Текст книги "Крымская война. Соотечественники (СИ)"

Автор книги: Борис Батыршин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Артиллерия кораблей, вышедших на перехват посудины его Величества Георга V-го, тоже не внушала оптимизма. Спарки АК-725 калибра 76 мм и шестиствольные артавтоматы АК-630, предназначенные для поражения воздушных целей и скоростных катеров – не самый сильный довод в споре с бронепалубным крейсером. На «Поморе» имелись два спаренных торпедных аппарата и две установки РБУ-6000. Но и это грозное оружие имело свои ограничения: торпедные трубы смотрели вперед, и для пуска торпед корабль должен был сперва развернуться в сторону цели. Что до реактивных бомбометов, то они вообще не годились для морского боя: их оставили на «Поморе» рассчитывая использовать как своего рода РСЗО, для стрельбы по парусникам и деревянным пароходам – благо, реактивные глубинные бомбы можно выставить для подрыва при контакте с поверхностью. Но сейчас сторожевикам противостоял совсем другой враг – стремительный, защищенный броней и великолепно вооруженный.

– Попробуем убедить британцев, что мы караван с беженцами, идем в Константинополь. – внушал Зарин Куроедову. – Тем более, что так оно и есть... в каком-то смысле. Почем им знать, что тут творилось?

Эссен осторожно кашлянул. Зарин опустил микрофон и обернулся.

– Что у вас, Реймонд Федорыч?

– Алексей Сергеич, ну хорошо, задурим мы голову «просвещенным мореплавателям». Вряд ли они так просто развернутся и уйдут; останутся и будут наблюдать. А «Воронка» уже формируется: час, много полтора, и возникнет «вихревая стена». Что, если англичанин туда сунется?

– Я беседовал с «Можайском»: Груздев считает, что это не станет помехой. Если крейсер в момент Переноса окажется в «вихревой стене», то, скорее всего, сгинет без следа. – Зарин приподнял в усмешке уголки губ. – Растворится, так сказать, во времени и пространстве. Ну, а если попадет внутрь – отправится к «потомкам».

Эссен живо представил эту картину: внешний рейд балаклавской бухты, корабли двадцать первого столетия – и среди них «Карадок». Ошарашенные «лайми» неуверенно озираются, пытаются понять, что происходит. Да, за такое зрелище многое можно отдать!

«...жаль, некогда...»

– Не понимаю, ради чего с ними миндальничать? Надо было сразу, как увидели, топить этот «тип «С» к японской матери, и все дела! Это же англичане, мало Россия от них нахлебалась?!

Зарин укоризненно взглянул на лейтенанта.

– А вы не подумали, Реймонд Федорыч, чем это обернется для наших соотечественников?

Брови лейтенанта поползли вверх:

– Простите, не совсем понимаю, о ком это вы...

– О тех, кто сейчас в Константинополе, разумеется! Об армии Юга России и Белом флоте! Они ведь целиком во власти союзников. Сам знаете, что им предстоит – врагу таких мук не пожелаешь! Так может, не стоит добавлять им проблем? Я и сам не прочь увидеть, как англичашка пустит пузыри, но если мы сейчас утопим это корыто – кого будут за это винить?

– Британцы знают корабли врангелевцев наперечет, а наши видят впервые. Так с чего им...

– А с того самого! На наших кораблях Андреевские флаги, а значит русские в ответе за все, что будет нами сделано!

Эссен пожал плечами. Интересно, как Зарин сумел убедить командиров «Помора» и «Адаманта»? Это ведь им рисковать кораблями и экипажами...

Но спрашивать не стал. Зарин – командир корабля, первый после Бога. Ему виднее.

Каперанг по-своему истолковал его молчание:

– Рад, что вы со мной согласны, Реймонд Федорыч. Пока есть шанс, надо попробовать разойтись с англичанами миром, без пальбы. Даст Бог, как-нибудь отбрешемся.

Он помолчал немного и добавил вполголоса:

– Надеюсь, «потомки" поймут, что другого выхода у нас попросту нет...

Динамик на переборке ожил:

– Говорит «Адамант». Крейсер разворачивает орудия в нашу сторону!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

I

Траверз мыса Херсонес

HMS «Карадок»

– Сэр, русские подчинились. Дистанция до головного 22 кабельтовых, курс 311, ход девятнадцать узлов.

