Текст книги "Черчилль без лжи. За что его ненавидят"

Автор книги: Борис Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

В октябре 1896 года Черчилль с полком отправился в индийский город Бангалор, где стал одним из лучших игроков сборной полка по поло. Мы-то все знаем Черчилля в основном по портретам периода Второй мировой войны как толстяка-увальня, и нам трудно вообразить, что в молодые годы он был очень неплохим спортсменом. Ведь спорт тогда был занятием аристократов.

Служба в индийской глуши Черчиллю вскоре наскучила. Он рвался в бой. Осенью 1897 года Уинстон добился отправки в экспедиционный корпус, подавлявший восстания пуштунских племен в горной области Малаканд, на северо-западе страны. Здесь ему пришлось впервые повоевать по-настоящему. В первом же бою в Мамундской долине 16 сентября 1897 года Уинстон убил или ранил четверых неприятелей. Черчилль воевал храбро, но саму войну с пуштунами считал бессмысленной. Своей бабушке, герцогине Мальборо, он писал: «Люди племен пытают раненых и уродуют убитых. Наши солдаты никогда не оставляют в живых пленных, независимо от того, ранены те или нет. Полевые госпитали и конвои с больными особенно привлекательны для врага в качестве целей для нападения, мы разрушаем резервуары, которые являются единственным источником воды летом, и применяем против них пули – новые пули «Дум-дум»… разрушительный эффект которых просто ужасен… Это разорительно финансово, безнравственно морально, сомнительно с военной точки зрения и является грубым политическим промахом». В письме одному из своих боевых товарищей Уинстон рассказал, как пехотинцы сикхского полка бросили раненого повстанца в печь для мусора и сожгли его заживо.

По окончании экспедиции Черчилль опубликовал книгу «История Малакандского полевого корпуса». Там он писал: «По всей афганской границе каждый дом превратился в крепость, каждая деревня – в фортификацию. Каждый житель с самых ранних лет, когда он уже достаточно силен, чтобы бросить камень и до последнего вздоха, пока у него есть силы нажать на курок, превратился в солдата». И сразу же стал хлопотать о новой командировке, на этот раз в Судан, для освещения подавления махдистского восстания. Его назначили на сверхштатную должность лейтенанта, специально оговорив, что в случае гибели или тяжелого ранения Черчилль или его семья не сможет рассчитывать на страховые выплаты из армейских страховых фондов. Уинстон участвовал в решающем сражении при Омдурмане, в том числе и в последней атаке британской кавалерии в конном строю. Черчилль так описал ее в книге о Суданской кампании «Война на реке», ставшей бестселлером: «Дервиши сражались самоотверженно – резали лошадям жилки, рубили поводья и стремянные ремни. Они расстреливали наших солдат в упор, закидывали острыми копьями, выпавших из седла безжалостно рубили мечами, пока те не переставали подавать признаков жизни… Я перешел на рысь и поскакал к отдельно стоящим неприятелям, стреляя им в лицо из пистолета, и убил нескольких – троих наверняка, двоих – с большой долей сомнения и еще одного – весьма сомнительно». Поскольку потери суданцев («дервишей», как называли последователей Махди, чьи останки англичане и египтяне после победы выбросили в Нил, а череп доставили в Каир) в том бою составили лишь 23 убитых, Черчилль, по всей видимости, несколько преувеличил свои успехи. Всего в битве при Омдурмане англо-египетские войска (8 тыс. британцев и 18 тыс. египтян, имевших 50 современных орудий и 80 пулеметов) потеряли 48 убитыми и 428 ранеными. Потери суданцев, которых будто бы насчитывалось 60 тыс. человек, никто толком не считал. В отчете Китченера говорилось о 5 тыс. пленных (что, вероятно, близко к истине) и 9,7 тыс. убитых и 25 тыс. раненых (потери убитыми и ранеными, скорее всего, значительно преувеличены).

Эту же атаку Черчилль рассматривал как философское отражение сути жизни: «С некоторой точки зрения кавалерийская атака очень похожа на обычную жизнь. Пока вы в порядке, твердо держитесь в седле и хорошо вооружены, враги далеко вас обходят. Но стоит вам потерять стремя, лишиться узды, выронить оружие или получить ранение – самому или лошади, – и тут же со всех сторон на вас ринутся враги».

