Текст книги "Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова"

Автор книги: Борис Акунин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Борис Акунин
Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова

В оформлении использованы иллюстрации, предоставленные агентствами Shutterstock, РИА Новости, МИА «Россия сегодня», Diomedia, Fotodom и свободными источниками

Рецензенты:

Б. Н. Морозов (Институт славяноведения РАН)

Л. Е. Морозова (Институт Российской истории РАН)

С. Ю. Шокарев (Историко-архивный институт РГГУ)

© B. Akunin, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Предисловие к третьему тому

В томе первом было описано раннее русское государство, которое появилось в конце IX века, просуществовало несколько столетий и распалось. Главная причина неуспеха этой «первой попытки», говоря коротко и упрощенно, заключалась в том, что исчезла причина, по которой это государство возникло. Оно образовалось на ключевом отрезке великого купеческого пути «из варяг в греки» – вдоль рек, соединяющих Черное море с Балтийским. Пока эта коммерческая магистраль сохраняла свое значение, Киевская Русь процветала, богатела и расширялась, выражаясь языком современным, за счет выгод от «обслуживания транзита» и участия в византийско-европейском товарообороте. Когда же речной маршрут начал хиреть из-за открытия новых торговых трасс и ослабления Византии, обнаружилось, что русская центральная власть слишком слаба, а внутренние межобластные связи недостаточно развиты, чтобы удерживать такую большую территорию внутри одной политической системы. Местным правителям стало выгоднее существовать самостоятельно, нежели делиться доходами с киевским великим князем, а у того не хватало средств справиться с центробежным движением. Обширное, но некрепко сшитое государство, охватывавшее значительную часть Восточной Европы, в XII веке распалось на множество средних и мелких княжеств, которые изредка объединялись перед лицом внешней опасности, но чаще воевали между собой. Однако они еще продолжали называться «Русью», сохраняли один язык, общую культуру, единую церковную организацию и управлялись родственниками – членами династии Рюриковичей. К моменту катастрофы 1237 года русского государства как такового давно уже не существовало, но страна еще сохранялась.

Во втором томе рассказывалось о том, как вследствие вмешательства внешней силы – монгольского нашествия – на время исчезла и страна. Русь утратила независимость и распалась на две части, каждая из которых в дальнейшем пошла своим историческим путем. Восточная половина стала сначала ордынской провинцией, а затем ордынским протекторатом; западная попала под власть литовских великих князей и польских королей. Двести с лишним лет, с середины XIII до середины XV века, суверенного русского государства не существовало.

Однако по мере ослабления великой империи Чингисхана, вследствие ряда объективных, но в еще большей степени случайных факторов, на северо-востоке бывшей страны начало укрепляться одно из маленьких княжеств – Москва. Очень небыстро, за полтора века, преодолевая сопротивление соседей и гибко приспосабливаясь к изменчивой ситуации внутри Орды, московские правители добились того, что их лидерство стало неоспоримым, а верховенство татарского хана превратилось в пустую формальность. К моменту смерти Василия II и вокняжения его сына Ивана III (1462 г.) в восточной половине Руси созрели все предпосылки для возрождения большого государства – второго русского государства.

Приступая к работе над русской «Историей», я намеренно отказался от выстраивания какой-либо концепции. Нет у меня такого искушения и сейчас. Я по-прежнему не собираюсь ничего доказывать читателям, не хочу их убеждать в правоте именно моего взгляда на историю. Я хочу всего лишь пройти по всей цепочке событий, чтобы посмотреть, как развивалось российское государство, и попытаться понять, почему оно сумело справиться с одними задачами и не сумело справиться с другими; в какие моменты государственная власть действовала в интересах страны и народа, а когда она им вредила; вообще – что такое «польза» и «вред» применительно к стране на каждом историческом этапе. И всё же, даже при таком намеренно ненаучном, неметодологическом способе изложения трудно не заметить, что на протяжение тысячелетней истории неоднократно происходило чередование векторов движения. Страну, географически расположенную на стыке западной и восточной цивилизаций, вело то в сторону Запада, то в сторону Востока. Эти переходы из условной Европы в условную Азию и обратно настолько очевидны, что мало кто из серьезных историков оспаривает историческую «двухкомпонентность» российской государственности.

