в равной мере осведомлены о них, хотя фольклор у обоих народов совсем разный. Но огромная серия сведений исходит от людей белой расы. С 1960 года Том Слик и Питер Бирн переключились на калифорнийские исследования. Превосходные наблюдения и слепки следов.

Что до Айвена Сэндерсона, то шесть глав в своем фолианте о снежном человеке он отвел сводкам американских данных. Сомнения нет: реликтовый теплится в Новом Свете. Он и размножается там, но преобладают наблюдения крупных одиночек-самцов. Стрелки блекнут в других северо-западных и северо-восточных штатах. Но они есть и они упрямо просачиваются на юг и даже разгораются в Гватемале, Эквадоре, Колумбии, Гвиане. Никак не перескажешь этого коротко.

Книга Айвена Сэндерсона, при всем его авторитете первоклассного приматолога, осталась на обочине. Ее обходят, пожимают плечами. Она – врывчатое вещество, но не взрыв. Недостает теории. Впрочем, автор перед американцами виноват также в непочтении к церкви: открытие снежного человека, дерзко заявил он, окончательно решает вопрос, кто же прав – священное писание или Дарвин.

А вот американская деловитость нас обогнала. В непролазных лесных массивах Каскадных гор и прилегающих хребтов Северной Калифорнии в последние годы "бигфута" ("большую ногу") выслеживали по меньшей мере девять групп. 20 октября 1967 г. одна из них, в составе двух молодых людей, Паттрсона и Гимлина, во время верховой рекогносцировки очень близко, в 30 метрах, повстречала двухметровую, покрытую черным волосом самку, и спешившийся (точнее, сброшенный лошадью) Паттерсон успел удовлетворительно снять ее киноаппаратом, пока она удалялась. Занятно, что она не огглядывалась на преследовавшего ее человека, но на ходу обернулась через плечо на незнакомое шуршание киноаппарата. Затем они сделали гипсовые слепки ее следов. Фильм уже просмотрен немалым числом экспартов, и ни один не указал чего-либо определенного, что могло бы дискредитировать его как подделку. Разумеется, при современном уровне киноматографической техники никто не может поручиться за фильм. А то, что в нем отражено, слишком невероятно для подавляющей части экспертов. Но Айвен Сэндерсон исключает всякие сомнения в добросовестности этих наблюдателей и в аутентичности фильма, хоть как зоолог и делает оговорку, что фильм не может заменить костей и шкуры.

Никакой сенсации не разразилось. Исследование медленно идет вперед, хотя фильм и добавил солидную гирю на чашу весов. Противники по-прежнему предпочитают не видеть и не содействовать. С трудом удалось найти в Америке журнал, который в феврале 1968 г. опубликовал, наконец, 8 разрозненных кадров из этой знаменательной зоологической съемки. Они производят немалое впечатление. То, что мы видим на них, не противоречит нашим накопленным знаниям. Впрочем, и не обогащает их – информативное, познавательное значение их невелико сравнительно с доказательным значением, которого так требует публика. Ну вот вам и доказательство. Оно не сокрушит упрямства: можно скептичес– ки отклонить и фотографии, и слепки следов, и даже когда будет пойман экземпляр, сказать, что единичный факт – не доказательство, бывают, мол, и уродства, и игра природы.

А с другой стороны, действительно, никогда не расскажут ни отдельный фильм, ни единичный пленник, ни шкура и кости того, что мы из ненадежных крупиц надежно узнали, например, о расселении этого вида по Евразии, Африке и Америке. Вот что изобразил толстый карандаш.

Но география повела и дальше. Мы попробовали сопоставить карту наших сведений с картой распространения разных релик– тов на земном шаре. Послушайте, что получилось.

9. ПОДЗАЩИТНЫЙ ПРАВОВЕРНЫХ.

В Тянь-Шане, в предгорьях Чаткальскоо хребта, лежит темно-зеленое озеро Сары-Челек. Туда я отправился осенью 1959 года, и вот почему.

