Текст книги "Лунное притяжение"

Автор книги: Борис Лапин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лапин Борис Фёдорович
Лунное притяжение

Борис Федорович Лапин

ЛУННОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ

1

В каюте приглушенно звучал Бетховен. Соната "14 до-диез минор. "Лунная". Любимая...

Шипулин писал письмо жене, когда дежуривший в этот вечер Саша Сашевич деликатно кашлянул за дверью.

– Михаил Михайлович, вас Тяпкин вызывает. Говорит, срочно. Говорит, нужно самого. Я говорю, вы отдыхаете, а он говорит...

Шипулин с досадой отбросил ручку, сунул недописанное письмо в книгу, но не только не чертыхнулся, а даже нашел в себе силы пошутить, правда, не очень оригинально:

– Ну раз Тяпкин! Растяпкин...

Вставая, он опять не рассчитал это проклятое лунное притяжение, хотя пора было привыкнуть за два месяца, но, наверное, и за два года не привыкнешь, и опять ноги на миг повисли в пустоте и показались длинными и тонкими, как у паука, и опять почувствовал он всем телом, какой усталостью и тяжестью оборачивается на деле эта кажущаяся лунная легкость. "С такими работничками как раз отдохнешь, – вздохнул он. Вечно что-нибудь да случится".

– Слушаю, Петя.

– Михаил Михайлович, – голос был хриплый, испуганный, будто у нашкодившего школьника, самоуверенности как не бывало, – вы, конечно, извините, но без вас... Ради бога приезжайте!

– Прямо сейчас?

– Михаил Михайлович, тут какая-то чертовщина...

– Что случилось?

– Да ничего. Честное слово, ничего. Просто бур дальше не идет.

– Знаете, Петя, давайте оставим шутки на завтра. А если действительно что-то произошло, не валяйте дурака, говорите...

– Да нет, честное слово, ничего такого не произошло. Только бур не идет. И хоть лопни.

– Если у вас алмазный бур не идет в грунт, значит, там по крайней мере алмазы. Тогда немедленно давайте на Землю радиограмму: "Закурил трубку мира. Тяпкин". И за вами пришлют ракету "Скорой помощи". И отлично, важно захватить болезнь в начальной стадии.

Тяпкин обиделся.

– Напрасно смеетесь, Михаил Михайлович. В самом деле бур не идет.

– Я смеюсь! Нет, вы подумайте, я смеюсь, мне весело, что посреди ночи меня вытаскивают из постели. Я смеюсь! Очень мило...

И тут его сжало, стиснуло, скрутило внезапно ворвавшейся мыслью: "Да ведь это, наверное, то самое! Как же я так, всю жизнь ждал, а вот случилось – и сам не поверил?"

– Хорошо, Петя, еду!

Низко над горизонтом висел большой голубоватый глобус – самая прекрасная планета Вселенной. Он был словно стеклянный, и сквозь полупрозрачное стекло смутно проглядывали знакомые с детства очертания континентов. Шипулин не столько разглядел, сколько угадал в одном из темных пятен Европу, мысленно поставил точку посреди материка и улыбнулся ей: там была. Ольга.

Шипулину нравились лунные ночи с их мягким земным светом, скрадывающим резкие, как провалы, тени. Ночами он отдыхал и от ослепительного солнечного сияния, от которого не спасали даже фильтры в шлемах, и от черных теней, на которые боязно ступить, и от полосатого, как матрац, пейзажа. Но главное, конечно, ночью можно было сколько угодно смотреть на Землю.

Еще издали, из окна тряского вездехода, увидел он четыре фигурки головастиков, сидящих у подножия вышки. Значит, буровая простаивала. Вспомнил график основных работ, висящий в каюте, – в груди неприятно царапнуло. Заметив вездеход, головастики встали и робкими прыжками двинулись навстречу. Сквозь шлем скафандра мелькнули растерянные злые глазки Пети Тяпкина – видно, ждал взбучки.

– Ну-с, проверим, в чем дело, – спокойно сказал Шипулин. – Давно стали?

– В час десять. Автоматика отключила бур – перегрев. Добавили охлаждение, все проверили, включили – опять реле сработало. Уж я хотел отключить автоматику, так пустить, а потом думаю, вдруг установка полетит, тогда что?

– С чего бы ей полететь? Просто какая-то неисправность или в реле, или в системе охлаждения. Не может быть грунта такой твердости.

