Текст книги "Осетия и осетины в системе управления Кавказом императора Николая I"

Автор книги: Борис Бицоти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Борис Бицоти
Осетия и осетины в системе управления Кавказом императора Николая I

Предисловие

Прошлое Осетии периода правления императора Николая I ранее не становилось объектом отдельного исторического исследования. О причинах подобной избирательности можно только строить предположения. Не исключено, что отсутствие подробного комментария к данному отрезку времени обусловлено сложностью задачи, стоящей перед историком. Вся вторая треть XIX в. на Кавказе – это период постоянной войны, вражды, фатальных ошибок, громких управленческих провалов и военных поражений. История Осетии здесь отнюдь не является исключением.

С самого начала упомянутого отрезка времени правительство Николая I делает ставку на силовое покорение горцев Северного Кавказа. Осетия становится не иначе как первым опытом претворения в жизнь выбранной стратегии. После окончания двух военных кампаний в Закавказье первым же мероприятием нового императора стала отправка военных экспедиций в Северную и Южную Осетии для наведения порядка силой оружия. В конце же периода, после продолжительной войны на Кавказе, частой смены политического курса и краха целого ряда административных реформ Осетия, по наблюдениям участника кавказских дел А. Л. Зиссермана, оказывается в удручающем экономическом и нравственном состоянии.

Подобная оценка была немыслима в период правления Александра II, когда коллективом историков создавалась "летопись" покорения Кавказа. Такие авторы как В. А. Потто и А. П. Берже состояли на службе при штабе Кавказской армии. Их взгляд на события Кавказской войны фактически представляет собой точку зрения Управления кавказского наместника. В  российском обществе хоть и отмечалось появление гласности, но период правления Николая I – отца нового императора, тем не менее, не мог рассматриваться критически в официальной историографии. С 1862 года наместником Кавказа был Великий князь Михаил Николаевич – младший сын Николая I и брат Александра II. В такой ситуации штабные историки, составлявшие в Тифлисе сборник материалов о Кавказской войне, не имели полной свободы в интерпретации событий николаевской эпохи.

Так, например, такое явление как массовый исход осетин в пределы Османской империи по завершении указанного периода не получило должной оценки и комментария со стороны штабных историков и фактически отсутствует в официальной историографии. В то же самое время это явление было не иначе как следствием определенной политики, проводимой администрацией кавказского наместника в отношении осетин. Именно в ней стоит искать корни такого явления, как массовый исход части прежде лояльного народа в стан фактически главного геополитического противника Российской империи в регионе.

Неудобным для историков обстоятельством, связанным с данным периодом, в частности, являлась и необходимость констатации того, что значительная часть осетин за время соседства с кавказскими народами (адыгами, вайнахами, тюрками) успела обратиться в ислам.[1] В конце XVIII– начале XIX в., по свидетельству Я. Рейнеггса, христиане в Осетии составляли наиболее малочисленную конфессиональную группу по сравнению с «язычниками» и мусульманами, что подтверждает и наличие большого количества арабизмов в осетинском языке, особенно в религиозной лексике. Свидетельства таких авторов, как Я. Рейнеггс, С. М. Броневский и А. М. Шёгрен говорят о том, что проникновение ислама в осетинские общества было достаточно глубоким. В этой связи период правления Николая I – это последний отрезок в истории Осетии, когда источники сигнализируют о влиянии ислама на осетин. Численность осетин-мусульман в этот момент не уменьшалась, а увеличивалась. Переломить данную тенденцию и воцерковить большое количество осетин кавказской администрации Александра II удалось, в том числе, и благодаря физическому исходу осетин-мусульман в пределы Османской империи.

Однако, при всей противоречивости проводимой правительством Николая I политики его время – это уникальный момент в истории Осетии. В перечне краев и областей Российской империи появляется первое мононациональное территориально-административное образование с осетинским населением. Примечательно, что это образование, получившее название "Осетинский округ", было основано на южной стороне кавказских гор. Помимо этого, именно в правление Николая I была заложена основа для последующего создания аналогичного мононационального образования с осетинским населением уже на севере Кавказа.