В июле 1948 года там работал инженер-геолог А.П.Агафонов. Как многие, он не мудрствуя, прислал в нашу комиссию две странички о том, чего никак не мог понять десять лет. Однажды летом на изумрудном пастбище близ озера Агафонов сидел в юрте киргиза-пастуха по имени Мадьяр, более чем восьмидесятилетнего, слепого. Хранитель семейных и народных преданий, Мадьяр повествовал: прадед его, великий герой, возвращался вместе с молодой женой с праздника, и они прилегли отдохнуть где-то к юго-востоку от Сары-Челека. Он вскочил, разбуженный криками жены, и увидел, что ее уносит в руках громадная человекоподобная обезьяна. Но богатырь догнал похитителя, убил его своим охотничьим ножом и спас жену.

А.П.Агафонов почел своим просветительским долгом объяснить наполнявшим юрту сыновьм и внукам Мадьяра, что здесь, на Тянь-Шане, человекообразные обезьяны не водятся. Это вызвало улыбки слушателей и неожиданный взрыв у старца: поднявшись, он из большого сундука, что стоят вдоль стен юрты, достал резную шкатулку и с презрительными словами "смотри сам" протянул ее геологу.

"В шкатулке, на войлочной подстилке, лежала искусно высушенная кисть, покрытая редкой, но довольно длинной шерстью – до одного сантиметра. На ладони шерсти не было. Судя по размерам, кисть могла принадлежать только крупному человекоподобному животному... Удивление мое было настолько велико, что я просто растерялся и не сделал ни зарисовки, ни простейшего описания кисти. Все же помниться, что строение кисти вполне человеческое. Смущала только бурая шерсть на тыльной сторон руки". Так истинность рассказанной легенды была подтверждена неопровержимым фактом, – заключает А.П.Агафонов. Он приложил к письму еще набросанный тогда же карандашом портрет Мадьяра.

Нам известны были параллели: охотники там и тут отсекали кисти дикого человека в качестве памятноо трофея, талисма– на, реликвии. Но то были слова, а здесь возник шанс разыс– кать пару к кисти в Пангбоче. Перспектива анатомического исследования оправдывала даже самый трудный поиск. Я решил ехать "на деревню к дедушке".

Моим спутником согласился быть участвовавший в прошлом году в памирской экспедиции Г.Г.Петров. Сборы, спальные мешки, палатка, консервы...

Тянь-Шань неизмеримо перспективнее для поисков реликтового палеоантропа, чем Памир. Объем информации в добрый десяток раз больше. Профессор А.А.Машковцев "навсегда опозорил себя", как злословили зоилы, превосходной сводкой данных об обитании дикого человека в северных хребтах Тянь-Шаня (Киргзском, Джумолтау, и Сусамыртау). Она дополнена последующими сообщениями, делающими потаенное животное все осязаемее. Географ Е.В.Максимов многое живое о нем вызнал у систематически опрошенных чабанов Киргизского хребта.

Есть сгусток сведений с западных склонов Ферганского хребта. Другой очаг – восточная часть советского Тянь-Шаня; хребет Терскей-Алатау, хребет Сарыджаз, Хан-Тенгри. Из многих сигналов вот для примера один.

Как часто бывало в нашей работе, пришлось мне самому навестить на дому геолога М.А.Стронина, о котором пока долетел только слух. Вместе с источником слуха, другим геологом, мы едем за город, идем где-то по шпалам и бездорожью, но достигаем многоэтажного здания. М.А.Стронин оказался дома. Вот его рассказ.

"В августе 1948 г. я проводил геологческие работы на Тянь-Шане, в восточной части хребта Терскей-Алатау. Однажды, с двумя киргизами-проводниками и конюхом, я заночевал на альпийском лугу над долиной, прилегающей к району р. Иныльчек, недалеко от языка одноименного ледника. Далеко кругом ни населения, ни стад. Лошадей мы оставили в долине, ниже места ночевки. На рассвете киргизы разбудили меня, говоря, что кто-то ворует лошадей. Действительно, в предутренней мгле я рассмотрел кого-то около лошадей, сбившихся в кружок головами внутрь, и, схватив штуцер, быстро пошел вниз. Ясно увидел, что ходит кто-то на ногах. Руки длиннее обычных, поэтому я подумал, что там киргиз в халате, и закричал по-киргизски: "Зачем воруешь?" На оклик существо остановилось, оглянулось; раздался гортанный приглушенный звук, напоминающий крик горных козлов; сущест– во сначала довольно спокойно отошло от лошадей, а затем побежало. Всего я видел его на протяжении 7-10 минут. Побежало же оно не в противоположную от меня сторону, на тот склон долины, а по освещенному солнцем склону, по которому я спускался, наискосок от меня. Когда оно пробегало не более чем в 100 метрах, я видел его очень хорошо, не против солнца.

