Текст книги "Крымская война. Соотечественники (СИ)"

Автор книги: Борис Батыршин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

I

ПСКР «Адамант»

Андрей трижды наблюдал Перенос изнутри и не представлял, как это выглядит снаружи. Что ж, теперь он это увидел.

Тучи, нависшие над плоской «кастрюлей», образованной вихревыми стенами, извергли титанический столб. Он извивался, наподобие торнадо, образующие его потоки спиралями всходили вверх и разбегались голубоватыми змейками на фоне лилового мрака. В самом эпицентре «хроноклазма» находились «Можайск» и «Помор» – сторожевик едва успел занять позицию, прежде, чем формирование Воронки вошло в финальную стадию.

Внезапно «смерч» скачком вырос в диаметре, поглотил корабли, и схлопнулся – втянулся наверх, в ослепительно сияющую в облаках точку. И эта точка стала шириться, расползаться идеальной формы кругом, дырой... в Мироздание. За ней проступила чернота, усеянная звездами, сияющими газовыми туманностями и шаровыми скоплениями. Не хватало разве что галактической спирали, в лучших традициях киношной фантастики.

Пока мозг пытался переварить это великолепие, «окно в Космос» затянулось лиловой мембраной, сереньким ноябрьским небом.

– – Ну, вот и все. – Валя Рогачев кликнул мышкой. На ноутбук шла вся телеметрия с «Пробоя». – А вы боялись, Андрей Геннадьевич...

Андрей посмотрел на экран – мельтешение разноцветных кривых, сбегающие водопадом, словно в «Матрице», струйки цифр и символов. Черт ногу сломит...

– Мы отслеживаем их перемещение между «мировыми линиями». Вот, смотрите...

Клубок цветных линий в центре экрана запульсировал и расплелся в жгут параллельных полос.

– Все. «Пробой» отключился, структура хроноквантового поля восстановлена. Они дома.

Зашипела рация.

– Андрей Генннадьевич, это Кременецкий. С «Алмаза» сообщают: «Выслали «Казарского» для оказания помощи «Карадоку».

Андрей направил бинокль на дрейфующий на расстоянии двух миль британский крейсер. Над ним висела бело-синяя стрекоза – вертолет.

Валентин захлопнул крышку ноутбука и с наслаждением потянулся.

– Что ж, Андрей Геннадьевич, пора и нам. Полчаса на то, чтобы улеглись возмущения, а пока «Пробой-М» выйдет на рабочий режим. Скажите, чтобы передали на караван – пусть подтягиваются к «Адаманту». Сейчас займем позицию и можно формировать Воронку.

Как изменился молодой инженер за эти полгода! Ни следа прежней застенчивости, неуверенности в себе. Командует людьми, кораблями, распоряжается силами вселенского масштаба, будто всю жизнь только тем и занимался. Одно слово – растут люди!

– Простите, Валентин, это вы уж сами. А я, пожалуй, отправлюсь на «Казарского», а то Иконников, чего доброго, наломает на «Карадоке» дров...

– Зачем вам это? – удивился Рогачев. – Пусть делает, что хочет. Мы, вроде, не собирались сюда возвращаться?

Андрей сдержал улыбку. Вот они, ученые: наука на первом месте, а все остальное побоку. В том числе – и людей.

– Вы правы, Валентин. Но, это же не повод, чтобы не прибрать за собой? Мы тут изрядно наследили, и простая порядочность требует не создавать обитателям этого мира ненужных проблем.

– Ну, как скажете, Андрей Геннадьевич. Только поторопитесь, на все про все у вас часа два, не больше.

– Я отправлюсь с «Алмазом». Надо навестить наших друзей – они тоже никогда не видели Воронки, могли и запаниковать.

– Ну, хорошо. Только, если уж соберетесь на «Карадок», возьмите с собой пяток бойцов. Мало ли что?

– Пожалуй, так и сделаю. – кивнул Митин. – Хрен знает, что выкинут эти просвещенные, мать их за ногу, мореплаватели...

