Текст книги "Вначале было слово"
Автор книги: Борис Берлин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Счастливая сказка
– Слушай, ну ты еще долго?
– А что случилось?
– Да я совершенно запуталась, ничегошеньки не понимаю – с какого еще конца можно за это взяться?
– Вот ведь ты какая – ни минуты покоя… Ну вот, пришел. И что тут у нас непонятного? Что происходит?
– В том-то и дело, что ничего. Вот – все непонятно. Все неживое какое-то, понимаешь? Как из пластилина. Не могу я больше.
– Ты погоди, погоди… Вечно ты бежишь впереди паровоза. Служенье муз не терпит суеты – помнишь?
– Помню, да.
– Ну вот… Знаешь, налей-ка чаю. Или нет, давай лучше я. Я сам налью. Не сюда, нет. Из толстых керамических кружек пьют не чай, а… неважно. Пить надо из чашек, чайных чашек. Желательно – тонких, с завитками на ручке и обязательно, слышишь – обязательно – с блюдцем… Чашка без блюдца – это… неважно. И – запомни. Первый глоток, он самый главный. Потому, что – первый. В общем – все как в жизни, ничего нового. Если первым глотком обожжешься, потом уже удовольствия не получишь. А варенье, между прочим, надо не ложкой из банки, а ложечкой – из розетки… Оно же вишневое, так ты не спеши, получи удовольствие. Уже лучше, правда ведь? А теперь поговорим, только, пожалуйста, не торопись. Итак?
– Ну-у-у… Я сделала все как обычно. Начала с описания случая – редкого, удивительного, даже уникального. И вдруг – все повисло, ни туда, ни сюда.
– Разумеется. Иначе и быть не могло. Я ведь тебе все время повторяю – нет на свете ничего нового.
Уникального, тем более. Нет – понимаешь? Все уже случилось под этим небом, все уже было. У тебя с самого начала неправильный подход, в этом все дело.
– А мы? Мы с тобой – тоже?
– Мы – нет. Мы с тобой, действительно, исключение. Не каждый из нас, а мы вместе. Мы – флюктуация, отклонение от нормы, с той самой секунды, как встретились и образовали новую сущность.
– И в чем она – сущность эта?
– Хм… Ну, это же так просто. Мы с тобой излучаем счастье. Все остальные стараются ухватить хоть крохотную его частицу, а мы его дарим. Берите…
– Ну вот, снова за меня все рассказал.
– Ты же сама меня позвала…
– Да, но не для того, чтобы ты диктовал мне текст. Я ожидала совсем другого.
– Все, что хочешь.
– Все-все? Правда?
– Ну… В разумных пределах…
– А это как? Я такого не понимаю. Вот веришь ли, не знаю я такого.
– Верю. Тебе – верю. Потому, что ты моя…
– Погоди, не торопись, ну пожалуйста.
– Я – годю.
– Давай начнем сначала.
– С удовольствием. Ну…
Они лежат в постели уже целый длинный день.
Солнце сначала встало, потом зашло и, уходя, разломило комнату надвое.
Половицы раскраснелись и заскрипели еще нежнее, еще музыкальнее.
Цветы устали прислушиваться к шепоту и, свесив головы, задремали. Они знают, что и в этот раз все кончится хорошо, то есть – не кончится никогда.
И, самое удивительное, даже время остановилось – послушать. А слова, как горошины, как разноцветные шарики, падают на пол и разбегаются по углам, где луна, еще нечеткая, круглая клякса, слизывает их языком, как сметану с блюдца.
Дыхание сбивается в жгут, как и горячие, влажные простыни.
Они умирают и молодеют. Они – живут…
А потом – наступил новый день.
Окно распахнулось, и ветер подхватил исписанные за ночь листы, закружил их по комнате.
Книга закричала и родилась.
Он встал из-за стола, потянулся и улыбнулся – счастливо и беззаботно.
Посмотрел на нее, спящую. Подошел, наклонился, провел губами по плечу к шее.
– Ты выспалась?
– Нисколечко…
– Тогда не вставай, мне очень нужна твоя помощь.
– Что-то случилось?
– Да.
– Что – скажи?
– Я хочу еще…
– Чего?
– Тебя…
– Но это невозможно, я ведь даже…
– А если я – прикажу?
– Я… послушаюсь. Прикажи, ну…
– И-?..
– Да, да, да…
Первым, как всегда, вернулось солнце.
