Текст книги "Этот большой мир. Тайна пятой планеты (СИ)"
Автор книги: Борис Батыршин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Зачем на дядю? – удивился Шарль. – Слыхал такое слово – «аутсорсинг»? Персонал у тебя есть, техника тоже, вот и заключи с ними контракт, как подрядчик!
– Ну, не знаю… – в словах Стивена сквозила неуверенность. – Уж очень это далеко, а я до сих пор дальше земной орбиты не выбирался.
Француз широко улыбнулся.
– Вот и выберешься! Ты – прирождённый астронавт, Стив, не вечно же тебе тут киснуть! Надо когда-то и начинать большие дела!
II
Видимо, у нас у всех случилось какое-то коллективное помутнение – иначе я не могу объяснить спор, разгоревшийся на мостике. А может, зрелище повисшего в пустоте чудовищного создания инопланетян так повлияло на всех, включая хладнокровного Середу, и невозмутимого, спокойного, как удав, астронома Довжанского? Леднёв хохотал, тыкал пальцем в экран и орал: «А что я вам говорил?» Электронщик Власьев механически повторял одну и ту же фразу – «это величайшее открытие в истории!» – руки у него дрожали, на лбу выступили крупные капли пота которые он вместо платка вытирал скомканной обёрткой от сандвича. Девчонки аплодировали и чуть не визжали от радости, Юрка-Кащей размахивал руками и сбивчиво доказывал Середе, что уж теперь-то человечество точно доберётся до звёзд, и в самом скором времени! Американец Коуэлл пытался вставить хоть слово, а когда это не получалось – хрипло ругался на жаргоне чикагских молодёжных банд; Волынов, которого коллективное безумие, казалось, обошло стороной затронуло, пытался урезонить подчинённых, требовал тишины и дисциплины, но я-то видел, что его хорошо так потрясывает. Нервы, у всех нервы – даже у нашего железного капитана…
Когда страсти слегка поутихли, мы принялись обсуждать, что делать дальше. Поначалу к рассмотрению предлагались два варианта действий. Первое: оставить в Поясе отстыкованный от реакторных колонн жилой «бублик», а вторую половину корабля перегнать через «батут» на Землю. Второе: точно так же разделить планетолёт, но прыгать в противоположную сторону, к Энцеладу, забрать там научников и возвращаться – но уже не на обрубке «Зари», а на «Гершеле», чтобы уже на месте развернуть исследования. Я тоже не остался в стороне и выдвинул следующую идею: не возиться с расстыковками, оставить возле «обруча» радиомаяк и идти в систему Сатурна обычным порядком, на тахионных торпедах. А руководство Проекта пусть пока решает, как распорядиться находкой.
Как же на меня напустились! Леднёв брызгал слюной и орал, что я вознамерился угробить все результаты экспедиции, поскольку отыскать радиомаяк в немыслимо огромном пространстве Пояса будет практически невозможно; Коуэлл поддакивал коллеге, твердя, что имеющиеся на борту маяки оснащены, конечно, солнечными батареями, но проку от них в четырёх с лишним астрономических единицах от светила, будет немного. Аккумуляторные же батареи, доказывал американец, обеспечат работу маяков лишь на краткое время – а значит, воспользоваться ими, как ориентирами мы заведомо не сможем – разве что, вернёмся в Пояс спустя несколько дней.
Сгоряча я предложил иной, оптимальный, как мне казалось, вариант: установить работающий маяк на борту буханки' и оставить её возле обруча. Грузовик оснащён пусть и маломощным, но ядерным реактором, его энергии аппаратуре маяка хватит на десятилетия бесперебойной работы. Леднёв моё предложение поддержал, но поставил условие: он сам останется на грузовике, следить за исправной работой аппаратуры, а заодно присматривать за «Обручем». Зачем понадобился присмотр за колоссальным металлическим кольцом, провисевшим в пустоте миллионы лет, он внятно объяснить не смог – по-моему, просто не хотел оставлять драгоценную находку. Впрочем, позже Валера вынужден был снять своё предложение, вспомнив о другой находке, на Энцеладе, которую прямо-таки необходимо хорошенько изучить, прежде чем исследовать «обруч».