Черчилль критиковал главнокомандующего генерала Китченера за жестокое отношение к пленным и неуважение к мусульманским обычаям. Он утверждал: «Китченер – великий полководец, но его трудно обвинить в том, что он – великий джентльмен». Подобное вопиющее нарушение субординации никаких негативных последствий для молодого лейтенанта не имела. После возвращения из Судана Черчилль вышел в отставку, собираясь начать политическую карьеру в рядах консервативной партии.

В то же время в письме матери Черчилль пытался дать рациональные объяснения своей храбрости: «Быть все время на виду, блистать, обращать на себя внимание, так надо вести себя, чтобы стать героем в глазах публики, в этом залог успешной политической карьеры. Однажды я проскакал на своей серой лошадке по самой линии огня, тогда как все спрятались в укрытие. Может, это и глупо, но ставки велики, тем более когда у тебя есть зрители. Если на тебя никто не смотрит, то и храбрость ни к чему».

Но скорее Уинстону просто с юных лет было присуще бесстрашие. И никакими рациональными мотивами отвагу Черчилля не объяснишь. Ведь какой смысл пытаться заслужить похвалу от генералов за храбрость и в то же время открыто их критиковать, что никак не способствовало карьере.

Уже в период Второй мировой войны, весной 1943 года, лайнер «Куин Мэри», на борту которого Черчилль пересекал Атлантический океан, вошел в опасную зону активности немецких подлодок. Узнав об этом, Черчилль заявил сопровождавшему его американскому послу Авереллу Гарриману, что если корабль потопят, он прикажет установить пулемет на своей спасательной шлюпке, и добавил: «В плен они меня не возьмут. Самая достойная смерть – это смерть в пылу сражения с врагом!»

Англо-бурская война заставила Черчилля вновь вернуться к профессии военного корреспондента, непосредственно участвующего в боевых действиях.

15 октября 1899 года он отправился в Южную Африку корреспондентом «Морнинг Пост» с месячным жалованьем 250 фунтов в год. Один из корреспондентов, работавших в Южной Африке, вспоминал: «Уинстон просто удивительный человек. Он не питает ни малейшего почтения к старшим по званию и положению, разговаривая с ними, словно со своими сверстниками. Он одинок и держится с излишней самоуверенностью, недоступной другим. Я еще ни разу не встречал столь амбициозного, храброго и открыто эгоистичного типа». Из Кейптауна Уинстон писал матери: «Мы недооценили военную силу и дух буров, и я сильно сомневаюсь, что одного армейского корпуса будет достаточно, чтобы сломить сопротивление. Так или иначе, нам предстоит жестокое, кровавое сражение, в котором мы, скорее всего, потеряем десять или двенадцать тысяч человек. Я же верю, что буду сохранен для будущих событий». Первоначально Черчилль хотел попасть в осажденный бурами Ледисмит и предлагал 200 фунтов тому, кто сможет провести его сквозь неприятельские позиции, но проводников так и не нашлось. Уже 15 ноября Черчилль отправился на бронепоезде в рейд в районе Эсткорта. Вскоре бронепоезд был обстрелян артиллерией буров. Двигаясь задним ходом, состав врезался в валуны, которыми буры перегородили путь. Ремонтная платформа и два броневагона сошли с рельсов, а единственное орудие ставшего неподвижным бронепоезда было выведено из строя прямым попаданием. Черчилль командовал расчисткой пути. Он бесстрашно вел себя под огнем, но когда путь был расчищен, выяснилось, что сцепка оставшегося на рельсах вагона перебита снарядом. Тяжелораненых погрузили на паровоз и отправили в тыл. Когда паровоз оторвался от неприятеля, Черчилль спрыгнул и присоединился к 50 оставшимся британским солдатам, вместе с которыми и был взят в плен. Он объяснил, что не мог бросить их на произвол судьбы. Их поместили в лагерь военнопленных в Претории. Капитан Энтони Уэлдон впоследствии утверждал: «Я беседовал с машинистом поезда и путевым рабочим, они сходятся во мнении, что никто не вел себя отважнее и хладнокровнее, чем мистер Черчилль». А другой капитан Джеймс Вили, принимавший участие в расчистке путей, полагал: «Уинстон очень храбрый малый, хотя и без царя в голове». Черчилль был легко ранен и взят в плен бурским генералом Луисом Ботой, с которым они позднее стали друзьями.