Рагнар Колвин, командир крейсера Его Величества «Карадок» наклонил крупную голову. Сейчас он напоминал призового девонширского быка, исподлобья разглядывающего стоящего перед ним терьера. Вахтенный офицер, лейтенант Парсонс слегка поежился – кептен славится крутым нравом. Впрочем, не чужд он и некоторой сентиментальности, вон, как опекает сопляка Корнби...

– Сэр, творится что-то странное. Радисты докладывают: поблизости работают исключительно мощные радиопередатчики, эфир наглухо забит помехами. Они отправили донесение о встрече с русскими кораблями командующему флотом Восточного Средиземноморья, но сомневаются, что в Стамбуле его смогут принять.

– Корнби, что гирокоптер?

Уоррент-офицер оторвал от глаз бинокль.

– Аппарат позади русского ордера, примерно в двух милях. Высота – около тысячи футов, скорость сто двадцать узлов. Движется по дуге, нам напересечку.

– Отлично, Корнби, хвалю!

Юнец расплылся в улыбке. Томас Корнби, второй баронет Данбан, три месяца, как в Королевском Флоте. Отец юноши приятельствовал с кептеном по лондонскому клубу «White's», и Колвин забрал его отпрыска к себе на «Карадок».

– – Действительно, Парсонс, происходит нечто необычное. Помехи, гирокоптер, и сами эти корабли... что они вообще тут делают? Им давно пора быть в Стамбуле, вместе с Врангелем. Лягушатники четыре дня назад сообщили, что последние суда белых ушли из Севастополя!

Лейтенант сам это знал – это он передавал кептену радиограмму с французского дестроера «Сингалез», сопровождавшего конвой. Но ведь вот они, русские: высокие, до клюзов, буруны у форштевней, орудийные башенки, белые с косыми крестами флаги трепещут по ветру... Силуэты незнакомые – Парсонс несколько раз пролистал альбом-определитель, изданный Адмиралтейством в дополнение к знаменитому «Jane’s All the World’s Fighting Ships», но не нашел ничего хотя бы отдаленно похожего.

Кептен будто угадал его мысли:

– Корнби, как бы вы определили их тип?

– Судя по всему, сэр, – зачастил мальчишка, польщенный тем, что начальство поинтересовалось его мнением, – либо шлюпы, вроде нашего «Флауэра», либо скоростные канонерки.

«Шлюпы, как же! Эскортные «цветочки», бегают на кардиффе и едва выжимают шестнадцать узлов. А эти чешут на девятнадцати, над трубами – ни дымка. Значит, турбинные...»

Вахтенный лейтенант отвернулся, чтобы скрыть улыбку. Забавно видеть, как «старик» опекает молокососа. Хотя... он ведь тоже учился в Итоне? О нравах в тамошних дортуарах рассказывают любопытные вещи.

– Канонерка с торпедным вооружением? – покачал головой Колвин. – Что ж, возможно. А что вы скажете об окраске?

– Сэр, несколько озадачивает то, что корабли окрашены по-разному. Особенно второй мателот.

– Опишите подробнее, Корнби. Позже занесете эти сведения в бортовой журнал.

– Спасибо за доверие, сэр!

Ну вот, сейчас обделается от энтузиазма, с раздражением подумал Парсонс. Неужели я угадал? Недаром болтают, будто Первый лорд Адмиралтейства в припадке мизантропии заявил: «Ром, плеть и содомия – вот единственные традиции Королевского Флота».

– Сине-белый корпус, три косые полосы цветов русского торгового флага. Должен отметить, яркая окраска необычна для военного времени. – барабанил тем временем уоррент-офицер. – Надпись по-русски и по-английски: «Coast guard». Похоже, они пытаются подражать янки, сэр! У тех, кажется, есть служба с таким названием.

Кептен наклонил голову и снова стал похож на девонширского бугая-медалиста. На этот раз – довольного тем, что под нос ему подсунули охапку клевера.

– Вы правы, Корнби. У русских раньше тоже было что-то похожее. Их пограничная стража имела небольшие корабли, так называемые «таможенные крейсера». Кстати, как и у янки, они были в подчинении министерства финансов.