Против этой идеи выступил и Волынов – не слишком уверенно, предлагая хорошенько всё обдумать и поискать варианты. Середа же вылез с предложением остаться вместо Леднёва, а Оля Молодых вызвалась составить ему компанию. Я уже совсем было собрался выдвинуть свою кандидатуру, когда точку в затянувшейся дискуссии поставила Юлька.
Предложение её было простым, как табуретка, и столь же очевидным – и как это мы сразу до него не додумались? Оставить в Поясе не жилой «бублик» Зари, а весь планетолёт целиком; к Энцеладу через его «батут» отправить грузовик с Леднёвым на борту. Волынов же тем временем свяжется с Землёй, обрисует ситуацию и будет ждать решения. Если там сочтут необходимым поскорее развернуть исследования – ничего не мешает начать переброску всего необходимого через корабельный «батут»; если же нет – что ж, пришлют ещё один грузовик с мощным маяком и небольшой командой наблюдателей, а «Заря» тем временем продолжит полёт к системе Сатурна. «Обруч» так и так придётся исследовать, говорила она, но в этом варианте у учёных будет достаточно времени, чтобы хорошенько всё спланировать, подобрать необходимое оборудование и специалистов, а не браться за такое важное дело сгоряча, без подготовки.
На том споры и закончились. Волынов распорядился готовить «батут» к прыжку – для этого Юльке с американцем Коуэллом пришлось снова залезть в его настройки, перенастраивая тахионное зеркало из режима локации в стандартный, транспортный. Леднёв же, пользуясь возникшей паузой, потребовал совершить экскурсию к «обручу» – ну не мог он примириться с мыслью, что улетит, так и не осмотрев эту грандиозную во всех отношениях находку!
«Буханка» не зря получила своё прозвище: малый межорбитальный грузовик, превосходя габаритами знаменитое создание Ульяновского автозавода, рядом с тем же «Тихо Браге» смотрелся, как ушастый «Запор» на фоне самосвала. Вот и ходовая рубка здесь была тесная, немногим просторнее, чем на его колёсном тёзке – Мы с Леднёвым, облачившись в «Кондоры», заняли почти всё её пространство. Шлемы пришлось засунуть за ложементы – прикинув, сколько времени понадобится, чтобы, в случае чего, извлечь их оттуда, мы с Валеркой переглянулись и, тяжко вздохнув, закрепили шлемы на плечах, откинув прозрачные щитки забрал.
Грузовой отсек (на жаргоне орбитальных извозчиков «кузов») располагается позади ложементов, за крошечным тамбуром, где при необходимости монтируют приборные стойки. Переборка, отделяющая «кузов» от остального объёма корабля гораздо толще остальных переборок – при необходимости верхнюю стенку «кузова» можно раздвинуть, чтобы поместить туда крупногабаритные грузы. А ещё в нём можно перевозить пассажиров; для этого раздвижной потолок нужно задраить наглухо, откинуть устроенные по стенкам сиденья с пристяжными ремнями и запустить установку жизнеобеспечения, расположенную в корме.
Но это будет только завтра, когда «буханка», пройдя сквозь тахионное зеркало «Зари» уйдёт в скачок к Энцеладу. Сейчас кроме нас двоих на борту никого нет – добравшись до «обруча» мы планируем облачиться в скафандры и выйти наружу для того, чтобы установить на нём оборудование. Ну а дальше Юлька с Коуэллом подтвердят, что показания датчиков исправно принимаются, и мы, облетев разок «обруч»-гигант, отправимся назад, на «Зарю». Валера уже несколько раз заводил разговор, что не худо было бы пролететь сквозь «дырку от бублика» – чтобы установить хотя бы один блок датчиков внутри, там, где возникает тахионное зеркало – но я отреагировал на его заходы преимущественно, матом. Поймите меня правильно – я не против научного энтузиазма, сам такой, но… сколько можно соваться головой в петлю?