Помню это существо как сейчас: оно запечатлелось, как сфотографированное, в моих глазах. Когда оно побежало, подумалось, что это медведь, и я уже готов был стрелять, но со всей ясностью увидел, что это не медведь, – потому так точно и запомнил образ. Для медведя он был какой-то слишком стройный. На крутой склон это существо мчалось, помогая се– бе передними конечностями, подкидывая их под себя, как ло– шадь, бегущая наметом. Бежало вроде немного боком, косо. У медведя – морда, рыло, а у этого – не вытянутая вперед по– звериному морда, а гораздо более округлая. Покрывавшая его шерсть для медведя была слишком коротка, по окраске же хоть темно-бурая, но более желтого тона, чем медвежья. Я охочусь давно, много видел всякого зверья, но такого не видел. Это было что-то совсем особое: человеческого мало, но в то же время и не звериное. Стараясь понять, человек это или медведь, я так и не решился выстрелить, пока существо это не перевалило через склон, в сторону ледника и не скрылось из вида. Лошади мои оказались в мыле, особенно в пахах. Проводников-киргизов я нашел сидящими в одном из боковых отвержков; они в ужасе повторяли, что это – киик-кши (дикий человек). Они наотрез отказались следовать со мной дальше.

Несколько позже, в том же году, когда мы находились в горах Кавактау, однажды один из этих же проводников, отправившись в утреннем тумане за лошадьми, прибежал в ужасе с тем же криком: "киик-кши!"; но застать возле лошадей никого не удалось, хотя они были в таком же состоянии, как и в предыдущем случае. Все население в тех местах, где произошло первое событие, знает о существовании киик-кши (или кшы-киик), но обычно из киргизов на эту тему говорят только освоившие русскую культуру, а истинные мусульмане не хотят говорит или говорят крайне неохотно".

Этот рассказ геолога М.А.Стронина стоит заключить его же концовкой. Когда в г. Фрунзе он обратился с расспросами о встреченном существе в Киргизскую Академию наук к биологам, ботаник И.В.Выходцев заметил: "Это дело известное, есть что-то такое, любого киргиза спроси".

И "что-то такое" продолжает жить, питаться, размножаться в громадах Тянь-Шаня. Засечено ли оно в предгорьях Чаткальскоо хребта, куда толкнул меня долг научного следопытства? Да, охотник В.С.Боженов, из города Рыбачье, сообщил, что несколько лет назад ездил он с группой товарищей в Алабуку. На значительном расстоянии они увидели в горах среди зарослей и скал "снежного человека" и пять часов в бинокль вели за ним наблюдение. Рост его был приблизительно определен в два с лишним метра. Из-за разразившейся непогоды В.С.Боженов не добрался до той пещеры, куда существо ушло. Но в августе 1963 г. случилось нечто поважнее. Два молодых человека из города Чирчика, А.Хайдаров и Р.Халмухамедов, заметили и сфотографировали на берегу небольшого пустынного озера след небывало крупных босых человеческих ног. Одни отпечатки – неясные, зато раз правая нога ступила в подсыхавшую лужицу. За пять дней до того здесь прошли сильные дожди, значит, след был совсем свежий. Глина запечатлела подошву, как гипс. Следы приближались к воде, а обратных не было: огромный человек (длина стопы – 38 см) вышел где-нибудь на другом каменистом берегу. Расспросили пасечника в нескольких километрах от озера. Но он ответил причудливо – будто, по словам охотников, в горах есть тут дикие люди огромного роста и обросшие шерстью. Послали письмо со снимком в Мосву: что бы это могло быть? Анатомический анализ показал, что дело даже не в непомерной величине. Несколько признаков согласно указали на те же отличия от ступни человека, какие раньше были определены учеными по ископаемым костям для ступни доисторических неандертальцев. В наших руках лучший из всей мировой серии след живого неандертальца, приходившего сов– сем недавно погрузиться в холодное озеро. Ходит он, боль– шой, волосатый, безъязыкий. Тут он.

