Текст книги "Митины открытия"

Автор книги: Борис Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Комары

Папа в этот день только что приехал на выходной. Поужинали все вместе, попили чаю и сели на скамеечку перед домом.

Тёплый, хороший вечер. Пахнет цветущими травами и смолистыми сосновыми брёвнами, сложенными у соседского забора. И ни один, даже самый лёгонький листок не колыхнётся.

В хлеву бабушка доила козу. Было слышно, как гулко чиркают струйки молока. Подоит бабушка Пятнашку и вынесет внуку стакан вкусного-превкусного парного молока.

Митя очень любил это время перед сном, когда все сидят на скамеечке и смотрят на солнце, опускающееся за лес, на алую вечернюю зарю. Папа рассказывает про дальние страны, про новые чудесные машины, про звёзды и, конечно, про космонавтов. Он очень соскучился по Мите и маме за эту неделю.

Приятно так сидеть мальчику с родителями. Было бы ещё приятнее, если бы не комары.

Ох, уж эти комары! Мальчик с размаху хлопнул себя по лбу и убил сразу двух. А если зазеваешься, то и в нос укусят. Вот и сидят все с ветками и хлещут себя то по рукам, то по ногам.

А тут ещё старая-престарая бабушка, что сидела у дома напротив, начала ворчать:

– Вот, на всё дельны: и землю машинами пашут, и электричество в избах завели, и в небо летать начали, а с комарами не совладают. Не поддаётся, знать, природа.

– Ничего, бабушка, дойдут у нас руки и до комаров, – сказал папа.

Он давно знал эту бабушку, ещё с детства, когда Мити даже на свете не было. И всегда-то она была недовольна, всегда ворчала.

– Хм, дойдут! Пока у вас руки дойдут, они из тебя всю кровушку высосут. Подикось, не вели комару кусаться – послушает он тебя? А ещё анжанер!

Так вот и ворчала бабушка каждый вечер, когда все любовались алой зорькой над лесом. И комарам от неё доставалось и людям за то, что с комарами никак справиться не могут.

Слушал Митин папа бабушку, слушал и наконец что-то задумал. На следующий выходной привёз он коробку с двумя пузырьками. С нетерпением дождавшись вечера, намазал папа себе и Мите мазью руки, ноги и шею – всё, что могли бы кусать комары.

Смотрит мальчик: вьются комары вокруг, а не садятся на него, не кусают. И папу тоже. А если какой-нибудь особо отчаянный комар и сядет на руку, то посидит-посидит в раздумье, да так и улетит, а укусить боится. Вот здорово!

– Папа, а где же та бабушка?

– Наверное, сейчас выйдет. Увидит нас и выйдет.

И правда, увидела бабушка Митю с папой и вышла на скамейку. Сидит, веточкой помахивает, комаров отгоняет.

– Ишь вы, окаянные, покою от вас нет. И когда это на вас управа найдётся?

А папа с Митей сидят спокойно, смотрят на бабушку и улыбаются. Хоть и нет у них веток в руках, а комары их не кусают. Но бабушка, как назло, не замечает этого.

Терпел мальчик, терпел и не вытерпел:

– Бабушка, а нас ведь комары не кусают!

– Ишь ты, не кусают? – недоверчиво покосилась бабушка. – Чего это вы им разонравились?

– А мы от комаров мазью натёрлись. Хотите и вам дадим? – Митя принёс мазь. – Вот, натирайтесь! – протянул он бабушке пузырёк.

Взяла она пузырёк, понюхала, сказала «гм» и положила мазь в карман своей широкой юбки.

С этого вечера комары стали не страшны ни Мите с папой, ни сердитой бабушке, которой тоже понравилась чудесная мазь.

Но если вы думаете, что с этого же вечера бабушка перестала ворчать, то ошибаетесь.

Погода за последнюю неделю испортилась, пошли дожди. И бабушка снова принялась ворчать уже на погоду.