Уже 12 декабря Черчилль бежал из плена. За его поимку буры назначили награду в 25 фунтов. Они выпустили следующее объявление: «Разыскивается Уинстон Черчилль, британский подданный, возраст 25 лет, рост 5 фугов 8 дюймов (173 см) (это, кстати, опровергает широко распространенное мнение, что Черчилль был низкого роста. – Б. Б.), без особых примет, ходит с высоко поднятой головой. Кожа бледная, волосы рыжеватые, носит короткие усы. Говорит в нос, слегка шепелявит. Не владеет языком африкаанс, одет в коричневый пиджак, находится в бегах…» К счастью, по такому неконкретному описанию найти человека было трудно, тем более что и усы, и коричневые пиджаки носили многие местные жители.

Два других участника побега – командир бронепоезда лейтенант Холдейн, бывший сослуживец Уинстона по кампании в Мапаканде, и главный сержант Бруки были схвачены охраной при попытке перелезть через стену. Черчилль так и не дождался их в кустах на противоположной стороне стены. Впоследствии его обвиняли, будто он бросил товарищей, но доказательств этому не было, а в 1912 году Черчилль вынудил журнал «Блэквуде Мэгазин» напечатать опровержение и принести извинения за подобные утверждения. На товарном поезде он добрался до Уитбанка, где горный инженер англичанин Даниэл Девснап несколько дней прятал его в шахте, а затем помог тайно переправиться на поезде через линию фронта. Ходили также слухи, будто Черчилль бежал, переодевшись в женское платье. В действительности он был одет в полевую форму и имел в карманах 7 5 фунтов денег и 4 плитки шоколада.

После тридцати часов скитаний голодному Черчиллю необычайно повезло. Он постучался в единственный дом на 20 миль в округе, принадлежащий англичанину – Джону Ховарду, управляющему трансваальскими шахтами. Он, будучи гражданином Трансвааля, тем не менее отказался воевать против соотечественников, но, как ценного специалиста, буры его не трогали. Несколько дней Ховард прятал Черчилля в заброшенных шахтах, где тот коротал время за чтением романа Стивенсона «Похищенный», а потом в товарном вагоне переправил его, уже в другом пиджаке, на территорию португальского Мозамбика, откуда беглец уже беспрепятственно прибыл в Дурбан.

После побега Черчилль получил должность лейтенанта легкой кавалерии без жалованья, оставшись специальным корреспондентом «Морнинг Пост».

Когда ему советовали побыстрее вернуться в Англию, он отвечал: «Не волнуйтесь! У меня твердое предчувствие, что я создан для чего-то большего и меня хранит Бог». Уинстон участвовал во многих боях и в деблокаде гарнизона Ледисмита. За мужество, проявленное в ходе сражения при горе Спионкоп 24 января 1900 года, его представили к Кресту Виктории, но поскольку он сразу после этого боя ушел в отставку, ходу этому представлению не дали. В бою при горе Спионкоп англичане потеряли 1733 убитыми и ранеными, а у Черчилля в очередной раз оказалась прострелена шляпа.

Став депутатом парламента, Черчилль свою первую речь там 18 февраля 1901 года посвятил проблеме мирного урегулирования в Южной Африке, призвав проявить милосердие к побежденным бурам и «помочь им смириться с поражением». Он заявил: «Будь я буром, надеюсь, что я сражался бы на поле брани».

Последний раз непосредственно на поле боя Черчилль оказался в Первую мировую войну. 3 октября 1914 года Черчилль прибыл в Антверпен и лично возглавил оборону города, который бельгийское правительство предлагало сдать немцам. Порт Антверпен, окруженный поясом укреплений, обороняла бельгийская армия, и Черчилль предложил срочно направить туда британские войска, командование которыми он готов взять на себя, чтобы не отдать порт противнику и обеспечить защиту остальных портов Северного моря – от Остенде до Кале. Он привлек к обороне кадровую бригаду морской пехоты и две военно-морские бригады, только что сформированные из моряков, плохо экипированные и слабо подготовленные к сухопутным боям. Вместе с другими молодыми офицерами первого лорда сопровождали поэт Руперт Брук и сын премьер-министра Раймонд Асквит, и оба они вскоре были убиты.

Во время обстрелов Черчилль невозмутимо разгуливал под пулями, несмотря на беспокойство своего помощника-адмирала. Черчилль отправил телеграмму в Лондон, в которой сообщал о своей готовности оставить адмиралтейство, чтобы на месте руководить британской армией. Разрешение ему не было дано. Антверпен пал 10 октября, причем погибло 2500 британских и бельгийских солдат. Черчилля обвиняли в неоправданной трате ресурсов и жизней, хотя многие отмечали, что оборона Антверпена помогла англичанам удержать Кале и Дюнкерк.