А пока до обруча не меньше двух тысяч километров; «буханка» летит по инерции, курсограф вычерчивает на своём экранчике успокоительную баллистическую траекторию, и у нас есть время для беседы.
– Валер, признайся: ты, и правда, намерен искать здесь свидетельства гибели Фаэтона?
– А чего их искать? – удивился Леднёв. – Вот они, бесспорные, очевидные любому скептику!
И ткнул пальцем в перчатке в середину ходового экрана, где в перекрестье светящихся линий дрожало одинокое пятнышко.
– И ты полагаешь, что именно эта штука этому виной? Нет, я понимаю, «обруч» реально огромный – но чтобы разрушить целую планету?..
Леднёв сделал попытку пожать плечами, но не преуспел – помешали жёсткий панцирь скафандра.
– А у тебя что, есть другие версии?
Других версий не было.
– Но, Валер, тогда с ним, как и с другими «обручами» нужно обращаться с крайней осторожностью! А лучше всего – вообще заблокировать и изучать в пассивном состоянии!
Леднёв помрачнел.
– А что я, по-твоему, твержу Гарнье уже который месяц? Но он слушать ничего не желает – особенно сейчас, когда он вот-вот дорвётся сразу до двух «обручей» – в Антарктиде и в точке Лагранжа. Попомни мои слова, Лёшка: эта очковая обезьяна с гранатой ещё устроит нам весёлую жизнь…
Я представил себе Гарнье – в больших роговых очках, с которыми он не расставался, и в белом лабораторном халате, из– под которого сзади высовывается длинный крючковатый хвост. Зрелище получилось комичное, слабо соотносящееся со зловещим Валеркиными пророчеством.
– Но ведь прямых доказательств того, что именно «обруч» угробил планету, у тебя, как я понимаю, нет? Может, прежде чем браться за это колечко, лучше их поискать – скажем, на соседних астероидах?
– Надеешься найти на одном из них развалины зданий, как инженер Лось в «Аэлите»? Так я тебя разочарую – при такой катастрофе ничего сохраниться не могло.
– А как же символы на «обруче»? Из надписей на предыдущих мы много чего узнали!
– Я что, спорю? – Леднёв сделал ещё одну попытку пожать плечами и снова добился лишь того, что жёсткий «воротник», предназначенный для крепления шлема, упёрся ему в подбородок. – Узнали, конечно. Но, сам подумай: если «обруч» стал причиной разрушения планеты – как это может быть на нём описано? Разве что его специально создавали, имея в виду такое использование…
– Хм… – я задумался. – Да, это вряд ли. Хотя – кто их, инопланетян, знает?..
– А вот где бы я поискал, – в голосе собеседника прорезались мечтательные нотки, – так это за дверцей, которую откопали на Энцеладе. Печёнкой чую, что там найдутся ответы на многие наши вопросы…
Из записок
Алексея Монахова
«…Представьте: колхозное поле, просёлок, по которому переваливается на колдобинах, подпрыгивая на буграх, обшарпанный бортовой 'газон». В кабине водила в мятой кепке, с бычком, прилипшим к губе – катит, выставив локоть в боковое окошко. В кузове полно народу – торопятся на полевой стан, или элеватор.
Представили? Вот примерно в таком виде мы, загрузившись в «буханку», и нырнули в «батут». Правда, на затылке у водилы (у меня, то есть) не упомянутая кепка, а шлем гермокостюма, да и локоть ни в какое окно не выставлен – по причине отсутствия оного на данном транспортном средстве. Верхняя панель обшивки «буханки» снята, образовавшийся «кузов» полон людей в скафандрах – места на всех не хватает, и пришлось пассажирам пристёгиваться пришнуровываться к наличествующим на стенках скобам страховочными фалами. Делали они это старательно – кому охота вылететь наружу в момент, когда грузовик будет проходить сквозь тахионное зеркало? Вроде бы, ничего опасного, многим уже случалось проходить через «батуты» вне корабля, в одних скафандрах – а всё равно не тянет появиться с той стороны болтающимся на привязи, как известно что в проруби…
Зачем такие сложности, спросите? Вопрос разумный: «буханка» снабжена нормальным переходным шлюзом, через который можно перебраться на станцию в обычном «Скворце». Можно даже без него, но правила внутреннего распорядка беспощадны, поймают на таком – получи прокол во вкладыш. Это, если кто не в курсе, такая сиреневая картонка, прилагающаяся к удостоверению работника Внеземелья – проколами в нём отмечаются мелкие нарушения правил поведения, а так же разнообразных инструкций. Накопил определённое количество проколов – пожалте на переаттестацию.