II

Посыльное судно «Казарский»

К «Карадоку» подошли с на-ветра. Сначала Иконников хотел прикрыться от разошедшейся волны корпусом крейсера, но не рискнул – не хватало еще, чтобы неуправляемая махина навалилась на их скорлупку! Пока возились с буксиром, Водяницкий стоял у тумбового "Максима", направив ствол на палубу англичанина. Физиономия у механика была решительная, глаза недобро посверкивали из-под нависших бровей.

Буксиные троса натянулись. «Казарский» замер, не двигаясь с места; суденышко сильно осело кормой, и из-под нее фонтаном бил огромный бурун. Десять секунд... двадцать...

– В машине, прибавить обороты!

Палуба дрожала так, что у стоящих на мостике громко клацали зубы, а «Казарский» будто прирос к месту. Вот он дернулся, потом еще... Искалеченный крейсер, наконец, сдвинулся и пополз. Иконников шумно выдохнул. Оказывается, все это время он стоял, задержав дыхание.

– Слава богу, ветер попутный, иначе нипочем не дотащили бы до берега, – сказал он, оборачиваясь к Салотопову и замер.

Вихревая стена вдали стремительно наливались зловещей чернотой, небу от нее стремительно разбегались облачные спирали. А когда между морем и облачной «линзой» выросла гигантская лиловая колонна, перевитая молниями, – у подводника, человека по роду занятий отчаянно храброго, душа ушла в пятки.

Он ждал удара волны, ураганного порыва ветра. По палубе «Карадока» в ужасе метались английские моряки, кто-то прыгнул в воду в обнимку со спасательным кругом. Но – обошлось: и волны, ни шквала, лиловая, на пол-неба стена рассосалась в считанные минуты, будто ее не было вовсе.

Не прошло и получаса, как киль крейсера с хрустом врезался в гальку на мелководье, возле Херсонессокого маяка. Выбрали буксирные тросы и «Казаский», описав лихой разворот, подошел к борту крейсера.

***

Иконников провел на «Карадоке» около часа. Лейтенант сполна насладился унижением гордых островитян: сопровождавший командира Водяницкий волок на плече свернутый британский флаг, а сам Иконников гордо вышагивал по палубе, помахивая офицерским кортиком в ножнах. Под мышкой он нес большую, переплетенную в коленкор книгу – судовой журнал.

Парсонс едва поспевал за русскими, кипя от негодования. Это был его кортик. Длинный, шестнадцати дюймов, клинок из Шеффилда, слегка изогнутая рукоять с головой льва, куплен в лучшем на Пикадилли оружейном магазине. Лейтенант, как и предписано военно-морским этикетом, нацепил его, готовясь встречать представителя враждебной стороны. Горькая, но неизбежная обязанность: раз уж он, как единственный уцелевший офицер, принял командование, то и ему сдавать «Карадок». Больше ста лет английские корабли не спускали «Юнион Джек» перед неприятелем! Парсонс знал, что дома его ждет отставка, военно-морской суд, тюрьма – разве что, суровые судьи примут во внимание то, в каком состоянии он принял корабль?

Русский, вместо того, чтобы по-джентльменски посочувствовать побежденному, отпустить сдержанный комплимент храбрости противника, повел себя как сущий варвар! Он выслушал торжественные и печальные слова, Парсонса время от времени выдавая оскорбительные комментарии на скверном английском, а п когда тот закончил – потребовал отдать кортик. Лейтенант не поверил собственным ушам, и тогда русский матрос, здоровенный детина с угрожающей физиономией, попросту оборвал оружие с его пояса. И все на глазах команды! Впрочем, тем было не до протестов. Неудачный бой, потом чудовищный, в пол-горизонта, катаклизм – все это надолго выбило остатки экипажа «Карадока» из колеи. Казалось, начни русские расстреливать их по одному – покорно встанут к срезу палубы.

Русские лютовать не стали, только потребовали снять замки с уцелевших шестидюймовок, и мрачный тип, ограбивший Парсонса вышвырнул их за борт. А на просьбу прислать врачей для раненых доходчиво объяснил, что бы он, будь его воля, сделал со всеми англичанами – и с ранеными и со здоровыми, включая его Величество короля Георга V-го.

К удивлению Парсонса, он все понял, хотя матрос говорил далеко не на языке Шекспира. Лейтенант беспомощно посмотрел на русского офицера, ожидая, что он осадит зарвавшегося подчиненного, но тот лишь хохотнул и похлопал мерзавца по плечу.