– Я не мальчик, Михаил Михайлович! Реле уже сменили, охлаждение Димка на три ряда проверил, все в порядке. Точно, породы такой твердости не существует, но если все в порядке, а реле выключает бур, – что же это, Михаил Михайлович, как не дьявольщина?

– Ладно, Петя, хорошо, что вызвали. Отключать автоматику, конечно, нельзя. В этом проклятом космосе ожидай любого подвоха. Вдруг и в самом деле... – он поискал выражение поточнее, чтобы и ребят успокоить, и лишнего не выболтать, – нашла коса на камень. Ну что ж, коли не берет алмаз, попробуем лазер. Как там у вас аккумуляторы, Дима?

Когда до конца ночной смены осталось полчаса, Димке удалось выколотить керн. На Груду породы упала блестящая металлическая болванка с оплавленной поверхностью. Пять шлемов стукнулись друг о друга, склонившись над нею.

– Металл, – сказал Тяпкин.

– Сталь.

– Вот тебе и сталь. Потверже, братцы!

– Алмаз сюда, – протянул руку Шипулин. – Старую коронку, живо!

Богатырь Димка попробовал резануть болванку алмазом – следа на поверхности металла не осталось никакого. Шипулин почувствовал, как со лба по щеке побежали щекочущие мураши.

– Везите – и сразу в лабораторию, пусть дадут состав, – сказал он водителю вездехода. – Да скажите, срочно, Шипулин велел.

– Ну что, Михаил Михайлович, еще разок долбанем лазером? – входя в азарт, спросил Димка.

– Тебя вот долбанет оттуда. Ишь ты, герой какой! Заканчивайте, ребята, и айда отдыхать. Кстати, Петя, давайте-ка мне ваши записи.

Когда в тамбуре ракеты сняли скафандры, Шипулин сказал каким-то странным голосом:

– Ну вот, наконец-то свершилось. Не грех сегодня и шампанское раскупорить.

И тут же достал из кармана пластмассовую коробочку, торопливо кинул в рот несколько таблеток и, пошатнувшись, сел. Лицо его стало совсем серым, только под седыми нависшими бровями непонятным торжеством светились неугасимые глаза фанатика.

...Вечером все собрались в столовке. Из угла в угол несмелым ветерком перелетал тревожный ропот. Если бы это была не научная экспедиция, а пиратский корабль, можно было подумать – назревает бунт. Шипулин сказал:

– На глубине 340,4 бур наткнулся на преграду чрезвычайной твердости. Кроме лазера, ни один инструмент этот сплав не берет. Химический состав: железо, титан, кремний, цирконий, хром. Нелепый с нашей точки зрения сплав. Что это такое, мы не знаем, дальнейшее изучение здесь, на месте, невозможно, а вопрос, сами понимаете, слишком серьезный. Поэтому за двадцать четыре часа экспедиция сворачивается. Завтра в 19.00 личный состав отбывает на Землю. Обе грузовые ракеты и все оборудование остается, замираем только пробы и документацию, надеюсь, скоро вернемся...

Нечто похожее на угрожающую вибрацию сотрясло зал.

– Разрешение уже есть? – робко осведомился Саша Сашевич.

– Разрешения не требуется. Даю радиограмму, вот она: "Связи чрезвычайными обстоятельствами экспедиция снимается. Подробности на месте. Начальник ЛН-5 Шипулин".

– Чрезвычайные обстоятельства?! Что же тут чрезвычайного? ворвался в тишину чей-то ершистый голос. – Наткнулись на самородок – и струсили. Ничего себе герои!

– Времени остается немного. О готовности постов доложить. А теперь к делу, – сказал Шипулин, вставая.

Ноги вытянулись на невообразимую длину, стали тонкими и невесомыми, как лучи. Казалось, все, что до сих пор находилось у него внутри, провалилось в ноги. И в то же время он был бодр и целеустремлен, как никогда прежде.

За дверью каюты буровиков ораторствовал Петя Тяпкин:

– ...ракету бы "Скорой помощи" ему. Вот псих! А болезнь важно захватить в начальной стадии...

"Лунная научная пятая" отправлялась на Землю в унынии, будто свершила не открытие, а какой-то позорный коллективный проступок.

2

Шипулин пришел домой рано, взъерошенный, злой, достал из кармана пачку сигарет, закурил. Ольга отобрала сигареты, присела рядом на диван.