Ничего не напоминает? Ну да, разумеется – собезьянничано один в один у ГАИ, только здесь этот порядок действует исключительно на крупных орбитальных станциях, да ещё на наземных батутодромах. Это разумно – на подобных объектах всегда полно транзитной публики, никому толком не подчиняющейся. На кораблях же и малых станциях порядки иные – там есть свой царь, бог и воинский начальник, принимающий к нарушителям дисциплинарные меры по своему собственному усмотрению…
Так вот, о шлюзе. На «буханке» он имеется и вполне исправный – а вот на «Лагранже» с этим, как выяснилось, проблемы. Временные. Заключаются они в том, что при стыковке с пассажирским шлюзом прибывший с Земли пассажирский лихтер ухитрился смять переходную трубу и повредить блок маневровых двигателей, лишившись возможности как выпустить пассажиров, так и отойти от повреждённого шлюза и пристыковаться к другому, исправному. Пришлось по одному выводить людей из лихтера наружу и впускать на станцию через резервный шлюз, который, между прочим, находится на противоположной стороне станционного «бублика». Дело это небыстрое и хлопотное, а если учесть, что перед этим на каждого надо натянуть нормальный скафандр вместо положенного при таком перелёте «Скворца», то станет понятно, что нормальная, штатная стыковка с «Лагранжем» откладывается, и надолго.
Об этом нам сообщили по радио – успели в самый раз, иначе пришлось либо разворачивать оглобли, либо провисеть невесть сколько часов возле «Лагранжа» дожидаясь окончания ремонта.
Ждать, как вы понимаете, не хотелось никому, и меньше всего Леднёву, который уже предвкушал открытия, ожидающие его за найденным на Энцеладе «очагом папы Карло». А потому – было решено отбытие не откладывать, а облачаться в скафандры, в которых без труда можно преодолеть три десятка метров между зависшей возле станции «буханкой» и аварийным шлюзом, и отправляться к «Лагранжу», изображая из себя тот самый колхозный «газон» с кузовом, полным работников плуга и сноповязалки. Заодно сняли крышу с «буханки» – протискиваться в скафандре в узкий овальный лаз, предназначенный для пассажиров в гермокостюмах это, скажу я вам, то ещё развлечение…
Мой же «Кондор-ОМ» (персональный, тщательно подогнанный, привычный, даже уютный, словно старый домашний халат) висит, пристёгнутый ремнями в соседнем ложементе – громоздкая безголовая фигура, поблёскивающая на плечах и локтях кружками катафотов. И когда «кузов» опустел – я стащил «Скворец», облачился в свои космические доспехи и покинул «буханку», оставив кораблик на попечение станционных шватовщиков– «портеров». Дальше всё привычно: добраться на страховочном фале до аварийного шлюза, пропустить вперёд какого-то бедолагу с лихтера, облачённого в весёленькую канареечную с ярко-синими катафотами «Пустельгу», вплыть внутрь. И снова – многократно поделанная процедура, ставшая почти ритуалом: услышать чавканье пневмозапоров (не услышать, разумеется, в вакууме звуки не распространяются, а ощутить сквозь многослойный скафандр сопутствующие вибрации); дождаться, когда огоньки по контуру люка сменят цвета с красного на жёлтый, а потом и зелёный. Снять скафандр, пристроить его в свободную нишу, не забыв подключить кабель контроля и кратко, опять же стандартными, ритуальными фразами доложить о прибытии «такого-то и такого, личный номер… скафандр…» диспетчеру станции.