Время Николая I это также уникальный период сосуществования на Северном Кавказе российского права и древних народных обычаев. Положение 1827 г. властью российского императора узаконивало действие на присоединенных к империи территориях древних адатов наравне с российским правом. Кавказская администрация приступила к кодификации адатов горцев, составляя сборники обычного права в каждой области. Так, в 1844 г. по поручению начальника центра Кавказской линии генерал-майора князя Голицина был составлен сборник адатов дигорцев, а под руководством владикавказского коменданта полковника Нестерова – сборник обычного права осетин Владикавказского округа.

Ввиду сложившейся в Российской империи жесткой авторитарной системы управления, судьбоносные решения, касающиеся судьбы Осетии, принимались узким кругом лиц, приближенных к российскому императору. Это были управляющие прежними и новыми кавказскими территориями И. Ф. Паскевич, Г. В. Розен, Е. А. Головин, А. И. Нейдгардт, М. С. Воронцов, военный министр А. И. Чернышев, сенатор П. В. Ган и, разумеется, сам российский император. Поэтому важной особенностью периода является волюнтаристский характер управления Кавказом – под большинством Положений, касающихся административного устройства края в целом и Осетии, в частности, стоит резолюция императора Николая I.

Такие решения, как отправка в осетинские горы экспедиций Абхазова и Ренненкампфа, приказ о наборе осетин в экспедицию в горную Ингушетию, возбуждение следствия по поводу разгрома Южной Осетии войсками грузина Андронникова являлись либо личной инициативой российского монарха, либо прошли процедуру согласования. Более того, император Николай I за время своего правления лично побывал в Осетии в 1837 г., где принял делегацию осетинских депутатов, а после этого в 1845 г. в Санкт-Петербурге пожаловал делегатам из Осетии почетное знамя «за действия против непокорных».

Хронологические рамки данного периода охватывают время, начиная с воцарения императора Николая I и заканчивая моментом вступления на престол его сына императора Александра II, соответственно, период с 19 ноября (1 декабря) 1825 по 18 февраля (2 марта) 1855. В разрезе сменяемости кавказских наместников период начинается с отставки А. П. Ермолова и назначения новым главнокомандующим И. Ф. Паскевича и заканчивается отставкой М. С. Воронцова и назначением на его место Н. Н. Муравьева.

В последние годы источниковая база периода дополнилась такими важными свидетельствами эпохи как воспоминания и документы видных деятелей Российской империи периода правления Николая I: А. Х. Бенкендорфа, Е. Ф. Канкрина, стали доступными оригиналы и переводы трудов о Кавказе немецких ученых и путешественников К. Коха и А. ф. Гакстгаузена. Ценные свидетельства оказались в открытом доступе на русском, немецком и французском[2] языках (частично в переводе). Эти свидетельства, не нашедшие отражения прежде в работах, посвященных периоду XIX в., позволяют увидеть события эпохи в новом свете, значительно дополнить сложившееся представление об истории Осетии данного периода. Особенно важным для понимания причин исхода осетин в Турцию является последний его отрезок – время наместничества на Кавказе Светлейшего князя Михаила Семеновича Воронцова. Об этом периоде нам рассказывают мемуары участников кавказских дел полковника Арнольда Львовича Зиссермана и осетина – генерала русской армии Мусы Алхастовича Кундухова, возглавившего впоследствии мухаджирское движение. Оба названных автора дают диаметрально противоположную оценку описываемым событиям, что позволяет нам увидеть картину Осетии интересующего нас периода во всей объективности.

Анализ имеющихся в распоряжении историка источников заставляет сделать вывод о том, что назначение Воронцова крайне невыгодно сказалось на положении осетин. В отличие от молодого Ермолова, служившего на Кавказе во времена Екатерины II, когда осетины искренне приветствовали появление российских войск, молодой Воронцов впервые попал на Кавказ в короткий период обострения отношений с осетинами. Это обострение было вызвано, в первую очередь, вероломной антиосетинской политикой нового главнокомандующего П. Д. Цицианова. Архивные документы и свидетельства непосредственных участников кавказских дел говорят о том, что, став наместником, Воронцов сохранил враждебное или, по крайней мере, недружественное отношение к осетинам. В ситуации, когда наместник получил беспрецедентные полномочия, подобное обстоятельство имело для Осетии более чем серьезные последствия. Именно в это «воронцовское» десятилетие и созревают ключевые предпосылки для последующего массового исхода части осетин в пределы Османской империи.