– Эх ты, вот уж и закурил, а еще лунатик!

– Скоро запью, – пообещал Михаил Михайлович.

– Ругают?

– Смеются. Если бы ругали! Был сегодня у Гришаева – тоже смеется. Завтра пойду к Главному.

– Неужто уж он не разберется?

– Ты вот что, Оля, – сказал Шипулин. – Ты найди мне, пожалуйста, мой альбом. И фломастеры. Не выбросила еще? И будь добра, кофе с лимоном, покрепче только, ладно?

Когда она принесла кофе, рисунок был уже готов. На островке между трех пальм плясал волосатый человек в модных очках и полосатых, как из сумасшедшего дома, штанах. В одной руке он держал обглоданную кость, а другою заслонял глаза от солнца, вглядываясь вдаль. Рядом стоял шалаш с трубой от самовара, из трубы шел дым, а под кустами валялись консервные банки и бутылки, на одной четко виднелось "40°", с соседнего островка на дикаря взирала влюбленная парочка, а далеко на горизонте громоздились корпуса заводов и дымили трубы.

– Боже мой, да это Гришаев! – узнала Ольга. – Ну-с, принимайте кофе, Михаил Михайлович.

Он взял кофе и тут же поставил его на стол.

– Это не хохма, Оленька, – сказал он серьезно. – К сожалению, не хохма. Это научная платформа. Мы на Земле похожи на того упрямца, который переплыл на островок посреди Волги и возомнил, что это необитаемый остров, что он его открыл и что он есть Робинзон. А раз ему хочется непременно прослыть Робинзоном, то ему наплевать на вещественные доказательства его неправоты. На пальме вырезано "Люда + Коля"? Плевать! Под ногами банки и бутылки? Не имеет значения! И это научная платформа!

– Но ты же сам говорил, все это только гипотезы. И Пояс астероидов, и Луна, и Тунгусский взрыв, и Атлантида, и... Что там еще?

– Не старайся, всего не перечислишь. Да, гипотезы но когда столько гипотез... Нельзя же во что бы то ни стало, вопреки очевидному, считать себя Робинзоном!

– Миша, откуда же, по-твоему, взялся на Луне этот сплав?

– Если бы я знал откуда, надо мной не смеялись бы. Но в том-то и беда, что я не знаю откуда, зато наверняка знаю, что мой бур наткнулся на него и, следовательно, он существует. Но как раз над этим-то и смеются.

– Может же быть, что это ядро Луны. Или какая-нибудь там мантия...

Шипулин усмехнулся:

– Нет, Оленька, не может. Сплав искусственного происхождения.

– Тогда что же это?

Он пожал плечами. Некоторое время оба молчали, стало слышно, как тикают часы в соседней комнате. Потом тиканье размылось, ушло, и комната наполнилась тем тугим, неслышным гулом, который каждому, кто побывал в космосе, известен под именем "космической тишины". Вероятно, гудело в ушах.

– Миша, а ты знал, когда добивался этой экспедиции, что найдешь там что-то такое... следы другой цивилизации?

– Я знал только, что рано или поздно это случится. Знал, Оленька, конечно, знал. Но что так скоро... не ожидал. Видишь ли, моя заслуга только в том, что я настоял перенести разведку в этот кратер, Б-046-20. По глубине он не самый удобный, и мне нелегко было убедить их. Но тут, вероятно, сработала блестящая интуиция Главного. Понимаешь, Оленька, этот кратер, как бы тебе сказать поточнее... чуть-чуть странный. Явно не метеоритного происхождения, больше похож на вулканический, хотя и тут уйма нетипичностей. Короче, меня тянуло к этому безымянному, ничем не примечательному кратеру. И ЛН-5 начала бурение именно там. Следы другой цивилизации... Что можно считать следами? Обломок обшивки ракеты? Оставленный на орбите искусственный спутник? Нерасшифрованные радиосигналы из космоса? Гигантское сооружение, возведенное когда-то в древности, такое, что и современной технике не под силу? Подозрительные намеки в древних книгах и легендах? Ах, Робинзоны мы, Робинзоны! А может быть, мы, человечество, – сами следы другой цивилизации? Помнишь, у Бора: "Эта гипотеза не может быть истинной, ибо она недостаточно безумна"? В этом, Оленька, величайший смысл космической философии. И пусть меня считают сумасшедшим, но я утверждал и буду утверждать...