– Подумаешь, комаров мазью напугали… Дело-то уж больно нехитрое. Я сама, небось, клопов керосином морю. А ты вот поди с дождём совладай. Охо-хо, совсем залил нас! Всё теперь пропадёт в поле, того и гляди на зиму без картошки останешься. Беда! И сено-то погниёт. А вот сделали бы так, чтобы дождь унять. На всё дельны, а погоде покоряетесь.

Папа на это весело отвечал:

– Ничего, бабушка, потерпите, дойдёт очередь и до погоды. Придёт время, будем пускать дождик по заказу: нажмем синюю кнопку – и лей-поливай, раз нужен. А если солнышко понадобится, то красную нажмём: свети, солнце, людям, расти наш урожай.

Ворчливая бабушка в ответ только хмыкала и сокрушённо махала рукой.

А Митя твёрдо знал: придёт время, и всё будет так, как сказал папа. Ведь папа никогда не обманывает.

Сенокос

Погода стояла жаркая, знойная. Ребятишки готовы были целый день сидеть в воде.

На дальних заречных лугах сейчас самая горячая пора.

Два раза в день возит бабушка на покос бидоны с молоком, мешки с хлебом и большие баки с кашей и мясными щами. И каждый раз приезжает обратно довольная, радостная.

– Ох, и благодать в лугах, Митенька! Сена-то, сена-то какие! Кабы годиков двадцать с плеч долой, помахала бы и я косой не хуже любого мужика. Любила косить смолоду! А нынче взяла косу, прошла ряд – и вся тут, еле отдышалась. Беда, брат! Не те уж нонче косточки…

Говорит бабушка с грустью, а глаза у самой счастливые.

…Давно хотелось мальчику в луга. Мама оттуда третий день не приезжает, сказала: «К вечеру вернусь», – да так и не приходила.

О сене говорят всюду, а дети даже играют в покос. Хочется Мите на сенокос, очень хочется! И однажды утром, когда бабушка запрягала лошадь, он попросил:

– Бабушка, а я поеду с тобой? Я не устану и домой проситься не буду.

…Через десять минут Митя уже устраивался поудобнее на телеге, собираясь в дальний путь.

Весь полок был загружен бидонами, мешками и баками. Сесть на край телеги бабушка мальчику не разрешила, и Митя восседал на огромном баке с кашей, на который бабушка положила ватную телогрейку. Хорошо, мягко, только немного жарковато от горячей каши.

На лугу бабушку ждали.

– Ого-го-го, Никитишна! Чем угощать будешь? – закричал ещё издали весёлый, дочерна загоревший парень, спрыгивая с сиденья конных граблей.

Пока колхозники распрягали лошадей, Митя успел залезть на железное, горячее от солнца сиденье конных граблей и потрогать рычаги. Потом побежал к сенокосилке.

Вот здорово работает машина! Ползёт за трактором и неустанно стрекочет. А трава так и валится широкой ровной лентой на остриженную наголо землю. Подсохнет немного трава, поворошат её конными граблями или вручную, деревянными, припечёт её посильнее солнышко да ветерок продует – и зашелестит на лугу ароматно спелое сено. Тут уж не зевай – в копны его сгребай да к стогу свози. А чуть замешкался да тучка на небо надвинется и дождём сено промочит – и пропадут труды колхозные, не такое уже сено будет. Порыжеет оно, потеряет свой запах цветочный и не будет в нём той силы, какую имеет сено, убранное одним днём – утром скошенное, а вечером в стога смётанное.

Вот и торопятся колхозники в погожие июльские и августовские деньки в луга, на покос. Потому и народу мало в деревне в эти дни, потому так дружно взялся весь колхоз «Путь Ильича» за рычаги сенокосилок и стогометателей да за косы, за грабли.

Рядом, за соседним леском, работала мамина бригада. Здесь, на лугу, было больше кустов, а кое-где среди травы поблескивала вода.

– Видишь, Митенька, тут уж косилку на луг не пустишь – завязнет. А травища – вон какая! Не обойтись тут без косарей, – сказала бабушка.