Осетия в канун воцарения Николая I

Восшествию на престол императора Николая I и связанным с ним изменениям в расстановке сил на Кавказе, как известно, предшествовал продолжительный период управления краем генерала А. П. Ермолова. «Десятилетний период с 1816 по 1826 г., – пишет историк Романовский, – был для Закавказья первым мирным временем после вековых волнений».[3] Мятежи и восстания, имевшие место после присоединения Картли-Кахетинского царства, были давно подавлены, а с Персией, долгое время являвшейся источником беспокойства, действовал Гюлистанский мирный договор.

Основные принципы российской политики на Кавказе после окончания русско-персидской войны 1804—1813 гг. и до воцарения Николая I были сформулированы в напутственном письме Александра I к своему кавказскому наместнику. Российский император писал: «Вся цель сношений моих в Азии состоит только в том, чтобы сохранился мир и водворилось спокойствие между народами сопредельными в том крае с российскими владениями, ибо под сенью мира и общего спокойствия я надеюсь утвердить благосостояние и распространение просвещения в землях, лежащих за Кавказом, а также довершить постепенное покорение народов, на нем обитающих».[4]

К народам, подлежащим, по выражению Александра I, покорению, осетины не относились. Как северные, так и южные осетины к этому моменту являлись подданными российского императора. На севере Кавказа находились Тагурское, Алагирское, Куртатинское и Дигорское осетинские общества. На юге – Кударское, Туальское, к которому условно причислялось Наро-Мамиссонское общество, Чесанское, а также осетины, проживающие вдоль Военно-Грузинской дороги от Дарьяльского ущелья и вплоть до города Душета (территория бывшего Арагвского эриставства).

Все перечисленные осетинские общества, согласно подаваемым рапортам, были постепенно приведены к присяге российскому императору. Одними из первых присягу верности царю Александру принимают в 1802 г. осетины южного склона Кавказского хребта (туальцы, чесанцы и кударцы).[5] В 1809 г. старшины Алагирского общества приходят во Владикавказскую крепость с очередными изъявлениями покорности от имени 3 000 домов. В этом же году жители Куртатинского осетинского общества приносят присягу на верность России и обязуются пресекать попытки любых других народов совершать нападения на представителей российской власти.[6] В 1815 г. алагирцы и мизурцы повторно подтверждают данные ранее обещания верности.[7]

Лояльными российской администрации являлись и осетины-дигорцы, подтвердившие данную еще в прошлом веке присягу в том же 1815 г. генералу Ртищеву. Желание вступить в «вечное подданство Российской империи» было высказано старшинами от имени всего народа.[8] Помимо этого в 1826 г. видные представители Дигорского общества (Абисаловы, Кубатиевы), подтвердив сделанный однажды народом выбор, дали присягу верности командующему войсками на Кавказской линии и начальнику Кавказской области генерал-лейтенанту Георгию Арсеньевичу Эмануэлю.[9] Лояльными российской администрации и, в частности, А. П. Ермолову были и осетины Наро-Мамисонского общества, о чем свидетельствует письменное обращение к ним наместника с обещаниями оказать защиту и покровительство.[10]

Уездным центром для северных осетин была крепость Владикавказ. Для южных – административное управление находилось в г. Гори. Однако, осетины севера и юга при Ермолове оказались в неравном правовом положении. Северная Осетия представляла собой область, находящуюся в военном управлении коменданта Владикавказской крепости. “ (…) Одна лишь власть коменданта, – пишет в своих воспоминаниях служивший на Кавказе декабрист Гангеблов, – чинит здесь суд и расправу».[11] Возле крепости находились два осетинских поселения. Тот же Гангеблов пишет об этом следующее: «С Юга и с Севера к Владикавказу прилегают два мирные аула. К последнему из них ведет мост через Терек (…) «[12]Аул с севера – это, очевидно, Тулатово, возникшее в 1825 г. на левом берегу Терека напротив крепости.[13] Аул с южной стороны – это поселение Фетхуз-Редант, основанное старшиной Тау-Султаном Дударовым с разрешения коменданта Дельпоццо.

