Текст книги "Чекисты Дона"
Автор книги: Борис Иванов
Соавторы: Семен Буденный,В. Беляев,Т. Бессонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
В. П. Беляев,
подполковник в отставке, почетный сотрудник госбезопасности
ЧЕРЕЗ ГОДЫ СТАЛО ИЗВЕСТНО
За день до вступления фашистов в Ростов-на-Дону Нина Золотько под досками на чердаке сарая спрятала самое ценное: комсомольские билеты (свой и сестры Ани), письма, которые присылал с фронта муж-политработник.
Перед тем как занять город в июле 1942 года, гитлеровцы подвергли его жестокой бомбежке и артиллерийскому обстрелу. Оставаться в щели, вырытой около дома, было уже опасно. Подруга и ровесница Ани восемнадцатилетняя Вера Пивоварчук предложила им более надежное место – глубокий и просторный погреб, внутри обложенный кирпичом, а сверху накрытый бревнами. Схватив пятилетнюю дочурку Аллочку, Нина бросилась вслед за Аней.
Домой вернулись только на третий день – 26 июля. Фашистские самолеты, пролетая над Ростовом, сбрасывали свой смертоносный груз за Батайском – там гремел бой. На улице было тихо. Но в их дворе оказались какие-то странные люди. Молчаливые солдаты в красноармейской форме убирали со двора и из комнат битое стекло, осыпавшуюся от бомбежки штукатурку; зачем-то вносили в дом школьные парты. Распоряжения им отдавал на русском языке худой, высокий, строгий старшина.
Хозяйкам дома дозволили жить во флигеле, но больше никуда не входить. Не разрешили Ане взять даже учебники из кладовки.
На другой день появился «пан Валерий». Он и еще долговязый парень заняли одну из комнат. В раскрытое окно было видно, что оба что-то писали. К вечеру того же дня пришел немецкий офицер. К нему вызвали двух красноармейцев. Когда стемнело, немец увел их с собой. «Наверное, на расстрел», – подумала Аня.
И так повторялось каждый день: двух-трех русских немцы после вызова куда-то увозили.
– Сначала допрашивают наших военнопленных, а потом убивают, – с горечью рассказывала Аня пришедшей к ней Вере. – А один русский вызывает их к немцам, в доверии у них.
– Какой он русский – выродок, продажная шкура! – горячилась Вера. – Но в наш дом и он не посмеет войти, там только немцы – фельдфебель Аппельт. Нас с мамой выгнали из погреба. Устроились мы в землянке, в дальнем углу сада. Если захочешь к нам, то иди через дворы и сады соседей.
– Чем бы помочь красноармейцам? – сочувственно спрашивала Аня подругу. – Один из них, которого почему-то кличут Кадыр, попросил походить по городу, записать, сколько встретится автомашин, орудий, немецких солдат, и передать ему. Ты согласна, Вера?
– Конечно, Аня. Но почему его так странно называют – Кадыр?
– Не знаю. Все военнопленные называют друг друга просто по именам, а с немецкими офицерами здороваются по-красноармейски и почему-то обращаются к ним со словом «товарищ»...
– А мое имя тоже простое – Петр. – Долговязый вышел из беседки, увитой виноградом, около которой подруги и вели свой разговор. Он их, конечно, слышал.
Вера бросила на него злобный взгляд, встретилась с глубоко посаженными серыми глазами, рассматривавшими ее, отвернулась. Аня стояла, понурив голову, ожидая, что теперь сделает этот немецкий холуй.
– Иди возьми свои учебники, – сказал Петр изумленной девушке.
В доме никого не было. Впрочем, ничего секретного или необычного она все равно не смогла бы увидеть, переступив порог, – разве что школьные парты. Она и не подозревала, что здесь, в их доме по 1-й Баррикадной, разместилась школа, а в доме, где жила Вера, – канцелярия разведывательного органа вражеской 17-й армии – абвергруппа-102, готовящая шпионов для заброски в тыл Красной Армии.
