Текст книги "Большой охотничий сезон"

Автор книги: Борис Барышников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– «Каштан», «Каштан», я – «Каштан—пять», я – «Каштан—пять». Как слышите? Прием.

По тому, как были произнесены позывные – торопливо и громко, майор Гульчак понял, что у пятого есть новости. Он схватил микрофон и переключился на передачу:

– Я – «Каштан». Слышу вас, слышу. Докладывайте.

– «Каштан»! «Каштан»! В квадрате 24-В обнаружены части тела, оружие и предметы, принадлежащие объектам розыска. Повторяю. В квадрате…

Гульчак не стал дослушивать, передал микрофон радисту и бросился в кабинет Паршина:

– Товарищ подполковник! Пятый радирует: обнаружены предметы и оружие, принадлежащие крестникам. И еще что-то про части тела.

– Что что-то?

– Не разобрал… Вернее, не стал дослушивать, решил вам доложить. Пятый на связи.

Когда Паршин вошел в штабную комнату, он увидел с десяток сослуживцев, сгрудившихся у передатчика.

– Передайте пятому – не отключаться, – сказал Паршин и повел пальцем по карте, отыскивая нужный квадрат. – Где капитан Игнатенко?

– Отдыхает, товарищ подполковник, – сказал дежурный офицер. – Будить?

– Будите. Пусть готовит машину. Как с прогнозом?

– Только что звонили синоптики. Вот телефонограмма. По-моему, погода устойчивая.

– Хорошо. Будите Игнатенко.

– Слушаюсь.

Дежурный вышел, и только после этого Паршин подошел к рации.

– Пятый! Здесь «Каштан». Как слышите?

Сквозь треск и радиопомехи донесся голос:

– Слышу неважно. Связь ухудшается. Вылетайте быстрее, товарищ подполковник!

– Уже готовимся, лейтенант. Доложите обстановку подробнее.

– Здесь, по всему, на нарушителей напали волки. Семериков и Акимычев отстреливались. Обнаружены изуродованные останки… Виноват, обнаружены части тела одного из них. Предварительной идентификацией установлено, что это Акимычев.

– А Семериков?

– Тела не обнаружено.

– Обеспечьте охрану места происшествия. Вылетаем через полчаса… Впрочем, нет – через пятнадцать минут.

– А вот еще загадка…

– Да ты уморил меня, дядя Семен. Все равно не угадаю.

– А ты потужься… Ну вот: большая шкура – вся в дырках. Что такое?

– Черт ее знает!

– Ну подумай.

– Не знаю.

– Эх, ты… Это звезды на небе.

– А похоже…

– А вот еще…

– Да отстань ты, дед! Спать хочу.

– Нельзя тебе спать.

Кильтырой час назад споил Семерикову отвар, который должен был встряхнуть больного или раненого человека, укрепить его дух и придать силы. Лекарство это применялось тогда, когда необходимо было поддержать желание выжить, но целебное действие его могло произойти лишь при том условии, если принявший его какое-то время не заснет. Семериков, привыкший уже безропотно подчиняться своему лекарю, ничего не мог с собой поделать: веки его слипались, мысли путались, самым желанным сейчас казался именно сон.

– Однако, как тебя звать-то? Сколько дней вместе, а мне недосуг спросить?

– А! Какая разница… Колькой зовут.

– Ты, Колька, давай не спи.

Кильтырой потормошил Семерикова и, видимо, сделал тому больно, так как он вскрикнул.

– Ну-ну, Колька, ненароком я. Ты не спи… Слушай загадку.

– Вот черт какой! Ну давай твою дурацкую загадку!

– Кто на хвосте уголок тащит?

– Самолет?

– Нет. Горностай… Но и на самолет, однако, похоже.

– Что ж я, по-твоему, идиот?

– Молодец, паря… Ну а это: седой старичок век живет.

– Это ты, – засмеялся Семериков. Захихикал и Кильтырой.

