Текст книги "Чтоб полюбить сильней..."

Автор книги: Борис Андреев

Соавторы: Борис Рябинин,Леонид Леонов,Людмила Татьяничева,Сергей Куклин,Анатолий Сосунов,Владимир Красин,Григорий Устинов,Евгений Фейерабенд,Василий Блиновский,Виктор Колчин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Чтоб полюбить сильней...

Борис Андреев
ЛЕСНЫЕ ТАЙНЫ

Возвращаешься из далекого похода по лесам с ночевками и чаем у костров на берегах красивейших лесных озер. Возвращаешься усталый, но усталость гасится красотою природы, большим запасом впечатлений от встреч с лесными обитателями. Возвращаешься, предвкушая удовольствие от просмотра сделанных фотоснимков.

Память восстанавливает картины интересных встреч. Их очень много.

Вот кустик полыни на лужайке. Перед ним сеттер сделал стойку, стойка же может быть только по птице. Подхожу ближе. До кустика остается шага два… Выскакивает большой старый заяц, метрах в пяти встает на «дыбки», а сеттер по эту сторону кустика ложится, и оба разглядывают друг друга… Движение руки к фотоаппарату – и зайчище моментально скрывается. А сеттер смотрит на меня и глазами спрашивает: «А ну, скажи, хозяин, кто это был?»

На полянке среди густой травы у трех молодых березок сеттер встал. Даю команду: «Вперед». Собака стоит, как окаменевшая. Повторяю команду – ни с места.

Решил ждать: кто кого пересидит или перестоит? Прошло минут пять-шесть. Собака на «мертвой стойке», а в траве никакого движения! Опускаюсь на четвереньки и ползаю под носом собаки. Перебираю руками траву и в метре от головы сеттера нахожу… затаившегося тетеревенка.

Он маленький, наверно, из запоздавшего или осиротевшего выводка. Попробовал посадить его на сучок, чтобы сделать снимок, но тетеревенок упал опять в траву. Пришлось оставить нашу находку в покое – фото не удалось.

У опушки леса нашли запоздавший выводок перепелов, но он был уже на взлете, поэтому сделать снимок я не успел. Надо бы хоть куда-нибудь выстрелить – для звука! Мой сеттер хорошо знает, что должен быть или щелчок фотоаппарата или звук выстрела: тогда его работа не пропала зря. Не услышав ни того, ни другого, он укоризненно посмотрел на меня, сделал сердитые глаза и облаял.

Вот так и идешь, перебирая в памяти виденное… Хорошего, интересного так много, что весь этот «мед» не вместишь и в большую бочку. И вдруг – встреча.

Но вместо приветливого «Здравствуйте» слышишь: «Ну, много ли убил?!» Это «убил», как ложка дегтя, которым испорчена вся бочка собранного «меда». От такого вопроса коробит и хочется поскорее разминуться…

* * *

Кладовая природы и ее музей служат человеку не для заготовки дарового мяса, а для создания и воспитания понятий, присущих гордому званию Человек! Смеяться надо над тем, кто жаден и для удовлетворения этой своей жадности старается уничтожить как можно больше! Насмешкой надо наказывать тех, кто удовольствие свое измеряет количеством килограммов дарового мяса. Нельзя смеяться над человеком, который пошел в леса, на луга и озера ради красавицы природы. Если он возвращается, не убив и не искалечив ничего живого, так не смеяться над ним следует, а брать с него пример.

Бесприютный

Встретились мы с ним при необычных обстоятельствах, а для него и в совершенно не подходящее время.

Стояла поздняя осень. Ни единого листика на деревьях! Вся летняя краса лежала на земле желто-коричневым ковром. Белел иней. Солнце светило ярко, но тепло ушло до весны, от голубого неба веяло холодом, а с севера надвигалась мутно-серая полоса – приближался фронт зимы.

Пришли мы в лес: я – подышать воздухом осеннего леса, мой сеттер – побегать перед долгой вынужденной зимней «спячкой».

Я огляделся – видно далеко. Звуки в поредевшем и притихшем, без листьев, лесу слышны на большом расстоянии. И потому Мусик перешел с лесного поиска на полевой – «челноком».