А их, опять же в форме солдат и командиров Красной Армии, прибыла новая партия. Наивное доверие Ани к «попавшим в лапы фашистов русским людям» потянуло к сближению и желанию чем-то помочь им. И однажды она едва не погубила себя. Аня показала «пленным» фотокарточки, а подошедшей Вере напомнила: «Это те самые, которые мы сделали для комсомольских билетов». Хотела сказать подруге и где хранит комсомольский билет, но тут ее прервал резкий окрик высунувшегося из окна Петра. Ему, видите ли, захотелось перца. Сию минуту. Немедленно.
Аня нехотя побрела исполнять прихоть ненавистного человека. Вскоре к ней присоединилась Нина. Испуганная и встревоженная, она зашептала сердито: «Перестань болтать. И с Кадыром не вступай в разговоры». Оказывается, ее позвал Петр, громко, для всех, распорядился принести помидоров, а в коридоре придержал за руку и тихо предупредил, чтобы ее сестра не говорила лишнего.
Так кто же он, этот Петр? Почему он на виду, особенно при немцах и своем начальнике Валерии, – суровый и строгий, а украдкой дает Аллочке хлеб и кусочки сахара?
Кстати, и Валерий куда-то исчез. Вместо него в той писарской комнате появился «товарищ Петровский» – так именовали его «красноармейцы».
Но вот настал черед и Петра. Здорово на него кричал Петровский. Девочки слышали, как он приказал Кадыру, переодетому почему-то в полицейскую форму:
– В карцер его, в карцер!
А Петр вовсе и не являлся тем, за кого его принимали. Это был советский разведчик. И чуть ли не за руку поймал его Петровский. Под этой фамилией был засекречен Петр Зотович Самутин – бывший царский офицер и петлюровский ротмистр. Он окончил академию генштаба буржуазной Польши, служил в их разведке и имел звание подполковника, а с приходом в Польшу гитлеровцев выкрал секретные документы и принес их своим новым хозяевам. Обо всем этом Петр узнал и сообщил через связного в Центр. В абвергруппе-102 Самутин – заместитель шефа, занимавшийся изготовлением документов, действующих в тылу Красной Армии. Он стал непосредственным начальником Петра, писарем...
А до этого начальником Петра был Валерий Шевченко. «Пан Валерий» следил за каждым его шагом.
Для себя же Петр отметил: Валерий Шевченко, он же Гартман, 28 лет. Бежал при освобождении Красной Армией Западной Украины в Братиславу. Ярый буржуазный националист. Служил у фашистов несколько лет, за что получил от них надел земли во Львовской области. Требует величать его «пан Валерий». В абвергруппе-102 выполняет работу по подготовке агентов, забрасываемых в расположение Красной Армии, изготовлению для них соответствующих документов: красноармейских книжек, командирских удостоверений, партийных и комсомольских билетов... Но есть и слабости у Шевченко: большой любитель выпить и погулять. Бывает, что допускает халатность в обращении с документами.
Нельзя ли использовать эти слабости для компрометации Шевченко, чтобы избавиться от него? Возможность вскоре представилась. Как-то Шевченко и Петр сидели за партами в комнате. Петр заполнял документы на очередную группу шпионов. Фамилия, имя, отчество, год рождения, звание и место службы – в его руках, надо только запомнить. А еще бы узнать, когда и куда они будут заброшены, но эти данные в папке у Шевченко. На одного шпиона оказалась лишняя фотокарточка, вот бы изловить момент, чтобы сунуть ее в карман. Прикрыл листом «бумаги.
И тут в комнату заглянул приятель Шевченко – немец Крюгер.
– Ком, ком, Валерий, – манил он пальцем Шевченко. – Айн момент.