За высохшей кистью такого же самого, почти в те самые места, мы и отправились с Г.Г.Петровым. Большим самолетом до Фрунзе, меньшим – до Джалалабада. Вскоре мы были в районном центре Кургане. И хоть до Сары-Челека было еще изрядно далеко, мы, однако, уже в этом горном райцентре нашли людей, которые знали и почитали древнего чабана Мадьяра. То, что казалось самым трудным, – найти его адрес, оказалось самым легким. Но мы опоздали: всего три месяца назад он скончался на девяносто девятом году жизни, оплакиваемый потомством и чуть ли не всем районом. Ну что же, надо двигаться вперед в поисках того, кто унаследовал фамильную реликвию. Райисполком выделил сотрудника нам в спутники и переводчика.

Еще долгий путь на грузовике до лесхоза, а там, наконец, нам дали горных верховых лошадей. Теперь, как я слышал, берега Сары-Челека – курорт, но тогда и верхом путь был непрост. Но что за высокая красота! И цвет воды, и узор берегов, и свечи тянь-шаньских елей, густо облепивших вздымающиеся скалистые берега, и завалы несчетных затонувших стволов в прозрачных заливах, и сползающий язычок ледника, и в небе, как облака, лежащие тянь-шаньские вершины, – не забудешь этого и не расскажешь. А на прилегающих пастбищах стада, юрты. Уже в пути мы узнали, что наследником покойного Мадьяра стал его приемный сын мулла Айтмурза Сакеев, 63-х лет. Один собеседник старик-пастух, сказал: может случиться, что Айтмурза ни под каким принуждением не покажет реликвию. Вот мы, при содействии колхозного бригадира, въезжаем в глухой сай, где находится кочевье Айтмурзы Сакеева с семьей, с вдовой покойного Мадьяра. Мы разъяснили и посулили все, что могли. Глава семьи, видимо, рассчитывал на нашу наивность. На разостланный ковер была вынесена древняя резная шкатулка. В ней – охотничий талисман. Увы, высушенные лисьи лапки. Больше ничего, ничего хозяин не знает. Позже мы разыскали под Ташкентом А.П.Агафонова, и он заверил нас, что шкатулка была совсем не такая, как мы описали, а талисман – и подавно.

Бывалый человек посоветовал: только высшие служители мусульманской иерархии могли бы оказать моральное воздействие на муллу, по-видимому, связанного какими-то религиозно-этическими узами. И вот мы уезжаем с пустыми руками, но с маленькой завязью надежды. В Совете Министров Узбекской ССР мне сказали, что будут просить о содействии муфтия мусульманской церкви Средней Азии Бабаханова. Он обещал послать гонца к Айтмурзе Сакееву с увещеванием.

Через несколько месяцев я снова в Ташкенте. Добрые вести. Муфтий показывал уполномоченному Совета Министров письмо из Тянь-Шаня, подтверждающее, что у муллы хранится заветная высушенная кисть. Я, вместе с журналистом Я.Головановым, на приеме лично у Бабаханова в его канцелярии при главной ташкентской мечети. С большой любезностью нам было сказано, что посланный гонец не смог разыскать Айтмурзу Сакеева, так как нечаянно поехал в другую сторону, что ошибка будет исправлена...

Следующий мой рекогносцировочный маршрут в Средней Азии относится уже к лету 1961 г. Накопилось много данных, относящихся к горным хребтам Таджикистана, и я решил познакомиться поближе с одним из них – Гиссарским.

