Текст книги "Небесный Гость"

Автор книги: Борис Ганаго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Борис Ганаго

Небесный Гость

Рассказы для детей

По благословению Высокопреосвященнейшего

ФИЛАРЕТА,

Митрополита Минского и Слуцкого, Патриаршего Экзарха всея Беларуси

© Издательство Белорусского Экзархата, 2003

Библиотека Золотой Корабль.RU 2011

НЕБЕСНЫЙ ГОСТЬ Олеся Таутько

ВЕСНА В ДУШЕ Елена Кумагерчик

ШИПЫ, КОЛЮЧКИ И ЛЮБОВЬ Татьяна Марцева

ПРОЩЕНИЕ Зоя Кистенева

ПОПУТЧИЦА Татьяна Марцева

ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ Елена Степанова

ПЕТРОВИЧ Ирина Куликова

ГДЕ ВЫ БЫЛИ? Зоя Кистенева

ЛЮСЯ Наталья Прохорова

Я СОГЛАСНА, МАМА! Любовь Ганаго

БЛАГОСЛОВЕНИЕ Александр Аксенюк по материалу Л.В. Казакевич

ПИСЬМО БОГУ Ирина Пилецкая по рассказу неизвестного автора

ПРЕДСКАЗАНИЕ Елена Боганева, пересказ фольклорного материала

Небесный гость

сказка

Эта история случилась в одном маленьком городке когда-то очень давно – может быть, век назад, а может, меньше (это уже неважно). И произошла она как раз незадолго до Рождества.

Вы, должно быть, знаете такие маленькие городки, полные всяких таинственных улочек, зданий и древностей, со странным упорством продолжающих сохранять дух средневековья. Наверное, в Рождество времена сближаются – поэтому в те дни Зальцвюрнмберг представлял собой некое таинственное сочетание множества эпох, словно спешащих навстречу Чудесному Младенцу. Рождественские елки, игрушки, свечи, подарки, сияющие витрины магазинчиков, суматоха и суета, торопливо идущие куда-то люди, смех, шутки – казалось, в воздухе витает дух чего-то необыкновенного.

Итак, в один из таких дней по улице медленно шел ученый (не менее трех ученых степеней) профессор богословия Ганс фон Вартенбург, сурово хмуря брови, бормоча что-то себе под нос и рассеянно обводя взглядом окружающий мир. Впрочем, окружающий мир вряд ли мог претендовать на внимание старого профессора, ибо он был погружен в решение очередной проблемы. Профессор преподавал в местном университете и, хотя являлся постоянным предметом шуток студентов, был человеком крайне серьезным и очень умным. Кажется, не существовало такой вещи на свете, которая была бы ему неизвестна. Поэтому, увидев на другой стороне улицы ангела, он тотчас же поспешил к нему навстречу и спросил:

– Твои чин и лик?

Растерянно хлопая глазами, ангел смотрел на него, невольно съеживаясь под сурово-изучающим взглядом старого Ганса. Он вытянулся перед ним в струнку и смотрел виновато, подобно многочисленным студентам профессора – так они вели себя, если им случалось в чем-либо провиниться. Профессор повторил свой вопрос, и ангел, чувствуя себя крайне неуютно, растерянно пролепетал:

– У меня еще нет чина. Я только учусь быть ангелом.

Такой ответ для профессора был полной неожиданностью. Старый Ганс во всем любил логику и порядок; педантичностью и рациональностью отличались его лекции, а тут – надо же! – встретил небесное существо, которое понятия не имеет, что оно за ангел! А профессору как раз надо было уточнить некоторые детали устройства небесного мира для своей очередной очень научной работы.

Строго глядя на собеседника, который под влиянием этого взгляда, казалось, становился более прозрачным, профессор внушительно произнес:

– “Ангел” – слово греческое, значит “небесный посланник”. Духи, сотворенные до появления мира видимого, делятся на чины и лики. Направляются для того, чтобы возвестить волю Божию с определенной миссией.

Пораженный внезапной догадкой профессор остановился.

– Ага, – сказал он, – миссия. А какова твоя миссия?

Ангел (если ангелы умеют бледнеть) казался побледневшим. И на этот вопрос он опять смог только пролепетать:

– Не знаю... Я забыл...