Петр понял: зовет на очередную попойку. Сколько времени там, за дверью, Крюгер будет уговаривать Шевченко? Минуту, две? Петр быстро подошел к его столу, выбрал из папки три нужных листа и едва успел отойти, как вернулся Шевченко. К счастью, он торопился. Не проверяя содержимого папки, отнес ее в канцелярию.
Петр проследил из окна, как он хлопнул дверцей машины и уехал. Развернул листы. В правом верхнем углу – гриф, два красных треугольника: «Строго секретно». Как раз то, чего недоставало. Быстро переписал, и пока в карман, а потом – в тайник.
Ну а что делать с документами? Уничтожить? Нет, нельзя. Завтра Шевченко проанализирует, вспомнит, что, оставив папку, он выходил с Крюгером из комнаты, и что там был только писарь. Душу вытрясет.
Петр вышел на крыльцо. Млея от жары, за тенью дерева остановился часовой. Его путь лежал от канцелярии к дому, по той дорожке, по которой только что пробежал Шевченко. В один миг Петр бросил листки на дорогу и скрылся в своей комнате. Из окна видел: вот часовой пошел, остановился у белевших на земле бумаг, наклонился, поднял – и помчался в канцелярию.
...Нашли Шевченко через несколько часов в такой компании, какую разведчику надлежит обходить десятой дорогой. Он был пьян и объяснить ничего не смог. Протрезвел в СД – в отделении немецкой службы безопасности. А там разговор короткий: расстрел.
В тот раз все сошло для Петра благополучно. А теперь, когда ничто, казалось, не предвещало беды, он попался. Самутин за несколько дней впервые раскрыл заполненные Петром документы и вдруг насторожился: подпись командира войсковой части, которую копировал Петр, несколько разнилась от подписи на образце. Владелец такой книжки может вызвать подозрение и подвергнуться более тщательной проверке. Этого и добивался Петр. Об этом догадался и Самутин. Побагровев, он процедил:
– Сволочь, в карцер!..
Кадыр привел Петра во двор Веры, втолкнул в погреб. Что это – конец? Самутин отправит его, как и Шевченко, в СД? Доложит начальнику абвергруппы-102 Гопфу? Будет допрашивать сам? И что делать с записями, которые лежат во внутреннем кармане мундира? Убийственная улика...
Мысли одна тревожнее другой. Прильнул к стенке, в маленькое окошечко увидел сад, усеянные зрелыми плодами деревья...
Сад был такой же, как в родном селе Малые Каневцы. И воспоминания унесли Петра на Полтавщину. Он увидел меж деревьев себя, босоногого. Босым в школу ходил. А учился жадно. После семилетки окончил педтехникум в городе Золотоноше. Призвали в армию, но и там тоже учился в полковой школе младших командиров, на курсах среднего комсостава. По направлению ЦК ВЛКСМ работал комсоргом 141-й средней школы и одновременно учился на вечернем отделении Киевского пединститута. Особенно легко давался немецкий язык, мог свободно изъясняться на нем.
П. И. Прядко. Фото 1941 г.
И все же стал военным, добровольно, с 20 января 1937 года. А на второй день войны техник-интендант первого ранга Петр Иванович Прядко вступил в должность начальника головного склада горючих материалов. В составе 5-й армии участвовал в боях, тяжело переживал отступление, вышел из окружения.
Все, что видел за линией фронта, Петр Иванович доложил командованию и работнику особого отдела 6-й армии Юго-Западного фронта Ф. Я. Меркулову, показал себя наблюдательным, способным анализировать факты. С разрешения командования Меркулов стал готовить Петра Ивановича для выполнения специального задания в тылу врага.
5 декабря 1941 года с ним беседовал начальник особого отдела 6-й армии, капитан госбезопасности П. А. Рязанцев.
– Вы, Петр Иванович, – сказал он, – получаете очень сложное и важное задание: надо проникнуть в абвергруппу-102. Проникнуть и закрепиться. Скрывать не буду: личный риск для вас большой. Подумайте еще раз.