Колебания этого геополитического маятника отражены и в названиях томов.

Первый назывался «Часть Европы» – потому что до середины XIII века Русь оставалась в русле общеевропейской истории (если включать в таковую и Византию).

Второй том пришлось назвать «Часть Азии», ибо Русь, во всяком случае восточная ее половина, стала частью азиатской (монгольской) державы и начала существовать по совершенно иным принципам.

Данный том получил название «Между Азией и Европой». Русь восстанавливает независимость, переходит к самостоятельному развитию, однако пока еще она намного ближе к Востоку, чем к Западу – прежде всего, по своей государственной системе, унаследованной от Орды и в значительной степени ее копирующей.

Это и естественно. Русские правители не видели и не знали государства могущественнее Золотой Орды. Византия, былой учитель киевских великих князей, впала в ничтожество, а в 1453 году вообще прекратила свое существование. Новый исполин – Османская империя, была военной державой, которая тоже в значительной степени заимствовала структуру чингизидских царств. Военно-ордынский тип государственной организации строился на простых, ясных и удобных принципах. Главный стержень – абсолютная, обожествленная власть государя; правление осуществляется не по единому для всех закону, а по августейшей воле монарха; все подданные, от первого вельможи до последнего раба, считаются слугами государства – то есть государя; жесткая вертикальная структура при необходимости обеспечивает быструю мобилизацию военных и хозяйственных ресурсов.

Правда, Золотая Орда рассыпáлась на глазах у московских правителей, однако произошло это, по представлению современников, из-за ослабления ханской власти и своеволия ордынской знати. Русские правители сделали из этого вывод, казавшийся очевидным: чем тоталитарнее контроль сверху, тем прочнее держава. Так возникает парадокс, который впоследствии станет одной из главных коллизий российской истории. Оставаясь по своей структуре, принципам устройства, идеологии государством «ордынского» склада, Россия будет стремиться занять важное, а если получится, то и доминирующее место в европейской политической системе.

Дело в том, что одновременно с созданием нового русского государства при Иване III энергетический центр истории начинает постепенно перемещаться с Востока на Запад. На первом этапе описываемого периода Азия в лице Османской империи еще наступает и теснит Европу, но к концу XVI века опережающее развитие последней становится всё более очевидным. Обновленному русскому государству, связи которого были традиционно ориентированы на Восток, приходится всё больше заниматься Западом. Европа становится ближе и важнее; экономические, технологические и культурные интересы заставляют Русь поворачиваться к ней лицом.

Следующий, четвертый том, посвященный Руси XVII века, будет называться «Между Европой и Азией» – к тому времени Московское государство отдрейфует еще дальше в западном направлении, всё более дистанцируясь от Востока.

Третий том охватывает события с 1462 до 1605 года, то есть с момента фактического освобождения Руси от иноземного владычества до великой Смуты – новой утраты независимости в результате внутреннего кризиса и вражеского вторжения. Первоначально я собирался назвать том «Вторая попытка». Это, собственно, и была вторая попытка создания большого централизованного государства, мощно стартовавшая, но приведшая к печальному финалу. Суверенитет вновь был утрачен, но теперь уже в столкновении с Западом, а не с Востоком. Хотя крах оказался менее катастрофичным, чем в XIII столетии, и независимость через несколько лет была восстановлена, всё же представляется очень важным понять: почему успехи сменились поражениями? Что во «втором» русском государстве изначально было – или со временем стало – причиной подобной непрочности?

Именно эта линия в данном томе будет ведущей. Мои предположения и выводы, как обычно, я соберу в заключительной главе. К тому времени читатель, уже ознакомившись с фактами, наверняка сформирует собственную точку зрения, которая, возможно, и не совпадет с авторской.

Эпохи российской истории, с ее перемещениями из одного цивилизационного пространства в другое, настолько отличаются друг от друга, что в каждом томе приходится менять принцип повествования, приспосабливая его к особенностям данного периода. Структурно третий том существенно отличается и от первого, и от второго.