Ольга дремала в кресле, убаюканная его лекцией. Шипулин потер лицо ладонями, проглотил остывший кофе и, опасливо покосившись на жену, спрятал сигареты в карман.

"Скучно ей со мной, – горько подумал он. – И всем скучно. Сухарь, фанатик, фантазер, черствый и желчный деспот. Удивительно, как еще Главный терпит меня? Впрочем, всему есть предел. Завтра скажет: "Все отлично, Михаил Михайлович, экспедицию мы пошлем, это любопытно, гипотезу вашу проверим, стоящая гипотеза, но... сколько вам лет, Михаил Михайлович? К тому же, говорят, со здоровьишком у вас того... А?" Главного не проведешь. Легче провести врачей со всеми их премудрыми приборами. Собрал волю в кулак на этот решающий час – и вот вам, братцы эскулапы, вместо сердца – пламенный мотор. А Главный по глазам читает. "Я ведь и не требую ничего, товарищ Главный конструктор. Мне бы только эту экспедицию, последнюю. Клянусь, сразу же уйду на пенсию и никогда больше не буду изводить вас своими прожектами". Неужто не даст? Что ж, нажму на министерство – и все равно добьюсь. Добьюсь... комплимента. "Вы, – скажут, – фанатик, товарищ Шипулин. Неизлечимый и вредный фанатик". Да какой же я фанатик?! Я просто ученый... Вы еще не знаете Шипулина!"

Он прошелся по комнате, машинально закурил, но, вспомнив о врачах, тут же смял сигарету о декоративную пепельницу японского фарфора.. Рядом стояла маленькая копия – золотая ваза, древнейшая из памятников, найденных недавно на Крите, – его любимая игрушка. Он нежно взял ее в ладони и в тысячный, наверное, раз прочел древнегреческий текст: "Плыли двести колен, и вот земля цветущая". Что такое двести колен? Знатоки толкуют, сто человек. Но уж коли считать людей по частям тела, логичнее считать по головам, чем по ногам. Знатоки уверяют, будто речь идет о морских путешественниках. Но при чем тогда этот рисунок – шарик с хвостиками, напоминающий первый спутник?

Шипулин поставил вазу на место и неожиданно подумал: "А кратеру нужно дать имя. В конце концов, это мое право".

...Назавтра он позвонил только в десять вечера. Ольга взяла трубку.

– Алло, с вами говорит начальник экспедиции ЛН-6 доктор Шипулин.

– Боже мой, уже?! Поздравляю, Миша! Был у Главного?

– И у Главного, и с ним вместе – повыше. Все отлично, родная, погода переменилась, ветер дует в наши паруса. "Плыли двести колен, и вот земля цветущая". Ценят еще твоего старика. Даже чрезвычайными полномочиями наделили. Впервые в истории освоения Луны. А вообще предстоит нечто грандиозное: двадцать две грузовые ракеты, шестьдесят человек, большая лазерная установка, совершенно уникальная, пять...

– Когда, Миша?

– Старт намечен через два месяца.

– Тогда, может быть, ты успеешь прийти домой, поужинаем вместе?

Шипулин долго молчал, наконец сказал, вздохнув:

– Я постараюсь, но ты лучше не жди. Ложись, отдыхай, Оленька.

3

В конференц-зале базы ЛН-6 было просторно, не сравнишь со столовкой на ЛН-5, где приходилось собирать народ в прошлой экспедиции, но шестидесяти двум здоровенным парням и здесь оказалось тесновато. Шипулин с гордостью оглядел свое воинство, впервые собранное вместе.

– Пожалуй, начнем, – сказал он. – Повестка дня ясна: что делать? То есть в принципе вопрос решен на Земле, однако детальные обследования этих десяти дней сильно осложнили обстановочку. Для начала предоставим слово главному историку экспедиции доктору археологии Сереже Лазебникову.

Встал Сережа, больше похожий на студента, чем на доктора наук. Жесткий, упрямый чуб, съехавшие на нос очки, беспрерывно что-то мнущие нервные пальцы Доктору археологии Сереже Лазебникову было всего двадцать восемь, Шипулин гордился, что откопал для экспедиции этого вундеркинда.

– Я расскажу вам сказочку, – начал Сережа задиристым петушиным голосом. – Позвольте сказочку, Михаил Михайлович?

