Текст книги "СДЕЛКА. Исторический роман (СИ)"

Автор книги: Богдан Черненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Пока ты на дальних от Стены рубежах, ты можешь мечтать о принцессе, о подвигах, об открытии тайн мироздания, о путешествии на какую-нибудь Луну, но пространство мечты ближе к Стене сужается, а вход на следующий уровень стоит всё больше и больше, ты приближаешься всё ближе к реальности, вынужденно взрослеешь и начинаешь делать деньги, меру этой самой реальности. Прайс на вход нигде не написан, но соседи подскажут, завысив цену для снижения твоей конкурентоспособности.

Этот процесс, когда передовики реальности рассказывают про неё задним рядам, называется соблазнением, речи их – рекламой и пропагандой, а цели их – массовое жертвоприношение заблудших в западный барак душ, так считают религиозные мракобесы. Либеральная же интерпретация квантовой механики называет этот процесс созданием разности потенциалов между социальными классами, нужной, чтобы питать энергией желание задних рядов двигаться к успеху и, главное, задающей вектор этого движения. Мы за научный подход.

Конечно, одних рассказов про реальность и рекламных лозунгов мало, чтобы подстёгивать задних. Над боевой свиньёй общества нависает ещё один треугольник, невидимый, денежный, вершиной в противоположную сторону сориентированный. Но это совершенно секретная часть платоновского символизма, доступная для служебного пользования только небольшой группе товарищей с высшим допуском.

Правда, и с научным подходом не всё гладко получается.

Тот, кто в западном бараке стоит в самом последнем и многочисленном ряду, спиной к окну и свету, жопой чувствует: что-то не так. Тепло и свежий ветер чувствует он, исходящий, однако, не из глубины барака, где вроде как мечта, а совсем с противоположной стороны. И ветерок этот и свежесть вызывают у задних не романтические чувства, а липкий ужас. Как известно, в последнем ряду стоят отбросы ихнего социума, по-нашему – бедняки и пролетариат. Молодые авторы журнала "Как коммунист" называют заднюю шеренгу лузерами, не вписавшимися в рынок, что в корне неверно. Задние суть очень влиятельные члены западного общества. Представь, огромная масса, все низшие классы принялись ёрзать жопой. По одинаковой причине, а потому синхронно, начали гнать волну, колыхание толпы дойдёт до остальных зэков, и те начнут через боль вертеть головами, или, что то же самое, будут пытаться получить информацию с альтернативных направлений, у людей лучше устроившихся в жизни станут сбиваться моральные принципы, передадутся ли эти общественные волнения элите? Конечно! Все же связаны стальными цепями. А если огромная толпа колышется, а если она в резонанс войдёт, как у нас в семнадцатом, а? Это уже не стальные цепи будут, а рваные детские бантики! Что делать верхам общества? Что, что? Контрреволюцию! А как?! Правильными идеологическими пинками ориентировать общество по оси Солнце – Стена, перпендикулярной Стене. Вектор капиталистического прогресса должен быть направлен в сторону строго противоположную свету из окна, тогда посторонний и необъяснимый блеск не попадает никому даже на край глаза, и тогда общество бодро и динамично, а Запад успешен. Но это в теории. Облом, однако! Ничто из этого не работает – окно открыто! Идеи по управлению западным обществом для элиты вырабатывают философы с определённым положением в этом обществе, представители, как у них говорят, среднего класса, зэки из центральных шеренг, то есть те, кто ни Стены не видят, ни жопу как термометр не используют. Много ли нового и ценного, априори синтетического они наплодят? Ну, постмодернизм придумают и что? Окно-то открыто.

Правда, ещё есть маргиналы. Это зэки, прикованные по краям своих шеренг. Маргиналы слева, маргиналы справа, им бы объединиться в цельного андрогина, но между ними встало общество на свою защиту и политическая система на беду.

Те, кто с края, краем же глаза видят кое-что на Стене и рассказывают остальным зэкам, что ценности, которые предлагает западному обществу его элита, противоречат реальности.

