Текст книги "Суровое испытание (СИ)"

Автор книги: Болеслава Кираева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

     А это ещё что такое?

     Ягодицы сидящей высовывались из низких джинсов вплоть до ложбинки, и вот эта-то щель была… зашита толстыми бечёвочного вида нитками, даже запёкшаяся кровь на выходе ниток из кожи видна. Пирсинг? Докуда?

     Нет, конечно, это такая скотчевая нашлёпка. Но эффект потрясающий. Гладкая, она способствует выскальзыванию плоти из джинсов как можно сильнее и вместе с тем отпугивает мужские взгляды. Может, у неё и впереди всё зашито-прошнутровано, поди просеки.

     Дежурные смотрели на хозяйку рюкзачка-лифчика. Заартачится ли она в ответ на замечание или начнёт покорно разнагишаться – оба варианта хуже. И здравый смысл подсказал: оригиналку не трогать, разве что приглядывать за ней поплотнее. В конце концов, пришитый к лифчику рюкзак мало чем отличается от вшитого в брюки или юбку кармана, а их-то пока что выворачивать не заставляют. Да и залезть туда, не снимая со спины – это большая ловкость рук нужна, и ежели девица таковую проявит, то заслуживает некоторого снисхождения.

     Ева так натренирована не была, еле вытянула листочки, помяв, едва не порвав. Если бы заранее знать, что в следующий момент на тебя не взглянут, можно было бы и поаккуратнее сработать. Но поди знай! И так ладно.

     А вот Кире не повезло. Её плотный джинсовый костюм прямо-таки светился на фоне лёгонькой одежонки основной массы девиц, в такую-то жару! Пупок не наружу – странно… Дежурные заподозрили неладное, переглянулись и взяли обладательницу подозрительно-пышных форм под опеку, плотную, как сама джинса. Кира ёрзала, вымученно улыбалась, с трудом делала вид, что думает над тестом. Ей далеко не сразу удалось вытащить листки из-под одежды, даже помяла второпях. Неудачи подстерегали и с папиросными шпаргалками. Львиная доля их запаса перекочевала аварийно-смятой в девичий ротик, и теперь на дежурных испуганно посматривал сущий хомяк, только без усов. Прикрытием служила бутылочка с лимонадом – хотя кой чёрт держать питьё во рту, не глотая?!

     Ева с удовольствием бы подождала новоиспечённую свою подружку – надо же поблагодарить, обменяться телефонами, может, махнуть в кафе – они уже, считай, поступили! Но её оранжевый бланк уже чернел аккуратными крестиками правильных ответов, и это было хорошо видно дежурным, постоянно прогуливающимся по рядам. Сколько можно, она делала вид, что проверяет, но пора стало и честь знать. И потом – сушило от страха рот, она славно напилась водички, и нервные позывы в туалет сменились настоящими, неумолимыми. От чистой воды всегда быстро хочется.

     Наша героиня махнула Кире – мол, подожду в коридоре. Поняла ли та – с её-то замотанным и затравленным видом? Неважно – потом поймёт, что благодарная и не думала исчезать, ждёт. И сейчас Ева глубоко вдыхала-выдыхала, чувствуя блаженный покой, улыбалась. Полдня впереди!

     Что-то посжимывало тело, мешало полной радости. Может, коль скоро она стала студенткой, перейти на свободные лифчики, распахнуть в мир свои прелести? Чего она, в конце-то концов, добивается, терпя сжим и зарабатывая рубцы на коже? Вон как ребята смотрят на полногрудых, а те жеманятся, поводят плечами, но нравится им, видно же. А меня и грудастой-то не назовёшь, хоть до среднего уровня дотянуть бы.