Парсонс ожидал, что от него потребуют кодовые книги, и заранее приказал выбросить тяжеленные, в свинцовых переплетах, тома за борт. К его удивлению, русский не проявил интереса к секретной документации. Не стал он брать и штурманских карт, про которые Парсонс в суматохе забыл, лишь пролистал лениво судовой журнал и небрежно сунул под мышку, словно пустячный сувенир.

На том обыск и закончился. Русские совсем было собрались спускаться на свое корыто, когда к «Карадоку» с другого борта подвалил катер. Парсонсу еще не приходилось видеть таких: округлые, кажется, даже надувные борта, оранжевая лампа-мигалка на трапеции, из которой вверх торчат длинные черные прутья. Упал, разворачиваясь, шторм-трап, и на борт «Карадока» один за поднялись пятеро солдат удивительной наружности.

III

Гидрокрейсер «Алмаз»

–...я и говорю: «А на прощание, мистер, позвольте дать вам совет. Подумайте, что вы и ваши матросы, будете говорить на заседаниях Адмиралтейского суда. Что-то мне подсказывает, что если вы скажете правду, вам никто не поверит.» Вы бы видели, как он вылупился!

Эссен усмехнулся.

– Еще бы! Заявить под присягой, что крейсер потопили пришельцы из будущего, в порядке мести Британской Империи за преступления против большевистской России! Как он не спятил, когда вы это рассказывали, ума не приложу!

– Я не только рассказывал. Я и показывал тоже! – гордо ответил Андрей. – Ничего конкретного, какие-то ролики, завалялись на планшете... Но ему было все равно что смотреть – глаза остекленели, щека дергается, вот-вот грохнется в обморок!

Глебовский удивленно смотрел то на Андрея, то на Эссена.

– Боюсь господа, я не совсем уловил... Андрей Геннадьевич, зачем вы наплели англичанину эту ерунду?

– Проще простого, Адриан Никоныч. – объяснил Эссен. – Господин Митин хотел отвести от моряков Белого Флота подозрение в том, что это они раскокали британское корыто. А заодно и от большевиков. Верно, Андрей Геннадьич?

– Истинная правда, вашбродие! – дурашливо отрапортовал Митин. – Таков и был мой коварный замысел. А для убедительности я ему пачку картинок подбросил – заранее распечатал из «Звездных войн». Теперь умникам из Адмиралтейства будет, чем заняться!

Эссен расхохотался.

– Представляю, как эти господа подают Ллойд-Джорджу аналитическую записку – «Перспективы развития вооружений, основанных на лучах смерти»! Пожалуй, еще и Теслу разыщут в Америке. Башню его выкупят, которая для передачи электричества без проводов...

– Нет, Реймонд Фдорыч, Ллойд-Джордж этого не оценит. – в глазах у Андрея плясали чертики. – Им надо к Черчиллю. Старина Уинни обожает авантюры.

Глебовский поморщился. Его коробил шутовской тон собеседников.

– А если Фрунзе прикажет расстрелять англичан? У большевиков это быстро. Я за этот год такого насмотрелся... И пойдет ваша затея прахом!

– Ну, во первых, – рассудительно заметил Андрей, – у нас просто так никого не расстреливают, а тем более – иностранцев. Сначала допросят. И попадут мои сведения не к Черчиллю, а прямиком в особый отдел ЧеКа. Кто у них там мистикой занимался, Бокий? Вот к нему и попадут. Хотя, особый отдел кажется, еще не создали... ну, ничего, найдут, куда передать.

– А вас не беспокоит, что...

– Да вы не воспринимайте это всерьез, Адриан Николаич! – ухмыльнулся Эссен. – Господин Митин изволят валять дурака, а вы и поверили!

– А если серьезно, – подхватил Андрей, – то экипажу «Карадока» ничего не грозит. Судя по записям в судовом журнале, у командира был приказ осмотреть Севастопольскую бухту и доложить о результатах адмиралу Сеймуру. На связь они не выйдут, а значит, послезавтра, самое позднее, адмирал занервничает и пошлет на поиски что-нибудь посолиднее легкого крейсера. Вряд ли Фрунзе захочет подставлять Севастополь под главный калибр какого-нибудь «Айрон Дьюка»!