– Давай, давай, жанры выступлений не ограничиваю. Другое дело время.

– Так вот, это древняя восточная сказочка, и сколько ей лет, никто не знает. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был волшебник по имени...

Конференц-зал угрожающе загудел. Понятно, взрослые люди не любят, когда им рассказывают сказочки, тем более не стоило для этого лететь так далеко.

– ...по имени Данг Дзинь. Он мог достать огонь из холодного камня, вызвать дождь из чистого неба и одним взглядом усыпить человека. Хан боялся, что волшебник отнимет у него власть, и упрятал Данг Дзиня в самую высокую и неприступную башню, в которой просидел волшебник сто лет. Сто лет выходил он по ночам на крышу башни, смотрел на звезды через какую-то странную трубку и, только когда появлялась на горизонте голубая Утренняя Звезда, уходил обратно в свое подземелье.

Однажды снизошло просветление на древнего Данг Дзиня, и послал он одного из своих многочисленных стражей за ханом, чтобы сообщить чрезвычайной важности весть. Хан явился, и сказал ему Данг Дзинь "Уводи скорей свой народ в горы, потому что скоро встанет дыбом земля, и стеной встанут моря, и вспять потекут реки, и дождь разразится, каких никогда не бывало. Не мешкай, хан!" Но хан посмеялся над словами мудреца и велел побить его палками по пяткам.

А вскоре появилась в небе Желтая Звезда – и вздыбилась земля, и огонь вырвался из недр, и огромная волна захлестнула земли возле моря на много дней ходьбы, и хлынул дождь, и, взбурлив, повернули реки. Испугались люди, пришли к хану, чтобы принял он какие-то меры. А хан показал на башню и сказал: "Он виноват. Это он вызвал несчастье, чтобы на вас и на меня излить свое зло, накопившееся за сотню лет". И потребовал хан у Данг Дзиня, чтобы прекратил он это безобразие. Но старик не слушал хана – он высекал какие-то знаки на камнях башни. И отрубили ему голову.

Когда перемешалась земля, как пища в котле, когда суша стала морем, а море – горами, когда погибли все люди в округе, осталась одна только высокая башня, в которой жил и погиб Данг Дзинь. Лишь через много-много веков пришли сюда новые люди, прочли рисунки на камнях и записали их так: "Говорил я хану, пусть ведет в горы народ, потому что на смену Утренней Звезде приходит другая, Злая Желтая Звезда, и око ее нацелено прямо на нас, и будут бедствия от нее неисчислимые, но не послушался хан, и все погибли, о чем сообщает потомкам старый звездочет Данг Дзинь".

Переписали люди эти слова на папирус, но и папирус затерялся, и только через тысячи лет кто-то нашел его и пустил по свету сказку о мудром волшебнике Данг Дзине, и сказка дошла до нас, потому что нет более прочного материала, чем память народная. А камни той башни давно превратились в песок, и в тлен превратился папирус. К сведению собравшихся, – закончил Сережа Лазебников, – подобные же сказочки содержатся в эпосе и других древних народов.

Сережа Лазебников сел.

– Ну и что же из того? – язвительно кинул с места Петя Тяпкин.

– Да, более конкретные выводы, – попросил Шипулин.

– Какие же еще выводы? – удивился Сережа. – Разве и так не ясно?

– Очевидно, не всем, – глядя на Тяпкина, сказал Михаил Михайлович.

– Ну хорошо. Так вот, Луна прикочевала к нам во время оно из Большого Космоса. Если отбросить это предположение, кто растолкует мне, почему у нее такая нелепая форма, будто она родилась как спутник другой планеты, имеющей по крайней мере втрое большую массу, чем Земля? И чем иным можно объяснить ту небольшую космическую заварушку, благодаря которой наша уважаемая планета вдруг сдвинулась на двадцать три градуса по отношению к оси, легкомысленно переменила положение полюсов и заживо заморозила бедных мамонтов? Итак, встреча в Космосе. Но вот вопрос: могла ли Луна, двигаясь с энной космической скоростью, избежать прямого столкновения с Землей, благодаря чему я имею счастье лицезреть вас в данный момент? Вероятно, могла при одном условии. Чтобы стать вечной нашей спутницей и яблоком раздора для ученых, она должна была выйти на строго рассчитанную орбиту по касательной, имея в этой точке строго определенную скорость. Неужели вы думаете, что Луна сама по себе была такой умной? Примите эту гипотезу, и она объяснит вам все разом: и форму Луны, и легкомысленное поведение Земли, и судьбу мамонтов, и трагедию Атлантиды, и знаменательные различия в возрасте, удельной плотности и химическом составе двух планет, и обилие кратеров на обратной стороне Луны, и эти осточертевшие "масконы", и даже библейский всемирный потоп...