– Поверьте, выполнение любого задания во имя Родины считаю своим долгом.
– Спасибо, Петр Иванович, другого ответа от вас мы и не ожидали.
Линию фронта он перешел в ночь с 14 на 15 января 1942 года около села Татьяновка. Первый раз его допрашивали гитлеровцы в полевом штабе, потом отконвоировали в дивизию, а затем – в лагерь для советских военнопленных. Здесь Петр узнал, что находится неподалеку от города Славянска. А один бывший военнослужащий, назвавшийся Зубовым, сказал Петру, что он в плен попал в бою, расстреляв все патроны. Но и ему, как и гитлеровцам на допросах, Петр о себе рассказывал одно и то же: был судим за уголовщину, наказание отбывал на севере Карелии, освободили досрочно с направлением на фронт...
Зубов в этой беседе осудил Петра за дезертирство из Красной Армии, но на следующий день все же принес краюшку хлеба.
– На, перекуси, – сказал он, – помрешь ведь с голоду. Видел, сколько трупов вывезли утром из лагеря? Сотня за сутки. Не приспособишься – и ты за ними последуешь.
– Мне бы выжить, добраться до села, к матери, обзавестись хозяйством.
– Помогу, – к удивлению Петра, твердо сказал Зубов.
22 января его вызвали в канцелярию лагеря, к Крюгеру. Петр увидел белокурого офицера в роговых очках. Снова рассказал «биографию» и объяснил причину прихода к немцам. Твердил, что обижен, отвоевался... Что? Обратно идти на ту сторону? Это же ему нельзя – отправят в Сибирь.
«Колебания» на предложение сотрудничать с немецкой разведкой у Петра закончились лишь после предупреждения, что угрожает ему и матери, в одном случае, и намека на большое денежное вознаграждение – в другом...
Через три дня Крюгер подвез Петра к линии фронта, вручил пятьсот рублей, назвал сроки и пароль для возвращения.
– Вообще-то такой вариант мы предвидели, – успокаивал Рязанцев Петра, разочарованного тем, что ему не удалось остаться в фашистском разведоргане, – но чтобы через десять дней после появления у них направлять к нам... Что же получается? Фашисты забрасывают агентуру в массовом порядке, не тратя особых сил на ее подготовку. Расчет простой: хоть часть шпионов, да выполнит задание. Спасибо вам, Петр Иванович, за сведения для командования армии, за подробные данные о восьми гитлеровских агентах. Что же касается задания абвера, то мы поможем вам его выполнить...
В абвергруппе-102 на этот раз Петр оказался быстро – пароль помог. Но шесть суток его непрерывно допрашивали, сличая протоколы допросов, чтобы поймать хоть на малейшей неточности. Наконец он предстал перед Гопфом.
Строг, внешне спокоен шеф разведывательного органа 17-й немецкой армии. На мундире – Железный крест. Слушает Петра внимательно, не перебивая.
– Но я бы мог сделать для вас больше, если бы имел надежные документы, – посетовал Петр в конце доклада.
– Ты хорошо всех там провел и принес хорошие сведения! – заключил беседу Гопф. Встав из-за стола и приподнявшись на цыпочки, чтобы дотянуться рукой до плеча рослого Петра, Гопф похвалил: – Ты настоящий молодец, твой случай надо рассказать всем нашим агентам, и это для них будет очень поучительно! Если бы все были такие, как ты! Я прикажу, чтобы тебе дали денег, папирос, водки.
Петр вытянулся в струнку.
– Но во всем знай меру, никаких посторонних связей, особенно с фрау. Ты теперь нам нужен.
Спустя две недели Петр и еще четверо гитлеровских агентов получали инструктаж по новому заданию.