В течение всего исследования мою уверенность укрепляли – не меньше чем новые фактические дпнные – находки людей, которые до меня совсем независимо занимались той же темой, хотя бы и регионально. К их числу относится знакомство с Г.К.Синявским, пожилым инженером-гидростроителем, и сыном инженера-гидростроителя; обы поколения прожили жизнь в Средней Азии, знали местные языки и заслужили народное доверие. Отец и сын собирали сведения о "диких людях", местах их обитания. Их заинтересовал и очень странный аспект: целительное снадобье, изготовляемое из жира этого самого дикого человека. Знания, накопленные на протяжении двух интеллигентных жизней, – ключ в новую скважину. Ныне снадобье главным образом привозят паломники из Мекки. но до революции к числу источников богатства эмира Бухарского, как говорят, принадлежал сбыт этого очень дорогого лекарст– ва (постепеный рост рыночной цены прослежен Синявским). А запасы поставлялись в виде оброка населением некоторых долин, где знахари-хакимы выплавляли его из жуткого живого сырья, а особый пристав Каратагского бека собирал для двора эмира. Таким очагом был, в частности, кишлак Хакими в Каратагской долине, которая долго оставалась питомником "диких людей". Название лекарства составилось из иранского "мум" (жир, воск) и тибетского "ми-е" (дикий человек): "му-мие", арабы в середине века продавали и в Европе соответствующее лекарство, а в Египте слово "мумия" стало обозначать бальзамирование. Цвет же, красящие свойства этого препарата дали название краске – "мумия". Ради одного этого стоило поехать бросить взгляд на долину бегущей с Гиссарского хребта р.Каратаг-дарьи, на развалины поселка Хакими ("Лекари").

Но я выбрал этот маршрут далеко не только по путевке Г.К.Синявского. Еще раньше на то же самое место указал геолог Б.М.Здорик. К одинокому костру его проводника однажды в боковом ущелье Дузах-доро из темноты вынырнул было волосатый гоминоид. По описанию, он "не отличается от того, что известно о гималайских йе-ти". А вскоре знакомство приключилось и самому Б.М.Здорику, – правда, не в Гиссарском хребте, а между Дарвазским и хребтом Петра Первого. Дело было в 1934 г. Он пробирался с проводником-таджиком по горному плато сквозь заросли альпийской дикой гречихи. На сурчиной тропинке повстречались пятна крови и клочки шерсти сурка, на открывшемся же среди помятой травы участке земля была кем-то разрыта. "А прямо под моими ноами, на кучке свежевырытой земли, лежало и спало на брюхе непонятное существо, вытянувшись во весь рост, то есть примерно метра на полтора. Голову и передние конечности я не смог хорошо рассмотреть: их закрывал от меня куст завядшей дикой гречихи. Я успел заметить ноги с черными голыми ступнями, слишком длинные и стройные, чтобы это мог быть медведь, и спину, слишком плоскую для медведя. Все тело животного было покрыто лохматой шерстью, более похожей на шерсть яка, чем на пушистый мех медведя. Цвет шерсти был буровато-рыжий, более рыжий, чем мне приходилось когда-либо видеть у медведя. Бока зверя медленно и ритмично поднимались во сне. Я замер от неожиданности и в недоумении оглянулся на следовавшего вплотную за мной таджика. Тот остолбенел, с лицом бледным, как полотно, дернул меня молча за рукав и знаком пригласил немедленно бежать. Вряд ли когда-нибудь еще я видел выражение такого ужаса на лице человека. Страх моего спутника передался и мне, и мы оба, не помня себя, без оглядки побежали по сурчиной тропинке, путаясь и падая в высокой траве". Местные таджики объяснили Б.М.Здорику, что он натолкнулся на спящего дэва. Их тут считают не нечистой силой, а просто зверями, наряду с кабаном, медведем, красным волком, дикобразом, шакалом и гиеной. В ближних горах живет несколько семей этих дэвов: мужчины, женщины, дети. Ходят на двух ногах, голова и тело покрыты волосами бурого цвета. Одного взрослого дэва, забравшегося полакомиться на мельницу, поймали живьем, два месяца держали на цепи, кормя сырым мясом и ячменными лепешками. Потом он порвал цепь и убежал. Вреда они, как правило, не приносят. Но встретить их – дурная примета.

Плодотворно поработал для нашей комиссии молодой активист в городе Душанбе В.А.Ходунов. Он вгрызся в тему. Из сумбура и вороха опросов населения стала вырисовываться топография наблюдений реликтовых гоминоидов в горном Таджикистане. В 1960 г. в окрестностях одного кишлака бродило целое стадо гулей, а в морозы и многоснежье три гуля, подойдя к кишлаку, с жадностью пожирали отбросы на глазах у жителей. Но их сгоняет с гор только крайняя бескормица. Особенно много сведений в Кулябской области.