– Значит, сэр, это не боевой корабль?

– Я бы не спешил с выводами, юноша. Вам не случалось читать, как русские таможенные крейсера гоняли котиколовов на Командорских островах?

Он чуть прикрыл глаза, отчего бычья физиономия неожиданно сделалась мечтательной, и нараспев продекламировал:

– «Now this is the Law of the Muscovite, that he proves with shot and steel,

When ye come by his isles in the Smoky Sea ye must not take the seal [6]6
  «Свинцом и сталью подтвержден, закон Сибири скор:
  Не смейте котиков стрелять у русских Командор!»
  Р. Киплинг.


[Закрыть] ... »

– Но мы не на Тихом океане, сэр! – заспорил сопляк. – Что здесь отстреливать, афалин?

– А вы что же, полагаете, нрав у турецких контрабандистов мягче, чем у американских браконьеров?

Рагнар Колвин сделал паузу, давая слушателям возможность оценить шутку.

– Кстати, таможенные крейсера ходили под торговым флагом – бело-сине-красным, как у сухопутных частей армии Юга России.

– Но, сэр, на этих – военные флаги. Кажется, их называют «андреевские»?

– Точно, Корнби. Как и весь Белый флот. Так что, стоит задуматься, что за игру они тут затеяли? Парсонс, запросите русских, куда они направляются? И пусть назовутся, это невежливо, в конце концов...

Парсонс отдал команду. Сигнальщик, рыжеволосый, коренастый старшина вытащил из ячеек сигнального рундука свернутые флаги, повозился и взялся за фал. Вверх поползли флажки: красно-белый, в шахматную клетки, и второй, с вертикальными красно-бело-синими полосами. И, ниже, еще два: пять горизонтальных цветных полос и белое полотнище с синим квадратом. Сигналы Международного двухфлажного свода: «UT – Куда вы направляетесь?» и «CS – Какое название вашего судна?»

– Русские отвечают, сэр! – крикнул рыжий «претти». – Пишут: «Корабли Белого Флота «Помор» и «Адамант». Сопровождаем караван с беженцами. Порт назначения – Стамбул.»

– Запросите, нужна ли помощь.

– Уверен, они откажутся, сэр. – сказал вахтенный офицер.

– Нисколько не сомневаюсь, Парсонс. Но следует соблюдать вежливость, даже с моряками битого флота, не так ли?

– Ответили, сэр! «В помощи не нуждаемся, следуем своим курсом.»

– Вот, значит, как... – проворчал кептен. – Пишите: «Не можем опознать ваши корабли. Повторите названия и класс.» И продублируйте ратьером, Парсонс.

Старшина застучал шторками сигнального фонаря. В ответ на головном русском корабле засемафорила яркая точка.

– «Малый противолодочный корабль «Помор». Патрульно-сторожевой корабль «Адамант».»

– Ну вот, Томас, мой мальчик, вы оказались правы. – довольно прогудел кептен. – Это действительно шлюпы.

Парсонс удивленно поднял брови.

– Но, сэр, разве русские строили корабли для охоты за субмаринами? Они же не сталкивались с настоящей подводной угрозой!

– Да, в этом плане им повезло. Но и здесь, и на Балтике кайзеровские подводники не сидели, сложа руки. Помните историю с пропажей в шестнадцатом году русской авиаматки «Алмаз»?

– Его потопила подводная лодка, сэр?

– Точно не установлено. Кажется, одновременно с ним пропал один из дестроеров. Так что русские могли переоборудовать несколько кораблей в охотники за субмаринами.

– Но, сэр, почему нам об этом не известно?

Кептен сделал знак старшине.

– Сигнальщик!

– Yes, sir!

– Передавайте: «Немедленно остановить судно, принять досмотровую партию.»

– Да, Парсонс, это еще одна загадка. Что-то их многовато вокруг этих посудин... Вызывайте наверх морских пехотинцев, и пусть боцман спускает барказ. Отправляйтесь к русским и выясните, что это еще за «противолодочные корабли» объявились!

– Сэр, русские ответили! – выкрикнул «претти». На этот раз голос его звучал неуверенно. – Они отказываются подчиниться.

– В каком смысле? – нахмурился кептен.