Прежде я уже писал, что меня очень занимает давний спор о роли личности в истории. Совершенно очевидно, что эта роль сильно варьируется в зависимости от формы государственного устройства. При демократической республике или ограниченной монархии она, разумеется, существенно меньше, чем при абсолютизме или при военно-диктаторском режиме. Если – обычно в силу вполне объективных причин – в стране устанавливается режим неограниченной власти одного человека, то фактор вполне субъективный, личные качества правителя, обретает гипертрофированное значение.

Такой концентрации единовластия, какое произошло в описываемый период, на Руси прежде еще не бывало. В эти времена, когда, по выражению С. Соловьева, «государство было еще так юно», личность Самодержца определяла политику страны, а стало быть, и ее судьбу. Характер монарха, слабые и сильные черты его натуры, состояние здоровья, события семейной и частной жизни накладывали отпечаток на всю эпоху. Не будет большим преувеличением сказать, что действовал принцип: каков государь, таково и государство. Вот почему в период, охваченный данным томом, описание политических событий, социальных и экономических изменений проще вести не от объективного к субъективному, а наоборот, от личного к общественному.

Для рассказчика это очень удобно. История «второй попытки» легко делится на четыре времени, по числу русских правителей, и у каждого из этих времен отчетливая собственная индивидуальность. Первые три раздела – «Время Ивана III (1462–1505)», «Время Василия III (1505–1533)» и «Время Ивана IV (1533–1584)» – я назвал именами монархов; четвертый, «Время Бориса Годунова (1584–1605)», – именем фактического главы государства, хотя с 1584 до 1598 г. на престоле находился царь Федор I.

Каждая часть начинается главой, посвященной личности властителя. Без этого многое в жизни государства осталось бы непонятно.

Затем следуют тематические главы, формирование и подбор которых опять-таки зависят от индивидуальных особенностей правления: чем рациональней и последовательней владыка, тем стройнее повествование (как, например, в описании эпохи Ивана III) – и наоборот, при таком мятущемся монархе, как Иван IV, рассказ о жизни государства тоже получается «скачущим».

Время Ивана Третьего (1462–1505)

(© РИА Новости)

Историю Ивана III, правителя целеустремленного и настойчивого, поделить на хронологические и тематические главы очень легко, поскольку Иван Васильевич обычно не брался за новую государственную задачу, не покончив с предыдущей. Великий князь всегда твердо знал, чего он хочет и какими средствами будет этого добиваться. Он безусловно обладал незаурядным стратегическим мышлением, строил свои планы задолго и надолго, и планы эти, даже самые трудные, всегда бывали реалистичны.

Фоном всей деятельности Ивана III были усилия по преобразованию конгломерата неоднородных, по-разному устроенных русских областей в единое государство; по созданию властной пирамиды, увенчанной фигурой абсолютного монарха. Эту работу государь вел кропотливо, терпеливо и непрестанно с первого и до последнего дня своего долгого княжения. Иван был истинным архитектором «второго» русского государства. Глава «Московский государь» посвящена трудам Ивана III по строительству жестко централизованного, самодержавного организма власти.

Затем, в хронологическом порядке, идут главы, в которых описаны три большие кампании, осуществленные Иваном III: Новгородская, Татарская и Литовская. Именно они заложили фундамент великого царства и определили будущее страны. Государю, конечно же, во все годы приходилось одновременно заниматься и новгородскими, и татарскими, и литовскими делами, однако будучи человеком методичным, он на каждом этапе считал приоритетным только одно из этих направлений.

Проблема Новгорода в целом решилась к 1480 году; татарская проблема – к 1487-му, и в дальнейшем, до конца жизни, Иван был главным образом занят Литвой. Соответственно построено и повествование.

Еще три главы отведены темам, без которых рассказ об этом важном периоде русской истории был бы неполным: изменениям во внутренней жизни страны, становлению русской внешней политики и взаимоотношениям светской власти с церковью.

Однако прежде всего давайте познакомимся с живым человеком, которому было суждено осуществить грандиозную задачу возрождения русского государства.