Если Алагирское, Тагаурское и Куртатинское общества относились к Центру Кавказской линии и административно были подчинены Владикавказу, то Дигорское общество было подчинено Кабарде. Земли же южных осетин при Ермолове являлись частью Грузинской губернии и входили в ее округа: Горийский, Душетский и Ананурский.[14] Несмотря на то, что посетивший Кавказ академик Клапрот в своем труде пишет, что Горийский уезд простирается до истоков Большой и Малой Лиахвы,[15] значительная часть южных осетин была к моменту воцарения императора Николая фактически неподконтрольной чиновникам российской администрации.[16] Часть из них – жители уездов Ксанский и Гвердис дзири считались крепостными, которые отказывались подчиняться своим помещикам.

Дело в том, что царь Ираклий II в свое время отозвал права на управление названными уездами у князей Сидамоновых (Эристави) и Мачабели и назначил вместо них наместниками своих сыновей. С присоединением Грузии конфликт Картли-Кахетинского царя и помещиков перешел в правовое поле Российской империи. Попытка грузинских феодалов, пользуясь моментом, вернуть себе контроль над этими землями закончилась убийством князя Мачабели.

В 1802 г. в горы Южной Осетии была направлена военная экспедиция подполковника Симоновича, посетившая долины Малой и Большой Лиахвы, Паци и Ксани. Осетины, не оказав сопротивления российским войскам, согласились принять присягу на верность императору Александру I. Историк Бутков сообщает о двух третях южных осетин, предавшихся под контроль властям, в то время как одна треть, населяющая труднопроходимые местности, осталась независимыми.[17] В отчете о приведении жителей к присяге, в частности, говорилось: «Осетины весьма преданы России и желают быть управляемы не грузинскими, а российскими чиновниками».[18] Однако, это пожелание было в дальнейшем проигнорировано.

С назначением главнокомандующим Цицианова права на эти земли в 1803 г.[19] после решения Верховного грузинского правительства и резолюции Алксандра I были возвращены грузинским помещикам. Однако попытка вновь передать управление над землями, заселенными осетинами, князьям Эристовым и Мачабели[20] не увенчалась успехом. Склонить осетин к повиновению грузинским князьям не удалось – об этом свидетельствует рапорт на имя генерала Ермолова, из которого мы узнаем, что южные осетины так и не стали платить назначенным грузинским чиновникам налоги и отправлять в пользу прежних помещиков повинности.[21] В результате жители, отказавшиеся признавать права и притязания грузинских тавадов,[22] были объявлены мятежниками, а для их усмирения Ермолов в 1821 г. санкционировал карательную экспедицию во главе с горйским окружным начальником майором Титовым, разорившую 21 село.[23] При этом Ермолов отрицательно отнесся к инициативе наделить грузинских помещиков правом задерживать крестьян и взыскивать с них причитающееся.[24] Такого усиления статуса помещиков Ермолов не хотел, и конфликт так и остался неразрешенным.

Западная часть Южной Осетии (Кударское общество) в свое время находилась в административном подчинении Имеретии и относилась к ее Рачинскому уезду. Эта область должна была, таким образом, войти в сферу влияния Российской империи еще по Кучук-Кайнарджийскому договору. Во время экспедиции подполковника Симоновича в 1802 г. жители Кударского общества наравне с остальными южными осетинами также приняли присягу на верность Александру I. Если ориентироваться на принцип упоминания в трактатах и договорах, то окончательное присоединение западных земель южных осетин (Кударского, Нарского и Мамисонского обществ) к Российской империи следует датировать не моментом издания манифеста Павла I о присоединении Картли-Кахетинского царства, а скорее моментом подписания Элазнаурского договора между Цициановым и имеретинским царем Соломоном (1804 г.). Признание этого присоединения Ираном, равно как и признание присоединения к Российской империи других территорий Южного Кавказа, состоялось в 1813 г. во время подписания Гюлистанского мирного договора.[25]

И на юге, и на севере Осетии формально присутствовала российская судебная власть. Согласно именному указу императора Александра I от 24 июля 1822 г. «О переименовании Кавказской Губернии Областью (…)» залинейным народам, к которым относились также и осетины, предоставлялось «в делах тяжебных разбираться на основании прежних их обычаев, и где удобно, под наблюдением особенно определяемых для сего чиновников; в уголовных же преступлениях подвергать военному суду».[26] Суд этот, находившийся изначально в крепости Моздок, со временем был учрежден и в крепости Владикавказ и ведал всеми делами осетин и ингушей. На юге существовал учрежденный в начале века суд в селении Джава. Следующим по значимости юридическим установлением, ведавшим делами южных осетин, был суд начальника Горийского уезда.