Профессор за свою долгую карьеру слышал сотни таких ответов и считал их крайне безответственными. Поэтому он возмутился и строго провозгласил:

– Надеюсь, ты понимаешь, как безответственно поступаешь! Как это возможно – забыть о миссии?

Ангел растерянно смотрел на него.

– Ну и что же нам теперь делать? – думал вслух профессор. – Нельзя же оставить тебя здесь просто так. Ладно, – решил он, – пойдем ко мне. Быть может, в одной из моих книг мы прочитаем что-нибудь о тебе и о том, какие миссии выполняют начинающие ангелы.

И они отправились в дом профессора. Он жил на втором этаже старого, но надежного дома – такого же надежного, как и сам профессор, где имел чинно обставленную квартиру, в которой главной ценностью были книги. Книги, книги, книги... Они лежали везде – на столах, на креслах, на подоконниках, стояли в больших шкафах. Ангел с почтительностью рассматривал все – а потом, заметив энциклопедию с диковинными картинками, с интересом потянулся к ней. Увлеченный книжными сокровищами профессора, он, казалось, совсем забыл о том, для чего они сюда пришли.

“Непутевый ангел”, – думал старый Ганс, хмуря брови, но в душе ему польстило то, что небесный визитер разделяет его интерес к книгам, а потому он даже рассказал кое-что о некоторых ценных экземплярах и продемонстрировал их.

Так прошло несколько дней. Они читали “Небесную иерархию” и апостола Павла, святых отцов и ученых профессоров (таких же, как Ганс), но так и не смогли найти разгадки. Ганс уходил с утра в университет, строго наказывая “непутевому" изучать литературу, но тот относился к его нравоучениям беззаботно и, видимо, больше листал книжки с картинками, чем то, что оставлял ему профессор. Ганс же был так удивлен тайной гостя, что даже не замечал на лекциях многочисленных ошибок студентов, которым рождественское настроение мешало как следует заниматься. Сам же он напрочь забыл о предстоящем празднике.

Подошел сочельник. В тот день у профессора было совсем мало лекций, он выслушал поздравление студентов, по обычаю рассеянно им кивнул и направился домой. Вечером они с гостем пошли на прогулку. Спускаясь по лестнице, профессор столкнулся с маленькой, худенькой, бедно и очень легко одетой девочкой. Она испуганно метнулась в сторону, робко пробормотав:

– Здравствуйте, господин профессор, счастливого Рождества...

Профессор кивнул все так же рассеянно. Когда они вышли на улицу, ангел вдруг спросил:

– Кто эта девочка?

– Девочка? Какая девочка? Ах, ты, верно, говоришь о Мари. Это дочь зеленщика, они живут на самом верху нашего дома и очень нуждаются.

– А что она сказала?

– Кто? Мари?

– Да, что она сказала?

– А ты разве не услышал? Какие пустые вопросы ты задаешь! Вот уже несколько дней я пытаюсь...

– Нет, что она сказала? – перебил его ангел. Его голос стал очень настойчивым, да и поведение изменилось. Удивленный профессор приостановился:

– Ну она просто поздоровалась со мной и пожелала мне счастливого Рождества...

– Счастливого Рождества? Рождество! Господи, завтра ведь Рождество! Почему ты не сказал мне об этом раньше, Ганс! Я вспомнил, вспомнил! – и посланец небес засмеялся серебристым смехом.

– Вспомнил?! – от неожиданности профессор уронил очки, но даже не наклонился поднять их, а жадно смотрел на ликующего ангела, который сейчас напоминал развеселившегося мальчишку. – Ну, давай же, говори скорей!

– Но ведь это так просто! – ангел снова рассмеялся счастливым смехом. – Господь послал меня отнести рождественский подарок. Ты знаешь, она давно мечтает о фарфоровой кукле, Ганс...

– Кукла? Какая кукла? – растерянно переспросил профессор.

– А вот такая! – ангел взмахнул крыльями, и в воздухе появилась большая кукла, краснощекая, в блестящем платье и с диадемой в волосах.

– Но этого не может быть! Разве у Бога есть время для таких мелочей? Куклы, девочки... Ему ведь надо спасать Вселенную! Разве Он посылает ангелов без особой на то причины? Вся Священная история говорит о важных миссиях, а ты мне рассказываешь сказки...

