Текст книги "Свадебное меню"

Автор книги: Бобби Хатчинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

– Значит, все дело упирается в семью, – наконец сказала Тереза. – И, прежде чем жениться на моей Фрэнки, саrо, ты должен понять, что такое ее семья, да?

Эрик всей душой надеялся, что ей удастся помочь ему, потому что сам он пока не очень-то преуспел на этом пути.

– Эти Гранателли всегда болтают, – начала Тереза, подкрепляя свои слова движениями рук и глаз. – Совсем как в Куджоно – это маленькая деревенька в Италии, недалеко от Милана, где я выросла. Там каждый был частью всех событий. Рождения, свадьбы, похороны, смерти, мы все были к этому причастны. Секретов и тайн практически не существовало. Каждый знал все о каждом, понимаешь?

Эрик кивнул.

– Что до меня, – сказала Тереза, выразительно пожав плечами, – то я всегда любила эту близость, чувство безопасности, которую она мне давала. – В ее голосе послышалась нотка ностальгии, и она, на минуту замолчав, отпила вина из своего бокала. – А потом, когда я вышла замуж и приехала сюда, именно это я и ценила в семье Гранателли, эту близость, даже в Америке, где сохранилось так мало старых традиций. Я сильно скучала по своим, и мне становилось легче, когда я могла поговорить об этом с родными Доминика.

Официант принес им кофе, и Тереза опять замолчала, пока тот не ушел.

– Но люди разные – наши дети не такие, какими были мы. Вот моя Фрэнки, она всегда ненавидела эту манеру Гранателли совать свои носы в дела друг друга. С самого детства она очень скрытная. Она… timida. Как это будет по-английски? – Тереза нахмурилась.

– Стеснительная? – У Эрика в мыслях о Фрэнки это слово никогда не возникало, и все же если подумать, то не исключено, что Тереза права. Он вспомнил, как Фрэнки краснела в определенные моменты.

– Да, стеснительная. Ты действительно понимаешь. И значит, можешь простить ей эту маленькую слабость – такой мужчина, как ты, такой сильный, такой… attraente, привлекательный, и, – она сделала выразительный жест, обведя рукой ресторан, – преуспевающий. Я уверена, что, будучи таким великодушным, ты можешь понять и простить мою Фрэнки.

– Разумеется. – Эрик с трудом удерживался от улыбки, слушая такую щедрую лесть. Но он также хотел, чтобы она поняла его позицию. – Послушайте, – проговорил он, думая, как бы это получше выразить. – Тереза, я хочу, чтобы вы знали: я люблю Фрэнки. Мы собираемся пожениться, просто это может произойти не так скоро, как я рассчитывал. Я ценю все, что вы мне сказали, но, даже если бы вы ничего не говорили, я бы никогда не позволил этому маленькому… недоразумению, случившемуся с нами вчера, рассорить нас. – Он с трудом сглотнул. Уже со вчерашнего дня он гонит от себя одну мысль, которую боится даже обдумывать. – То есть, конечно, если Фрэнки любит меня. В противном случае все теряет смысл, не так ли?

Тереза сильно подалась вперед на стуле и впилась в него своими темными с поволокой глазами.

– Я говорю тебе правду, Эрик, – сказала она, произнося слова медленно и веско. – Фрэнки любит тебя. Я это знаю точно, потому что она сама мне говорила, и не один, а много раз. Она любит тебя, не сомневайся.

Словно огромный камень свалился у него с души.

– И вот еще что. – Тереза продолжала так же пристально смотреть на него, озабоченно нахмурив брови. – Ты уж извини, но я должна задать тебе один вопрос, очень личный.

Брови Эрика взлетели вверх, и опасения вновь нахлынули на него. Что может быть более личным, чем то, о чем они только что говорили? Безопасный секс? Его отнюдь не пуританское прошлое?

– Эрик, ты католик? – шепотом спросила она.

И Эрик вновь почувствовал такое облегчение, что едва не расхохотался вслух. С формальной точки зрения он действительно католик. Не исповедовался очень давно, но ей об этом говорить не обязательно.

Когда он утвердительно кивнул, она закатила глаза точно так же, как это делает ее дочь. Потом вскочила, обежала вокруг стола и бросилась ему на шею. Другие посетители его ресторана заулыбались, а служащие начали хихикать.