Ну что, кажется, ничего не пропустил? Тогда – выплыть, цепляясь за поручни на потолке и стенах в кольцевую трубу– коридор (постаравшись не зацепить по дороге макушкой ни один из кабель-каналов, усеивающих вогнутый металлический потолок) – и встретить прямо за комингсом Серёжку Лестева, шестнадцатилетнего воспитанника Командора и «юниора»– практиканта, приписанного персонально к моей особе – который, как оказалось, уже полтора часа скучает перед шлюзом в ожидании будущего начальства…'
III
– Сюда, мистер О’Хара-сан, прошу вас…
Безупречно вежливый японец, низкорослый, как и все его носил униформу вспомогательного соотечественники, внеземного персонала – хотя находились они на Земле, а не на орбитальной станции или корабле. И по-английски он говорит превосходно, почти без акцента, и даже обходится без мелких поклонов после каждой фразы, подобно портье токийского отеля. Стивен и его сотрудники переночевали там перед тем, как сесть в военно-транспортный самолёт, отправлявшийся в Антарктиду, на австралийскую станцию «Кейси», что на земле Уилкса. Перелёт оставил у Стивена и его спутников самые скверные воспоминания – неудобные алюминиевые скамейки вдоль бортов вместо привычных рядов кресел, неразговорчивые капралы сил самообороны вместо длинноногих стюардесс, армейские пайки вместо полагающихся авиапассажирам горячих обедов… да что там, даже кино во время перелёта не показывали! Нет, как хотите, а эти япошки настоящие дикари, несмотря на все их роботы с видеомагнитофонами!
Стиву и его сотрудникам, двум водителям буксировщиков и восьми техникам, предстояло войти в состав экипажа первого тахионного планетолёта, принадлежащего англо-японскому космическому Содружеству. Сами японцы не успели подготовить опытных орбитальных монтажников и вот, вынуждены нанимать специалистов на стороне. Что ж, Стивену это только на руку…
Называется корабль «Фубуки», что по-японски означает «Метель». Странное имя для космического корабля – какие ещё в Пространстве метели? Стивену объяснили, что его когда-то носил эсминец, потопленный снарядами американских крейсеров при Гвдалканале. Стив, не слишком интересовавшийся историей, помнил об этом сражении лишь несколько фраз, усвоенных в колледже на уроке истории – и теперь гадал, с чего это япошкам пришло в голову называть свой единственный тахионник в честь корабля-неудачника? Похоже, они рассуждали так же, как красноносый тип из виденной ещё в Артеке советской комедии – «чтоб никто не догадался». Что ж, если так, то косоглазые своего добились…
Был ещё один вопрос, куда более актуальный: зачем вообще понадобилось устраивать эту идиотскую экскурсию на ледяной континент? Заняться, что ли, нечем? Впрочем, это не его дело – пока наниматели платят, и платят хорошо – он не будет задавать лишних вопросов.
Японец отодвинулся, пропуская Стива вперёд, и тот, походя скосил взгляд на привешенные к поясу сопровождающего наручники в чехле, короткую дубинку– электрошокер и кобуру. Спрятанный в ней пневматический пистолет (огнестрельное оружие здесь, как и во Внеземелье, под строжайшим запретом!) заряжен, как ему объяснили, стрелками с составом, вызывающим мгновенный паралич; при необходимости их можно заменить на другие, содержащие сильнейший яд, убивающий человека за считанные секунды. Владелец пистолета – не просто экскурсовод, знакомящий досужих посетителей с «особым объектом», а сержант внеземельной службы безопасности, в функции которой входит поддержание порядка на принадлежащих Содружеству кораблях, орбитальных станциях, а заодно, и на особо важных наземных объектах – таких, к примеру, как этот, скрытый в толще антарктического ледяного панциря. Да уж, не шутят косоглазые и их приятели-англичашки, отнюдь не шутят… а вот у русских и американцев с французами, насколько известно Стивену, ничего подобного нет.