Иван III Васильевич в жизни

Государственный семьянин

Наследник и преемник невыдающегося Василия II родился 22 января 1440 года. По святцам это был день памяти апостола Тимофея, и «прямое», то есть крестильное имя княжича было Тимофей. По древней традиции получил он и еще одного небесного покровителя, Иоанна Златоуста, в честь которого был наречен Иваном. Под этим вторым именем он и остался в истории. Мать Тимофея-Ивана, Мария Ярославна, происходила из серпуховской ветви московского княжеского дома. Мальчик был на четверть литовцем, правнуком великого Витовта.

До зрелых лет дожили еще пятеро детей Василия II: Юрий Молодой, Андрей Большой, Борис, Андрей Меньшой и Анна.

В жизни всякого монарха семейное и государственное переплетены, родственные и брачные связи не бывают частным делом, а у Ивана III государственный интерес находился на первом месте и, похоже, всегда брал верх над личными чувствами – в этом он выгодно отличался от многих последующих российских властителей. Иван Васильевич никогда не был просто семьянином – мужем, братом, отцом, дедом; он был государственным семьянином. Мы должны всё время об этом помнить, оценивая его поступки по отношению к родственникам и, в особенности, к родным братьям, с которыми Иван, если того требовала государственная необходимость, обращался как с врагами.

Детство княжича было тревожным.

Ему было всего пять лет, когда неосторожный Василий Васильевич угодил в татарский плен, едва не погубив Московское княжество. В следующем году настали еще более бурные времена. Вернувшийся из плена великий князь был свергнут с престола кузеном Дмитрием Шемякой, ослеплен и заключен в темницу. Маленького наследника было увезли, но потом выдали врагам, и он разделил с отцом заточение. Затем свергнутого Василия, получившего за незрячесть прозвище «Темный», вместе с семьей отправили княжить в захолустную Вологду, где слепец начал готовиться к новой гражданской войне. Чтобы заручиться поддержкой тверского князя Бориса Александровича, он пообещал женить семилетнего Ивана на тверской княжне Марии, которая была еще младше.

Вскоре после возвращения на престол слепой Василий провозгласил маленького сына соправителем, так что Иван титуловался великим князем начиная с 1449 года. Трудно сказать, с какого возраста его стали привлекать к обсуждению государственных дел, но произошло это очень рано. Уже в двенадцать лет он участвовал в военной экспедиции (против Шемяки); вернувшись из похода, Иван женился на Марии Борисовне – то есть формально стал взрослым.

Василий Тёмный и его сын Иван. В. П. Верещагин

Василий Темный сделал девятилетнего ребенка своим соправителем, чтобы в будущем избежать обычной для того времени междоусобной войны за престолонаследие – младшие братья, вечный источник опасности, должны были привыкнуть к особенному положению старшего. Однако эта мера, предпринятая во имя государственной стабильности, оказалась мудрой и еще в одном смысле: в 1460 году она спасла великого князя от гибели.

Враждуя с Новгородом, давшим приют упрямому Шемяке, великий князь в конце концов склонил купеческую республику к покорности. Отобрал у нее часть земель, взял большую контрибуцию, а через некоторое время, со свойственной ему беспечностью, явился в ненавидящий его город с небольшой свитой, да еще в сопровождении двух сыновей, Юрия Молодого и Андрея Большого.

Новгородцы решили воспользоваться столь удобной возможностью и убить своего обидчика вместе с княжичами, тем самым повергнув Москву в смятение и хаос. Но новгородский архиепископ Иона отговорил заговорщиков, сказав, что убивать государя бессмысленно, поскольку его старший сын Иван остался в Москве и сумеет удержать власть в своих руках.

Из этого следует, что в двадцать лет Иван Васильевич был соправителем уже не только номинально, но и фактически – и об этом знала вся страна.

Вот почему вокняжение Ивана после смерти отца (27 марта 1462 г.) произошло без каких-либо осложнений, и чувствовал он себя на престоле настолько уверенно, что даже не озаботился – впервые в московской истории – испросить ярлык у хана. Именно этим историческим моментом (а не 1480 годом, как принято считать), пожалуй, и следует завершать эпоху татарского владычества над Русью. Тогда же фактически рождается «второе» суверенное государство.