Дорожка уходила вдаль, сплошь покрытая опавшими листьями. Делая челнок, Мусик при каждом развороте пересекал эту дорожку впереди меня. За его поиском я не следил, потому что стоек и подводок делать ему было не по кому (охота закончилась давно, еще в сентябре). Но мой слух невольно ловил шорох листьев под ногами собаки. И вот этот шорох внезапно прекратился. Оглядевшись, вижу: Мусик стоит. Стойка самая стильная, но какая-то едва уловимая особенность дала понять, что стойка не по птице.

Подхожу…

У кромки дороги, почти у самой заросшей колеи – кучка листьев. Над ней-то и стоит Мусик.

В чем дело?

Даю команду: «Вперед!»

Мусик делает несколько шажков и передними ногами встает на этот бугорок.

Листья зашевелились. Послышалось фуканье ежа!

Еж не спал. Был ли он по характеру беспечен или потерял ориентировку во времени, а может, болел и не успел найти подходящего места, но так или иначе у него все еще не было «квартиры» на зиму.

Мусик стоял и смотрел на этого большого, по-видимому, старого ежа. А я думал: не старость ли ежа была причиной его беспризорности? Не потому ли он все еще не имеет «квартиры» на зиму? И еще думал, как бы помочь ежу, ведь бедняге грозила гибель.

Я еще раз посмотрел на Мусика, на его висячие уши и тут-то вспомнил: не далее двух километров от нас есть под корнями большой березы отличная «квартира» для ежа. Летом в ней жила семья шершней. Один из них укусил Мусика за ухо, когда он, проявив любопытство, сунулся обнюхивать и рассматривать вход в их жилье.

Вот это-то укушенное ухо и помогло мне решить вопрос о квартире для ежа.

Что ж, ежик! Давай устраивать новоселье!

Посадил я ежа в сумку, и отправились по нужному «адресу».

Нашли березу, я расчистил вход, положил сухих листьев и на них вкатил ежа. Сверху прикрыл листьями и обломками пня, а для отпугивания лисиц положил несколько стреляных гильз – лиса хитра, но всякий посторонний лесу запах отпугивает ее.

С новосельем тебя, ежик! Спи!

Прошла еще неделя. Снег не выпал, и мы опять отправились в те места.

Раздвинув листья, я заглянул в «квартиру» ежа. Там было тепло. Ежик спал зимним сном и даже не почувствовал, что его потревожили. Зима надвинулась вплотную, но здесь он мог спать спокойно, до весеннего тепла.

Зайчонок

О каждом лесном происшествии сороки узнают всегда первые и стрекотанием оповещают о нем лесное население. Кричат сороки, и лесные обитатели, умеющие слышать и понимать лесные голоса, решают, следует ли, навострив уши, спасаться бегством или, судя по-особому тону сорочьего стрекота, посмотреть, а что такое произошло.

Так вот, однажды осенью я услышал сорочье стрекотание и еще издали увидел их, рассевшихся по вершинам берез и осин. Трещали они без умолку и, свернув головы набок, чтобы лучше разглядеть, смотрели куда-то вниз.

Подозвав сеттера «к ноге», ускорив шаг, выхожу на поляну.

Недалеко от опушки – две вороны. Перед ними – зайчонок, сидит на задних лапках, а передними отмахивается от наскакивающих ворон. Еще минута промедления – и зайчонок погибнет!

Даю привычную команду: «Вперед!» Сеттер «отрывается» от ноги, и вороны взлетают, а измученный зайчонок, увидев страшилище, вставшее над ним, от ужаса, наверное, перестал дышать.

Подхожу. Беру зайчонка на руки. Осматриваю: серьезных ран нет. Только шкурка немного потрепана да надорвано одно ушко. Но бегать зайчонок не может. Он совсем маленький. Пришлось взять его с собой.

Так у нас появился еще один член семьи.

Зверек выздоровел и рос не по дням, а по часам. Зайцы, как и все грызуны, растут быстро!