Петра Прядко снабдили документами на имя лейтенанта Красной Армии Василия Ругаева. В городе Ворошиловграде он должен был собрать данные о вновь формируемой 37-й армии. Остальные шли по своим маршрутам. Но, благодаря Петру Ивановичу, все оказались в особом отделе.
В ходе следствия выяснилось, как много рассчитывал получить Гопф при заброске этой группы агентов: она должна была собрать для фашистского командования сведения о 6, 9 и 37-й армиях Юго-Западного фронта и доставить их за 10—15 дней до начала весеннего наступления.
17 мая 1942 года гитлеровские полчища стали вгрызаться бронированными клиньями со стороны Славянска и Барвенкова в основание выступа войск Юго-Западного фронта. Штаб 6-й армии и его особый отдел оказались в окружении. 25 мая погиб Рязанцев. Петра Ивановича напутствовал Меркулов:
– Останетесь здесь, сдадитесь в плен и требуйте направления к Гопфу.
– Что же я скажу ему теперь?
– Советую придерживаться в какой-то степени правды: были задержаны военными, допрашивались командирами, но произошел налет немецкой авиации, около сарая упала бомба, воспользовавшись общей паникой, вы и совершили побег. Остальное продумай сам. До свидания, друг!
– До скорого, – пожелал Петр Иванович.
Гопф делал вид, что слушает Петра с интересом. Сидевшие рядом переводчик и Крюгер подробно записывали сведения о противостоящих частях Красной Армии, местах скопления танков, артиллерии, «катюш», фамилии командиров, другие сведения, чрезвычайной важности. Но такими они были дней двадцать назад, до начала наступления немецкой армии. А сейчас трофейные команды все подсчитали, в штабах увеличили эти цифры для убедительного доклада Гитлеру об успешной операции по окружению русских под Харьковом. Агента об этом можно было бы и не слушать, но Гопф терпелив – завтра сверят и эти показания Петра. Характер беседы резко изменился, как только Петр объяснил, что был задержан вместе с другими агентами, но ему удалось бежать и еще собрать то, за чем послали.
– К Самутину его, – сухо распорядился Гопф.
Так делалось, когда для агента, вернувшегося с задания, была необходима специальная проверка. Самутин считался в этом деле мастером.
Дотошно допытывается он от Петра: когда и где группа агентов была задержана, где они сражались, кем допрашивались? А в какой день и час был налет немецких самолетов?
Петр точно назвал дату и час бомбежки, на месте показал сарай, воровку от бомбы. Там же нашли и двух убитых агентов.
– Про остальных не знаю, может остались с красными, а я вам предан.
– Хочу верить, как земляку, – Самутин сказал, что он родом из той же Полтавской области, село Ташань.
2 июня 1942 года Петру объявили, что проверка закончена. От него приняли присягу, облачили в форму вермахта. Вначале он выполнял хозяйственные поручения, познакомился с Кузаловым – специалистом по изготовлению советских печатей и штампов. Время от времени Кузалов привлекал себе в помощь и Петра. Это сыграло большую роль при назначении его писарем в канцелярию абвергруппы-102. Отныне Петр мог знать данные почти обо всех агентах, которых готовили к переброске, и, что не менее важно, он теперь получил возможность изучить руководящий состав разведки 17-й армии.
И вот он попался. Карцер. Ожидание допроса.
Сквозь квадратик отдушины погреба Петр увидел за деревьями Веру. Окликнуть ее, довериться? В одной беседе она призналась, что ее брат – командир Красной Армии. И он решился, позвал ее. А она за яблоньку – и ни с места. Понять ее можно: в Ростове каждый день массовые расстрелы, аресты коммунистов и советских активистов, угон молодежи в Германию. Но зов-то шел из карцера! И Вера подошла.
– Слушай меня внимательно, – стал быстро и тихо говорить Петр. – Возьми, пожалуйста, вот эти документы, спрячь пока, а как придут наши – передай командиру из НКВД, только сразу, Вера!
Она протянула руку, взяла у Петра школьную тетрадь...