Эрик бросал на них убийственные взгляды, но Тереза, к счастью, ничего этого не замечала, тараторя с немыслимой скоростью и вытирая слезы на глазах кружевным платочком, вытянутым из рукава.

На этот раз, уверяла она, на его с Фрэнки свадьбе, никаких проблем с едой не будет. Она обратится к Костеллини, тому ресторатору-итальянцу, который обслуживал свадьбу Софии. Тогда Эрик увидит, что такое настоящий итальянский пир.

Ах да, раз уж об этом зашел разговор, Эрик должен как-нибудь прийти на обед в дом Гранателли, познакомиться со всеми родственниками. Может быть, в будущее воскресенье?

У него в мозгу замигала сигнальная лампочка.

– Постойте, Тереза. Прежде чем что-нибудь предпринимать, мне потребуется немало времени, чтобы поговорить обо всем с Фрэнки, да к тому же меня не будет в городе около недели. Кстати, мой самолет отлетает… – Он взглянул на свои часы. – Черт. Он отлетает через полтора часа. Мне пора ехать в аэропорт.

Но Тереза не собиралась отступать в отношении обеда. Она удержала его, схватив за рукав. Как насчет вечера накануне свадьбы? На этот вечер планируется большой семейный обед. Он бы там познакомился с Ники и его будущей женой и со всеми другими членами семьи Гранателли. Тереза и слышать не хотела об отказе. Так он согласен?

Эрик согласился. Он больше никак не мог задерживаться, но его все еще беспокоила одна вещь.

– Тереза, нельзя ли сделать так, чтобы этот разговор пока остался между нами? Я ведь несколько дней не увижу Фрэнки, а в последний раз, когда она узнала, что я за ее спиной беседую с ее родственниками, она на меня жутко обиделась.

Очень мягко выражаясь!

Тереза приставила палец к плотно сомкнутым губам и озорно подмигнула ему. Ни слова, ни полслова, мол, отсюда не выскочит.

Немного зная теперь нравы семьи Гранателли, Эрик мог лишь уповать на лучшее.

Фрэнки сдалась и, тихо выругавшись, отпорола огромную шелковую розу от поля шляпы. Все сегодня шло вкривь и вкось. Она едва сдержалась, чтобы не швырнуть проклятую шляпу через всю мастерскую, а потом не побежать и не растоптать ее.

Слезы, которые то и дело текли у нее из глаз после той сцены, что она устроила Эрику три дня назад, закапали на кремовый фетр, подготовленный для раскроя.

К черту Эрика Торпа! Она только о нем и думает, хотя собиралась раз и навсегда выкинуть его имя из головы. Она оперлась ладонями на стол и закрыла глаза, стараясь вернуть самообладание.

Она – деловая женщина, напомнила она себе в двухсотый раз. Бизнес у нее на первом месте. Она сделала выбор и собирается жить в соответствии с ним. Замужество совершенно не для нее!

С этим согласилась в конце концов даже ее мать.

Фрэнки кое-как удалось прожить субботу и воскресенье без Эрика, но к понедельнику время растянулось в целую вечность. До ленча она не подходила к телефону, но потом не выдержала.

Наверно, он уже готов извиниться, рассудила она. Набрала номер «Овального мяча» и попросила администратора пригласить к телефону Эрика Торпа.

– О, мне очень жаль, мисс Гранателли, но его нет. Он в отъезде… Я не знаю, сколько его не будет… Кажется, он улетел в Атланту, вы разве не знали? Здесь вместо него пока Арманд. Может быть, вы хотите поговорить с ним?

Фрэнки быстро положила трубку. Ее охватил холод, внутренности сжались, к горлу подступила тошнота. Она едва могла поверить в случившееся. Уехал, не сказав ей ни слова. Как он мог сделать такое – просто повернуться к ней спиной и уйти? В дополнение ко всему, что уже произошло?

Атланта. Он действительно говорил что-то о двух живущих там друзьях, играющих за… ну, в общем, местную команду, название она забыла. Одинокие мужчины, как ей сейчас припоминается.

Он говорил, разведенные. По всей вероятности, прожигатели жизни.