Те кто справа, смотрят в стену одним правым глазом, который управляется левым, рациональным, числовым полушарием, а значит, идеи правых маргиналов по переустройству общества сводятся к орднунг и дранг нах. Те, кто слева – левым глазом и правым полушарием, а значит, образным, геометрическим мышлением, эти мечтают, ну, например, переделать общество из плоского обрезанного треугольника в усечённую пирамиду, похожую на пирамиду из самой главной, с юных лет любимой картинки.

Поэтому толку с них мало, с маргиналов и с философов, и верхи после долгих мучений и двух мировых войн выработали тупое до гениальности решение этой принципиально нерешаемой проблемы. Постоянное умножение задних рядов. Чтобы люди, чувствующие жопой, что есть другая правда, не успевали утвердиться в реальности своих ощущений и задумать недоброе, чтобы тепло и свежий ветер из окна закрыл им новый задний ряд, а они, став предпоследними членами общества, повысили, значит, свой социальный статус. Такая технология борьбы со свежим ветром на Западе называется модным термином "глобализм".

Кстати, любой безработный на Западе живёт лучше, чем африканский труженик, факт чего для африканского труженика не повод горевать, а причина собираться в дорогу. И пока в западном бараке открыто окно, сквозняки, которые гуляют по планете, в смысле, по зоне, должны из него в другие бараки приносить привлекательные запахи, чтобы африканский труженик сориентировался, куда двигаться, не перепутал, не дай Фед, то есть Фрейд, с Востоком. Питание в западном бараке потому должно быть богатое и разнообразное, всем доступное и то, что оно как раз такое, лучше всего донесет запах сортира. Когда зэки, как у нас, питаются мочёной брюквой и мороженным картофелем, запах нужника будет, согласись, унылый. А когда мясом и разными тропическими фруктами, м-м-м! Если люди так срут, подумает африканский путешественник, то как они едят! Это ни разу не шутка. Для привлечения новых активных зэков Запад пахнет возможностью получить в своем бараке все-все запретные удовольствия – разврат, безделье, наркотики, насилие. В задний ряд, новыми членами, нужны, совершенно понятно, энергичные и бесшабашные зэки. Конкуренция внутри барака не должна ослабевать.

Забыли выяснить, а что там на помосте за окном барака? Чьи тени, отброшенные на Стену, рекламируют господа своим младшим товарищам? К чему конкретно, к отбросам каких Идей должны стремиться члены западного общества?

Ничто, ничьи, ни к каким! Нет там никого сразу за южным окном! Давно, говорят, лет шестьсот назад, там турниры рыцарские проводились, еретиков потом жгли. Ещё говорят, что опустел помост то ли в Реформацию, то ли после Тридцатилетней войны. Но буду честен с тобой, Иван, это мне интересно, кто там, на западном помосте. Наши американские и европейские коллеги уже отвергли само понятие каких-то отдельных от зрителя эстакад, подмостков, сцен и подиумов. Весь мир театр, как сказал Вильям Шекспир. В нём женщины, мужчины – все актеры. То есть, это только в нашем бараке все тупо зрители Стены и наблюдатели за тенями. А у них – ревнивый к чести, забияка в ссоре, готовый славу бренную искать хоть в пушечном ядре. Мир – театр, понял? И вообще, весь западный барак в голливудском павильоне построен и светит в их окошко никакое не Солнце, а много-много софитов фирмы "Генерал Электрик", закрытых таким специальным экраном, чтобы тень была как от одного источника. Не помню, как эта штука называется, ну да ты понял, ты же был в Зоне Пятьдесят Один и сам, как я понимаю, видел все эти неземные технологии. Короче, ты в театре, парень. А ты за вход платил? Билет ты покупал? Нет! Но ты – в театре. Значит, ты – актёр! Показывай давай, на что способен. Логично же. Так рассуждал классический капиталист. Современный же инвестор попросит не показывать ему фокусы, он такое и сам умеет, а дать пощупать, понюхать, помять, попить и пожевать. То есть будет считать мир большим универмагом, а зэков покупателями, скопившимися толпой перед огромными дверьми в день скидок за пять минут до открытия. Немногие добившиеся успеха, где-то там впереди, думает современный инвестор, расплющили, счастливчики, свои носы и щёки об прозрачное и одним глазком видят горы ништяков в ярких упаковках, и слюни стекают по толстому стеклу, и жирные пятерни пачкают створки, ища телу равновесия. Какое Солнце, какой помост? Какая Стена?!