Инженер обиженно посмотрел на шутников.

– Вот вы развели жеребячество, господа, а я все думаю о том, что тут творилось пару часов назад...

– Да, – согласился Эссен, – грандиозное зрелище. Особенно то окно в небе. Как там у Ломоносова, помните?

«Открылась бездна звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.»

–Мне, Реймонд Федорыч, сейчас не до изящной словесности! – надтреснутым фальцетом выкрикнул инженер. – Как подумаю, что нам лезть в эту бездну – сразу хочется выкинуться за борт и плыть к берегу. Правда, я плавать не умею...

– А вы возьмите спасательный круг. – серьезно посоветовал Андрей. – Вон тот, на леере. Говорят, иногда помогает. Правда, вода холодная, пока доплывете, замерзнете насмерть.

– Вот что, Анриан Никонович, – перебил Андрей Эссен. – Пойдемте спустимся ко мне в каюту, я вас научу справляться с этой напастью.

– С какой напастью? – удивленно воззрился на него Глебовский.

– Признаюсь вам честно, – понизив голос, произнес авиатор, – Перед первым Переносом я тоже боялся до одури. Ну, побоялся-побоялся, а потом подумал – сколько можно? Сел, прикинул, что к чему и нашел отличный способ. Так что, не будем терять времени, господин инженер, пойдемте!

– А не рано, Реймонд Федорыч? – осведомился Андрей – Еще целый час, успеете... принять меры.

– Можем и не успеть. – заговорщицким тоном сказал Эссен – Способ этот особый, к нему надо готовиться заблаговременно. И, кстати, по дороге заглянем к буфетчику. Андрей Геннадьич, вы с нами?

– Вы идите, господа, а я еще немного побуду здесь.

И, дождавшись, когда Глебовский направится к трапу, сделал понятный всякому русскому жест: щелкнул указательным пальцем по шее.

***

– Господин майор, это вы? Простите, не узнал без формы...

Андрей обернулся.

– А, Коля? Ты тоже здесь, на «Алмазе»? Как устроился?

– Спасибо, Андрей Геннадьич, не жалуюсь. Тесно, конечно, но сейчас всем так...

– Это, брат, верно. Но ничего, еще полчаса – и отправимся. А там, увидишь, как нас будут встречать!

– Я как раз об это. То есть ... он сбился и показал на сужающуюся вокруг кораблей вихревую стену. – Мои товарищи гадают, что будет дальше? И к тому же с нами еще кое-кто... она, видите ли...

– «Она»? – Уголки губ собеседника чуть тронула улыбка. – Видимо, ваша невеста, юнкер? А не рано? Может, стоит подождать, пока станете хотя бы поручиком?

Коля хотел возразить, но покраснел, смешался и замолк.

– Ну ладно, не мое дело. – сжалился Андрей. – Так о чем вы спрашивали?

– Я же говорю – нам никто толком ничего не объяснил. Может, расскажете, что будет дальше?

Андрей серьезно посмотрел на юношу. Тот ждал.

– А дальше, юнкер, мы спускаемся в низы, задраиваем броняги и ждем. А пока ждем – я вам все растолкую...

IV

Посыльное судно «Казарский»

– Глянь-ка, Водяницкий, какая жуть! Стены вокруг лиловые, а мы посередке, как дерьмо в проруби! А как тот смерч корабли слизнул – раз, и нету!

– Я товарищ Евгений, сколько лет по морям хожу, а такого не вида. Но я так рассуждаю: бояться не надо. Вон, командир не опасается, а он ведь тоже все видел! Может, и нас пронесет?

– Может, и пронесет. Ты только вот что скажи – что это командир с тобой чуть ли не обнимался, по плечу хлопал? А ты и рад стараться, штык с англичашки содрал! То есть я не против, с такого и штаны содрать не грех, но неужели ты, товарищ, гаду Иконникову веришь?