Впрочем, его это не касается. Стивен и его люди вообще причислен к экипажу «Фубуки» сугубо номинально – они работают по контракту, как сторонние подрядчики. Так что этот японский космо-коп может хвастаться своей ядовитой пукалкой перед кем-нибудь другим – американцам на это глубоко наплевать.
Длинный коридор, слегка понижающийся по всей своей протяжённости, закончился в большом круглом зале. Зал, как и остальные помещения базы, лежал в ледяном антарктическом панцире на глубине десятка метров – по дороге американец с трудом удержался от соблазна провести ладонью по металлической стенке тоннеля, чтобы почувствовать холод скрытой за ней ледяной толщи. По стенам зала светились экраны и перемигивались цветными огоньками приборные щитки; возле них сидели на вращающихся стульях люди в белых лабораторных халатах. А в самом центре имела место круглая, диаметром метров пять, утопленная в пол площадка, огороженная зачем-то лёгкими перилами. В одном месте они разрывались, образуя проход, и Стив не успел удивиться – что это за дизайнерский изыск такой? – когда один из сидящих встал и подошёл к визитёрам, протягивая на ходу ладонь.
– Добрый день, мистер О’Хара! – поздоровался он по– английски. Да он и не был японцем – типичный обитатель британских островов, если судить по рыжеватой шевелюре, водянисто-голубым глазам и лошадиной вытянутой физиономии, усыпанной веснушками. Сопровождающего безопасника он проигнорировал. – Если вы не возражаете, я проведу для вас небольшую экскурсию, чтобы вы представляли, чем мы тут занимаемся. Вам, – тут англичанин улыбнулся кончиками тонких, в нитку, бледных губ, – скоро это может понадобиться.
И, обменявшись с визитёром рукопожатиями (не слишком крепким, привычно отметил Стив, привыкший к похожим на тиски пятерням орбитальным монтажников и «портеров») – и посторонился, пропуская гостя на загадочную площадку. Тот вошёл, за ним последовал англичанин; космический коп остался, не сделав попытки пройти за ними. Экскурсовод накинул на крючок блестящую металлическую цепочку и сделал знак одному из сидящих.
Площадка под ногами дрогнула и медленно пошла вниз, в круглую шахту. 'Так это обычный лифт! – сообразил Стив, но тут шахта кончилась, и оказалось, что площадка ползёт по паре вертикальных направляющих, закреплённых на стене другого зала, огромного, метров двести в поперечнике. Опустившись метров на десять (до дна оставалось ещё не меньше полусотни) площадка замерла – точь в точь обзорный балкон, с которого пассажиры могут любоваться открывшимся видом.
Зал имел прямоугольную форму, метров триста в длину и немного меньше двухсот в ширину. Стены его, сложенные из плотного, голубоватого льда и носили следы механических пил, ледорезных фрез; подобные механизмы и сейчас стояли внизу, соединённые бронированными кабелями с силовыми шкафами. Но не эта машинерия интересовала Стива – посредине зала, на ледяном постаменте красовался огромный, не меньше ста тридцати метров в диаметре, «звёздный обруч». Техасцу не довелось видеть эти творения инопланетного разума своими глазами – но он достаточно нагляделся на них на фотографиях и телеэкранах, чтобы понять: это серебристое кольцо – точная копия тех, что были найдены на Луне, в засолнечной точке Лагранжа и в ледяной толще Энцелада.
Стив в восхищении хлопнул себя по бедру. Рыжий экскурсовод покосился на него неодобрительно – американец, что с них взять…
– Ну, сильны япошки! Продолбить эдакую дырищу во льду за каких-то полгода – это ж как надо стараться!
– Да, работать они умеют, если прикажут. Главное – чтобы было кому отдать разумный приказ.
Стив подумал, что англичанину, похоже, до сих пор не даёт покоя «Бремя Белого Человека». Он что, забыл, какой век на дворе? И тут же вспомнил, что ему самому приказывать будут как раз японцы – если, конечно, команда планетолёта соответствует его названию…
– И всё это только для того, чтобы расчистить эту штуковину?
