Текст книги "Егор Гайдар"
Автор книги: Борис Минаев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
В своей биографии он, уже вполне взрослый, напишет: «Веду семейный бюджет с 11 лет».
Это правда. В одиннадцать лет он заметил, с каким трудом даются отцу финансовые отчеты о работе корпункта «Правды», которые он должен был высылать в редакцию ежемесячно. Туда входили и телефонные счета, и представительские расходы, и плата за аренду квартиры, и многое другое.
Родители – Тимур и Ариадна (Тимур всю жизнь звал ее Ридой, как и было заведено в семье Бажовых) – стали из-за этого даже слегка ссориться. Тимура Аркадьевича невероятно бесила вся эта «копеечная» бухгалтерия, вся эта казенная процедура. Да, он умел и зарабатывать, и тратить деньги, но составлять финансовые отчеты ему не нравилось, жена тоже была от этого не в восторге. И вдруг их одиннадцатилетний сын предложил: «Давайте я это буду делать».
Вслед за финансовыми отчетами наступил следующий этап: и Егор спокойно подсчитал, какие деньги и на что может тратить их семья ежемесячно, не залезая в долги. Он дал им бумажку с цифрами – все было как на ладони.
Родители были потрясены.
Вообще здесь, в Югославии, Егор многому научился. Сербские мальчишки были довольно задиристыми, спуску «чужим» не давали, и Егор научился себя защищать вместе с другими пацанами из «русской», то есть посольской, школы.
Он самостоятельно пошел на курсы английского и вскоре начал читать по-английски уже не только художественные, но и научные (в частности, экономические) книги.
Егор прочел многое из того, что в книжных магазинах в Белграде продавалось – а в Москве нет.
Он продвинулся в тренировке своей юношеской «гиперпамяти», запоминая все – от шахматных партий до страноведческой статистики и исторических фактов. Его голова почти лопалась от разнообразных сведений, которые он поглощал, как машина.
Было еще одно обстоятельство, о котором скромно и как бы между прочим упоминает Ариадна Павловна в фильме «Долгое время»: это быт. Белградский быт.
Этим коротким словом обозначалось в советском языке слишком многое, практически весь горизонт обычной жизни, доступный любому нормальному человеку: еда, питье, одежда, обувь, жилищное положение, мебель, автомобили, сигареты, медицинские услуги и лекарства, оправы очков, бытовая техника, радиоприборы, словом, все, что видел глаз, ощущала рука и нюхал нос.
Все это в СССР и в 1960-е оставалось довольно скудным, не предполагающим большого выбора, а то и просто «дефицитным».
Ариадна Павловна вспоминает, с каким чувством смотрела на платья, выставленные в белградских витринах, на женские туфли (которые подходили по цвету к сумке). Для многих советских женщин эти витрины были потрясением, да и на десятки сортов колбас, которые были доступны тут каждому, смотрела тоже – всего этого в СССР она никогда не видела вообще.
Каждый, кто пересекал границу СССР в те годы, не мог не задать себе этот вопрос: в чем же дело?
Почему в Югославии, в Польше, в ГДР, даже в Болгарии и Румынии этот самый «быт» и выглядит, и пахнет совсем по-другому? Что с нами не так, в конце-то концов?
Но в отличие от взрослых, которые вынуждены были оставлять вопросы без ответа или пользоваться какими-то расхожими стереотипами времен холодной войны, Егор мог задуматься об этих различиях уже более глубоко. Используя свой «углубленный английский», он прочел в Югославии первые классические труды по экономике. Прочел Адама Смита, например.
Ну и наконец, еще один важный опыт, вывезенный семьей из Белграда 1968 года: опыт резко изменившейся политической ситуации. Опыт кризиса. После августовского вторжения СССР в Чехословакию изменилось отношение к советским, изменилось отношение к стране.
Если до августа 1968 года советским людям улыбались, им были всюду рады, их всюду приглашали как братьев по социализму, как представителей народа-победителя, то после Праги эмоции стали совсем иными. Гайдары не могли не почувствовать это, даже на уровне обычных уличных продавцов, соседей, прохожих, друзей. Это было больно. И заставляло задуматься.
Тимур как человек глубокий, начитанный, склонный к анализу и интеллектуальному поиску, пытался разобраться в уроках «югославского социализма» с рыночным уклоном, «югославского самоуправления», бывшего тогда в моде. Он читал статьи и книги (оба, и отец и сын, неплохо говорили и читали на сербском), обсуждал все это – в каких-то пределах – со своим сыном.
Но после 1968-го весь этот чаемый поворот к «социализму с человеческим лицом» стал уже невозможен в СССР. И об этом они говорили тоже.
Стало понятно – пора возвращаться в Москву.
Глядя на Егора и думая о возвращении, и отец, и мать, скорее всего, вздыхали про себя с некоторым облегчением. Юный человек должен расти все-таки не в искусственной среде (какой была советская колония в любой стране), а в естественной. Просто ходить по улицам, приглашать в гости друзей, чувствовать вокруг себя родной город, учиться самостоятельным поступкам и решениям в самой что ни на есть гуще московской жизни.
Для Егора, книжного мальчика – это было вдвойне актуально.
Поразительную историю рассказывает мать Егора Ариадна Павловна в документальном фильме «Долгое время». Когда сыну должно было исполниться тринадцать лет, Тимур Гайдар спросил его: скажи, Егор, что же тебе подарить на день рождения?
Ответ мог быть любым: путешествие, велосипед, удочка, мяч, просто карманные деньги в каком-то приличном количестве, чтобы девушку сводить в кино – ну, о чем мечтает парень в этом возрасте?
Егор ответил: «Папа, я хочу, чтобы ты разрешил мне читать книги, которые стоят у тебя во втором ряду».
Как и многие другие реалии советской жизни, ответ этот сегодня нуждается в подробной расшифровке.
Да, конечно, вы правильно догадались: это были самиздат, тамиздат, запрещенная литература. Но как в принципе это было устроено?
Книжные шкафы, книжные полки были главным украшением любой советской квартиры, вокруг них порой создавалось все остальное, весь остальной бытовой уют.
Богатые наследственные библиотеки существовали не у многих, поэтому заполнить эти шкафы и полки было не простой задачей. Основу библиотеки всегда составляли собрания сочинений, так называемые «подписные издания» (Гоголь, Шекспир, Лев Толстой, Эрнест Хемингуэй, Сергей Есенин, Томас Манн). Работая в «Правде», Тимур мог на все это подписаться, не стоя в очереди с ночи до утра в книжном магазине и не утруждая себя обменом или денежными расчетами с книжными «жучками» – то есть книжными спекулянтами, которые тоже страстно любили книги, но имели с этого в той брежневской Москве неплохой профит.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