     Еву поразило, сколькими способами девчонки-абитуриентки демонстрируют свои бретельки. Кокетливая «забывчивость», сползание, расхождение веером, лифчик как верхняя одежда, слегка задрапированная ещё более верхней, разные цвета, проступание из-под тончайших блузочек… Были топики вообще без бретелек, с петельками, через которые продевались лямки лифчика. Не отставали от них и трусики, краешками своими выглядывающие из-за поясков юбочек и джинсов, даже из-под низа суперкоротких шортиков умудрялись высовываться, а уж если девчонка присядет на корточки или хотя бы наклонится вперёд – тут уж смотри, не зевай. Создавалось впечатление, что полностью прятать нижнее бельё под одежду считается дурным тоном – не менее дурным, чем ходить вовсе без того и другого.

     А вот ещё интересный лифчик, и тоже не скрывается. Спереди нет явного цепляния бретелек к чашкам, а просто чашки, словно опрокинутые фужеры, суживаются кверху, пока их ширины не перестаёт хватать на объёмность и не происходит плавный переход в широкие бретельки. По бокам, с поперечной планкой, – то же самое, но посмазаннее, бока-то ведь намного ближе ключиц.

     Скромная девчушечка в беленьком платьице, кажущемся теперь почти что старинным, позади которой сидела наша героиня, являла собой иной пример. Белая резинистая лямочка как-то сиротливо лежала на её чуток загоревшей спине, взбираясь с равнины на лопатку. Одно то, где она высовывалась из-под платья – почти вдоль края квадратного небольшого выреза на спине, быстро стремясь нырнуть под этот край, – говорило об истинной случайности, неумышленности. Намеренный крик лифчика организуется совсем по-другому, уж на это-то Ева насмотрелась. Узкие бретельки топика, большие вырезы вокруг лопаток и подмышек, контраст цветов. Нет, здесь – случайно. И белый, какой-то девственный цвет этой детали нижнего белья смотрелся немножко чужим на фоне и кожи, и платья. Полосочка просто лежала (или бежала), никакого признака натяжения нет, просто не верится, что эта снасть призвана поддерживать какие-никакие тяжести по другую сторону тела.

     Ева ещё заметила, как парень, сидевший рядом, как-то по-особому посмотрел на эту спину. Нет, он её не раздел глазами, не подсказал, мол, поправь. Его фантазии шли в другом направлении – просто лежащая на спине лямка вдруг начинала вдавливаться, врезаться в кожу, выдавливая из неё с обеих сторон жировые валики. Потом она удлинялась, выступая поверх платья – и вот уже девушка, пусть и не нагая, но плотно скрученная этими белыми прорезиненными ремешками, лежит перед тобой, уставшая биться и плакать, отдавшаяся бессилию. Делай с ней, что хочешь.

     Если бы так на самом деле! Он грустно вздохнул, поправил брюки и вернулся к тесту.

     Так потом объяснила Кира этот хищный мужской взгляд со вздохом, а тогда Ева просто не поняла. Девушка в скромном платьице склонилась над партой, а квадратный вырез сзади осложнён элементом нижнего белья. Ну и что? Шепнула бы на ушко, мол, поправь, подруга, да этот парень смущал. Ну да ничего, по нынешним временам это целомудренно, а комфорту девичьему не мешает.

     А вот самой Еве комфорта этого явно не доставало. Напомнил о себе мочевой пузырь. Она вздрогнула и стала припоминать путь в туалет.

     Вроде сюда они шли. И сюда вот сворачивали. Спросить особо некого – в коридорах пусто. Из-за дверей, впрочем, шум доносится, парятся бедные абиты. Иногда навстречу попадались деловые дяденьки в костюмах не по жаре с галстуками, но к ним по деликатному вопросу ведь не обратишься.

     Нашла! Вот он, туалет "Ж". Ева дёрнула ручку, вбежала. Пусто почти. Ура! Только между зеркалом и окном стоит, куря, моложавая женщина. Юбка плотная, ниже колен, славно опелёнывает ноги, снизу узкая. Сзади, прямо на попе, красовалась дырочная площадочка, как у плащей для вентиляции, трусы большие, под дырочками всё белое. А выше талии вся одёжка состоит из широких полос, вертикальных и горизонтальных, какой-то сарафанный вид. Бюст формой не гордился, отдельных чашек не требовал, всё закатано в какую-то поперечную выпуклость и прикрывалось полосками сверху и снизу. Не сразу бросалось в глаза, что нижняя «полоса» состоит из собственной кожи, как у молоденьких и легкомысленных.