Раз и навсегда определенного порядка престолонаследия на Руси не существовало, и всякий раз после смерти предыдущего великого князя возникал раздор между претендентами, которые в прежние времена часто обращались за поддержкой к внешней силе – татарам. Но для независимой страны вопрос династической преемственности имел первостепенную важность – особенно в той системе самодержавной власти, которую всю жизнь строил Иван III. В последний период его правления из-за неопределенности порядка наследования в стране произойдет серьезный кризис. Чтобы разобраться в его истоках, нам придется подробно рассмотреть матримониальную жизнь Ивана Васильевича.

Итак, в 1452 году, исполняя обязательства перед союзником, Василий Темный женил наследника на тверской княжне Марии. Брак был политическим, государственным: благодаря ему Тверь, прежняя соперница Москвы, становилась ее сателлитом.

Очень рано, чуть ли не четырнадцатилетней, Мария родила юному Ивану сына, которого называли «Иван Молодой». В 1470 году, повторяя удачный прием своего родителя, государь сделал наследника соправителем.

Но к этому времени великий князь овдовел (Мария Борисовна умерла в 1467 году) и готовился вновь сочетаться браком.

История второй женитьбы Ивана Васильевича настолько интересна и имела столь важные последствия для русского государства, что заслуживает обстоятельного рассказа.

К этому времени положение Ивана, владетеля сильного и богатого государства, очень сильно переменилось по сравнению с 1447 годом, когда обручение с тверской княжной считалось большой удачей. Невест, по статусу равных такому жениху, на Руси не имелось, поэтому было желательно найти новую супругу за пределами страны, в иноземных венценосных домах. Проблема заключалась в том, что в Европе почти повсеместно утвердилось католичество, и православную принцессу отыскать было трудно.

В 1468 году один пронырливый итальянец, которого на Руси называли Иваном Фрязином (настоящее его имя было Джан-Баттиста делла Вольпе), приглашенный в Москву наладить чеканку монеты, предложил устроить брак вдовствующего Ивана с византийской царевной Зоей Палеолог. К тому времени греческая империя уже полтора десятилетия как пала, но престиж титула василевсов был очень высок. Отец Зои, правда, василевсом никогда не был – последнему императору он приходился братом, однако унаследовал это звание, то есть пышно именовался кесарем в изгнании, однако не имел ни владений, ни средств к существованию. (Его наследник Андрей Палеолог впоследствии торговал императорским титулом, пытаясь соблазнить им и своего зятя Ивана, но тот не любил выкидывать деньги на ветер и отказался. Правильно сделал, потому что бессовестный византиец умудрился в разное время продать свое кесарство аж трем разным принцам.)

Фома Палеолог, деспот Морейский, отец Зои. С фрески Пинтуриккио

Таким образом, партия была не такой уж блестящей, тем более что к 1468 году Зоя осиротела. Два ее предыдущих жениха, сын мантуанского маркиза и захудалый король кипрский, поразмыслив, от такой невесты отказались. Зоя была бесприданницей и жила на иждивении у римского папы, из милости и довольно скудно. Павел II был рад избавиться от этой обузы, тем более что хитрый Вольпе наобещал понтифику, что таким образом можно будет приобщить Московию к католичеству. (Принцесса, рожденная в православии, в Риме, разумеется, перешла в латинскую или, по меньшей мере, униатскую веру, о чем «Иван Фрязин» сообщать русским не стал.) В Риме надеялись подключить Московию к антитурецкой коалиции – Османская империя была для Святого Престола главным врагом и постоянной угрозой.

В Москве женитьба на византийской царевне воспринималась совсем не так, как в Европе. Богатый русский государь в приданом не нуждался, с далекой Турцией ссориться не помышлял, зато был крайне заинтересован в повышении своего престижа. После долгой и унизительной ордынской зависимости новому суверенному государству нужно было возвращаться на международную арену и повышать свой статус.

Что мы сегодня знаем о молодой женщине, которой предстояло сыграть важную роль в русской истории?

По меркам того времени она была сильно засидевшейся невестой – вступила в брак двадцатичетырехлетней. Внешность при политическом браке большого значения не имела, но Вольпе, следуя европейскому обычаю, привез в Москву портрет девушки. На Руси, где светские портреты были не в обиходе, картину назвали «иконой». К огромному сожалению, эта «икона» до нашего времени не сохранилась. Кажется, Зоя была, на итальянский взгляд, толстовата, но русские придерживались иных канонов красоты и полноту скорее воспринимали как достоинство.