– Пишут: «Не можем выполнить ваше указание. Находимся в российских территориальных водах, следуем своим курсом».

– Они там что, с ума посходили?

– Может, их капитан пьян? – осторожно предположил вахтенный лейтенант. – Русские никогда не отличались дисциплиной, а уж теперь, когда они лишились своей страны и драпают в эмиграцию – не удивлюсь, что у них пол-команды под градусом!

– Не похоже, Парсонс. Вы же видели, как четко они маневрировали. И отвечают почти мгновенно. Вот что...

Командир «Карадока» на секунду задумался.

– Орудиям главного калибра – наводить на цель! Башня «А», предупредительный выстрел по курсу головного шлюпа. Надеюсь, это их протрезвит...

II

Посыльное судно «Казарский»

Бывший краском Иконников, стоял на низком, открытом всем ветрам мостике. Он сделал свой выбор. Он сделал его не тогда, когда всадил пулю в комиссара. И не после беседы с высокомерным капитаном первого ранга. Тот предложил бывшему лейтенанту паровой катер: не хочешь оставаться в Севастополе – плыви, куда душа пожелает, хоть в Поти, хоть в Констанцу, хоть в Стамбул!

Иконников попросился со вчерашними врагами после того, как узнал от инженера Глебовского что затевают странные беляки и откуда они на самом деле явились. Последней соломинкой стал рассказ одного из гостей о том, чем завершится для него служба у большевиков: арест, суд, смерть в лагере. Но Иконников не предавал товарищей! В конце концов, он едет не в белую эмиграцию и не на Дальний Восток, где недобитки еще дерутся с Советской властью! И даже в дезертирстве он не виноват: не идти же в расход из-за нелепого случая с комиссаром!

Его приняли. И даже посоветовали нацепить на китель лейтенантские погоны. Новые сослуживцы не обвиняли лейтенанта в нарушении присяги, и даже командир крейсера, так холодно встретивший Иконникова, в итоге смягчился и предложил принять «Казарского» вместо подводной лодки, которую оставляли в Севастополе.

Иконников с радостью согласился. Пусть кораблик и крошечный, зато полностью и безраздельно его. Только моряку дано понять, что значит «свой» корабль... Команду на «Казарский» набрали по полным штатам, включая артиллеристов и минеров – людей для этого брали даже с «Живого». Миноносец, как и другие «угольщики», «Строгий» и «Свирепый», хоть и вооружен не в пример солиднее, но для боя не годятся, неисправны машины. А Зарину непременно хотелось, предвидя в «неизбежные на море случайности», иметь в отряде еще одну боеготовую единицу.

Алексей Алексеевич не вылезал из машинного отделения, приводя в порядок то, что можно было исправить. Салотопов, заново нацепивший нашивки кондуктора, вместе с механиком Водяницким рыскали по складам управления порта и тащили на «Казарского» все, что плохо лежало: жестянки с солидолом, графитовые щетки к динамо, ацетиленовую сварочную горелку с газовыми баллонами, прожектор, пять пулеметов, новенькие, в масле... Водяницкий где-то раздобыл десяток французских полевых телефонов и катушку провода в гуттаперчевой изоляции.

Механик оказался сущим сокровищем. Служивший на подлодках еще в девятом году, на Тихом океане, он ходил в боевые походы в германскую; в Гражданку воевал на Онежской флотилии, потом в Николаеве, механиком на канонерской лодке. Там его разыскал Иконников и забрал на АГ-23.

Почему Водяницкий, убежденный большевик, решил уйти от красных, лейтенант не думал. О своем решении слесарь объявил после того, как сутки напролет вместе с Макарьевым из портовых мастерских менял прогоревшие трубки котла. Кстати, Макарьев тоже попросился с ними... Иконников порадовался – грамотные специалисты наперечет! – и тут же выклянчил Макарьева в экипаж. Пусть временно, на один поход – зато теперь, когда в низах хозяйничают эти двое, изношенная машина будут работать как часы фирмы «Павел Буре».

***

С «Алмаза» отсемафорили: «иметь скорость 17 узлов». Иконников двинул ручку машинного телеграфа и проорал команду в амбушюр. Часто, громко, задребезжали колокола громкого боя – тревога, тревога, тревога!