     Лицо вроде знакомое. А-а, это же она выглядывала из-за двери. И ещё… Да, с неделю назад это она сидела в мандатной комиссии где-то сбоку, порой рыча на теряющихся от непривычности абитуриентов. Значит, вот кто помогает поступить!

     Надо бы поблагодарить, но нужда неумолимо тянула к ближайшей кабинке. И женщина поставила вопрос сама.

     – Принесла? – сделала она шаг к вошедшей, протянула руку, выбросив окурок в ведро.

     – Что принесла? – Ева машинально сделала ещё один шаг к кабинке и чуть не наткнулась на оппонентшу.

     Та замолчала. Из соседней кабинки вышла женщина, по виду – малоответственный работник приёмной комиссии. Юбка ещё более или менее, только широкая и проветриваемая, а вот топик по-девичьи (не по-женски) маленький, ярко-жёлтый, с трапецией небольшой на спине – номинальное отличие от лифчика. Главное, все жировые складки и свиски наружу, всё так и ходит, так и болтается при каждом движении, так и извивается. Впечатление не только пляжное, но, пожалуй, даже и банное. И в таком виде она выходит из туалета. А что, всё прикрыто, что положено, а у абитурок столько всего насмотришься, что молодеешь и хочется применить, невзирая на возраст. А что, жарко же! Кто ещё согласится в такую жару здесь обретаться, да ещё какую-то работу выполнять, когда все нормальные люди на пляже?

     Дверь закрылась.

     – Как что? – заговорила оставшаяся. – Бабки, конечно. Вас же двое было, и два комплекта у меня ушло. Джинсовая заплатила за один, ты обещала принести после теста. Долго что-то списывала, упаришься тебя тут ждать. По коридорам начальники ходят, торчать мало весёлого. Ну, давай же!

     Ева вконец растерялась.

     – Я… а разве… почему… а сколько нужно?

     Женщина ухмыльнулась.

     – Сама знаешь. Напомнить? – Она назвала цифру, и у Евы сердце ушло в пятки. Даже муки живота на минуту отступили.

     – Но это… это… – Бедная девушка не находила слов. Потом нашла – неудачные. – Но это очень дорого!

     – Дорого? – Ещё более наглая ухмылка. – Ничем не могу помочь. Спрос большой, предложение – наоборот. Пойми, не могу я по-крупному мухлевать. Ваш брат трусит уничтожать лишние тесты, кладёт оба прямо в стопку, а в комиссии считают. Один-два лишних ещё пролетят, ошибиться всякий может, а по-крупному нельзя. Заподозрят, начнут сверять, присматриваться. Ксерокопия от типографского текста отличается, сама проверяла. Аннулируют весь тест, и что – деньги возвращать? Да ещё следствие заведут. Сегодня два комплекта дала, это максимум. Давай деньги, не томи.

     – Но мне ничего не сказали! Дорого очень! Да и денег у меня нет. – Но ничего не помогало.

     Напомнил о себе переполненный пузырь.

     – Тётя, позвольте мне пописать! – попросила Ева, морщась. – А потом, – её прямо-таки подпирало на хитрость, – я заплачУ.

     Видимо, хитрить наша простушка не умела, и прозвучало её обещание неубедительно. Тётка прищурилась:

     – Заплати сначала, потом и лейся, песня, – грубо сказала она, преграждая путь в вожделённую кабинку.

     – Но я… не успею. Очень по-маленькому хочу. Пустите, я по-быстрому.

     – Вот и хорошо, что сильно хочешь. Значит, быстро расплатишься, может, и сдачу не возьмёшь даже. Гони монету!