Ладно тебе, Фрэнки. Ты своими поддразниваниями заставила его сказать, что быть футболистом – значит иметь успех у женщин.

Должно быть, у этих двух типов в квартирах джакузи, черные атласные простыни. За ними повсюду таскаются поклонницы. Воображение рисовало ей кошмарные сцены, где Эрик ни чуточки не сопротивлялся притязаниям красоток.

К концу этого длинного дня у Фрэнки возникли самые черные предчувствия, ей даже стало казаться, что она заболевает чем-то ужасным. Ей ничего не хотелось, и меньше всего – возвращаться к себе в пустую квартиру. Как раз когда она ломала голову над тем, покрывает ли страховой полис на ее магазин закладную в случае самоубийства, позвонила мать и пригласила к себе на ужин.

– Папа и Вито отправились на бокс, – объяснила Тереза. – Я позвонила Софии, чтобы она тоже пришла, но она сегодня неважно себя чувствует. Так что будем только ты да я, ну и минестроне.[15]15
  Мясной или куриный суп с овощами.


[Закрыть]

– Бегу, мама. – Она давно не испытывала такой признательности за приглашение домой.

Увидев ее, мать нахмурилась и пощупала ей лоб. Сначала Фрэнки твердила, что ничего не случилось, но за минестроне она не выдержала и поделилась с матерью. Рассказала ей об Эрике все, с самого начала.

Ну, или почти все. Опустила только то, что матери так или иначе не захотелось бы слушать, – всякие интимные вещи. От этого и рассказ, кстати, получился намного короче.

– Так что вот, мама, я теперь не знаю, что мне делать, – закончила она свой рассказ. – Понимаешь, до появления Эрика у меня была полная ясность в жизни и в том, что я хочу от нее. А теперь… – Она пожала плечами и намазала маслом еще один кусок испеченного матерью хлеба. – Я больше не знаю, чего хочу.

Ей заранее было известно, что посоветует ей Тереза. «Будь как София: выбери замужество, детей, дом, церковь». Ну что ж. Очень неплохо и просто выговориться, чтобы полегчало. Ответ Терезы Фрэнки слушала вполуха.

– Саrа, в жизни порой приходится поступиться одним, чтобы получить другое. Приходится выбирать. Никому не дано иметь все.

Фрэнки вздохнула. Теперь вот придется слушать лекцию, но она ведь сама напросилась.

– Знаешь, – продолжала мать, – я с течением времени поняла, что не всякой женщине нужно выходить замуж. Сейчас на дворе девяностые годы. Женщины теперь могут выбирать, не то что в мое время. Я слышу, что они говорят в программе Донахью, как объясняют, почему не хотят выходить замуж, и во многих случаях приходится признать их правоту.

Фрэнки смотрела на нее, открыв рот. Неужели это говорит ее мать? Однако Тереза продолжала с задумчивой интонацией, какую Фрэнки слышала у нее впервые.

– Некоторые женщины нуждаются в любви мужчины, в его поддержке. Например, София или я в свое время. Другим этого не нужно. Их не пугает холодная, одинокая постель. Они живут ради других вещей, а не только ради любви мужчины, детишек, собственной семьи. Как и ты, они ценят деловой успех, деньги, известность. Я восхищаюсь такими женщинами, хотя и не смогла бы выбрать этот путь для своей жизни. Я полюбила твоего отца, и с тех пор…

Тереза обратила свои выразительные глаза на дочь и подняла руки жестом, которым было сказано все.

– Но ты не такая как я, саrа. Ты самая сильная из моих девочек, в этом нет никакого сомнения. Независимая – вот ты какая. Мне в радость иметь такую дочь, как ты, – с крепким характером, не боящуюся одинокой старости. Вот я и говорю – забудь его. У тебя есть о чем думать – твой магазин, твоя профессия. Кто знает, какого успеха ты можешь добиться?

Фрэнки была ошеломлена. И в то же время тронута словами матери. А Тереза уже рассказывала ей смешные случаи из детства и юности в Италии, всякие истории из своей жизни в качестве молодой жены в чужой стране, и у Фрэнки возникло такое чувство, будто они не только мать и дочь, а еще и подруги.