Вслед за ним подняли свои поникшие головы цветы. Вдохновение бродило по комнате, размышляя, а стоит ли собирать разбросанную где попало одежду…
Они спали, а их книга смотрела на них и – улыбалась…
Пятое время года
Рассказы
Пятое время года
1. На левом боку– Расскажи мне сказку…
– Сказку? Ты хочешь сказку? Ну хорошо, вот тебе сказка, слушай. Жила-была белочка…
– Нет, не эту, другую какую-нибудь. Эту ты вчера рассказывал. И позавчера, по-моему, тоже…
– Ну… Я других – не знаю…
– Ты все знаешь.
– Если так, поворачивайся-ка ты на левый бок и – спать…
– Еще рано…
– Маленьким девочкам – в самый раз.
– Я не маленькая, у меня уже морщины.
– Нет у тебя никаких морщин, поняла? У тебя – морщинки. И они тебе к лицу – ужасно…
– Что, на самом деле? И много?
– Морщинок? Ну, я не считал. Но каждая – к лицу.
– Ты врешь.
– Нет, я же тебя до самой последней капельки разглядел…
– И как?
– Ты мне подходишь. Так и быть, беру тебя навсегда, навечно.
– Хм-м-м… А как это – берешь? Что я – вещь, что ли?
– Ты-то? В общем – да. И не просто вещь, а – моя…
– Ну, допустим… А почему именно на левый? На левый бок – почему?
– Так я к этому и веду. Про то и сказка. Ты – слушай…
Она послушно укладывается на левый бок, ладошку под щеку, ресницы пушистые – хлоп-хлоп – и сложили крылышки. И – уже из самого сна:
– Ты сказку, сказку давай…
А как же иначе, если обещал…
– Жила-была белочка. Это у нее прозвище такое было – белочка. Вот только я этого раньше не знал и называл ее про себя девочкой. И были мы с ней, девочкой-белочкой моей, в разлуке очень долго – почти всю жизнь.
Но есть такой закон, физический, а может, химический, не помню, неважно, что пережить с белочкой разлуку очень трудно. И чем дольше – тем труднее. Вот такой беличий закон. Поэтому, когда мы, наконец, встретились – чуть не умерли от счастья.
То есть это она – от счастья.
А я – оттого, что она может вот так раз – и умереть, и выходит, зачем же я тогда ее встретил? Но все-таки как-то мы смогли удержаться друг за друга и – выжили. Правда, для этого пришлось так крепко друг за друга ухватиться, что когда настало время расцепить руки, а оно – так и знай – всегда настает не вовремя, оказалось, что это невозможно. Никак невозможно.
Такой беличий закон…
А еще оказалось, что самое удобное положение для двух, едва не умерших от счастья тел – как раз на левом боку и так близко, что…
Ну вот, уснула… И хорошо, и славно. Да и сказка моя сегодня уж больно неправдоподобная вышла.
А на самом деле, было все совсем-совсем не так. Она и не помнит уже, поди, как все начиналось. Слишком слабенькая она сейчас – белочка моя – чтобы все, как было на самом деле…
А мне – каждое мгновение – словно вчера…
2. АнорексияВ самый первый раз мы встретились в больнице.
Я делал утренний обход со студентами, дежурный ординатор докладывал о поступивших за ночь.
– Больная – Белкина Светлана Игоревна, девятнадцать лет, поступила в состоянии истощения… степени, предварительный диагноз – анорексия. Биохимические показатели крови… Ранее у психиатра не наблюдалась и на учете не состояла, родители – также.
– Назначенное лечение?
– Инъекции витаминов, питательные добавки. В случае отказа от приема пищи – питание через зонд и психотропные препараты…
– Ну что же, – обращаюсь я к своим студентам, – давайте познакомимся с больной, а потом вы мне скажете, какое дополнительное лечение ей показано с вашей точки зрения. И я поворачиваюсь к Светлане Игоревне Белкиной…
…На вид – не более четырнадцати-пятнадцати. Хрупкая, тронь – разобьется. Волосы короткие, почти черные, щеки ввалившиеся, глаза в пол-лица – серые, злые, упрямые, нелегко с такой…
– Доброе утро, Светлана Игоревна.
– Здравствуйте…
– Я – заведующий этим отделением, зовут меня Михаил Андреевич. Ну, а со мной, вот – мои студенты.