– Верить – не верю, а он полезное дело для Революции сделал. Как и беляки эти, которые крейсер раскатали. За это и кортик не грех ему поднести, законный трофей. Ты, товарищ Евгений, на Черном море человек новый, а я скоро год как здесь воюю. Сколько раз с англичанами дрались, вот с этим самым «Карадоком»! Цельная эскадра пришла к Николаеву: беляки, англичане, крейсера, гидропланы, миноносцев тьма. А мы – с голым задом и тремя буксирами – воюй, как знаешь! Но наши ему не спустили, вкатили с берега трехдюймовым! Как же мне не порадоваться, когда командир приказал с этой английской гадины замки свинтить и за борт покидать?

– Я, товарищ, твое негодование понимаю. Но все одно, не забывай, что Иконников – объективно гад и кровавый враг Республики. Тебя же, дурья голова, продал белякам вместе с лодкой, а ты его выгораживаешь, да еще и беляков хвалишь!

– Не выгораживаю! Я только сказал, что англичане опаснее...

– Это в тебе политическая незрелость говорит! Англичанин – империалист, враг явный, хоть и сильный. Но он неотвратимо обречен поступью истории: ихний же пролетариат скоро выкинет своих буржуев и гадов вон! Карл Маркс и товарищ Троцкий нас как учат? Перманентная, понимаешь, революция, скоро водрузим везде светлое знамя труда! А такие, как Иконников – враги внутренние, затаившиеся, только и ждут, как бы нож в спину воткнуть. Вот и подумай, кто опаснее!

– Ладно, товарищ Евгений, пошли в низы. Слышишь, тревогу бьют? А что было сказано: «как пробьют тревогу, так все в низы, задраить накрепко и сидеть, как мышь под веником?»

– Да что ты твердишь – «колокола» да «тревога!» Мы что, сами без головы? Без золотопогонников разберемся, что делать...

– Ты товарищ Евгений, человек сухопутный, хотя и зрелый политически. На корабле дисциплина – первейшее дело. Ежели капитан говорит: «с палубы долой и задраиваться», то надо политграмоту задвинуть за рундук и выполнять. Потому как...

– Погоди, товарищ, что ты несешь? Политграмоту – и задвинуть? А если приказ этот вредный?

– Море – оно не разбирает, кто вредный, а кто наоборот. Как наподдаст волной – и все, нет ни человека, ни политграмоты А потому, полезли в машинное, после договорим...

Конец первой части

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Корабли в Зурбагане

ГЛАВА ПЕРВАЯ

I

Из мемуаров С.Б. Велесова

Изд. Товарищество И. Д. Сытина,

Санкт-Петербург 1884/29 гг.

«...разжал кулак. На потной ладони лежала флешка – прощальный презент профессора.

– Ознакомьтесь, Сергей Борисыч. По-моему, это может вам сильно пригодиться. Да и нам тоже.

– Вам? Так вы допускаете...

– В этом мире, голубчик, ничего нельзя исключать. – улыбнулся Груздев. – Если уж мы сумели однажды пройти этим маршрутом – что мешает проделать это снова?»

***

Признаться, я изрядно нервничал, когда вечером того же дня вставлял флешку в ноутбук. Севастополь гудел, как растревоженный улей – уход «потомков» никого не оставил равнодушным. Но ушли не все: стоял посреди Южной бухты «Морской бык»; потрепанные гидропланы отдыхали в эллингах, у пирса покачивался калека-«Заветный». Команда почти в полном составе присоединилась к своему командиру, и теперь им предстояла непростая задача – вернуть миноносец к жизни. Пока же с корабль изрядно ощипали – сняли прожектора, орудия, пулеметную установку. Минный аппарат переставили на винтовую шхуну «Аргонавт», и та последней оставшейся у нас торпедой отправила на дно линкор «Джеймс Уатт». Разгром при Варне вышел знатный – недаром ее прозвали «второй Чесмой», подобно тому, как Альму европейская пресса хором именует «вторым Трафальгаром».

Газеты наперебой обсуждают достижения России в новом виде войны на море – минной. И если за Каналом пресса поносит московитских варваров за «неджентльменское» веление войны, то за пределами Соединенного Королевства реакция иная: от сдержанного оптимизма до злорадства. Но всех переплюнула нью-йоркская «Геральд», призывавшая изучить русский опыт и завалить минами британские гавани. И вдобавок, послать в атаку сотни минных катеров конструкции генерала Тизенгаузена. Правда, лицензию на их производство надо еще приобрести, но газета Геральд» выразила готовность возглавить кампанию по сбору средств. Что ж, порадуемся за американцев – идея, безусловно, хороша.