После обсуждения с комендантом Владикавказской крепости Иваном Петровичем Дельпоццо Ермолов делает выбор в пользу учреждения «волостного правления» на землях осетин.[27] Отдельные осетинские общества должны были выбирать из своей среды наиболее уважаемых старшин. Избранные старшины правомочны были решать споры, назначать ответственных, распределять повинности и т. д[28]. В осетинских обществах, находящихся в ведении владикавказского коменданта, Ермоловым была введена и система повинностей. Она предусматривала доставку дров на военные посты, при необходимости осуществление почтовой связи, а также содержание дорог в исправном состоянии[29] – осетинские крестьяне привлекались к строительству мостов и дорог, расчистке снега при заносах. Тагаурским старшинам при этом было дано право взимать пошлину с каждого купца, проходившего по Военно-Грузинской дороге по 10 р. серебром, а с поселянина по 35 копеек.[30]

В период наместничества Ермолова происходит и активное вовлечение осетин в ряды российской армии.[31] Главнокомандующий даже обращается в Дворянское депутатское собрание за разъяснением о возможности причисления отдельных горских родов к дворянскому званию.[32] Подготовить этот вопрос Ермолов также поручил Дельпоццо. Вначале, по мнению Ермолова, следовало создать «ополчение для внутренней стражи дабы испытать их способность». После этого такое ополчение, как думал Ермолов, могло быть использовано для охраны Кавказской линии.[33] Во исполнение этого решения, в частности, в 1824 г. в крепости Моздок создается Горский казачий полк из осетин и кабардинцев.[34]

Отдельной главой периода управления Ермолова является переселение осетин с гор на плоскость. Заселение осетинами Северокавказской равнины, где после опустошительной эпидемии чумы фактически исчезло население Малой Кабарды, было в интересах российской администрации и создавало дополнительную материальную базу для нужд армии. Планировалось, что живущие в горах осетины «будут беспрестанно выходить на равнину, поселяться там и умножать селения», что будет способствовать умножению земледелия и скотоводства. В результате «продукты сии будут иметь понижение в ценах», что «облегчит снабжение армии провиантом».[35]

«Местное начальство, – пишет по этому поводу К. Красницкий, – желая вызвать из горных трущоб туземцев, хотя и принявших уже покорность, но еще малонадежных тогда, предлагало благонадежным туземцам, пользовавшимся вместе с тем и доверием народа, занять на избранном пункте место под аул и приглашать селиться в нем желающих. Основателю аула предоставлялись права аульного старшины с ответственностью за всякий могущий случиться беспорядок. Границы аульных земель с точностью не определялись; земли было вдоволь и каждый пользовался таким количеством ее какое ему было нужно».[36] Так, еще в начале века на правом берегу Терека Махаматом и Джанхотом Дударовыми в обмен на переуступку горного поселения Ларс по Военно-Грузинской дороге было основано осетинское поселение Джанхотов Ларс, лежащее между Тереком и Камбилеевкой. Вскоре другими Дударовыми недалеко от первого поселения были основаны новые аулы Тасултаново и Иналово (Хумалаг).[37]

Если первые переселенцы в долину из осетин являлись преимущественно представителями тагаурского общества, которые устраивали свои села на правом берегу вдоль Военно-Грузинской дороги, то при Ермолове участок дороги переносится на левый берег. Это вызывает активное переселение туда осетин разных горных обществ. В 1820 г. Ермолов писал новому владикавказскому коменданту полковнику Скворцову: «Намерен я приступить к устроению некоторых укреплений и вы, известя о сем выселяющихся осетин, сообщите, что это делаю я для сохранения их и что они обязаны за сие оказывать правительству усердие и верность».[38] Скворцовым составляется специальный план расселения осетин, который Ермолов в итоге утверждает.

Новые поселения стали образовываться вблизи появившихся на левом берегу Терека укреплений: Верхне-джулатовского, Ардонского, Архонского, Дур-дурского и Владикавказского. В промежутке Черные горы – Архонское укрепление за 7 лет было основано 12 аулов.[39] Четыре аула – Есенова, Кардиусар, Балтинский и Тулатово. Жители алагирского общества с позволения Ермолова активно заселяют плоскостное поселение Салугардан (Алагир). В 1825 г. генерал Эмануэль дает разрешение служившему под его началом Петру Гайтову основать поселение также вблизи Ардонского укрепления. Администрация Ермолова, таким образом, фактически создавала осетинские поселения по Тереку по образцу казачьих хуторов, а жителей обращало в казаков, несших военную службу.