– Больно ты хитрый. Думать не хочешь – угадать хочешь… Это Байкал.

– Но и на тебя похоже: век живет… седой старичок…

Кильтырой не унимался. Вспоминая очередную загадку, он чесал свою жиденькую бороденку, щурил глаза и шевелил губами.

– Все, что ли? – спросил в очередную паузу Семериков. – Все загадки?

– Не все, однако… Много-много у эвенков загадок. На всяк случай. Раньше оне нам книжки заменяли… А! Вот вспомнил: отчего у глухаря глаза красные?

– Ну, отчего?

– Много плакал, вот отчего.

– А я думал, в сортир хочет.

И снова засмеялся Семериков, и захихикал Кильтырой.

– Ну, а эта: не кабарга, а по скале ползет, не медведь, а по тайге ходит, не собака, а землю нюхает?

– Мильтон! – Семерикова стала забавлять ситуация, когда можно было искать в угадывании двойной смысл. Он даже про сон забыл.

– Нет, это геолог, – серьезно поправил Кильтырой. – Зачем, однако, милиционеру по скале ползать, землю нюхать?

– Эх, дядя Семен. Мой ответ – в самую точку. Хотя бы нас со Слоником искать.

С обоих слетело веселье. Помолчали, каждый думал о своем, о недавнем.

– Все спросить тебя хотел, Колька, – заговорил Кильтырой.

– Ну?

– Пошто вором стал? Зачем людей губил?

– Не надо, дядя Семен. Не спрашивай хоть ты меня. Не могу я тебе на этот вопрос ответить.

– А себе? Можешь?

– И себе не могу… Не знаю. Вообще-то знаю… Какой-то черт во мне сидит. Все думал, особенный я, не такой, как все. А сейчас-то точно знаю: работать не хотел, лямку тянуть. Хотелось побыстрее да побольше. Ну и… Один раз сел, другой… А там уж понесло. Да еще поддать любил…

Семериков говорил, не глядя на старика. Казалось, он вообще ни к кому не обращался неожиданным даже для себя монологом. Кильтырой слушал его, не перебивал, молча кивая головой в такт его словам.

– В последний раз вышел, когда девушку встретил. Понимаешь, дед, девушку! Не шмару, не телку – девушку, которая – надо же – меня, шпану, в общем-то, полюбила. II я ее полюбил. Поженились мы. Дочка родилась… Эх, ну и гад же я, дядя Семен! Стрелять таких, как я, надо и фамилии не спрашивать!

Семериков вдруг зарычал и стал биться головой о нары. Кильтырою стоило большого труда успокоить его. Пулька заскулила, но старик махнул на нее, заставив замолчать. Семерка заснул. Теперь ему можно было спать, но Кильтырой не испытывал удовлетворения. Он сидел рядом с преступником, смотрел в его искаженное страданиями лицо и думал. Думал о жене и дочери этого человека, живущих где-то далеко отсюда и ничего не знающих о том, что произошло. Он думал о своих сыновьях и о сыновьях своих сыновей. А еще он думал о том, что опять разболтался: зачем его дернуло задать Кольке такой дурацкий вопрос? И почему-то вместе со всеми этими думами вертелась в его памяти загадка, которую он не успел загадать Семерикову: «нашего дружка в чужие страны увозят…» Вообще-то это соболь, но что бы ответил Колька?

«Ладно, – решил старик. – Загадаю завтра».

– Накось выпей вчерашнего, – сказал утром Кильтырой, протягивая Семерикову чашку с отваром.

– Да ну его…

– Зачем – да ну?

– Опять загадки будешь загадывать – так я выспался.

– Вот и ладно. Не полегчало сердце-то?

– А черт его знает.

Пулька вздрогнула всем телом и, вскинув голову, навострила уши.

– Чего это она? – спросил Семериков, приподнявшись на локтях.

– Кого-то ждет. Вишь, слушает?