Короче, понятно. Западной мысли не интересен помост, Западу подавай человека! Человека как цель умственных, нравственных и бизнес усилий. Гуманизм как он есть. Кем бы ты ни был, актёром, покупателем, рядовым зэком, зэком-сержантом или полковником, ты ценен сам по себе. Пока ты не дошёл до Стены – вы все равны. Не интересны тени, не замечаем цепи, прочь от ветра и света, главное – движение, главное – вперед! Цивилизация взяла свое! Больше нет необходимости каждому видеть грубую истину, каждому смотреть в Стену реальности и толковать её тени, это занимает до половины ресурсов обыденного сознания, а мотать жизнь – штука архисложная и требует не части, а вообще всех сил души для выживания и ежедневного финишного рывка.

В нашем бараке – воины, они всегда перед лицом смерти. А значит никакого прогресса. Фатально всё, голимо. Зачем развиваться, если завтра или в пятницу гарантировано умрёшь? А на Западе – движка, весёлые старты, перезвон цепей, куул, умат! Вообще не скучно! Можно начать карьеру пионером у окна и закончить олдовым мудрецом у Стены!

Прогресс почти победил. Благодаря развитию науки и техники человечество скоро забудет о таких своих много тысячелетних бедах как голод, холод и тоска по дому, то есть обо всех своих проблемах. Отсюда, не кстати, у западных смотрящих появилась ещё одна смертельной важности проблема. Довольство. Пресыщение. Усталость, выгорание. Как вычислили инженеры Рэнд Корпорейшн, если у тридцати процентов членов общества пропадает желание мочить соседей, чтобы двигаться к успеху, обществу конец.

И я почти закончил.

Получается, перед западными мудрецами стоят две основные задачи: не обращая внимания на время суток, погоду и происки Второго Комитерна, построить всё человечество в боевую свинью и, главное, притормозить научно-технический прогресс таким образом, чтобы решение всех материальных проблем человечества совпало по времени с занятием своего места в задней шеренге последним негром. Мне почему-то кажется, что это будет негр, а не, например, вьетнамец.

Им нельзя оставлять в тылу никакие другие бараки! Ни наш, ни китайский, ни исламский, там же зэки сидят и за дело, опасные, значит, люди, не забываем. Социалистическая революция победила не там! Мы стали что-то не по Марксу строить, какой-то не научный, а русский, отдельный коммунизм, с какой-то стати подняли человека на пьедестал, в цари природы определили, а он всего лишь функция, ресурс, член класса. Решение материальных проблем возможно только для всего человечества целиком и сразу. Здесь, парадоксально, марксо-ленинская мысль совпала с теоретическими выкладками Христофора Колумба, и открыла богатую Восточную страну, руля на Запад. Коммунизм будет построен капитализмом. Лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый! Гёте сказал! А каждый это кто? Это каждый! И как построят – можно будет заколотить окно. Стена останется, цепи никуда не денутся, и тогда, в более не проветриваемом помещении, в полной тишине и окончательной темноте прозвучит последний ответ на древний вопрос смысла жизни, вселенной и всего такого.

"Ты же этого и хотело. Рот закрой теперь, блюдо".