Ермолов ранее уже служил на Кавказе, являясь участником екатерининского персидского похода. В тот период осетины были союзниками Российской империи, а указание императрицы Екатерины недвусмысленно предписывало обходиться с ними как с ее подданными.[40] В своей административной политике, как это видно из многочисленных распоряжений, Ермолов исходил из того, что Северная Осетия – район, который давно находится в подданстве российского монарха. Все мероприятия Ермолова, такие как расселение осетин на равнину, привлечение осетин к воинской службе, говорят о его планах их скорейшего интегрирования и приобщения к общероссийским военным и административным порядкам.[41]

О численности осетин северного склона Кавказа мы можем судить по сохранившемуся плану военного нападения на Осетию, разработанному Генеральным штабом Военного министерства в 1826 г. на основе топографического описания местности. План предусматривал движение войск по Военно-Грузинской дороге, затем поворот на запад и последовательное покорение Тагаурского, Куртатинского, Алагирского и Дигорского обществ.[42] Непосредственная реализация этого плана либо не намечалась в ближайшее время, либо была отсрочена начавшейся войной с Персией. Этот план позволяет, в частности, представить себе демографическую картину Северной Осетии по численности ее боеспособного населения.

В 1826 г. численность боеспособных осетин северного склона Кавказского хребта была следующей: в Тагаурском обществе, по данным генштаба, жители могли выставить 800 воинов, в Куртатинском – 600, в Алагирском около 1 000, в Дигорском 1 600.[43] Если применить статистический принцип один двор – один воин, то Северная Осетия насчитывала примерно 4 000 дворов.[44] Эта цифра отличается в меньшую сторону от приведенного в рапорте генералу Тормасову, где говорится, что одно лишь Алагирское осетинское общество насчитывает около 3 000 дворов.

Сведения о численности южных осетин в этот же период достаточно фрагментарны. В созданном к 1835 г. «Обозрении российских владений за Кавказом» говорится, что «камерального» описания численности осетин не было.[45] При этом А. Г. Яновский в составленном для сборника описании Осетии называет общее число осетин равное 26 000 чел. Важно в этой связи подчеркнуть, что цифра Яновского – это численность южных и части центральных осетин. Само описание составлялось автором для сборника сведений о народах Закавказья (!) и статистика Яновского относится, соответственно, к народу, населяющему Южную Осетию, к которой условно причислялись тогда Нарское и Мамиссонское общества.

Согласно данным отчета об экспедиции подполковника Симоновича, в начале века только на южном склоне Кавказских гор насчитывалось порядка 35 тысяч осетин.[46] Это соответствует приводимому Бларамбергом и Кохом в интересующий нас период значению численности жителей Южной Осетии с учетом прилегающего Наро-Мамиссонского общества – порядка 40 000 чел.[47] Таким образом, общее число всех осетин вместе взятых, исходя из занимаемой ими территории, должно было по логике превышать эту цифру примерно вдвое.

О народонаселении всей Осетии нам также позволяет косвенно судить число осетин, обращенных в христианскую веру, приводимое Осетинской духовной комиссией в рапорте Ермолову. Если верить письму митрополита Феофилакта в 1820 г. в осетинских округах проживало около 33 тыс. обращенных в христианство подданных.[48] Это число не включает в себя жителей Дигории. Отдельного подсчета осетин-мусульман не производилось. При этом стоит заметить, что статистика святых отцов, а также результаты их миссионерской деятельности в целом в период правления императора Николая I станут предметом подробного разбирательства.

Границы территорий, заселенных осетинами на юге проходили с востока по области, именуемой Мтиулетией, вплоть до города Душети, с запада простирались до Сурама и Рачинского уезда Имеретии. Северными окраинами осетинских земель на момент воцарения императора Николая I были санкционированное Ермоловым осетинское поселение у Ардонского поста и аулы Дударовых на правом берегу Терека.[49] Помимо этого на севере также существовали анклавы осетин-переселенцев в Моздоке. Д. Лавров оценивает численность осетин, проживающих в районе Моздока в 1820-е гг., в 1 200 чел.