Но ангел уже не слушал его доводов, а поднялся в воздух с куклой, собираясь лететь к окну Мари. Но на полпути вдруг застыл в воздухе, а потом вернулся.

– Знаешь что, Ганс, – сказал он очень решительно и серьезно, – я, пожалуй, дам тебе шанс прикоснуться к чуду. Держи!

С этими словами он протянул ему куклу.

– А зачем она мне? – растерялся профессор. Ангел медленно и задумчиво проговорил:

– Понимаешь, детство у нее очень безрадостное. Недавно она потеряла бабушку, которая рассказывала ей чудесные сказки, заботилась о ней и учила молиться. Семья у них большая, денег не хватает. А она умудряется верить в чудеса и твердо знает, что они бывают под Рождество.

И вдруг догадка, пронзительно-острая, сжала сердце старого Ганса. “Господи, – подумал он, – столько лет рядом со мной живет этот ребенок, живут люди... А им нужно только немного тепла и... обыкновенное чудо, которое мы можем сотворить и сами... Только и всего...”

Он стоял, подняв голову, не замечая, что мороз крепчает, и шапка его вслед за очками свалилась в снег. Небо было очень чистым, звезды хорошо видны, а среди них – снежно-серебристая удаляющаяся тень – ангел.

– Счастливого Рождества, Ганс! Я буду вспоминать тебя!.. – донеслось до профессора с небесной высоты.

– Счастливого Рождества! – проговорил и профессор и вдруг улыбнулся. А его старое, усталое сердце трепетало от любви и прикосновения Того, Кто способен послать легионы ангелов ради одной детской улыбки.

ВЕСНА В ДУШЕ

В одном небольшом городе жил умный и красивый мальчик. Звали его Сергей. Только сердце у него было злое и холодное как лед. В классе он считался лидером и забиякой, ибо язык его был остер как кинжал. Всем одноклассникам он придумывал обидные прозвища. Если маленький – Кнопка, если толстый, значит Жирный. И фамилию обязательно переиначит. Если Козловский – в Козла, если Ведерников – в Ведро. Свое словесное хулиганство он называл игрой в псевдонимы. Но не приведи Господи иметь какой-либо физический недостаток (косоглазие или заикание) – тут уже совсем не жди пощады. Высмеет обязательно. Доставалось и учителям, спорил с ними, пререкался, и это непослушание старшим он называл игрой в дискуссии.

Ох уж эти его насмешки! Ребята, конечно, были недовольны, сначала они злились и тоже обзывались, потом привыкли и даже откликались на прозвища. Но в классе царила атмосфера недоверия, настороженности и даже вражды. Чтобы как-то расположить к себе ребят, Сережа придумал кличку и для себя – Лоб, которая якобы выражала его интеллектуальные способности, ведь он собирался стать журналистом или писателем.

Но в середине учебного года в классе появилась новенькая, и все изменилось. Звали девочку Ксенией. Ее родителей направили за границу в командировку, и она переехала жить к бабушке и стала учиться в их школе.

Ксения сразу понравилась Сергею. Она тоже была умной и красивой, только сердце у нее было доброе и ласковое. Ксюша со всеми подружилась, всем улыбается, каждому нужное слово подберет. Сергей обидит, Ксения утешит.

Потянулись к ней одноклассники. А Сергей стал терять авторитет, его не только перестали бояться, но даже и замечать.

Ох, как он злился, все кличку пытался придумать для новенькой, но ничего не получалось. Начнет думать, к чему бы придраться, представит ее лицо радостное, глаза добрые, две косы русые, ну просто ангел. Извелся весь от злости, рассеянным стал и даже похудел.

А у новенькой все хорошо, радуется жизни, учится на “отлично”, везде успевает – и в музыкальную школу, и в бассейн. А еще бабушка научила ее печь пирожки и печенье, так она свою выпечку в школу приносит и всех угощает. И стали одноклассники от Сережиной жвачки отказываться, ведь домашние пирожки с румяной корочкой вкуснее.

“Ну ничего, – думал Сергей, – не может человек всегда быть добрым, где-нибудь обязательно оплошает, тут и покажу всем свое остроумие”.