Позже она познакомится с содержанием тетради, больше из любопытства (что же мог передать через нее немецкий прислужник в НКВД?), разберет какие-то линии и поймет, что Петр указывал свое местонахождение на 10 августа 1942 года.
Вовремя отдал Петр документы: за ним пришли, привели к Самутину. Он приказал обыскать Петра, пригрозил:
– Песенка твоя спета, гад, сознавайся!
– За что вы, Петр Зотович, ко мне так? Из-за подписей? Так вы же сами, господин подполковник, приказали заполнить шесть красноармейских книжек как можно быстрее. Старался, чтобы к утру и другие документы были готовы, всю ночь не спал. Первую-то скопировал с образца, а остальные по ней заполнял. Как не получился кончик подписи, так уже и везде вышло... Каюсь, велика моя вина, но ведь от усталости...
Перевел дух и продолжал искательно:
– За что от вас такая немилость? Чай, не забыли, как обеспечил вас личной музыкой на свадьбе? Разве мало помогаю в хозяйстве вашей молодой жене? Превыше всего дорожу вашим доверием, Петр Зотович, для вас и за вас на все готов, только прикажите!..
Слабую струну характера Самутина задел Петр: он любил лесть и холопскую преданность. Петр не скупился на это. Самутину же Петр был нужен в разведгруппе как «свой». Он освободил Петра, поручив Кузалову негласно вести за ним наблюдение.
Думал ли он об опасности? Каждодневной, ежеминутной? Да, конечно, думал. Почувствовал, как она увеличилась после прекращения связи с Рязанцевым и Меркуловым. Это все равно что ходить по краю пропасти без баланса, без поддержки. Но Петр выработал уже в себе привычку держаться золотой середины: недооценивать опасность – смерти подобно, переоценивать ее постоянно – связать себя по рукам и ногам.
Этим, пожалуй можно объяснить, что буквально тут же он пошел на новое, не менее рискованное дело.
Абвергруппу-102 перебазировали в Краснодар, где она находилась более полугода. Фашисты усилили заброску агентов в тыл Красной Армии. Но обратно почти никто из них не возвратился. Как ни трудно было, а Петр находил способы уведомлять органы советской военной контрразведки. Новый заместитель начальника разведгруппы Бокк – специалист по вербовке женской агентуры – пытался оставить в Краснодаре четырех девиц. Но Петр вручил паспортные данные на них кладовщику типографии газеты «Кубань», а он с приходом Красной Армии – в особый отдел Северо-Кавказского фронта.
В конце января 1943 года абверовцы подготовили для диверсий и шпионажа в расположении Красной Армии «взвод красноармейцев», который, по их замыслам, должен одним из первых ворваться в оставляемый немцами город Краснодар. Как сорвать эту гитлеровскую провокацию и предотвратить такую большую опасность? И Петр искаженным печатным почерком пишет плакат: «Здесь живут шпионы во главе с Гессом и прочими бандитами. Вам не уйти от кары!» Ночью, с помощью русского шофера Василия Матвиенко, Петр прикрепляет плакат к зданию. Утром поднялся переполох. Еще бы, такая афиша на засекреченном объекте! Шпионов, за невозможностью использования по назначению, всем «взводом» – в лагерь, для проверки.
Спустя несколько дней Петр скомпрометировал и капитана Гесса – надменного нациста, прибывшего в конце сорок второго на место подполковника Гопфа.
В январе 1943 года, проходя по улице Седина, Петр заметил возле дома № 10 легковую машину Гесса. Бросил взгляд внутрь – пусто, открыл дверцу и на сиденье увидел кожаный портфель. Взял его, зашел в комнату-кухню, раскрыл. В нем лежал доклад начальника разведки 17-й армии на имя ее командующего генерал-полковника Руоффа. Быстро пробежал страницы глазами, закрыл портфель и вежливо постучал в дверь передней комнаты. В ответ – молчание. Толкнул дверь. Свесив с дивана руку, мертвецки пьяный, Гесс спал. Тлела сигарета в пепельнице на стуле, а на его спинке висел мундир...