***

Но я отвлекся.

Флешка. Самая обыкновенная, на 8 гигов. И единственный файл, открывшийся в текстовом редакторе. Не стану приводить послание Груздева целиком, оно есть в любом учебнике по новейшей истории, не говоря уж о специальных трудах.

Я не разбираюсь в хронофизике, и не успел восполнить этот пробел до отправления экспедиции. События развивались слишком быстро: визит на Лубянку, предложение Андрюхи Митина, включение в руководство Проекта, подготовка... После Переноса и вовсе стало не до науки: Груздев, к которому я мог бы обратиться за разъяснениями, валялся в отключке, а пообщаться с заменившим его Валей Рогачевым я так и не собрался из-за хронического цейтнота.

Если коротко, то профессор сравнивал поток «мировых линий», содержащий и нашу собственную и ту, на которой мы оказались, с пучком соломинок. Время и события текут на них одинаково, отличить одну от другой существующими методами невозможно.

Хронофизики научились перемещаться в прошлое, хоть в Древний Рим, хоть к динозаврам. За одним исключением: прошлое собственной «мировой линии» оставалось под запретом. Иначе возникал известный из фантастики парадокс, нарушение причинно-следственной связи. А вот в прошлом чужих «соломинок» можно вытворять что угодно, на нашей действительности это не отразится.

Итак, теория у Груздева была. А вот воплощение ее «в металле» требовало огромных средств. Государство не собиралось сорить деньгами ради удовлетворения любопытства историков. Обратиться к частным инвесторам? Заинтересовать, по примеру героя гаррисоновской «Фантастической саги», крупную киностудию, предложить турфирмам «хроносафари» или туры по Древнему Египту? Груздев, при всей своей научной одержимости был патриотом, ученым советской закалки, и такие варианты не рассматривал.

Оставались военные. Этих мало интересовало прошлое, а вот возможность заглянуть вперед – это совсем другое дело. Будущее – бездонный кладезь информации и технологий, ради них можно пойти на любые издержки.

Груздева, не меньше чем заказчиков в погонах, занимала такая перспектива. Но когда дело дошло до практики, возникло препятствие.

Отправиться в прошлое несложно: задаешь дату и попадаешь случайным образом на одну из бесчисленных соломинок – «мировых линий». Обратный Перенос тоже не проблема: у путешественника есть устройство-«хрономаяк», настроившись на который его и выдергивают назад. А вот повторить путешествие, особенно по прошествии некоторого времени, почти невозможно: отправившись снова в прошлое, вы наверняка попадете на другую «соломинку», не ту, на которой побывали в прошлый раз. Трудно не ошибиться, когда вариантов бесконечно много.

С перемещением в будущее еще сложнее. Нельзя прыгнуть вперед, задав лишь дату, нужны параметры конкретной «соломинки». Без них Перенос не состоится, или того хуже – путешественник сгинет во вневременном и внепространственном Нигде. А как задать эти параметры, если невозможно отличить одну от другой?

Груздев не был бы Груздевым, если бы не сумел найти выход.

Как найти соломинку среди сотен точно таких же? Правильно. Сделать так, чтобы она из них выделялась. Изменить течение событий на «мировой линии» настолько, чтобы они отличались от того, что творится на соседних. И готово дело – настраивай аппаратуру на любой участок измененной реальности и вперед, в будущее!

Схема вырисовывалась примерно такая:

Шаг первый: экспедиция отправляется в прошлое на строго отмеренный промежуток времени. В нашем случае – на 163 года назад, в 1854-й.

Шаг второй: оказавшись на месте, экспедиция производит масштабное вмешательство в ход событий. Например, помогает русской армии выиграть Крымскую войну, рассчитывая перевести локомотив мировой истории на другие рельсы.

Шаг третий – возвращение в свой XXI-й век. Хронофизики готовят свою аппаратуру для нового Переноса, но уже не в прошлое, а в будущее «помеченной» мировой линии. Правда, вернуться после этого в прошлое исправленной «мировой линии» уже не получилось бы – вступал в действие запрет на нарушение причинно-следственных связей.