Как-то раз принесла Ксения фигурное печенье, искусно завернутое в красивую золотую бумагу, разложила его по партам, а сама вся светится. Получился настоящий праздник: ребятам весело, бумагой шуршат, угощаются, новенькую благодарят, а Роман стал стихи читать для нее. Это был предел Сережиному терпению. “Пора с этим кончать”, – подумал он. Решительно сгреб печенье со своей парты и швырнул его на парту Ксении.

– Не хочу есть твое печенье, меня уже тошнит от него, и от фантиков твоих, и от тебя. Вот так! С сегодняшнего дня буду звать тебя Фантиком. Потому что ты – сплошная показуха, как пустой фантик. Не верю я тебе!

Все притихли и ждали, что будет дальше. Лицо Ксении было совершенно спокойным, как и голос:

– Ты ведешь себя как маленький Кай, которого поцеловала Снежная королева, и сердце его превратилось в кусок льда.

– Никто меня не целовал, я никому не позволяю себя целовать!

– Тогда я поцелую тебя, как Герда Кая – по-дружески, чтобы растопить твое холодное сердце. – И поцеловала его в щеку.

Смех одноклассников обрушился на Сергея, он стал красным как рак. Над ним еще никто никогда не смеялся, и это ему было неприятно. Куда только подевались его смелость и остроумие. Он сжал кулаки от злости и выбежал из класса.

В эту ночь Сергей долго не мог уснуть, в ушах стоял смех ребят, а щеку обжигал поцелуй Ксении. Беспокойные мысли сменяли друг друга, и на душе было тяжело. “Почему меня никто не любит, неужели я такой плохой, ведь за всю жизнь пальцем никого не тронул, ну а если словом кого задел, так это же не больно.

А если больно? Ведь мне сейчас именно больно, а что болит? Сердце. Странно как-то, до этого дня я о нем вообще не думал. Язык был главным моим оружием, А с кем воевал? С мамой, папой, младшей сестренкой, учителями, одноклассниками... Так что же получается, они все мои враги? Нет, конечно. Родители меня любят, просто у них не хватает для меня времени – “крутятся”. Сестренка Оленька тоже меня любит – так и ходит за мной по пятам, просит уделить ей внимание. Учителя хотят дать мне знания, без одноклассников было бы скучно.

Как-то папа сказал маме, что у меня начался переходный возраст, поэтому я такой колючий и на меня не надо обижаться. А что будет со мной, когда пройдет мой “колючий” возраст? Будут ли они меня по-прежнему любить и прощать? Или я так всех достану своим языком, что буду вызывать у них только раздражение и досаду? Что мне делать? Молчать, молчать, сколько хватит сил”. С этим и уснул.

На следующий день Сергей пришел в школу мрачнее тучи, ни с кем не разговаривал, только головой кивал. Ребята решили, что он обиделся, но никто его не пожалел. Только Ксения подошла и попросила прощения за вчерашнюю неудачную шутку. Сергей ничего не ответил.

Так прошло несколько дней, уже и родители, и учителя заметили в нем эту перемену. Не заболел ли он – спрашивали все. Одноклассники сочувствуют, учителя двоек не ставят за молчание, Ксения ходит виноватая, мама возле него хлопочет, а он никому ничего не объясняет. Радуется в душе, что опять в центре внимания.

Сергей стал демонстративно приходить в класс последним, а уходить первым.

Как-то раз после урока физкультуры он, выходя из раздевалки, в коридоре на полу нашел цепочку с крестиком. Эту необычную находку он принес домой.

“Интересно, кто у нас в классе носит крестик? Наверное, кто-то из девчонок".

На следующий день Сергей стал посередине класса и спросил:

– Чей это крестик?

– О, сенсация, Железный Лоб заговорил! – в классе началось оживление.

– Мой! – крикнула Ксения и подбежала к Сергею. Протянув руку, она быстро стала говорить: – Как я тебе благодарна, уже думала, что потеряла его, так расстроилась, и бабушка моя огорчилась. Вот радость-то! – Ее глаза излучали восторг.

– Бери и больше не теряй, а цепочку я починил.

– Еще раз спасибо, Сережа.

– Да не за что... Фантик.