Картина на русский взгляд – да, мрачная. Но прогресс не остановить. Иной раз промелькнёт мысль, насколько всё-таки счастливее были наши предки, хотя в худших условиях жили в тех же бараках, они нафантазировали своей зоне Хозяина, а Хозяину – доброго Сына, освобождавшего зэков ещё задолго до наступления капитализма. Типа, так Хозяин возлюбил зону, что послал Сына своего единственного освобождать узников вот просто за так, за искреннее раскаяние до суда ещё на этапе следствия. Согласись, нелогичная легенда. Раз уж зона – какое следствие? Всё уже, по приговору с рождения. И опять же, раз уж зона – какая любовь? Кто, скажи, кто может не то, что возлюбить, не то, чтобы мечтать, а вообще добровольно хотеть работать на зоне? Врагу не пожелаешь. И отсюда всё остальное – ни Любви, ни Сына, ни Спасения. Кончились мечтатели, сплошная наука и цифры остались. Скучно. Помост, тачки с песком и мусором, цепи и телевизор во всю стену. И больше ничего! Но ведь кто-то снимает с нас оковы?! Кто же этот невидимый, пробуждающий нас к Свету, а кто другой невидимый, усыпляющий нас в барак?! Но не успеваешь поймать и додумать мелькнувшую мысль, как получаешь бревно на плечо и задание на день. И кивнёшь, коли спросят к концу смены, усталый и равнодушный, что не будет нам ни свиданки с любимыми, ни передачки с воли, ни УДО, ни даже расстрела из милосердия, и что стоит наш барак в глухой тайге, в безлунную полярную ночь. А светит нам только прожектор с пулемётной вышки.

В западном бараке всё рациональнее. Если кто-то принялся бы освобождать узников, чтобы повести их вон, того разве они не убили бы, попадись он в их потные руки? Убили бы. Освобождая меня от цепей, он освобождает моё место для моих конкурентов. А такое не прощают.

В старости, на вершине мудрости Платон решил пересмотреть свой "Миф о пещере" с высоты разочарований или прожитых дней, направить с той же вышки, так сказать, прожектор пытливой мысли под другим углом на контрольно-следовую полосу и всё то, что она о-пределивает. В редко публикуемом диалоге "В законе" Платон пишет, что окно пещеры надо завалить, в натуре, камнями, тех, кто будет этому сопротивляться тоже завалить, уже из пулемёта, а диалектиков, рассказывающих, что они сбежали из цепей наружу, что-то там видели и вернулись просветить, публично, в назидание остальным, лишать ржавыми ножницами органов речи и размножения. Дабы не умножали ересь и не плодили глупость! И это не жестокость, а мера социальной защиты. После такой меры якобы сбежавшие из пещеры не смогут рассказывать окружающим басни об ином мире, о разнице между чувствами и истиной, словами и делами, ни даже продемонстрировать на себе двойственность человеческой природы.

Это вершина творчества Платона, да и всех достойных упоминания философов, все приходят к таким выводам – то, что ты чувствуешь, и есть Истина, то, что тебе хочется здесь и сейчас, и есть Цель. Счастье это сейчас!

Мир полностью, исчерпывающе, окончательно, до дна материален!

В чём же смысл всего этого символизма? Мрак и ужас я нарисовал, а что тут правильное и прекрасное? Что делать, короче?

Выполнять решения Двадцать второго съезда коммунистической партии. Ха-ха! И Двадцать третьего, и Двадцать четвёртого. Снова ха-ха!

Не беспокойся о моем смехе, Иван, в этом кабинете нет прослушки. Здесь, именно здесь бьётся сердце коммунистической идеи, и слышен только стук, хе-хе! А вся прослушка тут это десятилетний мальчонка по имени Витёк, сын преподавателя английского языка. Дожидается свою маму в коридоре и подслушивает у дверей лекции и экзамены. Особенно любит кафедру философии восточных мракобесий, но и нас не пропускает.

Помнишь, какое главное решение приняла наша коммунистическая партия на Двадцать втором съезде? Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Сказано – будет жить. Не сказано – будет строить. Пол поколения прошло, осталось чуть-чуть.

Вы с Алексеем Николаевичем те самые люди, которые своими личными действиями приближают коммунизм. Общество наше коммунизм не строит, устали все, обленились. Въехали на отдельную жилплощадь и больше ничего не хотят, чем-то западных лузеров напоминают. Коммунизм строят на Западе, и не подозревают об этом. У них есть цель, у каждого члена общества на Западе есть цель. Они цельные натуры! Они хотят чего-то, они движутся вперёд, а не созерцают. Они убьют любого замешкавшегося и правильно сделают, ибо слабому не место у Стены.