Иконников не питал иллюзий насчет исхода предстоящего боя: «Казарский» с двумя малокалиберными пукалками и единственным торпедным аппаратом не протянет под огнем «Карадока» и четверти часа. Но отчаянный подплавовец не желал больше прятаться от врага. Бой так бой, а придется хлебать соленую водичку – на все воля Божья! На корме, как во времена его лейтенантской службы, трещит на ветру Андреевский флаг, угольный дым стелется над волнами, ходовой бурун захлестывает полубак до самого мостика. Наплевать! С идущего впереди «Алмаза» несется, усиленная мощными репродукторами песня, знакомая любому русскому моряку:

«Наверх все, товарищи, все по местам,

Последний парад наступает...»

В суете приготовлений «Казарский» не успели снабдить современными средствами связи. На нем была искровая станция – какое без этого посыльное судно! – но эфир был забит помехами, а потому Иконников не знал, что происходит всего в десятке миль. И лишь когда с зюйд-веста накатил глухой пушечный рык, стало ясно – бой начался.

III

Траверз мыса Херсонес

Командир «Помора», увидав вспухшее на полубаке крейсера белое облачко, резко положил руль вправо и врубил машины враздрай: левая – полный вперед, правая – полный назад. Идущий в кильватере «Адамант» повторил маневр; двумя секундами позже пристрелочный снаряд поднял столб брызг с желтым дымом в полукабельтове по курсу сторожевика. По отсекам раскатились трели громкого боя, взвыли башенные привода, разворачивая стволы на цель. Корабли описывали циркуляцию, сильно кренясь на правый борт, цель стремительно покатилась в сторону кормы, сбивая наводку. Но артустановки предназначенные для стрельбы по низколетящим целям в любую погоду, справлялись с креном и дифферентом не хуже, чем гиростабилизированные танковые пушки справляются с тряской на полном ходу. И первые очереди пошли прямо в цель.

Одновременно со скорострелками на цель развернулась левая установка РБУ «Смерч-2». Глубинные бомбы были заранее установлены на подрыв при контакте с поверхностью воды, и вслед за пучками трассеров, в сторону «Карадока» одна за другой полетели огненные кометы.

Противолодочный бомбомет – не орудийная башня, он не умеет компенсировать резкие маневры «платформы». Из двенадцатитрубного залпа, более-менее в цель пошли только первые две реактивные бомбы. Они и легли близкими накрытиями, вызывая сотрясения, от которых по отсекам крейсера лопались лампы накаливания, а обшивка кое-где шла гофром. Но британская конструкция выдержала, чего нельзя сказать о нервах «лайми». Зряжающий орудия «Е», потрясенный зрелищем летящих прямо в него дьявольских снарядов, в панике выпрыгнул за борт, став первой жертвой этого боя.

Отстрелявшись, установка поднялась вертикально. Откинулся лючок загрузки, под палубой залязгала цепь подачи боекомплекта, серые сигары бомб одна за другой занимали места во вращающемся барабане.

Но крейсер уже был в мертвой зоне РБУ. Нос «Помора», подчиняясь повороту руля, быстро катился прочь от «Карадока», а кормой, вдобавок к расплывающемуся облаку аэрозоля, набухал густой шлейф дымовой завесы.

Рассчитанное на ослепление головок самонаведения противокорабельных ракет, облако не могло помешать шестидюймовым осколочно-фугасным снарядам, выпущенным из морского орудия со стволом в 50 калибров. Но люди, приникшие к артиллерийской оптике и дальномерам, не видели ровным счетом ничего. «Адамант» и «Помор» маневрировали, сбрасывали в воду плавающие шашки, выпускавшие по ветру хвосты желтоватого, цвета топленого молока, дыма. Дымогенераторы тоже работали в полную мощность, и наводчикам Ройял Нэви и сторожевиками выросла непроницаемая для взглядов преграда.

Дымовая завеса мешала не только англичанам. Аэрозоли, применяемые в системе «Зонт» содержат микрочастицы, затрудняющие прохождение радиолучей, а потому радиолокационные прицелы артавтоматов частично ослепли. Но это уже не играло особой роли: Ка-226, зависший на высоте триста метров передавал данные, которые в режиме реального времени обрабатывались баллистическими вычислителями.