Он показал на «обруч».
– А вы считаете, что дело того не стоило? Но не только, конечно: «штуковину», как вы выразились, мистер О’Хара, мало расчистить, надо ещё и поднять её на поверхность! Обратите внимание – над «обручем» нет ледяного свода, только металлические перекрытия. Сверху они присыпаны снегом и выглядит, как обычная, ничем не выделяющаяся поверхность. Но стоит запустить механизмы и – р-раз!
И он продемонстрировал ладонями, как раздвигается крыша огромной шахты.
– А зачем это вообще понадобилось? – удивился Стивен. – Я недавно читал о находке на Энцеладе, даже репортаж видел по Си-би-эс, так там «звёздный обруч» прекраснейше функционировал и во льду – перебрасывал и контейнеры и лихтеры, пока на него не поставили блокировку.
При этом слове – блокировка' англичанин слегка поморщился. Или это только показалось?
– Увы, пока я не могу ответить на ваш вопрос. Поймите правильно, мистер О’Хара дело не в недоверии – просто я сам пока не вполне в курсе.
– Наверное, собираетесь закинуть ещё повыше? – американец ткнул пальцем в свод ледяной пещеры потолок, что должно было означать орбиту Земли.
– Были и такие планы. – не стал скрывать экскурсовод. – Но от них пришлось отказаться – слишком велики затраты, не уверен, что это вообще возможно при нынешнем уровне технологий.
Стивен оценивающе оглядел на гигантское кольцо.
– Пожалуй, вы правы, мистер… простите, как вас называть?.
– Роберт Хадсон, с вашего позволения, доктор физики. англичанин обозначил легчайший поклон.
– Пожалуй, вы правы, мистер Хадсон. Я, как вам, вероятно, известно, имею некоторое отношение к космонавтике, но даже представить себе не могу, как закинуть эту штуку туда, вверх. – и он снова ткнул пальцем в ледяной потолок над головой. – Ни в один из существующих «батутов» он не пролезет, на части разобрать нельзя, а поднимать «обруч» на ракетной тяге вообще дело немыслимое. Сколько он весит – тысячу тонн, полторы?
– Около восьмисот пятидесяти. Сплав, из которого он изготовлен, чрезвычайно прочный, но удивительно лёгкий.
– Всё равно многовато. Даже если сцепить вместе полдюжины «Сатурнов», они не вытянут такой нагрузки, а их давно уже перестали строить. Да и как закрепить на ракетоносителях такую неудобную конструкцию?
– Вы совершенно правы, мистер О’Хара. – согласился англичанин. – Насколько мне известно, подобные варианты рассматривались, но от них пришлось отказаться – в том числе, и из-за приведённых вами соображений. Сейчас «обруч» готовят к транспортировке в Японию, и это непростая задача. Представьте, какого размера должно быть судно, способное вместить такое колечко!
– Тут подошёл бы авианосец. – Стивен снова поглядел на «обруч». – Скажем, «Мидуэй» или даже атомный, вроде «Энтерпрайза».
– У Японии нет своих кораблей такого класса. Да и не поместится на них «обруч». У самого крупного из них лётная палуба имеет в ширину не больше восьмидесяти метров, а тут – почти сто сорок!
Стивен представил, как будет выглядеть авианосец с «обручем», высовывающимся на три десятка метров за габарит палубы.
– Ваша правда, мистер Хадсон, не получается. И как же вы намерены выйти из положения?
Англичанин пожал плечами.
– Японцы – народ изобретательный и крайне дотошный. Я слышал, что они пытаются приспособить для этого один из своих супертанкеров. Тоже, между прочим, задачка не из простых, и к тому же весьма рискованная – «обруч» придётся закреплять стоймя, на ребре и перевозить в таком виде.
Стив прикинул, сколько всё это может стоить строительство базы, расчистка обруча ото льда, переоборудование супертанкера для его транспортировки. Результат прикидки… впечатлял.
– Но вас это не должно волновать, мистер О’Хара. – продолжил Хадсон. – Теперь, когда вы всё увидели своими глазами, пора поговорить о том, чем вам предстоит заняться.