В середине XX века, когда был вскрыт саркофаг, облик великой княгини восстановили по останкам (см. илл. на с. 17).

Хороша ли собой была греческая невеста или нет, действительно не имеет значения. Гораздо существеннее то, что она была очень неглупа и неплохо образованна. Зоя воспитывалась при одном из просвещеннейших дворов Европы, в эпоху, когда итальянская культура переживала Возрождение. Царевна с детства знала греческий, итальянский, латынь и, кажется, довольно легко выучила русский – видимо, была способна к языкам. Среди ее личных вещей имелось немало книг, что впоследствии породило легенду о библиотеке византийских императоров, якобы перевезенной в Москву и пропавшей во времена Ивана Грозного. (На самом деле у бесприданницы взяться такому сокровищу было неоткуда.) В любом случае, великая княгиня настолько отличалась манерами и поведением от воспитанных в запертом тереме русских женщин, что государь сажал ее рядом с собой принимать послов. Последующие монархи своих жен чужеземцам демонстрировать не будут. Из записок иностранцев известно, что «деспина» (так ее называли по титулу покойного отца, деспота Мореи) была умна и могла вести ученую беседу.

Кроме того эта женщина несомненно обладала весьма твердым характером, иначе она не смогла бы влиять на своего супруга, который привык все решения принимать сам. В конечном итоге две эти сильные личности вступили в конфликт, о котором будет рассказано чуть ниже.

Софья (Зоя) Палеолог. Реконструкция по черепу С. Никитина

Несмотря на взаимную заинтересованность, переговоры и обмен посольствами продолжались целых четыре года – тогда всё делалось неспешно. Наконец, летом 1472 года Зоя отправилась в долгое путешествие, кружным путем, в объезд недружественного Москве польско-литовского государства. Дорога заняла четыре с половиной месяца.

Щекотливый вопрос о конфессии невесты решился легко и быстро. Девушка была слишком умна и прагматична, чтобы делать из этого проблему. В Москву она прибыла уже не Зоей, а Софьей – это имя звучало более «русским». Как она вернулась в лоно православия, достоверно неизвестно. Скорее всего, никакого особого обряда не было и Софья просто сделала вид, что никогда не оставляла греческой веры, то есть воспользовалась ложью Ивана Фрязина (что не спасло Вольпе от опалы – видимо, вранье все же каким-то образом раскрылось). Папский легат всю долгую дорогу возглавлял свадебный поезд, везя перед ним католический крест. Но близ Москвы кардинала попросили убраться на задний план, а крест спрятать в сани. Ни об унии с Римом, ни о союзе против турок речи не было. Молодая государыня никакой поддержки кардиналу не оказала, и через два или три месяца он отправился обратно, получив в утешение богатые подарки.

Русские встречают царевну Зою. Ф. Бронников

Второй брак Ивана Васильевича оказался продолжительнее первого. Софья сначала рожала дочерей, что никак не меняло династической перспективы – наследником и соправителем великого князя оставался Иван Молодой. Однако в 1479 году у гречанки родился собственный сын, Василий, а за ним еще четверо (не считая умерших в младенчестве).

В семье государя обозначился опасный раскол, из-за которого весь двор поделился на две враждебные партии: наследника и великой княгини. Конфликт этот перешел в острую фазу после того, как очевидный и, в общем, бесспорный преемник Иван Молодой в 1490 году умер. Теперь вопрос о наследовании стал менее очевидным.

Закона о передаче короны по прямой линии от отца к старшему сыну и так далее не существовало, да и сама идея того, что может быть какое-то правило, обязательное для самодержца, противоречило системе, которую создавал Иван III: высшей инстанцией являлась воля государя, и лишь он один имел право решать, кто станет монархом после него. Разумеется, такой порядок перехода власти будет не раз приводить к смуте, поскольку у каждого из сыновей, да и братьев монарха имелось теоретическое право на трон. «Правильный» порядок престолонаследия в России установится только в конце XVIII века.