Это слово само слетело с губ, он не хотел его произносить, но было уже поздно. В классе стояла тишина, и в этой тишине прозвучал твердый голос Ксении:

– Запомни раз и навсегда, что я никогда не буду Фантиком, Бантиком или Конфеткой. У меня есть имя, которое дали мне родители в честь святой блаженной Ксении Петербургской, и б февраля у меня были именины, поэтому я и приносила печенье.

Она повернулась и медленно пошла к своей парте, но глаза, всегда выдававшие ее, выдали и теперь – в них были слезы.

Роман, сидящий за соседней партой, громко прошептал:

– Хочешь, я ему в ухо дам? И все услышали тихий ответ:

– Нет, не хочу.

Сергею впервые стало стыдно за свои слова: это кусок льда в груди дал уже вторую трещину, но до весны в душе было еще далеко...

А пока Сергею было очень плохо. Один голос внутри возмущался... Другой просил: “Я хочу, чтобы меня любили, чтобы у меня были друзья, хочу помириться с Ксенией”.

А тут еще на уроке литературы Александра Никифоровна рассказала, как Лермонтов погиб на дуэли из-за насмешки. Казалось бы, пустяк, мелочь, а из-за нее не стало человека – молодого, красивого, талантливого.

“А вдруг и я из-за своего языка погибну? Что же делать? Одного желания исправиться мало, нужны поступки, нужны новые слова. Как, например, сказать вслух слово “прости” девочке, которая мне нравится (да, нравится!), и ребятам, которые так долго меня терпели, и, конечно же, родителям, которые все мне прощали и никогда меня не пороли, а, наверное, надо было. Как?”

Первый шаг сделала Ксения. Ей стало жалко Сергея, потому что ее доброе сердце чувствовало ту внутреннюю борьбу, которая в нем происходила. Однажды во время перемены она подошла к нему и протянула книгу:

– Возьми, почитай. Это “Жития святых”. Книга, правда, толстая, но я сделала две закладки, там, где говорится о блаженной Ксении Петербургской и преподобном Сергии Радонежском. И ты все поймешь.

– Спасибо, – сухо сказал Сергей и быстро сунул книгу в портфель, чтобы никто не увидел.

“Как может книга, тем более такая старая, решить мои проблемы? – размышлял он по дороге домой. – Вот если бы попасть на прием к психоаналитику, он бы все разъяснил и дал толковый совет”.

Дома книгой заинтересовалась Сережина мама и попросила дать почитать, потом книгу читал папа, даже Оленька ее листала, потому что там картинки, только Сергей ее даже не открыл.

Началась эпидемия гриппа, полкласса заболело за несколько дней, в том числе и Сергей. Он совсем ослаб и ему ничего не хотелось – ни телевизор смотреть, ни на компьютере играть, ни музыку слушать. И тут сестренка приносит книгу Ксении и кладет ему на кровать. Он открыл “Жития” на закладке и стал читать. Книга потрясла его. Это было что-то новое и необычное. Ее невозможно было читать спокойно. Встречалось много новых слов, красивых, но непривычных: святость, праведность, добродетель, благочестие... Сергей не выпускал “Жития” из рук все дни, пока болел. Накопилось много вопросов. Кто ответит?

– Мама, в честь кого вы назвали меня Сергеем?

– Так звали твоего дедушку, – ответила мама.

– А дедушку в честь кого?

– В честь его дедушки.

– А прадедушку в честь кого?

– Не знаю.

Придя в класс после болезни, Сергей решительно подошел к Ксении. Поздоровался и, вернув книгу, обернутую в красивую бумагу, сказал:

– У меня есть вопросы, – он решил с этого дня быть немногословным.

– Тебе лучше с моей бабушкой поговорить, она преподает Закон Божий в Воскресной школе.

– А как я с ней встречусь?

– Я приглашаю тебя сегодня в гости, после занятий и пойдем.

После уроков Сергей и Ксения шли не спеша через парк к дому бабушки Веры Захаровны. Сергей нес два портфеля, а Ксения размахивала руками как крыльями, рассказывала ему о Боге, о Его творениях, о том, как Он все чудесно устроил. Ее глаза блестели, несколько прядей волос выбилось из-под вязаной шапочки.