Наступила зима. Жаль было выгонять зайчишку в лес, ему было бы не по силам пережить суровую зиму.

Интересно наблюдать, как зайцы меняют защитный цвет шкурки с летнего серого на зимний – белый. Сначала начинают белеть брюшко и задние ноги, а потом, как только выпадает снег, дальнейшая смена цвета проходит очень быстро, и в течение нескольких дней заяц становится белым.

Зайцы – ночные зверьки, а потому и наш днем спал, зато ночью развивал энергичную деятельность: шумел, стучал. Ему особенно нравилось барабанить по пустому ведру и еще прыгать через спящего сеттера до тех пор, пока не сгонит его с брезентовой «кровати». Собаке приходилось несколько раз за ночь менять место. И все же жили они очень дружно.

К концу зимы зайчишка превратился во взрослого зайца, и его ночные проказы начали выходить за пределы безобидных. В одну из ночей всех разбудил звон и грохот падающей посуды – это заяц забрался в кухне на стол, со стола – на полку с посудой и уронил все, что там было. Сам он оказался на столе и тряс задней лапой: должно быть, упавшая посуда порядком ушибла ее.

Не всегда его ночные проказы кончались благополучно. Однажды он нашел миску с топленым маслом, за ночь съел все масло и к утру был чуть жив. Я едва отходил его. С наступлением весенних дней заяц стал сереть, но теперь наоборот: со спинки.

Сошел снег. Я отнес нашего питомца в лес – он не хотел отходить от меня. Потом немного осмотрелся и медленно заковылял в кусты.

Может, вы встретите нашего зайца? Его можно отличить от других по разорванному правому уху – следу встречи с воронами.

Кар-Карыч

Прилетели грачи – первые вестники настоящей, полноправной весны, «зачинатели» великого кочевья перелетных птиц. Прилетели и напомнили собой о Кар-Карыче. Возвратился ли он к нам с юга? Побывает ли опять в нашем саду, теперь уже с весенним приветом?!

Случилось это летом прошлого года. Сам ли упал с дерева, ветер ли свалил гнездо, но, появившись рано утром в нашем саду, он попросил громким «Кар! Кар! Кар!» помощи. Мы и решили называть грачонка Кар-Карычем.

Кар-Карыч был худенький, перышки топорщились, просвечивались косточки, летать он еще не умел. Дети хотели накормить его размоченным хлебом. А грачи-то – птицы насекомоядные! Пришлось разыскивать и собирать червей, насекомых и прочую грачиную пищу.

Настало у детей время больших забот о Кар-Карыче. Целые дни бегали они по лужайкам, гоняясь за жуками, ползали по огороду, раскапывая червей. Сам Кар-Карыч не хотел ничего искать. Сидел на одном месте, раскрывал пошире клюв и оглушительно кричал: «Кар! Кар! Кар!»

Сколько он мог истребить насекомых, осталось невыясненным, так как ни разу не удалось накормить его досыта. Прожорливость удивительная, но полезная: грачи уничтожают множество насекомых в полях и садах!

Кар-Карыч скоро научился летать, но от дома не удалялся, а на ночь устраивался в комнате, на спинке стула.

Однажды, сидя на крыше, он услышал голоса других грачей. Сначала перекликался с ними, а через несколько дней наш грач присоединился к ним, только изредка возвращаясь на ночь в дом.

Потом Кар-Карыч совсем перестал появляться вблизи нашего дома, и мы сочли было его погибшим. Но настала осень, и как-то к нашему крыльцу подлетел и сел на перила большой красивый грач. Он громко прокричал: «Кар! Кар! Кар!» Но в руки взять себя не разрешил. Не было сомнения, что это наш Кар-Карыч прилетел проститься.

Осенью можно пронаблюдать, как перед отправлением в далекий путь на юг птицы посещают гнезда, где родились. Так делают грачи и почти все перелетные птицы. Те, которые умеют петь, поют прощальную песенку, сидя в последний раз у гнезда. Понаблюдайте за скворцами перед отлетом, и вы увидите это прощание.

Вот и Кар-Карыч прилетел проститься со своим «гнездом».