– Вижу…
– Нам, Светлана, поговорить надо, ты ведь это и сама понимаешь. – Я присаживаюсь на стул рядом и держу паузу. В самом начале – лучше не ошибаться. Как правило, психиатрические пациенты идут на контакт очень даже охотно. Потому, что ждут – Доктора. С большой буквы. Ведь только он поймет то, что они без утайки готовы ему рассказать. А рассказать они хотят – очень. И это ощущение общей тайны, общего понимания, помогает обоим, даже если оба они догадываются, что это всего лишь – иллюзия. Мне – лечить, больному – делать вид, что лечится. Ведь каждый из нас уверен, что сможет перехитрить другого…
Конечно, есть медикаменты. Есть учреждения закрытого типа. Но я сейчас говорю о первой встрече, первом контакте. Это ведь как у дрессировщика – кто кого переглядит в самом начале, либо ты, либо – тебя. И если удается протянуть хотя бы слабую нить взаимопонимания, тогда даже и гипноз попробовать можно…
…И тут она заплакала. Беззвучно и очень горько.
Как и всякий нормальный мужчина, я неравнодушен к женским слезам. Привычка, отпечаток профессии – да, но когда плачет женщина, почти ребенок…
Я сделал движение головой, и кто-то из студентов бросился за водой, остальные затихли и посерьезнели.
– Ну, вот… Не надо плакать, слышишь? Не надо, выпей воды и успокойся… Хочешь, я попозже зайду, хочешь?
А она… утерла рукавом больничного халата слезы и улыбнулась – нахально и вызывающе – прямо мне в лицо.
– Это я вас проверяла. Рохля вы или как…
…– Э-э-э-э… И – как?
– Да никак. Обычный мужик. Тяжело вам будет со мной…
– И что ты предлагаешь?
– Хотя бы перестаньте мне тыкать для начала. Я же вам не тыкаю. Или, если я моложе вас, худая и лежу в вашем отделении – мне уже и тыкать можно?
Я, конечно, несколько растерялся, но виду не подал – еще не хватало, да и перед студентами моими… И не такое видели. К взбрыкам я должен быть готов, и готов – всегда, иначе, какой я завотделением, профессор, ну и так далее. Правда, я предполагал нечто иное, более гендерное, а тут сплошные дочки-матери. Да она все гормоны свои от голода порастеряла. А они бы не помешали… Я знаю, что нравлюсь женщинам, и многие пациентки на меня… западают, глаз кладут, и я им не мешаю, в работе это иногда здорово помогает. Я для них делаюсь чем-то вроде гуру, и гипноз дает тогда совсем иной эффект…
…А что, если попробовать нарочитую строгость… Она может быть воспринята с сексуальным оттенком, и тогда…
Я нахмурился.
– Ну что же, вы правы, Светлана Игоревна. Тыкать вам, в самом деле, не следует. Я полагал, что это поможет нам с вами сэкономить время, помочь вам быстрее и эффективнее. Но раз вы предпочитаете так…
– Я никак не предпочитаю, я устала. Я не могу больше говорить. Пожалуйста. Потом…
…Потом было много чего.
Вот, например, разговор с ее матерью:
– Да поймите вы, доктор! Светка, она с детства чувствительная такая. И упрямая. Если чего хочет и не получает – перестает есть, и все. Уж чего я только не пробовала, поверьте, а потом махнула рукой и стала ей все разрешать. И – ничего, выросла нормальная девка. Школу почти с отличием… Ведь почему сейчас-то она с катушек слетела? В институт недобрала, в медицинский, кстати. Ну, недобрала, так что, на нем свет клином сошелся? Вузов этих – на каждом шагу. Или в будущем году поступила бы – она же молодая, годом раньше, годом позже… А она есть перестала – самой себе назло, так выходит… А что я могу сделать? Взрослая она уже, сама за себя в ответе…
…И остался я один на один с этим чудом по имени Света Белкина. Моим наказанием, моим сумасшествием, моей усладой. Белочкой моей…
Кто же знал, что так все обернется…
Хотя иногда мне кажется, что именно она-то и знала, потому, что она, вообще говоря, знала – все. Только вот понял я это гораздо позже, когда она оказалась уже внутри – во мне. И остальное перестало иметь значение, а так и осталось – остальным…
3. Гипноз– Здравствуйте, Светлана.
– Доброе утро, Михаил Андреевич.
– Мне необходимо вам кое-что сказать. Важное.
– Я вас слушаю.