“Какая она красивая! – подумал Сергей. Ему нравилось в ней все: и лицо, и голос, и манера говорить. – Надо попросить у нее прощения... Но только не сейчас”.

Вера Захаровна как раз приготовила обед и ожидала внучку из школы.

Ксения представила гостя:

– Бабушка, познакомься: это Сергей, мой одноклассник и друг.

Сергей смутился от слова “друг”. Друг – какое теплое слово, оно греет сердце. Но еще больше он смутился от слов Веры Захаровны:

– Это, наверное, тот отрок, за которого мы с тобой молимся.

Сережа тотчас понял, что в этом доме думали о нем и сопереживали ему. Он с трудом выжал из себя единственное слово:

– Спасибо.

Обедали в гостиной, где не было традиционного телевизора и ковров, а на стенах висели фотографии и иконы.

Ксения прочитала молитву и перекрестила еду. Дома Сергей обычно оценивал мамину стряпню по пятибалльной системе, да еще с комментариями. Он и сейчас хотел сказать, что все приготовлено на “отлично”, но вовремя спохватился, и вообще больше слушал, чем говорил...

Вера Захаровна рассказывала о православной вере, дала почитать книгу “Закон Божий” и хотела подарить Библию, но Сергей вспомнил, что Библия у них дома есть.

На прощанье Вера Захаровна предложила:

– Завтра воскресенье, приходи в Воскресную школу, поговорим еще.

Наступивший день был холодный и ветреный, но Сергей этого не замечал. Он шел быстро, опустив глаза в землю и погрузившись в свои мысли. Сережа боялся опоздать – возле церкви его будет ждать Ксения, и они вместе пойдут на занятия.

Сегодня Ксения выглядела как-то необычно: на голове у нее был белый пушистый платок, а из-под полушубка виднелась длинная темная юбка, но глаза и улыбка были теми же.

– Зайдем в храм, служба закончилась, но можно поставить свечки, – сказала Ксения и протянула Сергею свечу.

В храме было тепло, а мягкий свет и запах ладана умиротворяли. Ребята подошли к иконе Сергия Радонежского, перекрестились, поставили свечи и попросили у святого помощи в учебе. В другом приделе церкви хор пел панихиду. И опять Сергей поймал себя на мысли, что слышит особенные слова: Царство Небесное, вечная память...

В Воскресной школе Ксения познакомила Сергея с ребятами. Традиционных парт не было, столы стояли полукругом. Вера Захаровна поведала о Божественном даре – слове, о сокровищах языка, просила беречь его, ибо язык – это душа народа.

В конце занятий она предложила всем сказать соседу что-нибудь хорошее. Ребята желали друг другу здоровья, успехов в учебе, хороших друзей, мира в душе, терпения. Дошла очередь и до Сергея. Он повернулся к Ксении и сказал только одно слово:

– Прости.

Ксения, как всегда, улыбнулась и ответила:

– Бог простит! И ты меня прости... А я хочу тебе пожелать стать хорошим писателем и добрым человеком.

После занятий ребята шли вместе, не хотелось расходиться. Сергею показалось, что на улице стало теплее, не было холодного ветра, снег подтаял.

– Скоро весна! – заметил Сергей.

– В твоей душе весна уже наступила! – ответила Ксения.

Шипы, колючки и любовь

Сказка

Жила-была Роза дивной красоты. И стройный стан, и нежное личико, и роскошная прическа – глаз не отвести. Да только уж больно колкая, и на соседок свысока поглядывала. Так и жила злюкой и гордячкой.

Смотрел на нее Бог, смотрел, все ждал, вдруг одумается, да и говорит ей однажды:

– Дорогая Роза, ты так прекрасна и утонченна, но твоя злость совсем не к лицу твоей нежности.

– Это мне, мне, – захлебнулась от возмущения уязвленная Роза, – советы давать? Да мне вообще... нет равных!

Тогда Бог решил по-другому Розе помочь, иначе погибнет, высохнет от злости. И превратил ее в Кактус! Остались от прежней Розы одни колючки.

Очутился Кактус на окошке девочки. Огляделся. Вокруг множество растений: были здесь Герань и Фикус, был и Вьюнок, а рядом вилась Лиана. И все на него стали поглядывать с недоверием.