     – Я описаюсь, – пролепетала Ева, вся дрожа. Душой она не кривила.

     – Давай кошелёк и дуй себе, я сама отсчитаю. А вообще-то страх не даст облиться. В чём домой-то пойдёшь?

     Ева похолодела. Между ней и насущно потребным стояла стена, и ничего не помогало. Моча давила, изобретать новые доводы не получалось.

     – Пустите, а! – Девушка аж прослезилась. Нет, мотают головой.

     Что делать? Ева быстро шагнула к соседней кабинке, но туда же переместилась и «стена», положила руку на ручку дверки.

     – Без шуток! Плати и фонтань себе.

     Здесь глухо. Сколько ей удастся протерпеть? Минуты две сдюжу? Придётся отбросить стыдливость и спрашивать дорогу в женский рай пусть и у строгих дяденек при галстуках.

     Морщась и зажимаясь, даже пританцовывая, Ева развернулась к двери, но внезапно услышала в спину:

     – Ладно уж. Хлещи себе, а после потолкуем.

     Ура! Девушка повернулась, прямо-таки влетела в кабинку, стала задом к унитазу. И вдруг увидела, что тётка тоже втискивается сюда.

     – Пусти-ка, – бок почувствовал толчок. – Тут сиденье хитро опускается, сейчас помогу тебе.

     Она протиснулась мимо посторонившейся Евы, но не стала возиться с сиденьем, а сзади захватила девичьи запястья и быстро, с хрустом выворачиваемых плеч, рванула вверх.

     – А-а-ай!

     Дикая боль в плечах. Еву согнуло в пояснице, она широко открыла рот и зажмурила глаза, вся охваченная одним, только одним желанием: сдержаться, справиться с пузырём, ни в коем случае не пролить! Сколько ушло времени на отчаянное сжатие сфинктера, она не считала, но когда чуток отошла и вернула себе способность видеть, слышать и ощущать, оказалось, что её руки выкручены и крепко привязаны к толстой трубе сливного бачка.

     – Ты, сучка, обвести меня хотела! – с ненавистью выпалила тётка, зачем-то отряхивая руки. – Не выйдет! Ты вошла в мир приличных бабок, девочка, а здесь не шутят и поблажек не дают. Плата вперёд!

     – Честное слово, заплачУ, только… – Едкие слёзы хлынули в нос. Ой, только не захлебнуться, голова-то вниз!

     – Только вот «честные слова» здесь не в ходу. Не то общество! Ты сейчас вот выльешься, шмыг в дверь, и через минуту морду от меня воротить будешь – незнакомы, мол. И что тогда – киллера нанимать? Укокошит ведь, дурочка. Лучше заплати, пытку мочой ещё никто не выдерживал. Пораспирает тебя маленько, зато на всю жизнь врежется: платить надо вовремя, от долгов не бегать! Хочешь продлить обучение – я не против, всё равно скоро сдашься. Никто ещё сам себя не побеждал.

     – Но я… я сейчас…

     – Описаюсь, – подделала её голосок палачиха. – Валяй, девка! А я тебе ещё и помогу. – Оставив дверку кабинки открытой, она шагнула к раковине и пустила издевательски-тонкую струйку воды. – Завидуй, подражай! Сама бы пример показала, да жаль – перегородки между кабинками. Ладно, в крайнем случае я и на животик твой нажать могу. Чего упрямишься? Моя партия!

     – Не надо-о-о! – Ева затрясла связанными руками, труба заходила ходуном, закачался сливной бачок.

     – Тебе не надо – мне надо! – отрезала тётка. – Ещё застукают нас тут, надо же ускорить дело. Время – деньги, милочка моя.

     Она вдруг равнодушно зевнула.

     – Ладно, не буду, не буду я тебя жать. Я же вижу, ты думаешь о том, как бы мне ногой в живот загнуть, верно? И вообще, я добрая. Я передумала брать с тебя деньги за тест.

     – Правда? – обрадовалась Ева. – Тогда развяжите меня, скорее, а то уже мокрое чую.