Но потом, сидя в одиночестве в пустой квартире, она спрашивала себя, почему такое удивительное изъявление поддержки со стороны матери не так уж и ободрило ее. Она сказала все то, что Фрэнки нужно было услышать, но это почему-то ничуть не помогло.

Что же с ней происходит?

Запасные носки и белье Эрика остались в спортивной сумке у нее в спальне, его купальный халат перекинут через спинку стула. Куда бы она ни посмотрела, всюду ее преследовали сладкие воспоминания о моментах, когда они были вместе.

Почему ее голова говорит одно, а сердце – другое? Как, например, Мигз вообще удалось прожить свою жизнь так, как она ее прожила, – в одиночестве, ни в ком больше не нуждаясь до самого конца? И почему к ней все время возвращается мысль о том, что, когда этот конец наступил, Мигз умерла одна, не оставив после себя ни мужа, который горевал бы о ней, ни внуков, которые вспоминали бы, какая замечательная была у них бабушка, ни семьи, которая проводила бы ее в последний путь?

О следующих восьми днях можно было бы сказать лишь то, что они так или иначе прошли. Тот, кто утверждал, будто время все лечит, ни черта не понимает в одиночестве, не раз возмущалась Фрэнки.

Она работала до полного изнеможения в мастерской и магазине, но все равно сон бежал от нее. Она без конца звонила в «Овальный мяч» и всякий раз получала один и тот же ответ: Эрик все еще в отъезде и они не могут сказать, когда он вернется.

Вернется ли он хотя бы к свадьбе или оставит все на свой персонал? До великого события остается чуть больше недели. И вообще, где этот скверный человек? Чем занимается? А главное, с кем он этим занимается?

За пять дней до свадьбы Фрэнки с рассветом уже была у себя в «Сумасшедшем Шляпнике». До полудня должны были прийти за четырьмя важными заказами, да еще одна из подружек невесты ужасно отравляла ей жизнь, упорно твердя, что ей совсем не нравится та потрясающая шляпа, которую создала для нее Фрэнки.

Фрэнки каким-то чудом сохранила самообладание и пообещала немного изменить шляпу, хотя на самом деле ее так и подмывало сделать нечто такое, чтобы у этой привереды действительно появились серьезные причины для жалоб.

Ей придется поработать над собой. Она рискует испортить Нику всю свадьбу, если ее настроение не улучшится.

Она как раз пыталась придумать, как этого добиться, когда во входную дверь громко забарабанили. Фрэнки вздрогнула и бросила взгляд на часы. Было только восемь, целых два часа до обычного времени открытия.

Она подошла к двери и отодвинула щеколду. Там, опираясь рукой на дверной косяк, стоял Эрик. У него были воспаленные глаза, а вокруг рта появились чуть заметные морщинки, которых раньше не было. Но его асимметричная улыбка была все такой же, как и хорошо знакомая, волнующая хрипотца в его низком голосе.

– Привет, Забавная Мордашка. Ты уже завтракала?

Вот нахал!

Ее сердце гулко стучало, все чувства пришли в смятение. С одной стороны, она злилась на него, а с другой – испытывала до смешного сильное облегчение при виде его.

Она не захлопнула дверь у него перед носом. Но и не бросилась к нему на шею. Только у нее перехватило горло, и она не могла выдавить из себя ни слова ему в ответ. Она с усилием сглотнула раз-другой, стараясь не заплакать: ей не хотелось, чтобы он догадался о ее волнении.

Его голос был так дорог ей, так хорошо знаком.

– Нам надо поговорить, дорогая. Может, ты все-таки впустишь меня?

Она попыталась придать своему взгляду рассерженное выражение, но сама уже кивнула и открыла дверь. Он вошел и, не коснувшись ее, направился прямо в мастерскую. Сделав несколько глубоких вдохов, она пошла за ним.

Как ей себя вести? Как поведет себя он? Судя по всему – как ни в чем не бывало.

Проклятье, он уже собирает целый пир на белоснежной скатерти, которую успел расстелить на столе. Когда она показалась в дверях, он поднял голову и посмотрел на нее. Их глаза встретились.

В его взгляде она прочла любовь и мольбу и ничего уже не смогла с собой поделать.

– Эрик, – выдохнула она и кинулась к нему, испытывая почти физическую боль от желания как можно скорее оказаться в его объятиях.