Но беда в том, что пресловутая «ткань Реальности» – чрезвычайно упругая субстанция. Если ее потревожить, а потом оставить в покое, события рано или поздно вернуться в свое прежнее русло. А значит, степень вмешательства должна быть такова, чтобы последствия проявлялись как можно дольше, – ведь для исследователей доступно только измененное будущее, на которое можно «навести» хроноаппаратуру.

А значит, писал Груздев, нельзя останавливаться на достигнутом. Да, нам удалось изменить ход событий в 1854-м году, но где гарантия, что эти изменения не «рассосутся» через полсотни лет? Нет, надо подталкивать пресловутый локомотив истории, чтобы он не сворачивал с «боковой ветки» еще хотя бы лет триста.

Справятся ли с этой задачей те, кто остался в 1854-м? Далеко не факт. А значит, нужна новая экспедиция, и Груздев обещал прислать ее самое позднее, через полгода. А дальше... как говаривал последний советский генсек? «Расширить и углубить». Сделать расхождение здешней истории с «генеральной линией» столь заметным, что оно не сгладится и через сто лет, и через двести, а может, и через тысячу.

Я закрыл файл и, чуть помедлив, потянулся к шкапчику, заменявшему мне бар. Как хотите, а без ста пятидесяти коньячку такого не переварить...»

II

Гидрокрйсер «Алмаз»

– Ну вот, а вы опасались... – Андрей потрепал юнкера Штакельберга по плечу. – Все целы, как видите. А что тряхнуло немного, так в штормягу и не так качает.

Перенос, и правда, прошел гладко. А может, дело в том, что они не видели разворачивавшегося снаружи катаклизма? В какой-то момент корпус корабля задрожал, отсек заполнился вибрацией, переходящей в пронзительный зуд, от которого болели зубы и барабанные перепонки. Сашенька ахнула, зажала ладонями уши. Адашев вскочил со стула, и тут ударило – будто некий великан взял «Алмаз» за кончик мачты, приподнял, встряхнул и небрежно уронил в воду.

Адашев, полетел с ног; Михеев, бледный, решительным лицом обнимал лишившуюся чувств девушку, готовый хватать, бежать, спасать. Фаддей Симеонович Геллер сидел, выпрямившись, нервно тиская трость – бледный, на лице ни кровинки, лоб в бисеринках пота. Штакельберг обеими руками вцепился в сиденье стула, глаза выкаченные, безумные.

Захрипел динамик:

– Говорит командир корабля. Команде осмотреться, доложить о повреждениях. Пассажиров прошу не выходить на палубу без сопровождения членов команды.

– Что же нас так и не выпустят? – поинтересовался после паузы Штакельберг. – Как хотите, а мне не улыбается здесь торчать, как сардинам в жестянке с прованским маслом. Хочется размяться после такого карамболя...

– Да ладно вам, барон. – откликнулся Адашев. – В теплушки еще не так втискивались, потерпим...

Юнкера и правда, набились в каюту мичмана Солодовникова, как консервированные рыбешки в банку. Сидели на столе; на койку набилось шесть человек. Вещмешки, шинели и прочую амуницию свалили на пол, и этой куче с удобствами расположились те, кому не досталось сидячих мест. Сашенька с Колей Михеевым оказались зажаты в дальнем углу, и юнкер втайне наслаждался близостью предмета своей страсти. Впрочем, приходилось изо всех сил демонстрировать равнодушие: сашенькин рара косился на юнкера с нескрываемым подозрением.

– Да, случалось и по шесть десятков втискивались вместо положенных сорока, – согласился Штакельберг. Но тут-то, господа, корабль, а не загаженный, – простите за мой французский, Сашенька, – телячий вагон!

– Да, тесновато! – не сдавался Адашев. – Подумаешь, экое горе! А вы предпочли бы остаться в Севастополе с этими мизераблями? Забыли, как они с нашим братом обходятся? Скажите ему, мадемуазель!

Сашенька вместо ответа покрепче вцепилась в локоть Михеева.

– Это военный корабль, а не пароход общества РОПИТ. – пояснил Андрей. Он стоял в проеме открытой двери, за спиной, в забитом до отказа коридоре, гудело многоголосье. Палубы заставлены грузами, если еще и народ из низов повалит – вообще негде будет повернуться. А ведь надо поднимать гидроплан на разведку!