В ноябре 1915 года Черчилль ушел из правительства и отправился на Западный фронт, в звании подполковника, приняв командование 6-м батальоном Шотландских Королевских фузилеров, и оставался на этом посту вплоть до мая 1916 года. Он не боялся лезть под пули, заявляя окружающим: «Глупо укрываться от той пули, которая уже просвистела. Раз она вас не задела, значит, она предназначена не вам». Черчилль был гуманным и заботливым командиром и снискал любовь и уважение подчиненных, которые искренне сожалели, когда он их покинул.

Когда в сентябре 1911 года Черчилль был назначен военно-морским министром, он провел масштабные реформы на флоте, добившись его перевода с угля на нефть и поощряя строительство новых суперлинкоров класса «супердредноут», повысив главный калибр их орудий до 15 дюймов. Он отменил телесные наказания, поднял жалованье матросам и открыл им путь для производства в офицеры, а также сделал воскресенье выходным днем. Чтобы гарантировать поставки нефти, Черчилль убедил правительство установить финансовый контроль над Англо-персидской нефтяной компанией, вложив в нее 2 млн фунтов стерлингов, и добился одобрения этой сделки парламентом. Он следующим образом характеризовал различия между ролью военного флота для Англии и для Германии: «Для Англии флот – жизненная необходимость, а для Германии – предмет роскоши и орудие экспансии. Как бы силен ни был наш флот, он не страшен самой маленькой деревушке на Европейском континенте. Но надежды нашего народа и нашей империи, и все наши ценности, накопленные за века жертв и подвигов, погибли бы, окажись под угрозой господство Англии на море. Только британский флот делает Соединенное Королевство великой державой. Германия же была великой державой, с которой считался и которую уважал весь цивилизованный мир, еще до того, как у нее появился первый военный корабль».

Черчилль был всегда сторонником научно-технического прогресса в военном деле. В качестве председателя «Комиссии по сухопутным кораблям» (Landships Committee) Черчилль принял участие в разработке первых танков и создании танковых войск. Весной 1917 года он говорил: «Машины могут заменить людей… Различные механизмы способны сделать человека сильнее, служить опорой венцу творения». Танки должны были уменьшить потери и стать главным средством для обеспечения прорыва германского фронта на Западе. И в «черный день» германской армии, 8 августа 1918 года, Черчилль присутствовал при танковой атаке союзников, которая привела к прорыву германского фронта. В годы Второй мировой войны он также был инициатором разработки и внедрения новых видов вооружений, в частности радара и ядерного проекта. Только в конце жизни Черчилль осознал, что прогресс науки грозит человечеству самоуничтожением. Особенно укрепило его в этом мнении появление ядерных и водородных бомб, к чему он имел самое непосредственное отношение. Своему другу Максу Бивербруку он признавался: «Если честно, то я теперь жалею, что человечество все-таки научилось летать». Вопреки мифам, распространявшимся советскими пропагандистами, Черчилль отнюдь не был воинственным империалистом и не стремился сокрушить Советский Союз. В период своего второго премьерства в первой половине 50-х годов он стремился если не прекратить, то смягчить «холодную войну», предотвратить военную конфронтацию между США и СССР, сознавая ее разрушительные последствия. Уинстон, безусловно, был за сдерживание коммунизма, но не за его отбрасывание ценой мирового термоядерного конфликта. Он предупреждал: «Мы живем в эпоху, когда в любой момент Лондон со всем населением можно стереть с лица Земли за одну ночь». И еще он утверждал, что «лучше покончить с войной, чем с человечеством». С Черчиллем здесь трудно не согласиться.