Увидела девочка Кактус и чуть не расплакалась от жалости:

– Бедненький, как тебе трудно живется: ни листочка, ни цветочка, никто тебя ни пожалеть, ни приласкать, ни погладить не может. Колючка!

“Фи, еще чего! Какие фиалкины нежности!” – подумала бывшая Роза, но почему-то все же промолчала.

Девочка любила все растения, но больше всех задерживалась возле Кактуса. И столько дарила ему тепла, что после ее ухода Кактусу было даже как-то неуютно.

– Здравствуй, радость моя, мое бесценное сокровище. Как тебе спалось? Какие сны виделись сегодня? Может, тебе снились теплые страны? – говорила по утрам девочка.

А Кактус недоумевал: “За что меня любить? За колючки? Если бы я был Розой, тогда понятно...”

Так проходили день за днем. Но однажды девочка больно укололась о Кактус и громко вскрикнула. Кактус даже зажмурился от страха: “Ну все, закончилась девочкина любовь!”

А девочка смахнула непрошеную гостью-слезинку со щеки и, улыбаясь, сказала:

– Прости меня, неуклюжую, я, наверное, тебя испугала своим криком?

У Кактуса словно пелена с глаз упала, и стал он размышлять: “А за что любить Розу? В чем ее заслуга? Бог дал ей красоту, чтобы радовать других. Растил, ухаживал, а чем ответила она Богу? Что она сделала для того, чтобы мир стал прекрасней? Выставляла свои шипы?

А за что любить меня? Значит, любовь живет в самой девочке. Она любит всех: с шипами и колючками, с капризами и зазнайством, и не ждет ответа и благодарности.

А я? Могу я так? Девочку легко любить. Как не полюбить за доброту? А вот как научиться любить не только ее, но и долговязый Фикус, и соседку Герань с ее резким, дурманящим запахом, и назойливый Вьюн, и его родственницу – легкомысленную Лиану...”

Понравились Богу покаянные мысли Кактуса, и Он спросил:

– Не пришло ли время вернуть тебя в сад в прежнем виде?

Обрадовался Кактус, но тут же вспомнил о девочке:

– Как же она утром проснется, а меня нет на окне? – не хотелось ему на добро равнодушием отвечать, девочку огорчать. – Пусть я навсегда останусь колючим, но буду рядом с ней, может быть, и я от ее доброты любви научусь!

Бог в ответ только улыбнулся. Огляделся Кактус. Цветы на подоконнике уже не казались ему такими, как прежде.

– Какой же Фикус все-таки могучий и надежный. А до чего изящен Вьюнок... Какие замечательные цветы у Герани! – с удивлением замечал Кактус. Все они приветливо махали в ответ своими головками.

И тогда он понял, что Бог, видя стремление к добру, одарил его способностью любить. Так захотелось Кактусу сделать для всех что-нибудь приятное, что от переполняющих его чувств он... расцвел.

Встала утром девочка и – к окошку.

– Мамочка, мамочка! – воскликнула она, – чудо, чудо Божие! Наш Кактус зацвел!

Запрыгала на месте, захлопала в ладоши.

А Кактус был так счастлив, как никогда не радовалась Роза.

Раз в год от любви и Кактус цветет.

ПРОЩЕНИЕ

Селиванова обидели. Произошло все в один из осенних дней.

В то время, когда мальчик сидел у телевизора и смотрел порядком наскучивший ему фильм, в комнату вошла мама и сказала:

– Возле рынка продают недорогую капусту. Пойдем, купим на зиму.

Собрались быстро и уже через несколько минут ощущали на себе первый осенний заморозок.

Медленно кружились над головой мелкие снежинки.

Мама заняла очередь за капустой у машины и, оставив Диму, ушла по своим делам.

В шумной, мерзнущей толпе Диме пришлось стоять долго. Бабушки и дедушки, тети и дяди время от времени уходили погреться в ближайший магазин, а затем снова возвращались. Очередь напоминала жужжащий улей. Дима свое место не покидал ни на минуту.

Время тянулось долго. Ноги мальчика будто примерзли к земле. Ему пришлось узнать все о прогнозе на зиму, о различных способах соления и мочения капусты, о жизни не только в своем родном городе, но и во всей стране и даже за рубежом.