Будить шефа, чтобы вручить ему портфель? Еще больше повысить акции? А если... Он положил документ на пепельницу, попятился к выходу, аккуратно закрыл за собой дверь... Гесс не отрезвел даже тогда, когда его вытащили из огня. Утром его вызвали в штаб армии, и больше он не появлялся в разведгруппе.
Абвергруппу-102 в спешном порядке перебросили в станицу Крымскую, потом – в Курганинскую, оттуда вывезли самолетами в Евпаторию, а затем – под Винницу, в местечко Вороновицы, на переформирование и отдых. Не знал отдыха только советский разведчик. Петр не находил себе места – накопились необычайно ценные данные. Он ищет выход. «Помог» Самутин. Петр знал, что он награбил у советских граждан много ценных вещей, таскать с собой нелегко, а при бегстве с Северного Кавказа часть даже оставил...
– Петр Зотович, – обратился к нему Петр, – давайте я отвезу часть вещей вашим родственникам в Ташань на сохранение до победы.
Самутин добыл необходимые документы, а Петр выкроил в этой командировке время и для себя, заехал в родное село Малые Каневцы.
– Здравствуйте, мама, – ласково произнес он при входе в хату.
Не отвечая, держась за стенку, опустилась она на скамью.
– Ой, лишенько, что ж делается на белом свете? Рос пионером, комсомольцем, коммунистом, командиром Красной Армии, а получился чертополох в немецком обряде. Что завтра скажу людям, как им буду смотреть в глаза? – А Петр в это время приводил в порядок свои записи, потом сложил их в чугунок, вытащил из стояка печи два кирпича, вложил туда чугунок и замуровал его кирпичами.
– Мама, скоро сюда придет Красная Армия, так передай чугунок командиру, – попросил Петр.
– Сынку, родной, – мать бросилась к нему, повисла на шее, – а я то думала, что ты...
Петр оставил у матери данные на 86 агентов и на 33 из них – фотокарточки.
То, что сделал Петр, получило высокую оценку. Центр констатировал, что в период наступления советских войск на Северном Кавказе Петр Иванович Прядко парализовал деятельность разведки 17-й немецкой армии. За время своего пребывания в абвергруппе-102 П. И. Прядко сообщил подробные данные на 101 вражеского агента, 26 официальных работников разведгруппы, достаточно подробные сведения о методах ее работы, способах изготовления фиктивных документов и ряд других ценных разведывательных материалов.
За проявленное мужество и героизм в тылу врага Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июня 1944 года П. И. Прядко был награжден орденом Красного Знамени.
В том чугунке, что оставил Петр у матери, для Центра лежало письмо, в котором есть такие строчки:
«... Я уверяю вас, что придет время, и вы будете иметь возможность узнать и сказать, что я недаром жил эти тяжелые часы... Если придется погибнуть – не думайте обо мне ничего плохого. Я был, есть и буду до последнего дыхания верным своему народу, своей партии, и ничто и никогда моих взглядов и убеждений не изменит... Верю, что скоро на весь мир мы будем праздновать победу!.. 12 апреля 1943 года».
На нашей стороне мы его увидели 25 сентября 1943 года. Через несколько дней Петр Иванович, имевший при себе много важных секретных документов и сведений о противнике, был доставлен в Москву. А в 1944 году он возвратился для продолжения службы в Советскую Армию. С боями капитан Прядко дошел до польского города Щецина, получил еще один орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды и ряд медалей, в том числе медаль польского правительства «За свободу и независимость». Уволен из Советской Армии в звании майора в 1960 году. И с тех пор на хозяйственной работе в спортивном клубе СКВО. Живет в Ростове-на-Дону.