Она сидит на кровати – глаза в пол, больничный халат – мешком, на ногах тапочки, домашние, веселые, детские – ну ребенок, ребенок и есть, за что ее сюда?
…– Вы сами все понимаете… Режим нарушаете, пищевые добавки не принимаете, вес ваш остается прежним. Если так продолжится и дальше…
– Нет… – шепчет она и еще ниже наклоняет голову. – Пожалуйста, я не хочу через трубку. Лучше… Лучше загипнотизируйте меня…
Я молчу. С умыслом. Пусть до нее, наконец, дойдет, пусть…
– Мне говорили, рассказывали, – умоляющий взгляд на меня, – Вы же умеете, пожалуйста, ну…
– Говорили – это одно, а на деле… все не так просто – я качаю головой, поддаваться на уговоры тоже надо не сразу. – Гарантий нет. Может, получится, а может… И что тогда? Зонд?
Глаза у нее – словно домой попал после долгого отсуствия. А когда она все-таки улыбнулась…
– Для того, чтобы получилось, мы должны доверять друг другу. Вы – мне, а я – вам.
– Я доверяю. Я вам правда доверяю, очень. Честное слово…
– А я вам – не очень. И вовсе не уверен, что вы на самом деле хотите вылечиться.
– Я хочу! Пожалуйста, попробуйте гипноз, я вас очень прошу…
Я хотел бы ей поверить, но обычно такие больные крайне редко признают, что больны. Они искренне считают свой вес чрезмерно большим и борются с ним до последнего. Тогда – что это? Со мной – в поддавки? А впрочем… Или сейчас – или…
И у нас получилось. Только странный какой-то был сеанс. Мне до сих пор так и непонятно – кто же кого гипнотизировал? Или вернее, кто из нас добился своей цели – она или я…
Да и в чем она заключалась – наша цель? Наша…
– Попрошу вас сесть сюда. Так, да. Вам удобно? Ничего не мешает, ничего не беспокоит?
Она поеживается, заметно нервничает, ее руки все время в движении, наконец успокаивается и смотрит мне прямо в глаза.
– Вам не холодно?
– Нет, доктор, все в порядке. Я готова, можно начинать…
Она смотрит на меня своими прозрачными серыми глазами и делает вид, что верит. И я ей тоже – почти верю. Почти…
– Ну что же, приступим…
…Погрузить ее в гипнотическое состояние оказалось на удивление несложно. Мне даже показалось вначале, что она все еще играет, сидит в полном сознании и смеется про себя. Но профессионализм присутствует всегда – моторика, вазомоторика, вербальные реакции – стандартный набор…
Я довольно быстро убедился, что внушение работает, и начались мои вопросы и ее ответы. Разумеется, то, что и как я говорил, было продумано заранее, да и методика определенная существует и реально работает, но золотое правило – не делать резких движений, но всегда быть к ним готовым – необходимо не только пилотам формулы один… Поединок – другого слова не подберешь…
– Расскажи мне про школу. Как ты училась?
– Школа кончилась…
– А что началось?
– Еще не знаю…
– Расскажи мне про родителей.
– Неинтересно…
– А что тебе интересно?
– Интересного слишком много. Я не успеваю.
– Почему ты не успеваешь? Что тебе мешает?
– Я не умею слушать. Не умею видеть…
– Но ты же сейчас слушаешь меня.
– Это другое дело…
– Почему?
Молчание.
– Кем ты хочешь стать?
– Врачом…
– Почему?
– Не знаю…
– Что для этого нужно?
– Нужно быть сильной…
– А ты – сильная?
– Нет…
– Почему? Чего тебе не хватает?
– Меня слишком мало…
– Из-за того, что ты не ешь?
– Нет…
– Почему ты не ешь?
– Чтобы стать сильной…
– Неправильно. Ты не ешь, чтобы на тебя обратили внимание.
– Кто?
– Все те, кто тебя окружает – врачи, медсестры, нянечки – все…
– Неправильно. Мне никто не нужен. Только…
– Только – кто?
– Вы…
Вот это да! Но нельзя держать паузу…
– Ты добилась своего – я обратил на тебя внимание. Что дальше?
– Зависит от меня. Вы женаты.
– Я женат, правильно. И что?
– Я хочу вас и я вас получу. И еще я очень хочу спать… Ее ответы кончились, и это было хорошо.
Потому, что и мои вопросы закончились – тоже. Пока – закончились…
…Дела ее пошли на поправку. Потребовалось еще два сеанса, и стало ясно, что можно будет обойтись без психотропных. Вопрос о принудительном питании тоже отпал – Светлана начала набирать вес, да и настроение ее тоже изменилось соответственно.