Но, как раз когда она огибала угол стола, на стене рядом с ней начал звонить телефон – длинными, настойчивыми звонками. Она подумала было не отвечать, но деловые привычки уже глубоко в ней укоренились, и она со вздохом сняла трубку.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– Мама? Мама, это ты? – Фрэнки в первый момент даже не узнала голоса матери – так напряженно и испуганно он звучал.

– Франческа, слава Богу, что ты здесь. С Софией беда. У нее открылось кровотечение, давление подскочило. Ребенок… – Голос Терезы чуть не сорвался, но она откашлялась и продолжила: – Мы с отцом сейчас тут, рядом с ней, в больнице. Врачи собираются сделать кесарево, хотя ребенок должен был родиться через месяц с лишним. – Голос Терезы задрожал. – Твоя сестра и ее ребенок в ужасной опасности, саrа.

– А Альдо? Он… – Но Фрэнки тут же вспомнила, что муж сестры на этой неделе в отъезде по делам. – А как с детьми?

Эрик, уловив напряжение в ее голосе, хотя они с Терезой говорили по-итальянски, молча подошел к ней, обнял одной рукой за плечи и встал так, чтобы его сильное тело служило ей опорой.

– Альдо еще не вернулся. Мы пытаемся связаться с ним. Оставили для него сообщение в отеле, где он остановился, – ответила мать. – С мальчиками сейчас соседка Софии. Я звонила Асунте, она освободится около полудня, ты знаешь, как хорошо она умеет управляться с детьми. Но до тех пор, Франческа, может быть, ты смогла бы побыть там с ними? Им страшно, они видели, как Софию увезли на «скорой помощи». Надо, чтобы с ними побыл кто-то из своих.

– Я сейчас же еду, мама.

Фрэнки повесила трубку. Сдавленным голосом она в нескольких словах пересказала Эрику, что случилось.

– Поехали, – только и сказал он.

– Тебе совсем не обязательно ехать со мной, – слабо запротестовала Фрэнки, пытаясь отыскать свою куртку и ключи от магазина и борясь с накатившими на нее волнами шока и тревоги.

Ей больше всего на свете хотелось, чтобы он был рядом, но она мучительно осознавала, что с упорством, достойным лучшего применения, сама не позволила ему раньше познакомиться со своими родными, в том числе и с племянниками. А сейчас ей казалось нечестным бросать его прямо в гущу семейной беды.

– Не говори ерунды, Забавная Мордашка. Я возьму с собой еду – может, ребятам что-то и понравится. – Он схватил наполовину распакованную корзину и снова все в нее сложил, вытащил ключи от магазина из-под куска материи, выпроводил Фрэнки на улицу, вышел сам и запер дверь на замок. Через несколько секунд они уже сидели в машине, и Фрэнки говорила ему, как доехать до дома Софии.

– Какого возраста твои племянники, Фрэнки?

Глаза Фрэнки вдруг наполнились слезами. Тереза сказала, что жизнь обоих – и Софии, и неродившегося ребенка – в опасности. Фрэнки неожиданно пришла в голову мысль о том, как уязвимы ее маленькие племянники. Если что-то случится с сестрой, то их жизнь навсегда станет другой. Она быстро прошептала отчаянную короткую молитву, прежде чем ответить на вопрос Эрика:

– Нику семь, Бену пять, а Эдди два с половиной. Они чудесные мальчишки, только довольно озорные.

– Я люблю детей. – Эрик протянул руку и крепко сжал ее дрожащие пальцы. И – странное дело – это немного успокоило ее.

Взволнованная соседка встретила их у двери.

– Я пытаюсь одеть и покормить детей, но, боюсь, мне пока еще не вполне удалось это сделать.

Она была явно рада, что пришла помощь. С маленькими племянниками Фрэнки было не так-то легко справиться, и, похоже, этой женщине это не удалось.

В гостиной царил полный разгром. Повсюду валялись игрушки, кукурузные хлопья и целый набор разнокалиберных джинсиков и маек. Фрэнки поняла, что племянники разбушевались, и ее сердце ушло в пятки. У нее тоже не очень получалось их утихомирить.