По большому, залитому солнцем лугу наискосок двигались косари. Их было много, человек двадцать. Мерно взмахивали они косами, и высокая, по пояс, трава ложилась на землю в зелёный валок. Вжик! – и оседает подрезанная у земли трава. Вжик! – и склоняются к земле головки луговых колокольчиков и ромашек. Вжик! – и длиннее становится зелёный валок скошенной травы.

А сзади за косарями идут с граблями женщины и подростки. У некоторых даже не грабли – просто длинная палка с рогулькой на конце. Но и палкой удобно разбивать валки, траву по земле расстилать поровнее, чтобы лучше сохла трава, чтоб быстрее поспевало сено.

– Ну-ка, Митя, смотри, где наша мама. Видишь?

– Во-он она там! У куста. Ма-ма-а! Ма-ма-а!

Услышала мама Митин голос и помахала сыну рукой. А мужчины остановились, вытерли со лба пот и стали точить косы.

– Бабушка, что это они не кончают! Каша ведь будет совсем холодная.

Бабушка распрягла Орлика, пустила его пастись, а сама пошла к косарям.

– С полчасика придётся подождать, – вернувшись, сказала бабушка. – Наши комсомольцы так порешили: до тех пор за кашу не садиться, пока весь луг по самую дорогу не докосят. Ну, и старикам сдаваться неохота. Совестно молодежи уступать.

И вот собрались на поляне мужчины, женщины, подростки. Пришла и мама.

Бросился к ней Митя.

– Мама, я к вам! Я не хочу дома. Ты почему домой вчера не пришла?

Мама смущённо улыбнулась.

– Я, Митя, думала только посмотреть, как косят. А здесь так хорошо, так привольно. И люди так дружно работают, что мне даже стало завидно. Вот я и осталась…

Когда бабушка везла бак с кашей, мальчику казалось, что его не одолеют и сто человек. А тут как сели колхозники, за миски да как начали работать ложками – только стук пошёл. Только и слышно:

– Ай да Никитишна! Ну и хорошую кашу привезла. Добавь-ка ещё, кормилица…

Через полчаса от каши не осталось и следа. Опустели и мешки с хлебом, и бидоны с молоком. Видно, хорош аппетит на воздухе и после дружной работы!

Пообедав, все улеглись спать в тени деревьев – отдохнуть и жару переждать. А сено пусть пока сохнет.

– Ну, Митенька, оставайся с мамой до вечера. А там я за тобой приеду, заберу тебя, – сказала бабушка, собираясь в обратный путь.

Митя буркнул: «Ладно», – и побежал к колёсному трактору с очень странными, торчащими вверх железными шестами. Мальчик подошёл к трактору и потрогал ещё тёплый мотор. Вдруг кто-то сказал: «Ага, попался!» – и схватил Митю за руку. Митя вздрогнул и, обернувшись, увидел Колю Вагина, молодого колхозного тракториста.

– Ты что у стогометателя делаешь, разбойник? – грозно нахмурив брови, спросил Коля. Но мальчик не очень испугался, потому что в глазах у Коли светилась лукавая улыбка. – Да ты знаешь, что мы сейчас с тобой сделаем? Валерий! Я разбойника поймал. Давай закинем его на копну, чтобы он поменьше озорничал! – крикнул он.

Митя визжал, отбивался, но не тут-то было! Парни взяли его один за руки, другой за ноги и начали раскачивать, – ра-аз! два-а! у-у-ух! – и Митя с криком «мама!» полетел на вершину пушистой копны. Сердце у него так и замерло. Но не успел мальчик всерьёз испугаться, как с головой зарылся в мягкое душистое сено. Барахтаясь в нём, как в снежном сугробе, Митя на животе скатился с копны и встал на ноги, переводя дух. А всё-таки хорошо летать!

* * *

Под вечер колхозники укладывали сено в стога. Один стог заложили на середине луга, другой – ближе к лесу.

– Вот что, друзья! – говорил ещё за завтраком Коля Вагин. – Нас, комсомольцев, здесь пятнадцать человек да пионеров восемь. Целый взвод! Давайте покажем старикам, как умеет работать молодёжь, – сложим стог первые. Пусть стоят на лугу комсомольские стога, пусть будут они самые большие, самые красивые, самые крепкие!