Сережа опять сел.

– Что же дальше?! – еще более вызывающе крикнул Тяпкин.

Сережа пожал плечами. Разжевывать "дальше" он не собирался.

– Сережа хочет сказать, – ласково разъяснил Пете Шипулин, – что Луна вышла по касательной на орбиту спутника, затормозившись к этому времени до расчетной скорости.

– Как это "затормозившись"? – возмутился Петя. – Бред! Мистика!

Шипулин вспомнил картинку про Робинзона. Если бы возражал ему не Петя Тяпкин, а Гришаев, он, наверное, взорвался бы. Но Петю он по-своему любил и радовался, что отыскал его для экспедиции: он уважал людей одержимых. А Петя был явно одержимый, хотя и противник, не верящий ни во что из того, во что верил он сам, во что верил сегодняшний докладчик Сережа Лазебников.

– К сведению товарищей, не посвященных в хаос лунных гипотез, насмешливо добавил Шипулин. – Слова "бред", "мистика", "лженаука" и тому подобные вовсе не считаются бранными, когда речь заходит о Луне. Видите ли, мы еще слишком мало знаем о происхождении Солнечной системы – у нас нет аналогов. Поэтому ученые дискуссии о возникновении Луны напоминают мне беседу на тему "Откуда взялся я" в детском садике: чем детальнее объяснение, тем больше вопросов. Давнее высказывание Гарольда Юри: "Я совершенно не представляю себе модели, воспроизводящей историю системы Земля – Луна", – остается в силе и поныне. К сожалению. Однако я думаю... разумеется, это мое личное мнение... что история Луны куда богаче и любопытнее, чем может представить себе самый изощренный фантаст. Но это к слову. Прошу высказываться!

Вскочил Петя Тяпкин, обвел зал злыми глазками, видимо, ища поддержки.

– Слово имеет командир отряда буровиков кандидат технических наук Петр Артемьевич Тяпкин.

– А я расскажу вам анекдотец. Позвольте анекдотец, Михаил Михайлович? В некотором царстве, в некотором государстве жил-был цыган. Однажды украл этот цыган у одного крестьянина коня. Собрался суд. Цыган спрашивает: "Дак шо я у тебя украл, расскажи честно гражданам судьям". – "Коня". – "А хомут на ем был?" – "Был". – "А дуга?" – "И дуга была". – "А оглобли?" – "И оглобли". – "А телега?" "И телега была". – "Ну дак и брешет он, гражданы судьи, – сказал цыган, – потому как этот конь, сами видите, и без хомута, и без дуги, и без оглоблев, и без телеги". Посмотрели судьи, прав цыган. Отпустили его вместе с конем, а крестьянина за клевету выпороли. А что цыган накануне пропил в корчме и хомут, и дугу, и оглобли, и телегу – кому что за дело! Было бы доказано.

Анекдотец никого не рассмешил. Петя оглянулся, снова ища поддержки, не нашел, но не сдался.

– Я к тому, Михаил Михайлович, что такие доказательства, когда неугодные факты вовсе замалчиваются, для цыгана хороши, а не для ученого. Я ведь отлично понимаю, для чего все это товарищу Лазебникову. Он хочет свернуть напрочь буровые работы и вести раскопки своим археологическим методом, чтобы возиться здесь сто лет. Он и сказочку свою для этого придумал. А мы, буровики, можем решить задачу за несколько дней, позвольте только пустить большой лазер и пройти этот слой насквозь. Мы разом все цыганские гипотезы отметем...

– Точно! Даешь лазер! – раздалось несколько нестройных голосов с той стороны, где сидели буровики. А Димка выкрикнул:

– Жми, Петя, развивай дальше!

– Ты скажи прямо, Сергей, – обратился Петя к Лазебникову, – ты не юли: раскопки предлагаешь?

– Раскопки, – сказал Сережа и опустил голову.