Из клубов дыма в «Карадок» продолжали лететь очереди. Снаряды дырявили надстройки, выкашивали расчеты дальномерных постов и орудий. Одна из очередей, словно цепной пилой, прошлась по мостику. Кептен Колвин погиб мгновенно, разорванный в клочья; были убиты рулевой, артиллерийский офицер, еще с полдюжины человек, находившихся на мостике. Но рулевое управление не пострадало и крейсер, ослепленный, избиваемый, по-прежнему несся вперед на двадцати пяти узлах. Расчеты опомнились от неожиданности, и теперь все пять орудий BL Mk XII дружно гремели, посылая залп за залпом... в молоко. В данном случае – в буквальном смысле.

А вот головкам самонаведения торпед не могла помешать никакая дымовая завеса. Как только смертоносные рыбки выскочили из двухтрубного аппарата правого борта «Помора», их гидролокаторы заработали, наполняя море ультразвуковыми трелями. Несколько секунд – и обе торпеды «замкнулись» на цели. Дистанция была пустяковой, промахнуться на ней не могли даже устаревшие, советской еще конструкции, противокорабельные торпеды «53-65К», не слишком уверенно работающие по кильватерной струе.

Обнаружить их визуально сигнальщики «Карадока» не могли даже теоретически. Современные газотурбинные «рыбки», работающие на перекиси водорода, не оставляют следа из пузырьков, который так любят киношники. Но факт остается фактом: торпеды были замечены. Возможно, помогла выучка – сигнальщики Королевского флота были вышколены на славу, и прекрасно помнили трагедию «Кресси», «Абукира» и «Хога»; возможно, сработала пресловутая «чуйка».

Доклад принял юнец Корнби, единственный кто оставался в сознании на мостике. Зажав ладонями разорванный живот, путаясь в вываливающихся кишках, он дополз до переговорных труб, кое-как приподнялся, зубами выдернул затычку из амбушюра и прохрипел: «Машинное, правый винт на реверс! Машинное, правый на реверс!» Последний шанс – пустить машины враздрай в отчаянной попытке уклониться от идущих на корабль торпед.

Предсмертное усилие уоррент-офицера Томаса Корнби пропало втуне, как и бдительность сигнальца – несколькими ярдами ниже мостика переговорные трубы перебило осколками. Но если бы в машинном и услышали, что это могло изменить? Послушные гидроаккустике, рыбки шевельнули плавниками, корректируя курс, и на 68-ми узлах догнали цель.

Первую отбросило в сторону струей от винтов, и она взорвалась саженях в десяти от кормы крейсера. Взрыв трехсоткилограммовой БЧ, способной проламывать прочные корпуса атомных субмарин, сорвал перо и баллер руля, начисто снес правый винт, разворотил дейдвуд, скрутил в фигу лопасти левого винта. «Карадок» рыскнул, и тут его настигла вторая торпеда. Удар пришелся в левый борт, в районе дальномерного поста, впереди башни «D», на два метра ниже ватерлинии.

Результат был ужасен. Примерно треть корабля, отломилась и мгновенно пошла ко дну, унося с собой ста двадцать моряков из четырехсот. Остальных ждала мучительная борьба за спасение жалкой руины, в которую превратился один из лучших легких крейсеров Его Величества.

Но напоследок «Карадок» успел отомстить обидчику. Шестидюймовый снаряд, выпущенный, как и остальные, почти вслепую, нашел цель. Сработали законы статистики: кидая игральные кости, вы можете рассчитывать на три шестерки в одном случае из 216-ти, но кто сказал, что заветное сочетание не выпадет, скажем, десятым? Наводчику с "Карадока" крупно повезло, но он об этом так и не не узнал. Для него этот снаряд, как и все прочие, канул в "топленом молоке" дымзавесы.