– А нас с Еленой Игнатьевной примете в свой взвод? – спросила тётя Сима, она только что приехала на луга. – Мы ведь тоже были комсомольцами.

– Примем! Примем! – закричали мальчишки.

И закипело на лугу соревнование!

Девочки сгребали сено в копны, мальчишки на лошадях подвозили его к стогу, а комсомольцы подавали сено на стог сначала короткими вилами, потом вилами подлиннее, потом такими длинными, что на них, если б воткнуть в землю, можно было скворечник вешать.

А вы знаете, как мальчики возили сено на лошадях? Думаете, на телегах? Нет, земля в этой части луга была мягкая, как на болоте. Нельзя тут возить сено на машине или телеге: увязнут они. И ребята возили копны волоком по одной…

Стоит на лугу невысокая копёшка, а мальчуган на коне, держась за поводья, как заправский кавалерист, правит прямо к копне. За лошадью длинная верёвка тянется, одним концом к хомуту привязанная.

Объедет лошадь вокруг копны, верёвка и охватит копну большой петлей. Спрыгнет тогда мальчик с лошади, привяжет другой конец верёвки тоже к хомуту, скажет: «Но-о!» – и поехала копна по лугу. Довезут копну до стога, отвяжут верёвку от хомута, сядет мальчик на своего верного коня и опять: «Но, пошёл, Кобчик!» – поедут за новой копной.

Сначала не было никакого стога. Просто лежало на земле много сена. Стоял среди сена в рыжем картузе дед Яков и командовал:

– Клади сюда! Ещё, ещё! Так, уминай его получше… Теперь вот сюда. А на угол положим вот этот пласт, чтобы стог крепче был. А в серединку вот эту рыхлую охапку можно – на угол она не пойдет.

Стог рос на глазах.

Грабли так и мелькали в руках у девушек. И Митина мама тоже не отставала от них. Она шла в одном ряду со всеми и переваливала граблями огромный вал сена. И вдруг мама потихоньку запела, запела радостную песню. Сначала пионервожатая Валя, потом другие девушки подхватили её – и вот понеслась песня над лугом, над лесом, над речкой. А под песню, как вы знаете, и работается легче.

– Какая ты сегодня красивая, мамочка, – сказал Митя.

– Может быть, и не красивая, сыночек, но что я сегодня на десять лет моложе – это правда…

Митя пошёл по лугу туда, где поднимался всё выше и выше и другой стог. Там работал трактор-стогометатель. Подъедет стогометатель к копне, подцепит её большими вилами и к стогу, у стога остановится, затарахтит громче и поднимет копну высоко на стог. Там её уже ждёт сам бригадир. Возьмётся он за вилы и начнёт раскладывать сено куда надо.

Здорово получается у стогометателя: целую копну поднимает. А людям даже втроём с нею не справиться.

– Митя, скажи комсомольцам, мы первые кончим. Больно уж они расхвастались! – крикнул с вершины стога бригадир.

Но кончили вместе. И когда приехала бабушка на Орлике, на лугу, будто огромные буханки, стояли два стога. Чтобы дождь не промочил сено, стога аккуратно причесали граблями; теперь вода будет с них скатываться, как с крыши.

Близился вечер. Все умылись, поужинали и стали укладываться спать: вставать поутру надо рано, пока нет большой жары.

Митя не захотел уезжать с бабушкой в деревню и попросился остаться на ночь в лугах вместе с мамой.

Мама подвалила к стогу огромную охапку сена, постелила на неё плащ и сказала:

– Ну, лучше этой постели, Митя, тебе в жизни не придумать.

Митя лежал на душистом свежем сене между тётей Симой и мамой. А вокруг – как в настоящей сказке. В сене стрекотали кузнечики. Где-то у реки, чмокая ногами в вязкой болотистой почве, бродили лошади, а на не скошенной ещё части луга скрипел коростель.