– Но зачем? Вы же говорили, нас здесь ждут?

– Говорить-то говорил, но, мало ли что? Вот и к вам мы попали случайно, а ведь нацеливались на 1916-й! Наука хронофизика, как говаривал один профессор, умеет много гитик...

– Значит, нам повезло! – хмыкнул Адашев. – Если бы не эта случайность – нас бы в капусту порубали!

– Какой ужас! – Сашенька вздрогнула и поближе (хотя, куда уж ближе!) притиснулась к Михееву. Юнкер глупо улыбался; его так и подмывало обнять девушку – утешить, внушить спокойствие от того, что он рядом, такой сильный, решительный, уверенный в себе.

Повезло или нет – это вопрос, подумал Андрей. Если бы не экспедиция, Стогов, ему определено историей, отбыл бы вместе с юнкерами в Константинополь. А дальше – галиполийское сидение, эмиграция, РОВС. Для кого-то потеря надежды и смысла существования, для других – жизнь с чистого листа вдали от Родины. Но здесь ведь полная неизвестность...

– Поднимаемся по трапу, господа, осторожно, не свалитесь! – закричали в коридоре. – Женщин, детишек малых, вперед! По одному, не давитесь, руки-ноги не переломайте!

– Вот и кончилось наше заточение! – жизнерадостно объявил Андрей. – Сейчас выберемся наверх, и сами все увидите этот прекрасный новый мир!

Юнкера, завозились, поднимаясь с пола.

– Винтовки, амуницию оставляем здесь! – Адашев вспомнил о своем командирстве. – Юнкер Штакельберг, останетесь караульным. И не надо строить обиженную мину – теперь здесь места будет вдоволь!

III

Гидросамолет «Финист» бн 3

С высоты эвакуационный караван выглядел скопищем разномастных, крупных и мелких посудин, в беспорядке разбросанных по морской глади. Вот «Березань»: палуба заставлена броневиками, танками, грузовиками, разношерстыми авто. Про бортам пришвартованы портовая землечерпалка и барказ-кабелеукладчик; совместными усилиями им едва удалось сдвинуть с места груженый транспорт. Дальше старушка-«Котка» с миноносцем «Строгий» на буксире, за ним «Живой». Наливная баржа на буксире за пароходиком-паромом, лихтер, переполненный штабелями ящиков и бочек так, что палуба стала едва не вровень с водой. Следом еще одна – на ней два маневровых паровозика из портового хозяйства и старые девятидюймовые мортиры, снятые в последний момент с Константиновского равелина.

За баржами тянулась самая нелепая процессия, которую Эссену доводилось видеть. Пятнадцать железнодорожных цистерн с нефтью, газойлем, соляровым и моторным маслом; их сняли с платформ, скрепили по три, по слипам спихнули в воду, и сцепив вереницей, поволокли в море. Так и болтается эта гирлянда, прихотливо изгибаясь по воле волн.

В стороне от этого плавучего паноптикума – элегантный силуэт «Алмаза», слегка подпорченный массивной коробкой ангара. На траверзе гидрокрейсера замер «Адамант», рядом с ним настороженный «Казарский».

Под крыльями «Финиста» с номером «3» промелькнули мыс Херсонес, Казачья, Песочная, Карантинная, и наконец – Севастопольская бухта. Эссен помнил ее совсем другой – заполненной крейсерами и дредноутами, со стелящимся над волнами угольным дымом, судовыми гудками, перекликающимися со свистками портовых паровичков. Или той, какой она стала в XXI-м веке, когда на смену броне и калибрам пришли круизные лайнеры, утыканные антеннами эсминцы и пограничные сторожевики, а так же бесчисленные яхты и прогулочные теплоходики. Эта, нынешняя бухта на первый взгляд была почти такая же: она тоже отгородилась от моря Константиновским равелином, только не выстроились вдоль причалов портовые краны и высится из воды памятник затопленным кораблям, не догнивают на дне доски нахимовских фрегатов. Вот они, эти фрегаты – стоят целехонькие, в грозном строю, ощетинясь с бортов тяжелыми орудиями.