Опоздавшие

Выводки перепелов, как и всех куриных, не отходят далеко от гнездовья. Эта привязанность к месту рождения и дала мне возможность проследить печальную судьбу одного такого выводка.

Набрели мы на него в начале июля, когда перепелиный молодняк должен уже хорошо летать. Я послал сеттера со стойки «вперед» – поднялась старая перепелка-мать, а выводка нет!..

Сеттер опять встал, повел носом влево, вправо: признак того, что птица где-то близко, сидит в траве. Всматриваюсь и под самым носом собаки вижу затаившихся перепелят. Они малы, летать еще не могут. Их шесть.

Второй раз мы увидели это семейство в конце августа. Перепелята подросли и кое-как летали.

В сентябре мы нашли их в густых зарослях молодых березок и высокой травы, рядом с их бывшим гнездом. Моросил холодный дождь. Никакая взрослая птица в это время не подпускает к себе сеттера на расстояние, необходимое для стойки. Но тут сеттер встал. Даю команду собаке. Поднимается старая перепелка. И четыре небольших, плохо летающих перепеленка тоже взлетают. Но, пролетев несколько метров, бессильно падают в пожелтевшую осеннюю траву.

Последняя встреча с этими обреченными была в сентябре. На траве белел иней, земля мерзла, в воздухе порхали снежинки. Стойка сеттера была «мертвой», никакая команда не могла сдвинуть собаку!

Осмотрев место, я понял – взлетать некому! У корня березки, в высохшей траве, сидела замерзшая перепелка-мать, а рядом, прикрытые ее крыльями, два перепеленка. Их не спасло самопожертвование матери. Выяснилась и причина запоздания выводка: под крылом погибшей птицы была плохо зажившая рана. Один выстрел весною, ранивший мать, погубил целый выводок!

Много загадок таят кочевья перелетных птиц! Какая-то неведомая, неодолимая сила заставляет их в определенное время покидать приветливый юг для переселения на суровый север, а осенью, уже с потомством, возвращаться обратно.

Сколько надо энергии для перелета тысячекилометровых расстояний! В пути часто застигают снежные бури, холодные дожди. Многие гибнут. Самые сильные и выносливые достигают цели.

И тут, еще не успев оправиться после тяжелого пути, многие попадают под охотничьи выстрелы. Это ли не варварство!

В середине августа перепела улетают из наших мест. Позднее встречаются только запоздавшие выводки или одиночки, по каким-то другим причинам не присоединившиеся к стаям. Трагическую историю одного такого выводка я и рассказал. Перепелка-мать осталась с выводком и погибла вместе с ним.

Проказницы

Однажды в горноалтайской тайге со склона горы я увидал большого медведя. Должно быть, наевшись спелой малины, как известно, действующей снотворно, он спал под кедром. Вдруг проснулся, рявкнул и начал отмахиваться лапами от чего-то или кого-то, а потом и вообще поторопился уйти. Меня он почуять или услышать не мог, так как ветер дул от него в мою сторону. Да и с какой стати он стал бы так усердно отмахиваться? Скорее предпринял бы что-то другое.

Я так и не понял столь странного поведения медведя.

Прошло много лет, и вот этот случай мне вспомнился, когда я сам оказался в роли того медведя, только не под кедром (на мое счастье, они на Южном Урале не растут), а под сосной.

Был ясный осенний день. Я сидел у костра под вековой сосной на берегу лесной речки. Тихий шум в вершинах деревьев-великанов навевал думы об уходящем лете, о том, что прошел еще один год и мой верный спутник-сеттер все чаще нуждается в отдыхе. Да, короток век нашего друга – собаки: в двенадцать лет уже наступает глубокая старость!

Мои думы были прерваны сильным щелчком в затылок. Встал, огляделся, – тишина. Кроме меня и спящего сеттера, никого нет. Только присел – второй щелчок, и рядом, отскочив от моей головы, падает сосновая шишка.

Вот когда мне стало понятно, почему проснулся, рявкнул и ушел тогда хозяин тайги. Если мне были чувствительны удары маленьких сосновых шишек, то каково приходилось ему от кедровых!