– Тебе хорошо, Митя? Закройся-ка сенцом, чтобы на тебя утром роса не пала, – сказала мама. И, помолчав, добавила: – Смотри, сыночек, красота какая…

Далеко за рекой, у леса, догорала заря. Сначала огненно-красная, она становилась лиловой, потом розовой. Над лесом, словно спелые яблоки в колхозном саду, висели розовобокие облачка. А в вышине всё больше темнело небо и наконец замерцали крупные ясные звёзды. Ночь опускалась над лугами тихая и душистая, словно это была не ночь, а так и не захотевшие стать ночью сумерки. Лишь светлая полоска за рекой да неугомонные кузнечики напоминали о закончившемся трудовом дне. И ещё где-то в стороне, у самого леса, играл на гармони Коля Вагин, и слышалась песня.

Мама привстала, поправила сено в ногах Мити. Потом тихонько засмеялась и сказала с ласковой укоризной:

– Устал наш сын. Даже кусок хлеба не успел доесть, так и уснул. И смотрите, Серафима Васильевна, улыбается во сне, будто маленький, – и она погладила разметавшиеся по лбу Митины волосы.

Сказка об Урожае

Не уехал Митя с покоса и на следующий день. Нагулялся за день, надышался вволю запахом луговых трав и спелого сена, а потом, когда лёг спать у стога, попросил маму:

– Расскажи мне, мамочка, сказку. Про что-нибудь нестрашное и хорошее.

Подумала-подумала мама и сказала:

– Хорошо, слушай.

– Жили-были в одной деревне три соседа, три Ивана.

Иван-дымокур больше всего на свете курить любил. Зимой на печи лежит, а летом в огороде под кустом сосёт свою трубку и кольцами дым пускает. Да так наловчился, что мог дымовые кольца, словно баранки, на гвоздь нанизывать. Дивились люди, как это ловко у него получается.

Иван-певун всё песни распевал. Выйдет в лес, в поле – и соловьем зальётся. Хорошо пел Иван. Но на работе от него немного проку было: начнёт что-нибудь делать, да так и не кончит. Льётся песня за песней, а работа стоит.

И третьего соседа тоже звали Иваном. Не умел он дымовые колечки пускать, не умел он красивые песни петь, зато был в колхозе на все руки мастер.

Собрались как-то осенью вместе три Ивана. Сели на завалинку, стали про урожай говорить.

– Почему это, – обижается Иван-дымокур, – у меня в огороде картошка мелкая, морковка тощая, помидоры кислые? Плох нынче урожай.

– A y меня он вроде и не плох, да больно уж всё невкусное, – говорит Иван-певун. – Красивое, а невкусное.

– Хорош урожай! – сказал третий Иван. – Смотрите, сколько машин с картофелем, овощам а и яблоками с колхозных полей и садов идёт.

И заспорили все трое, почему это такие урожаи везде разные. А дело уже под вечер было, смеркалось.

И вдруг видят, идёт к ним с поля старичок с мешком за плечами. И пахнет от его мешка хлебом пшеничным, липовым мёдом и ароматными антоновскими яблоками.

– Здравствуйте, люди добрые! – поклонился старик. – Слышал я, о чём спор у вас. А чтобы зря не спорить, не ругать Урожай понапрасну – вот вам три яблоньки. Посадите их и ждите: через год я снова приду к вам в эту пору и скажу, почему Урожай не ко всем поровну ласков…

Тряхнул старичок льняной бородой, тронул усы пшеничные и дальше отправился.

Долго молчали изумлённые Иваны: сам дед Урожай к ним приходил, разговаривал с ними.

…Стали поутру яблони сажать.

– Вот беда, – ворчит Иван-дымокур, – лишнее дело на меня свалилось. Эдак и покурить не успеешь.

Кряхтел он, кряхтел, ворчал он, ворчал, но всё-таки посадил яблоньку у себя в огороде. Очень уж ему хотелось узнать, почему к нему Урожай неласков. А посадил-то как: копнул лопатой ямку, ткнул в неё деревце, засыпал корни кое-как и даже не полил. Умаялся бедняга! Снова под куст дымить завалился, да так с тех пор и не подходил больше к яблоньке.