Из первого нашего сеанса она не помнила абсолютно ничего – я проверял не раз. Но если случалось остаться с ней наедине, неловкость между нами все равно ощущалась – обоими. На меня она теперь смотрела снизу вверх, слушалась и вообще была паинькой.
Когда ее выписывали, я, проходя через вестибюль к выходу, увидел ее – она сидела, сложив руки на коленях, смотрела на меня с робостью и улыбалась.
– Здравствуйте, доктор! Меня сегодня выписывают, вы знаете, да? Вот сижу, маму жду, она должна приехать… Спасибо вам за все. Я ведь только благодаря вам… Из-за вас… Ну, вы понимаете, правда? Я вас никогда не забуду и не надейтесь…
Я кивнул, улыбаясь, протянул ей руку и хотел сказать что-то подобающее, но не успел – она вдруг обхватила меня за шею и впилась мне в губы – на виду у всех…
…Я стоял, как истукан. Единственное отчетливое чувство в тот момент – злость на нее. Злость и желание перегнуть ее через колено и выпороть – тут же. Чтобы – запомнила. И чтобы духу ее здесь…
– Разозлились, да?
Она стояла смеющаяся, довольная, только что не облизывалась.
– Не злитесь, вам нельзя на меня злиться, на пациентов не злятся, Михаил Андреевич, вы же – врач. Я просто очень давно хотела вас поцеловать. А если я чего-то хочу…
Она повернулась и зашагала к выходу, вертя худенькими бедрами почем зря.
И я почувствовал, что улыбаюсь…
С той минуты и – до сих пор…
4. Темные аллеиВ первый момент я ее, конечно, не узнал. Все-таки три года – это…
Очередная группа студентов, и среди них – она.
– Итак, кто может назвать мне…?
Я ее даже не сразу увидел за спинами остальных, невысокая, такая же хрупкая и совсем не повзрослевшая. Взгляд исподлобья и те же серые глаза…
– Э-эээ… Вы – Белкина? Белкина Светлана, я не ошибся?
– Да, меня так зовут. А откуда вы знаете?
– Откуда я знаю? Неважно. Вот вы и отвечайте на заданный вопрос…
И она, на удивление шустро и толково, рассказывает нам про шизофрению – причины, следствия, течение и признаки болезни, вторичные факторы…
Нет, я, разумеется, слышу, но ее выступающие детские ключицы, крохотная ямочка над правой бровью, на которую хочется смотреть, говорить с ней, трогать ее – всю жизнь…
…Я помню ее повадки и, выходя из больницы, оглядываюсь – не может быть, чтобы она…
– Михаил Андреевич!
Я хватаю за руку этот насмешливый голос, эти черные волосы, эти серые глаза…
– Идем!
Но мы не идем, я просто волоку ее за собой, почти насильно и не оглядываясь. Ее дыхание вот, рядом, на расстоянии двух наших вытянутых рук… Больничные корпуса остаются позади, нас обступают со всех сторон аллеи темных, предвечерних деревьев, я оборачиваюсь – и ее бледное лицо рядом – как вспышка – невозможно смотреть. Можно только прижать к себе и зажмурить глаза…
…Потом – ее красные, искусанные губы.
И нас осталось двое – психиатр и его пациентка.
Моя загипнотизированная девочка…
…Частная жизнь должна оставаться частной.
Открыв случайно чужое письмо, закройте его снова и не читайте. Слишком велик риск нарушить хрупкое равновесие, имя которому – привычка. А еще, некоторые называют это счастьем.
Счастье – это другое, совсем другое. Это – взрыв. И редко, исчезающе редко – их череда. А совсем уникальный случай – заполучить такое счастье в вечное или, хотя бы, в длительное пользование. Фантастика…
У меня были тайны. Я изменял жене и раньше.
Человек может легко и до конца примириться только с одной единственной несвободой – несвободой от самого себя. Остальное – в щепки.
Но в этот раз…
И началась новая, совершенно другая жизнь…
Не знаю, как так получилось, но я вдруг понял, что люблю ее – как себя. Если вам это о чем-нибудь говорит. Пока однажды…
Лучше я расскажу по порядку…
5. Ласточка и цветокВстречались мы всегда у нее. Она жила со старенькой бабушкой – глухой и почти слепой, та принимала меня за Светиного однокурсника, встречала ласково и тут же неслышно исчезала.