     – Подвинься. – Она протиснулась, как бы невзначай прижав коленом девичьи ножки, дотронулась до начавших неметь кулачков. – Я не возьму с тебя денег за тест, я возьму их, – резкий жест, и вот уже большая красная ладонь лежит на Евином многострадальном животе, – за сухую одежду. Ха-ха-ха! Ножки не помогут, не трепыхайся. Ну, решай сама, быстро, мы и так долго телимся. Считаю до трёх. Раз, два… Нажму ведь, не сомневайся. Даже если ты меня зубками хватишь, успею нажать. Тогда уж извини – вгоню кулак до самой спины, и не будет тебе сухой одежды. Ну, решай!

     – Чего вы от меня хотите? – стонала Ева.

     – Сто раз повторила – денег. Сумочку не забыла? Повысить бы надо, за хлопоты вот эти, да чёрт с тобой! Гони сумму!

     – Понимаете, – ой, уже в трусы капнуло! – я оставила сумочку и мобильник в комнате. Там есть, есть деньги! – вдруг показалось, что лапа готовится нажать. – Я думала пописать, потом взять деньги и вас найти.

     – Бреши! Нет, правда есть деньги? – Тётка строго взглянула в глаза, но увидела там лишь слёзы и мУку. – А чего оставила, мы же договорились – после тестирования здесь.

     – Я перепутала туалеты. Думала пописать в одном, а деньги принести в другой. А тут вы.

     – Ну хорошо. – Лапа отошла от живота. – Не буду тебя давить, ты и так доходишь. Лучше сделаем вот так, – руки быстро расстегнули ремень и приспустили бриджи. Ой, полегчало чуток! – Посмотри на живот!

     Ева глянула и обмерла. Под тонкой, натянутой кожей выпячивается пузырь – на добрый кулачок вперёд, а его верхний край, где равнинная кожа переходит в нездоровый наклон, почти под пупком! Никогда – никогда до такого наша героиня не доходила, она и не видала такой выпяти, даже при сильной нужде. Хуже того – этот верхний край, эта складка кожи буквально на глазах ползла вверх и преодолевала рубеж пупка. Зачем, зачем она пила вволю?!

     – Я же обещала заплатить! Но не в таком положении. Ну, обыщите меня, в бриджах пошарьте.

     – Снять с тебя бриджи, чтобы удобнее шарить было? – Ухмылка. – Потом ты скажешь, что деньги в трусах, в подкладке, снимите, мол. Я, как дура, сниму. Тут ты скажешь мне спасибо и ливанёшь. Нет уж, думай быстрее.

     – Не могу думать, горю вся!

     – Твои проблемы! Не взяла зачем-то денежки, ну и думай, как теперь платить. Думай быстрее… впрочем, пузырёк твой и так тебя торопит. А я подожду.

     Ну что могла сказать истерзанная болью и страхом девушка?!

     – Пойдём за деньгами вместе, – предложила тётка. – Сейчас застегну тебе бриджи, отвяжу и двинемся.

     – Нет, нет, не надо-о-о!

     – Не ори! Не в расстёгнутых же ты пойдёшь, неприлично.

     – Дайте пописать, умоляю! Всё, всё отдам потом!

     – Всё не надо, мы не грабители какие-нибудь. Строго по таксе, эквивалентный обмен – и никак не иначе. Пойми, ты уже студентка, причём бюджетная. Значит, на плате за обучение уже экономишь. Знаешь, сколько? – Прозвучала внушительная цифра. – Потом – стипендия. Как тестовая отличница, будешь получать её весь первый семестр, и опосля я тебе успеха желаю. Бесплатное пользование тем-сем, приличная экономия. Интернет у нас халявный – это ж такой кладезь! Потом – гранты всякие, конкурсы, призы. Сумма от тебя зависит. Холостые сыновья богатых родителей – лови, не зевай! Всё в твоих руках. Нет, на хороший факультет ты поступила, милая моя, на прекрасный! И за очень скромную сумму.