– Тетя Фрэнки! Эй вы, это наша тетя Фрэнки. – Трое мальчишек в одних трусиках вихрем налетели на нее, вцепились, оплели ей ноги и чуть не повалили на пол. Карапуз Эдди, которого едва не растоптали в свалке, растянулся у ног Фрэнки и во всю мочь заревел, прижав к груди своего любимого плюшевого медведя.

– Ма-ма-ма, – визжал он.

– Наша мама заболела! За ней приезжала «скорая помощь»! – вопил Ник, а Бен колотил Фрэнки по ноге, требуя, чтобы на него обратили внимание, и пытаясь рассказать свою версию случившегося.

Эрик поставил корзину на пол и, присев на корточки возле Эдди, стал тихонько что-то бормотать ему. Не прошло и минуты, как этот крепенький малыш уже сидел у Эрика на руках, сунув в рот большой палец.

– Парни, это мистер Торп, – сказала мальчикам Фрэнки, стараясь перекричать весь этот гвалт.

– Зовите меня Эриком, ладно?

Они приняли его, что называется, «с ходу». Он разговаривал с ними спокойно, и это, как ни странно, в конце концов утихомирило их. С терпеливым вниманием он слушал их не всегда понятный лепет, задавал вопросы, успокаивал, говоря, что с мамой все будет в порядке. Объяснил им, как действует сирена «скорой помощи». Они притащили показать ему любимые грузовики, а Эдди дал подержать своего медведя.

Фрэнки не совсем поняла, как ему это удалось, но через некоторое время он убедил Ника и Бена одеться и подобрать с полу разбросанные вещи.

Пока Фрэнки одевала Эдди, Эрик организовал на кухонном столе пикник, и заинтересованные дети помогли ему распределить между ними свежие фрукты и огромные сдобные булки. Вскоре они уже с аппетитом уплетали еду, непрерывно болтая при этом с Эриком.

Он даже сумел заставить заработать современнейшую кофеварку Софии, чего Фрэнки никогда не удавалось, и настоял, чтобы она съела булочку с чашкой кофе.

Когда кухня снова была приведена в порядок, а дети спокойно сидели перед телевизором, Эрик предложил:

– Может, погрузим парнишек в машину и вернемся в магазин, чтобы можно было открыть его? Ведь сегодня, наверно, начнут приходить женщины за своими шляпками, в которых пойдут на свадьбу, не так ли?

Тревога за Софию совершенно вытеснила из головы Фрэнки все мысли о делах, и сейчас она вспомнила о шляпах, за которыми должны прийти до полудня. Они оставили записку тете Асунте с информацией о том, где будут мальчики.

Когда они вернулись в магазин, Эрик отвел возбужденную приключением троицу в мастерскую и чем-то занял мальчишек, пока Фрэнки пыталась улыбаться, обслуживая покупательниц. Смех и звуки шумной возни доносились до нее из мастерской; непрерывно звонил телефон, по мере того как все новые и новые родственники Гранателли узнавали о том, что случилось, но сегодня эта семейная служба новостей совсем не казалась Фрэнки вторжением в личную жизнь. Чаще всего звонившие предлагали практическую помощь, и Фрэнки становилось легче от этой постоянной поддержки.

В полдень Эрик свозил мальчишек поесть гамбургеров, а вскоре после их возвращения в магазин вплыла энергичная тетя Асунта, чтобы забрать детей. Асунта была не одна, она привела с собой свою дочь, семнадцатилетнюю Марию.

– Я считаю, тебе надо быть в больнице, Франческа, – заявила Асунта своим обычным безапелляционным тоном. – Моя Мария прошлым летом работала в бутике, да еще учится на всяких этих модельерских курсах. Она поработает здесь за тебя до закрытия, так что ты иди. А что касается этих шалопаев… – Она подхватила Эдди, посадила себе на бедро и чмокнула, каким-то образом успев в то же время схватить за руки двух других. – Я отвезу их домой. Мы будем делать пряничных человечков, а потом пойдем в зоопарк. Верно, мальчики? – Она вышла за дверь, и сразу же в магазине стало очень тихо.

У Фрэнки болела голова, ей трудно было думать о чем-нибудь еще, кроме опасности, угрожающей Софии и ребенку. Она больше всего хотела быть в больнице вместе с родными, но в то же время не решалась оставлять магазин на кого-то другого, особенно на такую юную девушку, как Мария.