Света ждала меня всегда. Так она и сказала мне после первого же настоящего, «взрослого», по ее выражению, свидания.
– Приходи, когда захочешь. Я всегда тебя жду…
Мужчины не любят слишком навязчивых женщин, и я – не исключение. Услышав такое, я насторожился. Потому, что не может, не должна молодая, красивая девчонка жить лишь ожиданием своего великовозрастного любовника. Кругом жизнь, масса соблазнов, тусовки всякие… Да и вообще – «слишком» до добра не доводит.
– Только, если оно – не взаимно. И как же по-другому, если – да… – произнесла она вслух, и я почему-то совсем не удивился…
Мы лежим на раздвинутом стареньком диване, моя голова у нее на животе.
– Ты читаешь мои мысли?
– Ага…
– Тогда… О чем я сейчас подумал, скажи…
…– Тебе есть хочется… А теперь ты, ну… Чего хочется сейчас, вот прямо сейчас – мне?
– Не знаю… Гипнотизировать я умею, а вот мысли читать… Хотя, это ведь твои мысли, да? Я думаю… Я просто уверен, что… Ну, вот… – я слегка поворачиваю голову и приникаю губами к ее теплому, гладкому животу. И он, дрогнув, подается мне навстречу…
…Я не буду вдаваться в интимные подробности, не ждите. Да и невозможно об этом так, чтобы… Но есть, есть такое, что пережить и испытать дано – немногим… Оно – как полет ласточки или цветок, вздрогнувший от взмаха ее крыльев… Это просто – попробуйте. Стать ласточкой или цветком – хоть на секунду. Чтобы понять…
– Чур, я ласточка – выдыхает она, и я уже ничего не вижу…
За год мы так и не смогли привыкнуть друг к другу.
В остальном все было, как обычно – больница, студенты, дом, семья… Вот только однажды жена сказала мне мельком:
– Ты как-то… молодеешь. Впрочем, тебе идет…
Я думал про нее все время, всегда. И дело не в теле ее. Хотя, конечно, и в теле. То есть не в самом теле, а в принадлежности его мне. И тоже – не только. Вот помните:
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука.
От мира целого
Ты далека
И все твое —
От неизбежного.
Власть – сладкая забава. Я был уверен, что она вся – моя. И так оно и было. Так – и не так. Ведь она умудрилась стать и моей неизбежностью – тоже…
С ней мне никогда не было спокойно.
Порой мне казалось, что она ускользает – и я бесился. Молча, не показывая вида. А иногда она растворялась во мне до исступления, и я начинал вспоминать, что есть и другая жизнь, опасался осложнений, перемен и даже пару раз всерьез собирался с ней порвать.
Все это заканчивалось одинаково смешно.
Я приходил – ноги сами несли меня к ней, она – ждала, иногда открывала дверь еще до моего звонка и стояла не шелохнувшись – звериное чутье. Дальше… мы просто бросались друг на друга, терзали друг друга, пили друг друга, а потом – не могли наговориться, иногда не произнося ни слова…
Казалось – так будет всегда.
…В тот год мне исполнилось сорок.
Юбилей, ресторан, друзья, коллеги, семья. И – Света. Она пришла без приглашения, но когда столько гостей… Поначалу я взбеленился, хотел улучить момент и… Но она вела себя вполне адекватно – сидела от меня далеко, общество свое не навязывала, на глаза не лезла. Правда, с женой и дочкой все-таки умудрилась познакомиться. Ушла рано. Подошла ко мне попрощаться, протянула руку и еле-еле слышно сказала:
– Они у тебя очень славные. Но я все равно тебя заполучу…
И – ушла…
Спал я плохо. Не могу сказать, что страдаю ночными кошмарами, но в ту ночь… Короче, проснулся с высокой температурой. Оказалось – грипп. Обычный, не птичий, но паршиво было очень. Тем паршивей, что болею я редко, не привык. Пришлось целую неделю проваляться дома. Когда полегче стало, где-то день на пятый, шестой, подошел к окну поглядеть на белый свет и глазам не поверил. Стоит девочка моя, прижавшись к кленовому стволу, и смотрит прямо на меня… Увидела, заулыбалась, рукой помахала, воздушный поцелуй послала, и – нет ее.
И я подумал, это что же, все предыдущие дни она вот так…
Когда я вернулся на работу, уже наступила весна.