– Так ничего же не слыхать…

– Это нам не слыхать, а ей, однако, о-ей-ей даже как слыхать. – Кильтырой подошел к собаке, наклонился: – Ну что там, Пулька? Кого бог несет?

Пулька вскочила, подбежала к дверям, нюхая щелку и виляя хвостом. Тут и люди услышали вдалеке едва уловимый стрекот вертолета.

Семериков занервничал, попробовал сесть. Кильтырой погрозил ему пальцем:

– Ты лежи, однако, паря. Не дури. Пойду выйду. Гляну.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Семериков быстро возвратившегося охотника.

– К Мачехину порогу полетели.

– Все! Крышка!

– Какая такая крышка?

– Да что ты притворяешься, старик?

Кильтырою и в самом деле притворяться не было никакой нужды, ему тоже все стало ясно, и он с нескрываемой жалостью посмотрел на Семерикова.

– Ну что ты уставился на меня! – закричал тот. – Доволен? Они оттуда прямиком сюда: рванут. Как пить дать.

От вертолета к зимовью быстрым шагом двигалась группа военных. Среди них Кильтырой заметил подполковника Паршина и Силантия Увачана. Старик поджидал гостей, покуривая трубку. – Здравствуйте, Семен Никифорович, – протянул большую ладонь офицер.

– Здравствуй, здравствуй.

– Мы сразу поняли, что они у тебя, дядя Семен, побывали, – пояснил Увачан. – Я Кайрана узнал и вещи твои.

– Да-да… Однако были у меня, были, – согласился Кильтырой.

– Понимаете, Семен Никифорович, они погибли. Один-то уж точно. На них напали волки… Но обнаружили мы лишь тело Акимычева. А вот второй, Семериков… Как вы думаете, Семен Никифорович, куда мог деться человек после такого дела?

Старик молчал, хитровато щурясь.

– Дядя Семен, понимаешь?.. Там, на месте, кое-что выяснилось. Ну, например, то что Семериков был тоже ранен. Возможно, тяжело. Но он исчез, хотя сам передвигаться наверняка не мог. Пропал человек, и все. Нету его следов. Только есть следы твоих нарт и твоего учуга.

– Подождите, лейтенант, – остановил Увачана Паршин. – Понимаете, уважаемый Семен Никифорович, нам обязательно нужно знать, где тело Семерикова. Без этого мы не можем объявить о прекращении поисков.

– Дядя Семен! – нетерпеливо обратился к старику участковый.

– Слышу, Силантий. Да токмо… живой он.

В этот момент скрипнула дверь. Все обернулись на звук и увидели сначала валенки, а затем и целиком человека – заросшего, с горящими глазами. Силантий схватился за кобуру.

– Отставить, лейтенант! – остановил его Паршин.

Кильтырой продолжал молча дымить трубкой.

Паршин, заметив, что незнакомец вот-вот упадет, приказал двум солдатам:

– Помогите ему.

– Не надо, – хрипло выговорил тот. – Гражданин начальник, я Семериков. Сдаюсь. Оружия при себе не имею. Гражданин начальник, у меня заявление.

– Слушаю.

– Этот гражданин, – Семерка кивнул в сторону старика, – не стал совершать надо мной самосуда, а оказал медицинскую помощь… Дядя Семен, спасибо тебе. Мы уж больше не увидимся. Только скажи, сколько стоят шкурки, которые мы у тебя взяли, и олени…

Кильтырой молчал.

– Ах, ты, ворюга! Сколько! – не выдержал Увачан. – Тебе таких денег честным трудом вовек не заработать!.

– Товарищ Увачан! – прервал его Паршин. – Спокойнее.

– Ничего, дядя Семен, – сказал Семериков. – Я тебе по частям верну. Вот только бы знать, сколько…

– Это решит суд – сколько, – вмешался Паршин.

Кильтырой подошел к Семерке:

– Однако ты совсем дурак, Колька.

По щекам старого охотника стекали слезы.