Черчилль и авиация

В свою бытность первым лордом Адмиралтейства в 1911–1915 годах Черчилль стал отцом военно-морской авиации, которая уже во Вторую мировую войну благодаря появлению авианосцев стала играть решающую роль в боевых действиях на море. Он сам поднялся в воздух в качестве пассажира, а потом заявил: «Сейчас самолеты хрупки и ломки, но, поверьте мне, настанет день, когда они, сделавшись надежными, будут представлять огромную ценность для нашей страны». Его любовь к Королевским ВВС отразилась в том, что в годы Второй мировой войны Черчилль чаще всего щеголял в мундире высокопоставленного офицера авиации. Широко распространено заблуждение, что на встречах Большой тройки Черчилль красовался в форме маршала авиации, хотя иной раз появлялся на публике в адмиральском мундире, равно как и в мундире армейского генерала. На самом деле Черчилль имел звание почетного командора ВВС (Hon. Air Commodore), что позволяло ему носить авиационный мундир, но отнюдь не маршальский, который он, естественно, никогда не надевал. Черчилль имел также звание полковника 4-го гусарского полка, пожалованное ему в 1941 году, а также старшего брата Дома Тринити (корпорации, занимающейся обеспечением безопасности мореплавания, подготовкой и социальным обеспечением моряков), мундир которого был похож на адмиральский. Самозваным маршалом авиации или адмиралом Черчилль никогда не был.

В 1912–1913 годах Черчилль с энтузиазмом брал уроки пилотирования, совершая до десяти вылетов в сутки. Летал он и на дирижаблях. Потом он восторженно говорил жене: «Это удивительное транспортное средство. Им так легко управлять, что мне даже в течение целого часа разрешили побыть первым пилотом». Впрочем, настоящим асом Уинстон так и не стал. Пилотировал он самолет довольно уверенно, но с взлетом и посадкой все время возникали проблемы. Черчиллю мешали замедленная реакция и излишняя эмоциональность. Для пилота он был недостаточно хладнокровен. Будущий британский премьер одним из первых оценил боевой потенциал авиации, предложив установить на самолетах пулеметы, торпеды и приспособления для сбрасывания бомб. Ему также еще до начала Первой мировой войны пришла в голову идея создания авианосцев. Не случайно первый авианосец в мире был построен в Англии. Черчилль также стал инициатором создания самолета, способного взлетать с водной поверхности и садиться на нее, и он же придумал название этой машины – «гидросамолет».

После нескольких авиакатастроф, происшедших с его друзьями-пилотами, Клементина безуспешно пыталась убедить Уинстона поменьше летать: «Заклинаю тебя, не поднимайся в воздух этим утром – обещали сильный ветер, и вообще сегодня не самый удачный день для воздухоплавания».

– Тебе не о чем беспокоиться, – успокоил супругу Черчилль. – На аэродроме одновременно взлетают по двадцать самолетов, и тысячи вылетов обходятся без единого несчастного случая».

Но тут же добавил: «Ты так хорошо меня знаешь. С помощью своей интуиции ты видишь все мои достоинства и недостатки. Иногда мне кажется, что я способен завоевать целый мир, но я тут же понимаю, что я не более чем тщеславный дурак… Твоя любовь ко мне – самое великое счастье, выпавшее на мою долю. Ничто в этом мире не может изменить мою привязанность к тебе. Я хочу стать лишь еще более достойным тебя».

Он продолжал полеты почти до самого начала Первой мировой войны, совершил 140 вылетов и готовился сдать экзамен на самостоятельное пилотирование. Клементина как раз ждала третьего ребенка, и он не хотел, чтобы она нервничала из-за его полетов. Главное же, с началом Первой мировой войны военно-морскому лорду Черчиллю стало не до пилотирования.Но после окончания войны, когда либеральная партия победит на выборах, Черчилль станет военным министром и по совместительству министром авиации и решит завершить свою летную подготовку и сдать экзамен. 18 июля 1919 года он вместе со своим инструктором, асом Первой мировой войны полковником Джеком Скоттом попал в аварию. Когда Уинстон стал поднимать самолет в воздух, на высоте около 20–25 метров машина вдруг начала резко терять скорость. Скотт взял управление на себя, но тщетно – самолет перешел в свободное падение. К счастью, он не успел набрать высоту, а Скотт перед самым падением успел отключить мотор, что предотвратило возгорание. Черчилль вспоминал: «Я увидел под собой залитый солнцем аэродром и успел подумать, что у солнечных бликов какой-то зловещий оттенок. И тут я понял, что это Смерть». Но Уинстону, как всегда, повезло. От удара о землю его выбросило из кабины, но все ограничилось легкой контузией и несколькими ссадинами на лице. Скотт же получил более серьезные повреждения. После этого инцидента Черчилль внял наконец слезным просьбам жены и других своих родных и навсегда завязал с пилотированием. Но авиация навсегда останется его любовью. В 30-е годы он будет ратовать за создание эффективной системы ПВО, станет одним из инициаторов разработки радаров. Уже во время Второй мировой войны Черчилль предложил разбрасывать алюминиевую фольгу, чтобы радарные станции противника не могли распознать самолеты, поскольку фольга оставляла на экране примерно такой же след, как и летящий строй самолетов. Он также изобрел навигационный прибор, позволяющий пилотировать машину в условиях плохой видимости. И он по-прежнему много летал, но теперь уже в качестве пассажира. Американский генерал Дуглас Макартур уже после войны заметил, что Черчилль, более чем кто-либо иной, достоин Креста Виктории, высшей военной награды Британской империи, вручаемого за героизм, проявленный в боевой обстановке, поскольку «пролететь десятки тысяч миль над неприятельской территорией – это дело юных пилотов, а не убеленного сединами государственного мужа». Победитель Японии здесь имел в виду, что Черчилль проявил мужество, далеко выходящее за пределы его служебных обязанностей, тогда как для летчиков ежедневно бомбить врага – это обычная боевая работа. Награждать же Крестом Виктории и другими высшими военными наградами следует за подвиги, которые не требует сам по себе служебный долг героев.