«Гостинец от Джона Буля» прилетел в носовую часть "Помора". К счастью, он оказался не осколочно-фугасным, а бронебойным – в спешке, заряжающие подали из кранцев первых выстрелов не то, что было приказано. Наконечник из закаленной стали пронизал тонкий борт сторожевика, словно бумагу. Пройдя через подшкиперскую и превратив по пути в пыль хозяйственные запасы боцмана, он искорежил шпангоут другого борта и только тогда (штатно, с положенным замедлением) сработал донный взрыватель, воспламенив заряд в три с половиной килограмма черного пороха

Взрыв проделал в правом, подбойном борту дыру в метра полтора в поперечнике. От страшного сотрясения сами собой отдались стопора, удерживающие якорь, и тот рухнул в воду, увлекая за собой разматывающуюся с грохотом цепь. Корабль вздрогнул всем корпусом, как боксер, пропустивший прямой в челюсть. Носовая спарка замолкла – электрика не выдержала встряски; люди на мостике, полетели с ног, а сторожевик упрямо шел вперед, сотрясаемый якорной вибрацией от антенн до киля.

Пожар, вспыхнувший в разоренной подшкиперской, был залавлен штатно сработавшей системой пожаротушения и прибывшим на место расчетом пожарного дивизиона. Потери в личном составе ограничились тремя легкоранеными, и еще одним, получившим контузию и перелом ключицы. Кроме того, попадание стоило «Помору» якоря, утопленного вместе с изрядным куском цепи и полусотни лампочек, полопавшихся по отсекам.

***

Лейтенанту Парсонсу чертовски повезло. За несколько секунд до того, как два семидесятишестимиллиметровых снаряда один за другим взорвались на мостике, он отошел в дальний угол, чтобы вернуть на место справочник «Джейн»

Шкаф его и спас, приняв на себя осколки, но не уберег от взрывной волны. От удара о переборку лейтенант вырубился, а когда очнулся, глазам его предстало страшное зрелище.

Повсюду куски человеческих тел, лужи крови. Стены, оборудование иссечены осколками, перекручены слепой яростью взрыва. В центре, апогеем кошмара – растерзанное тело Корнби, валяющееся в собственных внутренностях. И над всем этим – тяжелый, сладковатый, густой запах скотобойни.

Парсонса вывернуло наизнанку. Он перешагнул через смятый куль тряпья – труп Рагнара Колвина. Оскальзываясь в кровяных лужах, хватаясь за какие-то покореженные трубы, лейтенант выбрался на крыло мостика. Рыжего сигнальщика взрывом отбросило к леерам, и тело его свисало вниз, вздрагивая от орудийного грохота: баковое орудие «А» с регулярностью метронома изрыгало огонь, и снаряды, вереща сорванными медными поясками, летели в дымную пелену, за которой прятались русские корабли.

Надо вызвать на мостик старшего офицера, подумал Парсонс. Расплывающееся сознание подсказало, что в момент попадания того не было рядом. Кажется, отправился на запасной дальномерный пост, руководить стрельбой кормового плутонга? Переговорные трубы перебиты, коробка боевого телефона висит на одном проводе... Парсонс замахал руками, привлекая к себе внимание, и в этот момент за кормой взорвалась торпеда.

Толчок впечатал его в стену рубки. Он судорожно заскреб пальцами по железу, пытаясь встать, и тут крейсер получил нокаутирующий удар в левый борт. Голова Парсонса со сухим стуком, будто бильярдный шар, ударилась о комингс и лейтенант потерял сознание.

Его привел в себя матрос, посланный на поиски хоть кого-то, способного взять на себя командование тем, что осталось от крейсера Его Величества «Карадок». Очнувшись от непочтительных ударов по щекам, Парсонс с трудом разлепил веки для того, чтобы услышать: «Сэр, остальные офицеры мертвы. Принимайте корабль!»

Крейсер дрейфовал с сильным креном на левый борт. Орудия молчали, но и противник больше не стрелял. На палубе царил бедлам: обломки шлюпок на рострах, изрешеченные кожуха палубных вентиляторов, пробоины в надстройках. С помощью матроса, Парсонс добрался до башни «С» и остановился, как громом пораженный.

Дальше палубы не было. Не меньше трети корпуса – корма, дальномерный пост, радиорубка, башни «D» и «E», торпедные аппараты, – все исчезло. Великолепный легкий крейсер, один из лучших в своем классе, в мгновение ока превратился в жалкую развалину.

Когда полчаса спустя, над полубаком «Карадока» завис вертолет, пилоты увидели, как на мачту рывками ползет белое, с косым красным крестом, полотнище. Флаг, «V», «Виктор», по Международному своду сигналов, означал: «Мне срочно нужна помощь».