Иван-певун у себя в саду с песней яблоню сажал:

 
Посажу я яблоньку
С песнями да с ласками,
Будут на ней яблоки
Крупными да сладкими!
 

И после он приходил к ней. Иногда землю лопатой копнёт, иногда лишнюю ветку обломит, а чаще всё около неё песни пел. Красивые, ласковые песни:

 
Не плывите, тучи, стойте,
Лейте воду свежую,
Мою яблоньку напойте,
Молодую, нежную.
 

Слушали люди и думали, вот как любит Иван-певун свою яблоню, вот как он заботится о ней. А бедную яблоньку в это время то червяки, то тли всякие грызли, то паутиной её затягивало, то мучилась она в жаркие дни от злой жажды. У Ивана же до дела руки не доходят. Вот и стоит его яблоня песнями обласканная да неухоженная, не сирота как будто, а сиротинушка.

А третий Иван встал в то утро раньше всех, вместе с солнышком, и понёс свою яблоньку в колхозный сад.

Выкопал там глубокую яму, положил плодородной земли, полил как следует и только тогда посадил яблоню. А вместе с ней посадил ещё много-много яблонь для колхоза. Сел потом Иван-садовник на трактор, вспахал, забороновал землю в колхозном саду, чтобы легче корешкам дышалось, чтобы больше воды было в земле от долгих осенних дождей.

А на зиму укутал садовник все яблоньки еловыми ветками, чтобы зайцы у них стволы не погрызли. Много пришлось потрудиться.

Пришла весна. Ещё больше принесла она хлопот садовнику Ивану. И ветки подрезать надо, и с червяками-листогрызами воевать, и ульи пчелиные в сад надо вынести – с зари до зари трудился садовник в колхозном саду. Только и слышно, как в саду машины гудят, как пчёлы жужжат, как Иван с яблоньками разговаривает.

Растут его яблони, поднимаются, соком, солнышком наливаются. День и ночь трудился Урожай на полях и в садах колхозных.

Вот и осень пришла.

Явился Урожай к трём Иванам.

– Ну, соседушки, – сказал он, – вот я и урожай принёс вашим яблонькам.

– Вот хорошо! – говорит Иван-дымокур. – А уж мы заждались, я давно кадку приготовил – яблоки на зиму мочить. Давай быстрее…

– Погоди, Иванушка! Покажи-ка лучше свои руки. Я ведь каждому из вас по рукам вашим урожай приготовил.

Показал Иван-дымокур свои руки. А руки у него пухлые, нежные, только закоптились малость от табака.

– Вот тебе твой урожай, – сказал сурово дед и повесил на дымокурову яблоню самое мелкое, самое кислое яблочко.

Не пригодилась лентяю кадка!

Показал певун свои руки. Белые у Ивана руки, чистые, лишь одна маленькая мозоль желтеет.

Вынул Урожай из мешка яблоки чуть покрупнее и развесил их на яблоне Ивана-певуна.

Попробовал Иван одно яблоко и говорит!

– Вот всегда у меня такие яблоки пресные.

А когда глянул дед Урожай на мозолистые и все в ссадинах руки третьего Ивана, то поклонился ему в пояс и сказал:

– За твои мозоли, за труд твой каждодневный, за ласку твою к яблоням, все самые хорошие яблоки – тебе. Где же твоя яблоня?

Пошли они в колхозный сад. Искал-искал Иван яблоньку, да так и не нашёл ту, которую ему дед подарил: он ведь за всеми яблонями одинаково ухаживал.

– Эти яблони все мои, – говорит Иван. – Мои – колхозные…

Взял Урожай свой мешок, тряхнул им над садом колхозным, и словно цветы расцвели в саду – такими яблоками украсилась вдруг каждая яблоня.

– А за твой пот трудовой, около каждой яблони пролитый, – говорит Урожай, – будут твои яблоки самые вкусные, самые сладкие.

Ясно теперь, сынок, почему Урожай не ко всякому ласков?