Обрати внимание, как Запад двигается. Это прекрасно, это хороший голливудский мьюзикл! Он вовлекает в свой танец разные страны и культуры, даже не западные изначально – Япония, Корея, только мы, да Китай с Индией тормозим, ислам уже подтягивается, Южная Америка. А мы всё в своеобразие играем.

Коммунизм – это от каждого по способностям, каждому по потребностям. Очень скоро наука этого добьётся. Наука – западное изобретение, как и теория коммунизма, им и строить. А нам – успеть встать в ряды строителей! Успеть до негров, успеть до Китая, шепиловым примкнуть, пока Мао ещё жив!

О, мы будем хорошими строителями, мы талантливые ребята, Запад это признаёт. Один наш зэк, давно уже, опубликовал рассказ о жизни в сибирском бараке в своих "Записках...", и что же, считается на Западе лучшим писателем всех времён и народов! Другой наш зэк изобрел реактивную тачку, на которой Гагарин за полтора часа всю зону облетел. И таких примеров – тайга бескрайняя!

Мы достойны встать в ряды! Мы будем очень полезны Западу. Они примут нас как равных, и вы с товарищем Косыгиным этому прямо способствуете.

Вы – первые и последние русские супер герои!

Объяснил я тебе, Иван, природу истины? Развеял твои сомнения?

Объект «Иван»:

Сомнения развеялись, так точно. Я думал, Алексей Николаевич отправил меня сюда послушать о предателях, а я тут, оказывается, посмотреть.

Документ 260

Рассказ о "Встрече четырёх Генсеков",

состоявшейся на

ж/д станции "Минеральные воды",

Северный Кавказ, РСФСР,

19 сентября 1978 года.

Из семейного архива автора,

записано на даче в деревне Мшинская,

садоводство "Буревестник",

Ленинградская область, РСФСР,

01 октября 1993 года.

Крути свою бобину, внучок, давай микрофон. Как ты её назвал? Ну запускай кассету. Хотя бобина звучит романтичнее. Не шуршит? Прогресс!

А ты получил уже бумажку эту, как её, ваучер, на которую можно обменять трудовую биографию твоих папки и мамки? Нет? Молодца! Это нельзя ни на что поменять, хотя гниды и пытаются.

Я поведаю всё, как было, настойчивый ты парень, жаль, не сибиряк. Тебя же встреча Генеральных секретарей интересует? Встреча мёртвых и полумёртвых Генеральных секретарей ЦэКа на курорте Минеральные воды. Я расскажу, внучок, об этом сказку, которая быль. На тот случай, если твоя бобина сдаст тебя органам, я представлюсь: Иван Иваныч Иванов, пенсионер союзного значения. Много знаю, скоро умру, мне уж за восемьдесят. Хе-кхе! Дай-ка подушку кислородную.

Но им меня не достать, внучок, как бы гниды не старались. По телеку говорят, что ищут даже в Швейцарии. Репортёры пишут и называют вслух мою случайную партийную кличку, но совсем не понимают, о чём речь ведут. Умом же чпокнулись! Говорят, ну, ты слышал, как найдут меня, так все проблемы решатся сами собой и заживём мы как в Европе и Америке! Пердуха какая-то! Однако, меры предосторожности не помешают, поэтому обещай мне, что опубликуешь мои воспоминания не раньше чем через двадцать лет, например, в год столетия Великой Октябрьской Революции. Это чтоб я был за тебя спокоен. Вот и чудненько!

Было это, Богдан, в сентябре тысяча девятьсот семьдесят восьмого года, точно день не помню. Факт этой встречи уже не тайна, журналы писали, по ящику что-то говорили. Поехал Генеральный секретарь Леонид Ильич Брежнев с визитом в город Баку, в Азербайджан. А я его сопровождал, вроде свиты. Поезд у нас небольшой был, два тепловоза и шесть вагонов. Ехали мы, ехали целый день и вот вдруг тормозим под вечер.