– Она прекрасно справится, дорогая, – тихо сказал Эрик – так, чтобы его слышала одна Фрэнки. – Идем же, я отвезу тебя в больницу.

До их отъезда Мария успела задать Фрэнки несколько логичных вопросов о ее системе продаж, о том, где что хранится и какие заказы уже готовы, так что Фрэнки уехала не такая обеспокоенная. Ей стало ясно, что Мария умница. Она элегантно одета и вдобавок хорошенькая.

За несколько оставшихся часов работы магазина она не сможет причинить такого уж большого вреда. Если вообще оставлять «Шляпника» на кого-то, то пусть лучше это будет Мария.

Ожидание в больнице казалось бесконечным. Долгие послеполуденные часы тянулись и тянулись. Членам семьи время от времени разрешали навещать Софию, но бледность сестры и ее очевидные страдания действовали на Фрэнки самым гнетущим образом.

София испытывала сильный страх, но не за себя, а за ребенка.

Вопреки слабым возражениям Фрэнки Эрик оставался в больнице всю вторую половину дня. Он был безмолвным источником поддержки не только для Фрэнки, но и для Дома с Терезой. Приносил им то и дело чашки кофе, заставлял есть бутерброды, вывел Дома пройтись на свежем воздухе и каким-то образом вдохнул во всех часть своей непоколебимой веры в благополучный исход операции.

Врачи прилагали все усилия, чтобы замедлить кровотечение и снизить кровяное давление у Софии, перед тем как начать оперативное вмешательство, но пока им это не удавалось. Наконец наблюдавший Софию гинеколог торопливо вошел в комнату ожидания и объявил, что больше откладывать нельзя. Они будут оперировать немедленно.

Софию перевезли в расположенную рядом операционную, и с этого момента напряжение стало невыносимым. Мать Фрэнки молилась, ее губы беззвучно двигались, пока проходила минута за минутой; отец сидел рядом.

Фрэнки не могла сидеть на месте. Эрик ходил вместе с ней взад и вперед по коридору, держа ее руку в своей. Он понимал, что сейчас ей не хотелось разговаривать.

Когда они по меньшей мере в десятый раз проходили мимо комнаты ожидания, Фрэнки заглянула в дверь. И вдруг увидела своих родителей словно со стороны: симпатичная пожилая пара в тревожно-напряженных позах сидела на пластиковых стульях, держась за руки в стоическом молчании.

Фрэнки остановилась и стала смотреть на них. Она увидела в них не просто родителей, но и мужчину и женщину, все еще любящих друг друга, несмотря на долгие, прожитые вместе годы. Им порой даже не нужны слова, чтобы выразить свои чувства: у них за плечами целая жизнь доверия, поддержки и любви, откуда они могут черпать силы.

Будучи невидимой, эта связь между ее родителями, казалось, наполняла пустую, освещаемую неоном комнату каким-то ярким блеском. Что бы ни случилось – они все равно вместе, делят на двоих все, что приносит им жизнь, будь то радость или печаль, победа или поражение. Они на всю жизнь связали себя обязательствами по отношению друг к другу и с честью выполняют их. Это единство, эта ощутимая субстанция любви между ними укрепляет их души в моменты, подобные этим.

Фрэнки мысленно вернулась на несколько дней назад, вспомнила то жуткое чувство пустоты и одиночества, которое испытала без Эрика. Разве она этого хочет? Эрик оставил выбор за ней, не так ли? Он совершенно ясно дал ей понять, что она нужна ему навсегда.

И она до сих пор отвергала его предложение, не хотела отнестись к нему серьезно.

– Мистер и миссис Гранателли? – Ее мысли были прерваны врачом в маске, все еще болтающейся на шнурке, в измятом и запачканном кровью хирургическом костюме. Однако широкая улыбка на усталом лице уже сообщила хорошую новость, прежде чем он успел объявить ее:

– Ваша дочь произвела на свет прехорошенькую девчушку, весом в пять фунтов и одну унцию, и здоровенькую, несмотря на то что она такая миниатюрная. И у нее, и у матери дела идут отлично. Состояние их здоровья опасений не внушает. Поздравляю вас.