Четыре турбореактивных двигателя «Джамбо» успокоительно гудели. В салоне их почти не было слышно – не то, что в военно-транспортном С-131, доставлявшем его из Японии на Пятый континент. Хорошо хоть, обратно не пришлось лететь тем же путём: сначала на «Геркулесе», принадлежащем Королевским австралийским ВВС на базу Амберли в Брисбене, потом двухмоторным турбовинтовым «Метролайнером» местных линий до Сиднея и уже оттуда – регулярным рейсом «Пан Америкэн» домой, в Штаты. Можно было, конечно, обойтись без пересадок – «Боинги» той же «Пан Ам» три раза в неделю летали из Брисбена в Сан-Франциско, но Стивен не мог заставить себя ждать. То, что он узнал, напрочь лишило его покоя, и теперь нужно было добраться до дома и там, в тишине, разложить, наконец, всё по полочкам.
Хотя – салон бизнес-класса «семьсот сорок седьмого», где он сидел, потягивая поданную стюардессой ледяную минералку это ведь уже Америка, не так ли? Перелёт предстоит долгий, фильмы, которые будут демонстрироваться на этом рейсе, он уже видел – а время, как хорошо известно любому новичку в бизнесе, это деньги. А ведь он не такой уж и новичок, верно? Канзасец потянулся, в два глотка прикончил воду, пристроил на коленях дипломат (подарок японцев, серебристо-голубоватый, с электронным кодовым замком), откинул крышку, украшенную эмблемой «Космического Содружества», и извлёк сегодняшний номер «Сидней Морнинг Геральд».
Так… на третьей полосе – большой аналитический очерк, посвящённый конфликту в ООН по вопросу о доступе к «обручам». Стивен уже читал об этом в изданиях посерьёзнее австралийского таблоида, но сегодняшний интерес к этой теме был вызван информацией, полученной от Хадсона. Тот рассказал о находке, сделанной планетолётом «Заря» в Поясе Астероидов – якобы русские, проводя там исследования, неожиданно наткнулись на ещё один «звёздный обруч немыслимых размеров. Подробностей рыжий англичанин не знал; информация была закрытой и попала к его коллегам из 'неназванного источника» в американской штаб-квартире Проекта «Великое Кольцо». Узнав об этом, Стивен задумался – он-то полагал, что первый рейс «Фубуки» будет к другому, засолнечному «обручу», чтобы застолбить место для исследовательской базы, не дав конкурентам уволочь его, как они проделывали это уже не раз. Теперь, в связи с находкой в поясе появилась новая тема для размышлений. Хотя ему-то какая разница? Очевидно, что водители буксировщиков понадобились Гарнье для того, чтобы размещать возле «обручей» исследовательскую аппаратуру, а к какому из них это относится – не всё ли равно? К какому скажут, к тому и полетим, лишь бы заказчик оплачивал всё вовремя, не забывая о надбавках за риск, за длительное пребывание в Пространстве, за работы в период повышенной солнечной активности и о прочих, оговоренных контрактом выплатах.
Стивен сложил газету и сунул в сетку на спинке кресла впереди и извлёк из пластиковой папки листок бумаги. В списке, отпечатанном на матричном принтере, перечислялись члены экипажа планетолёта «Заря» – того самого, обнаружившего Поясе гигантский «обруч». Стивен пробежал список глазами и присвистнул от неожиданности – почти половину его составляли старые знакомые, друзья по артековской космической смене! Монахов, Кащеев, Травкина, Молодых, Середа… А вот фамилии д’Иври в списке нет, а ведь это Шарль порекомендовал Стивена с Гарнье – и как бы теперь не пожалеть, что повёлся на сверхщедрые премиальные… Но бизнес есть бизнес – и потом, работа в дальнем Внеземелье, пусть и странно попахивающая, всё же лучше чем катать вокруг орбитального отеля богатеньких туристов, попутно развлекая их байками об опасностях, поджидающих на каждом шагу покорителей космоса…