На меня продолжали – без промаха! – падать «снаряды», а вверху никого не видно. Наконец, оттуда посыпался «дождь» шелухи.

Так вот кто «стреляет»!.. Белка.

Она сидела, спрятавшись за толстым сучком. В передних лапах держала очередную шишку, готовясь запустить в меня. Но… не удалось. Ей срочно понадобилось почесаться, ведь она меняла летнюю рыжую шерстку на зимнюю – светло-серую.

Белочка сердито застрекотала, бросила шишку, распушила хвост, еще раз почесала бок и перепрыгнула на соседнюю сосну.

Весенний пир

Начало весны. Лед на лесном озере «Боровое» подняло. Образовались закраины с чистой водой.

В затененных местах и низинах лежат белые «заплаты» тающего снега, на полянках блестят лужицы снеговой воды. Земля, освобождающаяся от зимних оков, издает какой-то особый бодрящий запах.

Я был в километре от озера, когда услышал крик чаек. На этом озере чайки не гнездятся и не обитают, в другое время их здесь не увидишь. А сейчас над закраиной между поднявшимся льдом и кромкой зарослей камыша мелькало их несколько сот.

В бинокль увидел интересную картину: стая ловила полузадохнувшуюся рыбу, всплывшую на поверхность. Чайки то и дело падали на воду, взлетали, потом садились на ледяное поле.

Рядом, на этом же поле, сидели десятки ворон. Они боялись воды и, конечно, рыбу не ловили, да и не умели: они ждали остатков пира чаек!

Видно было, что большинство чаек уже сыты, но, бросив выловленную рыбу на лед, снова и снова возвращались к закраине. Выходит, сытые чайки занимались ловлей рыбы ради «спорта». А возможно, их поведение имело другое объяснение.

Существует еще много таинственного во взаимоотношениях существ, населяющих планету. Необходимы внимательные и вдумчивые наблюдения за жизнью этих существ, чтобы понять и объяснить их повадки.

Вороны, сидя на льду, подбирали обильный корм, падавший им сверху. После зимней голодовки они, должно быть, потеряли меру в еде: большинство, объевшись, не могли уже стоять на ногах, лежали брюшками на льду и, для лучшего сохранения равновесия упершись носом в лед, дремали.

Тетеревиный ток

На берегу зарастающего лесного озера была землянка. Пройти к этому месту можно было только по едва заметной тропке. Красиво это озеро. Нравилась мне и землянка в тени старых берез.

Прошло десятилетие. Землянки давно нет, озеро заросло стало «болотом, а в памяти все живет давно прошедшая весна и полянка с тетеревиным током, на которой слеталось до пятидесяти непуганых птиц. Не забыта и та чудная ночь…

В пристройке из плетня, где я устроился, слышны были все ночные звуки весеннего леса. Сна не было. Вышел узнать, скоро ли утро. Полоска зари только чуть-чуть светлела.

Где-то, казалось, совсем близко, чуфыркнул и заворковал тетерев-токовик. Я решил разыскать место тока.

«Оружие» мое – штатив и фотоаппарат – всегда при мне. Прошел более километра, а до тока все еще далеко. С запада надвинулась грозовая туча, сверкнули зарницы первой весенней грозы, послышались раскаты грома, и через несколько минут хлынул ливень. Но так же быстро, как и надвинулась, туча пронеслась, стих ветер, гром грохотал где-то уже вдали, и только последние потоки дождя еще омывали голые ветви берез и осин.

Слетятся ли петухи на ток? Состоится ли весеннее собрание после такой встряски в природе?

Еще около километра прошагал по лесу и полянам, и вдруг где-то совсем рядом закокотала тетерка и хлопанье десятков пар крыльев указало место токовища. Но станут ли птицы, потревоженные сначала грозой, а затем мною, продолжать свой свадебный обряд?

Я спрятался за кустом. Начинался рассвет. Послышался шум полета, прилетел хозяин тока – старый петух. А вслед, точно по сигналу, начали слетаться остальные.