Приблизившись к машине, покупатели стали восстанавливать очередность, и оказалось, что Дима будто бы здесь и вовсе не стоял. Его начали выталкивать.

Стоящие рядом кричали:

– Я не знаю, за кем он!

– Лично я вот за ней занимала!

– А я – вон за тем пожилым мужчиной! Увидев подошедшую маму, мальчик чуть не расплакался от обиды. Старушка, стоявшая впереди Димы, подтвердила, что его мама занимала за ней, но отходила. Ничего не помогало.

Мама, не обращая внимания на крики, стала на свое место и подала продавщице мешки для капусты.

Очередь превратилась в шипящую змею, которая вся извивалась от головы до хвоста и пыталась ужалить.

Дима весь съежился от страха и обиды. В голову ударяли, как кувалдой, злые слова. Ему хотелось оправдаться, что он не наглец, не нахал, не спекулянт, хотелось закричать, но он не мог: ком обиды сдавил горло.

По дороге домой Дима еле сдерживал слезы.

– Не обижайся, сынок, Бог им судья, – сказала мама.

Но Диме все равно было обидно.

Дома он стал с новой силой переживать происшедшее. Ему представлялся и высокий мужчина в кожаной куртке, громче всех кричавший, и невысокая женщина в синей шапочке, и седой старик.

Все, что Дима не высказал там, в очереди, он сейчас мысленно выплескивал им наедине с собой.

Но от этого ему не становилось легче. Та змея, на которую была похожа очередь, как будто заползла ему в сердце.

Вечером ни у бабушки, ни у папы не оказалось времени забрать из детского сада маленькую сестренку. Пришлось Диме идти за ней.

Мальчик вышел из дома. Над его головой висел голубой свод неба. Солнце склонилось к западу, посылая последние лучи на землю. Быстро темнело.

В синей вышине зажглась вечерняя звезда. Дима увидел звездную даль, бесконечную и непостижимую в своей беспредельности. Перед ним раскрылась чудная картина! Отражение Самого Бога проникло в его душу и погрузило в благоговение.

И такой ничтожной и мелочной оказалась его сегодняшняя обида, что он засмеялся и, любуясь небом, закричал:

– Я прощаю вас, люди!

И сразу стало легко на душе.

ПОПУТЧИЦА

– Вот незадача, опять движок барахлит, – встревоженно проговорил водитель, – без остановки не обойтись.

У Натальи сжалось сердце: “Когда же закончится эта неспокойная ночь?” Положив головку на мамины колени, вытянувшись на заднем сиденье среди многочисленных узлов и пакетов, посапывал ее двухлетний малыш.

Наташа чувствовала себя виноватой. Ей хотелось быстрее вырвать детей из каменного саркофага города. Она упросила мужа, не дожидаясь его отпуска, отправить ее с детьми на лето к маме. Муж с большим трудом нашел знакомого водителя.

– Да, придется остановиться, – вздохнул шофер.

– Мамочка, а вдруг на всю ночь, – прошептала восьмилетняя Даша, выглядывая из-за спинки переднего сиденья.

Водитель включил подсветку. На панели управления стала видна икона Николая Чудотворца.

– Молись, дочка. Бог милостив.

“Святый отче Николае, моли Бога о нас!” – не переставала повторять про себя Наталья.

– На помощь рассчитывать не приходится. Ночью теперь останавливаться не больно хотят – опасно.

В свете фар остановившейся машины четко прорисовались очертания старушки с ведром и узелком за плечами.

– Откуда она здесь? Торговать вроде уже поздно.

Было около полуночи, не по-летнему прохладно, шел дождь. Бабушка, подхватив ведро, с готовностью направилась к машине.

– Ой, деточки, Сам Господь вас ко мне послал...

– Машина перегружена, места нет, сесть негде, сзади ребенок спит. Да и неизвестно, тронемся ли с места сами, – оборвал ее водитель, открывая капот. – Может, еще кто-нибудь будет ехать? – немного смягчившись, добавил он.

Бабушка на минутку замерла.

– Да, да, сынок. Может быть, будет, – тихо проговорила она, бросая беглый взгляд на заваленную доверху машину, и побрела по обочине дороги. Вскоре она скрылась из виду.