     Ну женщина же она, как так может?! Не слушала меня, когда я имела ещё силёнки говорить, а сейчас и тех уже не осталось, на пределе зажимаюсь, вот-вот всё, конец. Не видит, что ли, как меня сгибает-разгибает, как глаза застят слёзы, как частит дыхание, как до крови закушена губа? Как же я страдаю, неужели у тебя ни грамма жалости, тётя? Может, поймёшь сейчас, как там у меня всё уже разрывается, подразденешь меня? Хотя… очень уж плавным и иезуитски-расчётливым было то движение, вывернувшее руки, и врасплох застать, и не дать обмочиться с испугу, ведь тогда пропал бы предмет шантажа. Мучения надо было растянуть во времени.

     О, чёрт, как с первого взгляда её разгадали! Может, и страдания мои она ощущает почти как свои и радуется? Уж лучше бы брызнуть с испугу, что с мокрой-то возьмёшь? Хотя нет, тогда она думала бы, что надо было вытерпеть и, подобно товарищу Сухову, «помучиться». Но только не как вот сейчас! Рук я уже не чую – онемели руки, где-то болтаются сзади, почти как хвостик волос, перехваченный резинкой, развяжет – упадут безвольно и ни-че-гошеньки я ими не сделаю. Скорее, скорее, мочи уже нет!

     – Если бы ты знала, как эти фальшивки мне даются, то поняла бы, что дёшево прошу. Всё не могу сказать, но на вопросы московские местные спецы отвечают. Знаешь, какой у доцен… ну, спецов, оклад? Разве не надо поддержать этих умных, добрых людей, охотно тратящих на вас свой отпуск? Из вас, современных студов, такие уже не выходят…

     На лице Евы застыло какое-то отсутствующее выражение, всё оно покраснело и покрылось капельками пота, по подбородку бежит струйка крови. Девушка вдыхала, срываясь на середине вдоха и быстро выдыхая «ах!» Запястья побелели и распухли, дыхание всё мельче и мельче, диафрагме уже некуда ходить…

     – И главное достоинство нашего факультета – это его туалеты. Бесплатные, свободные, готовые услужить в любую минуту. – Она потянула за ручку слива, заплескалась вода. М-м-м, иезуитство! – Для часто страждущих это особенно важно. Пись-пись-пись. – М-м-м, о-о-о! – Да не дыши ты так часто! Выдохнешься ведь, а тебе ещё праздновать поступление. Вон, джинсовая всё правильно поняла, сразу заплатила – и гуляет. И ты бы так.

     Ласково, по-домашнему журчал голос, но вдруг его хозяйка заметила, что слушательнице становится всё-всё равно. Мозг уже не контролирует тело, девичий стыд оттирается в сторону элементарным желанием выжить. Пытка, похоже, исчерпала себя.

     – Ладно, давай-ка снимем бриджи. – Послышалось шуршание, ноги вяло вышагнули из штанин. – И трусики тоже. – Защёлкали лямочки, снова ноги вяло подчинились. Напоследок отвязала руки. – Устраивайся поудобнее и взрывайся. А я пошла за твоей сумочкой.

     Девушка, уже ничего не соображая, села на унитаз, и тут же её вялые ручки резко взметнулись вверх, и одним ловким жестом с неё сняли майку вместе со страшно щёлкнувшим лифчиком. Отпущенные руки безвольно брякнулись вниз.

     У порога тётка обернулась.

     – Но если там денег нет – не взыщи, не вернусь. – Тряхнула ворохом одежды. – И не обижайся на вспышки, папарацци тоже кушать хотят. «Нагая незнакомка из туалета» – это же сенсация! Чао!

     Ева не слышала. Вся дрожа и обливаясь слезами, она равно боялась продолжать зажиматься и расслабиться, ибо зачуявший волю свинцовый напор обещал с мясом и кровью вырвать пятачок вокруг тесного ему девичьего устья.