Дарданелльский провал

В бытность первым лордом Адмиралтейства Черчилль в конце 1914-го и в начале 1915 года был горячим сторонником проведения Дарданелльской операции – захвата Черноморских проливов и Стамбула (Константинополя), что, по его мнению, привело бы к капитуляции Османской империи и открыло бы путь для прямых поставок вооружений и военных материалов в Россию через Средиземное и Черное моря. Вместо того чтобы, по его выражению, «жевать колючую проволоку» и жертвовать десятками тысяч жизней на Западном фронте, Черчилль предлагал использовать преимущество британского флота и обойти с фланга Центральные державы. Можно было попытаться сокрушить их самое слабое звено – Турцию. Таким образом, Дарданелльская операция задумывалась как операция по оказанию помощи России, призванная обеспечить ее способность продолжать затяжную войну. Да и предпринималась она в ответ на просьбу из Петербурга. В советской же, равно как и в позднейшей российской историографии утвердилось мнение, что Дарданелльская операция была направлена против России, поскольку призвана была отнять у нее главную добычу в будущей войне – Константинополь и Проливы.

Черчилль сперва наивно думал, что для падения Константинополя хватит чисто морской операции с небольшим десантом морской пехоты, но эксперты убедили его, что без высадки значительных сухопутных сил не обойтись. Однако операция готовилась в большой спешке и в условиях, когда английское и французское командования стремились минимизировать численность войск, снимаемых с Западного фронта.

Британцы недооценили оборонительные возможности турок, которым помогали германские советники и германские корабли – линейный крейсер «Гебен» и крейсер «Бреслау», а главное, недооценили минную опасность. Вообще, будущий театр боевых действий был практически не разведан. Только 13 января 1915 года было принято решение о проведении Дарданелльской операции. Первоначально рассчитывали обойтись небольшим десантом морской пехоты. Уже 18 марта англо-французская эскадра подавила турецкие форты и вошла в Мраморное море, но потеряла на минах четыре броненосца. Еще два броненосца были повреждены.

Пришлось разрабатывать масштабную десантную операцию, которая последовала 25 апреля. В первой волне на полуостров Галлиполи должны были высадиться 12 тыс. пехотинцев. Из них более 3 тыс. оказались убиты или ранены. Начались затяжные бои, ряды франко-британского экспедиционного корпуса редели от болезней. Уже 17 мая Черчилля убрали из Адмиралтейства, назначив на малозначительный министерский пост канцлера Ланкастерского герцогства.

Имела ли Дарданелльская операция шансы на успех и могла ли она решающим образом повлиять на ход Первой мировой войны? Думаю, что на оба вопроса можно ответить положительно, оговорившись, что создать условия для ее успеха в конкретных обстоятельствах весны 1915 года было очень трудно. Цель вывода из войны Турции, сохранения фронта против Австро-Венгрии на Балканах и широких поставок в Россию через Проливы была вполне достижима. Турция и турецкие войска были внутренне слабы, а германских войск на территории Оттоманской империи тогда еще не было. Но слабость турок сыграла с союзным командованием и, в частности, с Черчиллем, злую шутку. Понадеялись закидать турок шапками. Между тем все шансы на успех у Дарданелльской операции были, но только при условии, если бы она была тщательно подготовлена и проводилась с использованием достаточных сил и средств. Следовало сразу же высаживать на Галлиполи мощный десант, а союзный флот оснастить необходимым числом тральщиков. На практике же происходило очень постепенное наращивание численности десанта, что давало время туркам как следует подготовиться к отражению атак на Константинополь.