Я в окошко смотрю – станция провинциальная, пустые перроны, гора одинокая вдали торчит. А погода какая тёплая! После Москвы-то. Спрашиваю я, значит, Леонида Ильича:

– Лёнчик! Мы чего здесь?

– А это Юрка Андропов меня попросил уделить ему времени полчаса, как на Кавказ поеду, – Брежнев отвечает. – Я, говорит, Леонид Ильич, с судьбоносным человеком вас познакомлю. А мы, ты знаешь, любим всё судьбоносное.

А Юрий Владимирович тогда начальником КГБ был. Понял? Не удобно было Генсеку ему в просьбе отказать.

Андропов уже на перроне стоит и с ним ещё двое – Мишка Горбачёв и какой-то неизвестный помоложе. Охраны рядом нет, обслуги нет, пассажиров не видно, только вдалеке оцепление выставлено. Асфальт свежий везде положен, чёрный, аж блестит!

Выходим мы, не торопясь, на перрон. Я и Брежнев. Стрелки часов на полшестого, настроение умиротворённое, воздух чистый-чистый! Так я его и запомнил, этот последний славный вечерок. Дальше всё покатилось по наклонной.

Горбачёв нам лыбится, Андропов шляпу свою приподнял и говорит:

– Дорогой Леонид Ильич! Товарищ Генеральный секретарь! Разрешите радостно вас поприветствовать и позвольте я нас всех нам всем представлю.

Не успел Андропов договорить, как этот второй помоложе хватает Мишку Горбачёва за плечи и оттаскивает от вагона в центр перрона. Вытаскивает этот неизвестный из своего кармана верёвку, один конец её суёт в руки Мишке, а со вторым концом сам пятится на пару метров и командует Горбачёву:

– По моему сигналу начинай вращаться вокруг своей оси против часовой стрелки, – привязывает к концу верёвки кусок мела, наклоняется к асфальту и смотрит на часы.

Андропов не удивился, не то что мы с Брежневым. Неизвестный дождался, как я заметил, семнадцати тридцати и запел:

– Мишка! Мишка! Где твоя улыбка? Полная задора и... Огня!!! Занялось!

Горбачёв давай вокруг себя вращаться, а второй натянутой веревкой начал рисовать мелом на перроне окружность метра три диаметром.

– Перед вами, дорогой Леонид Ильич, в центре, тот, который крутится налево, это Михаил Сергеевич Горбачёв, глава местного обкома партии, – подал голос Андропов, – Товарищи сейчас проводят подготовительные мероприятия к церемонии посвящения нас всех в это самое... Во что, я забыл, Филя?

– В окно возможностей, товарищ Андропов, – отвечал, не разгибаясь, тот, который с мелом.

– Ага. Посвящение, Леонид Ильич, Константин Устинович, нас всех в окно возможностей в соответствии с древним и принятым ритуалом первобытного коммунизма. Вот такое длинное и судьбоносное название. Второй товарищ – это командир кафедры диалектического материализма, доктор философских наук Филипп Александрович Донский, крупнейший в мире специалист по вот этому всему.

– Товарищи! Всего двадцать две минуты вашего драгоценного времени просят у вас коммунисты всей планеты Земля в моём лице, – Донский закончил круг и, не разгибаясь, принялся чертить вокруг неподвижного Горбачёва вписанную в окружность пятиконечную звезду, неровными линиями, но ловко, человек, несомненно, много тренировался.