Поднялась буря. Шум стоял минут пять, не меньше. Вести медленные, может быть, многолетние раскопки, когда всем казалось, что отгадка рядом, никого не устраивало.

Атмосфера накалялась. Выступали почти все, летели едкие реплики с мест, задавались вопросы "с подтекстом". Но большинство, соглашаясь с Лазебниковым, все-таки категорически возражало против раскопок: молодежь, не терпится. А ничего другого никто предложить не мог. Или лазер, или раскопки. "Не подумаешь, что на Луне, – отметил Шипулин. Типичная земная перебранка ученых".

– Нет, нет, нет, лазер нельзя! – выкрикивал кто-то, пока Михаил Михайлович в последний раз взвешивал все "за" и "против". – Там, может быть, дворец, черт знает что, а мы, как дикари, с лазером. Нет, нет, нет!

– Копаться здесь пять лет лопаточками? Извините! Сегодня же подаю заявление. Мы что – в песочнице играть приехали?!

– Только не лазер, надо подумать, все взвесить и не спешить. Главное, не спешить. Так можно всю Луну испортить...

Когда Шипулин встал, нестройный шум голосов умолк разом.

– Все правы, – сказал он негромко. – И все ошибаются. Разумеется, лазером нельзя. Это ясно. Но и раскопки нас не устраивают – время не то. Что есть еще подходящее? Больше нет ничего...

Шестьдесят два человека молчали. Казалось, никто не дышал. Где-то между вторым и третьим рядом всплыло на секунду ехидное, злорадствующее лицо Гришаева – и растаяло. Мелькнули тревожные глаза Ольги: "Только, пожалуйста, береги себя. Лучше лишний раз с Землей посоветуйся, спроси разрешения". Ольга, Ольга! Единственный человек, которому нужны не его открытия, а он сам. По ней, хоть вовсе не будь никакой Луны лишь бы он возвратился живой и здоровый. Ну что ж, посмотрим!

– Больше нет ничего, это точно. Значит, остается одно – взрыв. Таким образом, мы в кратчайший срок расчистим обнаруженную разведчиками сферу. И если это действительно сооружение космического разума, наш взрыв ее не повредит...

4

Громыхнул телефон. Ольга взяла трубку. Незнакомый взволнованный голос спросил:

– Квартира Шипулина? Извините, пожалуйста, у вас нет случайно Гришаева? Это дежурный института, с ног сбился, весь город обыскал, тут у нас ЧП...

– Чего ради у нас будет Гришаев? – насмешливо ответила Ольга и положила трубку.

– Кто это? – спросил Гришаев, потягиваясь.

– Из института, дежурный. Вас что, всегда у женщин ищут?

– Случилось что?

– Какое-то ЧП. С ног, говорит, сбился, вас разыскивая. ЧП – что это может быть? Луна?

– Не знаю, возможно. Ваш сумасшедший муж на все способен. Ладно, до свидания. Узнаю – сразу позвоню.

Дверь за ним закрылась. Она нервно принялась ходить по комнате. Тревога не унималась. С маленькой фотографии на столе грустными глазами смотрел на нее Шипулин.

...Она была студенткой четвертого курса, когда судьба столкнула ее с Шипулиным. Он читал курс общей теории космонавтики, а для нее это были дебри. Вообще она попала в институт случайно – не хотелось расставаться с одним очень славным парнем, который не мыслил жизни без этого института. Прежде она как-то не замечала придирчивого и остроязыкого профессора, но когда дважды он попросил ее с экзамена, пришлось задуматься. Дело пахло отчислением, это было бы глупо после четырех лет учебы. Одна подружка посоветовала: "А ты, Олька, очаруй его, используй последний шанс. Тем более старый холостяк. Вот прямо сейчас и шагай к нему домой. Чего теряться!"

И она пошла. Три вечера, забывая о времени, он рассказывал ей про космонавтику. Это было захватывающе, поначалу она даже увлеклась и вполне сносно научилась разбираться в основных вопросах. Она выкарабкалась, зато он "влип" – трогательно и безнадежно. Вскоре она почувствовала, что не сможет бросить его, что нужна ему, что этот насмешливый, никаких авторитетов не признающий человек, гроза ортодоксов, надежда науки, вдруг превратится в ничто, перестанет существовать как личность, если она скажет ему "нет". И она сказала "да", тем более что роман со студентом не сулил ничего перспективного. Правда, Шипулин был почти на двадцать пять лет старше ее и часто прихварывал, но она по-своему любила его, а скорее жалела. И она стала его женой.