Для Ивана Молодого честолюбивый отец – опять не без труда – сумел подыскать иноземную православную невесту, хоть и менее именитую, чем Софья Палеолог: дочь валашского (молдавского) господаря Стефана. Елена Волошанка, как называли в Москве молодую княгиню, силой характера не уступала государыне и, овдовев, возглавила сообщество придворных, делавших ставку на ее сына, маленького Дмитрия.

Обе женские партии – «Грекини» и «Волошанки» – боролись за влияние, стараясь склонить на свою сторону стареющего великого князя. Неустойчивое равновесие сохранялось несколько лет. Иван не торопился с решением – вероятно, присматривался к подрастающим княжичам, пытаясь понять, кто из них более подходит на роль правителя и будет лучше «держать государство». Есть основания полагать, что колебания Ивана Васильевича объяснялись именно государственными интересами, а не личными симпатиями. По-родственному он, кажется, был больше привязан к Дмитрию, но Иван III не привык в важных делах руководствоваться эмоциями.

Имело значение и окружение каждого из претендентов.

Вокруг внука собрались знатнейшие люди двора, члены Боярской думы. Это была партия аристократическая. На первых ролях в ней были ближайшие советники Ивана – князья Иван Патрикеев и Семен Ряполовский.

Партию Софьи можно назвать «бюрократической». В ней тон задавали дьяки – чиновничье сословие, усиление которого было обусловлено потребностями большого централизованного государства.

Конфликт двух этих сил, распространившийся и на церковь (об этом речь пойдет в отдельной главе), носил глубинный характер.

Бояре не любили «Грекиню», потому что она, следуя традициям византийской империи, стремилась возвысить престиж великокняжеского звания, усложняя придворный церемониал и вводя всё новые непривычные ритуалы. Это не только раздражало консервативную знать, но и пугало ее, причем не без оснований. Чем выше становился пьедестал трона, на котором восседал государь, тем больше он обособлялся от Думы, а московские бояре издавна привыкли активно участвовать в управлении страной.

В то же время у служилого сословия подобных амбиций не было; усиление личной власти монарха вполне соответствовало интересам дьяков и неродовитой знати.

Несколько лет противоборствующие стороны плели интриги и производили закулисные маневры. Затем произошел взрыв.

В октябре 1497 года Дмитрию Ивановичу исполнилось 14 лет. Бояре стали уговаривать государя назначить подростка соправителем, что означало бы полную победу над партией Василия и Софьи. Взволнованные оппоненты составили заговор, намереваясь захватить казну и уничтожить Дмитрия. О заговоре донесли государю. Больше всего Ивана Васильевича испугало, что Софья секретничала с какими-то «лихими бабами», у которых якобы было некое «зелье». Колдовства в те суеверные времена боялись еще больше, чем ядов.

Великий князь больше не колебался. Самых активных заговорщиков предали жестокой казни, «лихих баб», как полагалось поступать с ведьмами, утопили в реке, супругу Иван от себя отдалил, а Василия поместил под стражу.

Вскоре после этого Дмитрий – впервые в русской истории – был торжественно венчан на великое княжение. Некоторые историки даже считают, что это было коронованием на царство, ибо в чине церемонии упоминается «скипетр царствия». По иронии судьбы византийский ритуал, который так старательно насаждала Софья, увенчал победу ее врагов.

Фрагмент «Пелены Елены Волошанки» (1498) с изображением коронации Дмитрия: Елена – в красном плаще, Софья – в желтом, загнанная в угол

Но государственный интерес оказался сильнее обиды. Миновало совсем немного времени, и Иван Васильевич понял свою ошибку. Ослабление служилой партии привело к усилению Боярской думы, что нарушало систему власти, кропотливо строившуюся государем. Не прошло и года, как недавние триумфаторы, князья Патрикеев и Ряполовский, внезапно были схвачены. Первого постригли в монахи, второму отрубили голову. В чем заключалась их «измена», летописи не сообщают, лишь в одном из документов упоминается, что великий князь обвинял репрессированных в «высокоумничаньи» – очевидно, те оказались недостаточно гибкими и послушными.