– Товарищи ответственные коммунисты! – продолжал Донский, – Прошу вас, под моим чутким руководством занять подобающие вам места на вершинах вот этой звезды. Дорогой Леонид Ильич! Позвольте оказать вам политическую поддержку! Вставайте вот сюда, ага, замечательно, лицом в центр круга. Вот, товарищ Генеральный секретарь, держите эту брошюрку. Узнали? Она самая, первая книга вашей трилогии, "Малая земля". Крепче держите, это важно. Вы теперь и навсегда будете символизировать "Землю" коммунизма. Далее. Михал Сергеич, выходите за пределы круга! Вот сюда, справа от Генерального секретаря, на эту вершину звезды. Держите зажигалку, товарищ Горбачёв, американская, "Жипо" называется, зажжёте огонь по моему сигналу. Да! И всё время смотрите в сторону заката. Юрий Владимирович! Товарищ Андропов, вы уже знаете своё место, рядом с "Жипо", да, прошу вас. Деревяшка с собой? Покажите. Какая прелесть! Карманный Буратино! Держите его на виду. А вы, Константин Устинович, становитесь по левую руку от товарища Брежнева. Вы у нас будете "Металл". Сейчас-сейчас я всё объясню. Вытяните пальчик, нет, левой руки пальчик, я аккуратно повешу вам на него этот брелок. Это маленькая золотая Луна! Девятьсот девяносто девятой пробы! Её мне подарил американский астронавт, человек самозабвенного мужества, четвёртым ступивший на Луну. Не уроните, товарищ Черненко, я потом его заберу. А сам встану рядом с вами. Я буду "Вода", вот она у меня во фляжке. Тут её и набрал, мы же на станции "Минеральные воды", ха-ха-ха! Итак, товарищи! Нас никто не видит. Охране и бригаде поезда приказано отвернуться. Вражеские спутники над этой территорией сейчас не пролетают. Птиц с утра ещё разогнали. Мы с вами впятером, можно сказать, одни в целом мире! И нам никто не сможет помешать немедленно, здесь и сейчас воплотить в жизнь решения двадцать пятого Съезда Коммунистической партии! Партия на Съезде торжественно поклялась окончательно улучшить жизнь народа. И мы сейчас с вами эту клятву исполним, товарищи! О чём это я? Краткая справка. В тысяча восемьсот восемьдесят втором году знаменитый русский антрополог и криптогуманист Николай Николаевич Миклухо-Маклай прибыл из Новой Гвинеи в Берлин, где на секретной встрече с суррогатными отцами европейского коммунизма Фридрихом Энгельсом и товарищами, проходившей на Майстерэкхартштрассе, в неприметном особнячке с большим потайным садом, рассказал собравшимся о главном ритуале первобытного коммунизма. Вот об этом, товарищи, который мы с вами сейчас и проведём. Миклухо-Маклай долгие годы жил среди папуасов, в нетронутых теоретическими выкладками джунглях, при самом настоящем, пусть и первобытном, коммунизме. Он стал членом большой папуасской семьи, и они посвятили его в свою главную коммунистическую тайну – обряд революционного преобразования мира. Это ритуальное действо в Европе ещё никто никогда не проводил, воспоминания Троцкого о туалете на Финляндском вокзале Питера в апреле семнадцатого являются позднейшей подделкой. В самом действе нет ничего мистического, это исчерпывающе материальное явление культуры. Но сам факт того, что первобытные коммунисты во времена первобытного коммунизма совершали эти свои ритуалы и в результате оказались там, где мы сейчас, а именно, на вершине цивилизации, говорит о наличии глубокого научного смысла в них, просто наукой не до конца открытого. В ритуале главное – внутреннее содержание, вера участников в то, что они тут решения двадцать пятого Съезда воплощают в жизнь, а не в игрушки играют! Это понятно? Видимая сторона тоже имеет решающее значение, но может быть разной, одна в джунглях, другая на платформе станции "Минеральные воды". Я вот выбрал вариант не с привычным нам, европейцам, греческим списком стихий, а с китайским. В Греции сейчас капитализм, а в Китае уже два года, как нет Мао Цзедуна, и секретарь ЦэКа по идеологии товарищ Суслов одобрил мой выбор. Итак, объясняю, товарищи, что кому делать. Весь обряд очень короткий, повторяем его два раза, обращаясь, так сказать, к телесному и идеальному аспектам бытия с целью объяснить второму, кто тут первый. Как только я подпрыгну на месте, каждый из нас, по очереди, левой рукой перед лицом проносит символ стихии к правому уху и кричит в центр круга заклинание: "Мать!" Начинаем с товарища Черненко. Далее, товарищ Брежнев тоже самое и кричит "Мать!" Потом также Горбачёв, обязательно зажги, Мишка! Товарищ Андропов обозначает начало конца и кричит "Материя!" Я завершаю круг своими заклинаниями. После чего снова прыгаю и всё повторяем, также против часовой стрелки. Всем понятно? Ответственно подходим к процессу, товарищи! Если всё сделаем как надо, через десять, максимум, пятнадцать лет мы не узнаем свою страну. И никто её не узнает! Готовы? Прыгаю!