Однако самое главное – свежие сведения и наблюдения в пользу того, что долина Каратаг-дарьи и окрестности Искандер-Куля еще остаются в слабой мере местом размножения диких людей, где их детеныши проводят самый ранний период жизни. Одного из них недавно даже рассматривали в сумке русского охотника Насадского, который с собаками нашел его в гнезде под кустом; потом в семье охотника найденыша долго выкармливали молоком и сырым мясом, пока тот не исчез (полагают, что продан).

В начале июля 1961 г. из кишлака Шахринау тронулась наша импровизированная экспедиция: впереди – навьюченный ишак, погоняемый проводником Тура Бобоевым, за ними пешком мои спутники – А.И.Казаков и зоолог С.А.Саид-Алиев, а замыкающим – я верхом на лошади. Громоздятся над и под тропой корявые кручи. Пробираемся медленно. Местами надолго разбиваем наши две палатки.

В пути ведем расспросы о мумие и его поставках эмиру Бухарскому. А в одном кишлаке от седобородого статного мул– лы получили в дар три драгоценных кусочка этого зелья (ко– торое позже попало на анализ к московским химикам). Главная же моя задача состояла в том, чтобы познакомиться с природ– ными условиями Каратагской долины. Побывали мы, например, в ущелье Дузах-дара, на которое указывали Г.К.Синявский, Б.М.Здорик и местные чабаны, как на убежище одами-явои (диких людей). И в самом деле – почти замкнутое, густо заросшее ущелье; превеликое множество алычи, есть яблоки, шиповник, орех, миндаль, боярышник, ежевика, много чухры (ревеня); в текущей по дну ущелья речке есть зеленые жабы, рыбки. В верхней части ущелья водятся медведь, кабан, рысь, волк, куница, лисица, барсук, дикобраз. А боковые саи заби– ты такой густой и буйной растительностью, что никакой тех– ники не хватило бы сквозь нее пробиться. Посетили мы и дру– гие боковые ущелья – Тимур, Янгоклик – и лежащие в них гор– ные озера. Левый берег озера Парьен-Куль, где молва отмеча– ет давнее обитание семьи диких людей, оказался сказочно богатым и растительностью и норами сурков, к тому же изолированным от людей с одной стороны буйствующей рекой, а с другой – высокой грядой не имеющих перевалов гор. За исчерпанием времени и запасов мы не вышли на противоположный склон Гиссарского хребта, хотя к окрестностям озера Искандер-Куль тянут собранные сведения о семьях диких людей.

С точки зрения выяснения природной среды разведка дала вполне положительный прогноз: условия для обитания реликтовых (пережиточных) палеоантропов благоприятны. Еще за два года до нее, а тем более по возвращении я пробовал сначала в Душанбе, позже в Ташкенте поинтересоваться в научных учреждениях тайной мумие. Но при всякой попытке прикосновения она уходила куда-то на дно. В древних иранских сочинениях удалось вызнать, что лекарство это бывало двоякого рода, вернее, одним именем называли два разных снадобья. Одно особыми приемами изготовляли из дико– го человека, другое – суррогат – собирали в скалах и пеще– рах. Но мои наезды и письма вызвали странный поворот собы– тий. Сначала знатоки народной и табибской медицины вопреки очевидности заверяли меня, что ничего и не слышали о мумие. А через пару лет, как кость, было выброшено публике шумное открытие: в горах Узбекистана и Таджикистана обнаружено целебное минеральное вещество, именуемое мумие. Его лечебные качества были эксперементально проверены. Впрочем, скоро я узнал, что химикам и геологам это видоизменение нефти – альгариты, отдаленное подобие горного воска, – озокерита, – хорошо известно. Да меня этот вид мумие и не интересовал ничуть. Разве лишь в том аспекте, что его сенсационно рассекретили какие-то недостижимые для меня круги, тем самым отводившие от следа к более священному лекарству.

Древние рукописи по восточной медицине со временем расскажут историю подлинного мумие полнее, чем узнал я. Но уже удается выделить три этапа, три школы: древнетибетская медицина, средневековая персидская медицина, арабская медицина. Во всем этом важно, пожалуй, одно: раз промышляли лекарством, значит умели промыслить и сырье – живых или мертвых ми-е.