В кустах закокотали тетерки, весенняя песня становилась громче. И сразу же начались боевые схватки. Хлопанье крыльев, шипение, воркование оглашали токовище.

Старый петух-токовик, распушив хвост, раскрыв крылья, опустив голову к земле, ходил влево-вправо по токовищу, но в бой не вступал, и его никто не затрагивал – или из уважения, или, может, не решаясь на схватку с ним. Казалось, он командовал боем.

А вот другой, более молодой и слабый… Его весеннее убранство растрепано, «лиры» хвоста выдерганы, из клюва капает на выщипанную грудь кровь: он устало прижался к земле в сторонке: видно, придется подождать следующей весны!

Мне нельзя пошевелиться – перед самым лицом у куста сидит петух и внимательно рассматривает меня своими глазами-бусинками. Ноги мои, выставившиеся из куста, тоже «взяты в дело» – через них, как через барьер, перескакивают дерущиеся птицы.

Солнце поднималось, бой ослабевал, израненные и покалеченные выбыли из него, а счастливые победители ушли в кусты к тетеркам. На сегодня весенний обряд закончен!

Нарушение правил, норм и сроков охоты привело к тому, что такие тетеревиные тока остались только в воспоминаниях…

Когда наступает старость

Вдали послышались голоса наших лаек – они звали нас к себе. Подходим. Обе сидят у полусгнившего пня и, опустив головы, взлаивают, посматривая вниз, под корни.

В развилке корней – отверстие, похожее на вход в норку.

По следам на первом выпавшем снегу узнаем, что под пеньком прячется ночной зверек – колонок. Он покрупнее горностая и чуть меньше хорька. Цвет шерсти коричневый, с особым желто-кофейным оттенком. Круглая головка с кошачьей мордочкой. Хвостик пушистый.

Своей фигуркой и поведением он очень похож и на хорька, и на горностая, и на ласку. Разница лишь в цвете «одежды» и еще в том, что колонок легко забирается на деревья, чего те не могут делать.

По ночным следам колонка видно, что он пытался забраться па сосну (на ней «гайно» – домик белки), но почему-то сорвался, упал и медленно побрел в свою «квартиру» под пенек.

Отверстие было довольно большое, и мой спутник, надев на руку две рукавицы, засунул ее под пенек.

Колонок обладает «мертвой хваткой», то есть, вцепившись зубами в кого-либо, не разжимает челюстей даже под угрозой смерти.

Ожидания наши оправдались – зверек вцепился в рукавицы и был вытащен из норки. Но что с ним! Какой у него вид! Когда-то блестящая шерстка потускнела, сделалась клочковатой, на шубке – лысины, глаза помутневшие. Притупившимися зубками он не смог прокусить даже одну рукавицу…

Да, неизбежная старость не миновала и его! Вот потому-то он и упал, когда захотел, как бывало в молодости, забраться на дерево, чтобы поживиться белкой, спавшей в своем домике. Его ослабевшие лапки не выдержали, хотя коготки были еще достаточно остры.

Мы отпустили его в норку.

Приближалась зима. Что ему было делать? Голодно. Облысевшая шубка греет слабо… Только возвратиться под пенек – там все же теплее!

В то утро мы добыли пару белок и около норки оставили ему беличьи тушки. Дня через два опять подошли к этому пеньку: одна тушка объедена, а вторая замерзла, притупившиеся зубки колонка не смогли ничего сделать с нею. Зверек своими еще острыми коготками нацарапывал мороженое мясо и съедал. Работа долгая и трудная, но… «голод не тетка»!

В каждый поход мы наведывались к колонку и клали у его норки мясо. И он так привык к нам, что перестал бояться, а иногда даже выглядывал из норки, как бы проверяя, принесли ли ему поесть.

Наступила весна. Снег в лесу стаял, мы пошли прогулять собак. Побывали у норки под пеньком, где прятался зимою наш подопечный. У пенька он встретил нас, выглянув из норки. Значит пережил все зимние лишения, и, думается, наша помощь содействовала его спасению: он дожил до весеннего, греющего солнца…