– Мать! – я замешкался, но крикнул.

– Мать! – Брежнев продолжил.

– Мать! – Горбачёв провёл у себя перед глазами огоньком зажигалки.

– Материя! – Андропов потряс в мою сторону игрушечным Буратино.

– Маммо! – заорал Донский. – Оу йэа! Дас ист! Дазайн! Повторяем! Прыгаю!

– Мать!

– Мать!

– Мать!

– Материя!

– Маммо! Маммо! Дас ист! Дас айн! Всё! Мы сделали это, товарищи! Это поворотно! Это духоподъёмно! Партия нас не забудет!

– А что это в конце по-немецки у тебя было? – спросил Андропов.

– Очень правильный вопрос, Юрий Владимирович! Дас ист, дазайн – это диалектические добавления в ритуал, внесённые Фридрихом Энгельсом. Классик! Последнее слово всегда за ним.

– Я хочу спать, – сказал Брежнев.

– Ещё пара минут, товарищи, – попросил Донский. – Осталась последняя, но самая важная вещь!

– Смотрите! – заорал Горбачёв. – Если её не гасить крыжечкой, то она горит и горит себе!

– Заткнись, – сказал Андропов. – Давай, Филя, побыстрее, что там ещё осталось?

– Даю! Чтобы распахнуть окно возможностей, чтобы новый русский революционный поворот состоялся, а вы не вспоминали себя потом членами хоровода на жэдэ платформе, а вспоминали себя вершителями судеб мира, нам нужно принести окончательную жертву. Судьбоносную. Чтобы на это архиважное дело от остальных участников обряда получил санкцию начальник КГБ, наша деревяшка, товарищ Андропов! Жертва должна быть, конечно, символическая, бескровная, мы же не садисты какие-нибудь. Я думаю, яд – лучше всего. Даже не удавка. Да, отравим его.

– Кого? – спросил Андропов.

– Священника, товарищ Андропов. Мы должны убить Отца, всю свою жизнь посвятившего Идее!

– Предлагаешь замочить Суслова?

– Я рассматривал этот вариант. Но нет. Мы должны грохнуть того, с кем вместе умрёт идея, а не только её носитель. Для поворота истории валить надо священника, который одновременно король, как единство духовной власти и мирской, идеального и материального. Нужно рубить безжалостно сей гордиев узел! Чтобы все нитки, ранее связывавшие тонкое и грубое, идеи и воплощения, короче, всё со всем, покромсать, бля, чтоб вообще! Порвать, ёпта, как целку, ради свободы! Выкопать старое с корнем и сгноить! Вырвать у него пупок! Вбить клин в темечко дряхлому миру и бросить его подыхать на амвон склада стройматериалов! Вырезать солнечное сплетение, пока живой стонет, и этот окровавленный сгусток кинуть на солею в овощехранилище и раздавить в жижу каблуком свеженького, сука, только с завода кирзового сапога!!!

– Ну и где будет такого взять? Единство чтоб духовного и мирского? – спросил Горбачёв.

– О! Американцы, когда их припекло, быстро нашли подходящего, – обрадовался Донский. – Десять лет назад пастор по фамилии Кинг, Мартин Лютер который, был в ноль угандошен ради американской космической революции. И всё получилось! Они покорили Луну!

– Не томи, Филя, – попросил Андропов. – Я же вижу, ты всё уже продумал.

– Есть не томить, товарищ! Несколько дней назад в интервью газетчикам, то ли в шутку, то ль всерьёз, нынешний Папа Римский Иоанн Павел сказал следующее: "Католическая церковь сегодня есть продолжательница дела Ленина на Земле". Эта идея должна умереть вместе с Папой Римским, который одновременно является королём страны Ватикан. Да, Юрий Владимирович?