Тут самое время задать вопрос: а был ли Черчилль полководцем. На него можно ответить так. Если бы Уинстон продолжил службу в армии и она складывалась бы в высшей степени успешно, возможно, полководцем он бы стал. Для этого ему надо было бы непременно дослужиться до генеральского звания, а затем получить под свое командование как минимум армию. Это могло произойти если не в Первой, то во Второй мировой войне. И тогда среди победителей Гитлера и Муссолини вполне мог оказаться и фельдмаршал (или главный маршал авиации, памятуя о любви нашего героя к авиации) Уинстон Черчилль. В этом случае, постепенно делая военную карьеру, Черчилль был бы в курсе многих тактических деталей, равно как и проблем снабжения и тылового обеспечения, без чего трудно надеяться на успех операций. Трудно сказать, повезло бы Черчиллю на военной службе. Подобно Бонапарту, прыгнуть из лейтенантов в генералы и полководцы он не мог. В британской армии конца XIX – начала XX века довольно строго соблюдался принцип старшинства в чинах и выслуги лет. Помочь карьере могла главным образом протекция со стороны влиятельных военных или политиков. Положим, связи у семейства Черчиллей были, но за время службы Уинстона никаких карьерных взлетов не наблюдалось. Вероятно, если бы он продолжал служить, то окончил бы карьеру полковником или бригадным генералом и командовал бы в лучшем случае дивизией, что для настоящего полководца слишком мало. Кстати сказать, когда Черчилль отправился на Западный фронт после ухода из правительства, была идея присвоения ему звания бригадного генерала, что дало бы ему некоторые возможности для проявления полководческого таланта. Однако производству Черчилля в генералы категорически воспротивился тогдашний командующий британскими экспедиционными силами во Франции и Бельгии генерал Дуглас Хейг. Наверное, и к лучшему. Черчилль все-таки был прав, выбрав политическую карьеру. Политика влекла его больше всего на свете. И, возможно, только Черчилль мог привести Англию к победе во Второй мировой войне. Но привести именно как политик, а не полководец. Черчилль всегда был хорошим стратегом, но, для того чтобы сделаться настоящим полководцем, ему не хватало внимания к чисто тактическим вопросам ведения боевых действий.

Что же касается Дарданелльской операции, то в случае ее успеха картина войны могла бы радикально измениться. После капитуляции Турции Сербия и Черногория вполне могли бы с помощью англо-французских войск удерживать фронт против Австро-Венгрии. Болгария в этом случае наверняка не выступила бы на стороне Центральных держав, как это она в действительности сделала, когда стал ясен неуспех Дарданелльской операции, а либо сохранила бы нейтралитет, либо присоединилась бы к Антанте. Также к Антанте уже в 1915 году присоединилась бы Румыния. В Россию бы весной 1915 года потек широкий поток военных грузов, а русские войска, освободившиеся на Кавказском фронте, укрепили бы фронты против Австро-Венгрии и Германии. В результате поражение русской армии весной – осенью 1915 года было бы гораздо менее серьезным, и они остановились бы западнее тех рубежей, на которых в действительности оказались. В результате у Антанты были бы все шансы заставить Германию и Австро-Венгрию капитулировать уже к концу 1916 года. Тогда не было бы ни революции в России, ни Второй мировой войны, по крайней мере, в том виде, в каком она была в действительности.В реальности же было совсем другое. В ноябре 1915 года франко-британские войска, так и не сумев захватить Стамбул, были эвакуированы с Галлиполийского полуострова. Эвакуация завершилась 8 декабря. При этом только британские потери составили 47 тыс. убитых, раненых и пленных. Позднее, в мемуарах «Мировой кризис», Черчилль утверждал, что во время войны генералы и адмиралы почти всегда ошибались, тогда как гражданские политики почти всегда действовали правильно. Но объективный анализ Дарданелльской операции приводит к выводу, что ошибки в равной мере совершали и те, и другие. Черчилль говорил первому морскому лорду Фишеру: Я никогда ни в каких интригах не участвовал. За все, чего я в жизни добился, мне пришлось бороться. И тем не менее нет человека, которого у нас ненавидели бы так, как меня».