Все эти годы она в меру своих сил и способностей исполняла обязанности жены большого ученого и большого чудака, но при нем все-таки чувствовала себя словно на экзамене, а настоящей жизни, такой, как хотелось, не было. Но вот в последнее время к ней зачастил Гришаев...

В шесть она включила радио. В последних известиях ни о каком космическом ЧП не было ни слова, но это еще ничего не значило. Передавали легкую музыку, потом урок гимнастики. Гришаев не звонил.

Без десяти восемь раздался звонок в прихожей. Она открыла. Неизвестный человек спросил строго:

– Товарищ Шипулина, Ольга Владиславовна?

– Да, это я.

– Распишитесь.

Она машинально расписалась. Прежде чем разорвать конверт, села в кресло: руки и ноги не слушались. В конверте лежала маленькая хрустящая бумажка под копирку.

ДЛЯ ПЕЧАТИ

6 мая в 23 часа 07 минут по московскому

времени в районе работ Шестой Лунной научной

экспедиции на Луне зафиксирован взрыв большой

мощности. Причины взрыва пока не установлены.

Связь с Шестой Лунной экспедицией временно

прервана. Если в течение двадцати четырех часов

связь не будет восстановлена, на Луну отправится

специальная спасательная экспедиция, которая в

настоящее время готовится к старту.

Президиум Академии наук

"Специальная спасательная... специальная спасательная... твердила Ольга, выронив сложенный вдвое листок. – Взрыв большой мощности... Гришаев сказал бы: "Опять ваш авантюрист". И почему они считают его счастливчиком, которому все всегда удается, все сходит с рук? Лишь она, одна она знает, сколько ночей просидел он над расчетами, сколько дум передумал, каких-то недоступных ей мучительных дум! Как терзался наедине с собой перед каждым "безрассудным шагом"! А его самоуверенность, лихачество, насмешечки – только видимость, чтобы воодушевить других, чтобы все, до последнего буровика, поверили в удачу. Не потому ли удача следовала за ним всю жизнь? Нет, они попросту не знали его! И теперь, возможно, уже никогда не узнают... Но если там действительно что-то произошло, Шипулина могла погубить не "авантюра" – только случайность..."

Прошло сколько-то времени, прежде чем позвонил Гришаев.

– Оля, читали? – спросил он.

– Читала. Что это может быть?

– Черт его знает! Ваш старик всегда выкинет какую-нибудь штучку. Авантюры – его амплуа. Помните, просил повлиять, чтобы чаще советовался?

– Влияла.

– И что?

– Обещал.

– Обещал! Ну а вы как?

– Ничего, держусь.

– Ладно, Оля, молодец. В общем, я думаю, ничего страшного. Самое страшное – он мне все планы сорвал. Горит мой институт из-за вашего Шипулина. Да, я вам вчера еще не все рассказал. Не против, если заскочу на часок?

– Против.

– Что?!

– Против.

– Ах вон оно что! Отпеваете старика? Ну-ну, валяйте!

– Нет, не отпеваю. Думаю.

Она положила трубку. Под ногами хрустнули осколки разбитого ночью бокала. Хотелось схватить пылесос, тряпку, швабру – и мыть, чистить, скрести, оттирать все вокруг. И прежде всего себя. Но Ольга упала в кресло и закрыла глаза.

5

В радиоотсеке сидел верный Саша Сашевич. Земля спрашивала, взывала, умоляла, требовала – Саша Сашевич оставался глух и нем. Шипулин просмотрел радиограммы, выбрал три из них. Две угрожающих дело рук Гришаева, сразу видно, не верит ни в какую катастрофу, очень уж хорошо знает Шипулина, Шипулин для него – авантюрист. Одна дельная радиограмма-инструкция – от Главного, "на случай, если радиостанция работает только на прием". Хитер Главный! Послушал скупое сообщение телеграфного агентства, слава богу, паники никакой, настроение деловое. Скоро минуют сутки, нужно срочно давать ответ, иначе ринутся спасать, а что ответишь, когда не оседает треклятая пыль, мешает определить результаты взрыва. Хорошо, если риск оправдал себя, а если нет? Голову снимут. Взрыв на Луне! Действительно, "так можно всю Луну испортить".