Текст книги "Темные ночи (сборник)"

Автор книги: Боб Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Почему мой друг Фрэнки лежит на полу, – тонким голоском нарушил внезапную гробовую тишину Кстон. Секретарь Виченцо опустился на колени возле тела, осмотрел его, а затем поднял на Кстона свои холодные желтые глаза:

– Потому что ты убил его.

– Убил? Но это невозможно! Я всего лишь… – Несколько секунд Кстон недоуменно разглядывал свою руку, а затем внимательно посмотрел на кучку людей. В его похожих на гальку глазах появилось выражение удивления – выражение, которое вызвало у Чиано приступ ледяного страха.

– Мы приняли тебя в наше общество как друга, – прошипел Виченцо, поднимаясь. Его рука скользнула во внутренний карман пиджака. – И вот как ты отплатил нам!

– Но моя скромная персона не может поверить, что люди такие хрупкие, – сказал Кстон, обращаясь скорее сам к себе, чем к окружающим. – Вы такие большие, такие агрессивные, и любой, естественно, сочтет…

– Я покажу тебе, какие мы агрессивные, – перебил его Виченцо, вынимая старинный остро заточенный нож с костяной рукояткой – его любимое оружие в годы молодости – и наступая на Кстона. – А еще я покажу тебе, какого цвета у тебя кишки.

– Это может быть чрезвычайно интересно, – вежливо отозвался Кстон. – Но прежде моя скромная персона должна осуществить маленький эксперимент.

Двигаясь с пугающей скоростью, он схватил Виченцо левой рукой за шиворот, заставив гиганта нагнуться до своего уровня, и правой рукой ударил его сбоку. Немедленно хлынул фонтан крови, и что-то тяжелое ударилось о стену, отскочило от нее и покатилось по столу переговоров. Закрывший глаза Чиано ничуть не сомневался, что это была голова Виченцо. Его предположение подтвердил хриплый вопль ужаса, вырвавшийся из глоток присутствующих.

Слишком поздно президент с мучительной ясностью осознал, что он, и Ритцо, и всегостальные совершили смертельную ошибку в отношении доринианина. Люди полюбили насилие еще с тех пор, когда их первый далекий предок воспользовался палкой, чтобы разрешить свой первобытный спор, но тут имелась одна маленькая деталь – среди людей насилие действовало. Вследствие несовершенства физического строения человека существовала дюжина сравнительно простых способов заставить критика или спорщика умолкнуть или успокоиться – как на время, так и навсегда. И вполне естественно, что наиболее практичные представители человеческого рода использовали это обстоятельство, но дориниане – как убедился Чиано – были фактически неистребимы. На заре их истории отдельные особи, вероятно, экспериментировали с дубинками, ножами и пулями, но, найдя их полностью неэффективными, вынуждены были признать, что единственным способом уладить разногласия является диалог.

С точки зрения Чиано эта внезапная догадка сама по себе давала повод для серьезных опасений, но существовал еще один тревожный фактор, который следовало обдумать. На протяжении тысячелетий человек развил в себе свойство, именуемое совестью. Этот внутренний голос частично нейтрализовал его стремление убивать всех, кто ему не по нраву, и таким образом создавал возможность даже тем, кто наиболее склонен к насилию, уживаться со своими соседями. Однако Кстон вел себя как ребенок, восхищенный новой игрушкой…

– Я передумал, Кстон, – объявил Чиано, стараясь придать своему голосу твердость. – Мне кажется, мы были слишком неблагоразумны в наших требованиях. Думаю, будет справедливо продолжить переговоры.

– Моя скромная персона тоже передумала, и у нее возникла более подходящая идея, – весело сказал Кстон, отбрасывая тело Виченцо в угол. – Мой народ возьмет в этом мире столько серы, сколько захочет, и все, что надо сделать моей скромной персоне, – убивать всякого человека, который попытается помешать. Это так просто.

– Ты не сделаешь этого! – У Чиано пересохло во рту.

– Не сделаю? А вот посмотри!

Неуловимым движением Кстон подскочил к двум стоявшим поблизости людям, подпрыгнул и, оказавшись на высоте их плеч, двумя кулаками ударил обоих по головам. Они повалились на пол с черепами, вогнанными в ключицы.

– Я хочу сказать, – пробормотал Чиано, отшатнувшись, – что ты ничего не выиграешь, даже если убьешь всех в этой комнате. Их место займут другие. Я хочу сказать, что нас здесь целый город… с тысячами и тысячами человеческих поселенцев… и тебе придется убивать каждого!

– Но, Джонни! Это именно то, что моя скромная персона собирается сделать!

И, улыбаясь своей серозубой улыбкой, со сверкающими от бесхитростного удовольствия черными кабошонами глаз, доринианский посланник принялся за работу.

ЛЮБИ МЕНЯ НЕЖНО
Love Me Tender

Перевод с англ. © А. Жаворонкова, 2003.

Забавно – я в полном сознании, но могу думать о чем угодно, кроме будущего, словно завтра для меня уже не существует, а есть только наполненное дремотным покоем сегодня.

В лачуге почти всегда прохладно, и москитная сетка закреплена надежно, а мягкая постель несравненно лучше тех блошиных подстилок, на которых я когда-то валялся.

И она ухаживает за мной. Исполняет малейшие мои капризы. Более заботливой быть невозможно. По первому требованию она приносит мне вдоволь еды и питья, а потом обтирает меня. И если я просыпаюсь ночью, то вижу ее у дверей. Стоит. Наблюдает. Ждет.

Хотелось бы знать, чего она ждет…

Когда-то вездеход был обычной малолитражкой – смахивающим на жука «фольксвагеном» с откидным верхом, но теперь удлиненные оси и широкие самолетные колеса позволяли ему преодолевать любую грязь, а снеговые цепи обеспечивали отменное сцепление с любым грунтом. Шумный, неудобный и тихоходный, он зато, не буксуя, катил по раскисшим дорогам, пролегающим через Эверглейдс, и Джо Массик откровенно радовался, что, угнав его, избавился от уймы проблем.

Напряженно сидя за рулем, он то и дело оглядывался, не догоняют ли его полицейские вертолеты. Вертолетов, к счастью, не было, небо оставалось безжизненной серой пустыней, а горячий воздух настолько пропитался влагой, что невольно вспоминалась та старомодная прачечная, где Джо когда-то работал мальчиком на побегушках. По его худому жилистому телу ручьями струился едкий пот, и стоило колоссальных усилий не обращать на это внимания и постоянно держать курс на северо-запад, к Форт-Майерсу.

Если он сумеет быстро и незаметно пересечь Флориду, то почти наверняка избежит ареста. Путешествие предстояло не из легких. Многочисленные трясины и болота приостановили здесь победное шествие цивилизации, и северная часть Эверглейдса до сих пор оставалась редким в наши дни уголком дикой первозданной природы. Но Массик не замечал местных красот и чудес – ему, горожанину до мозга костей, за каждой складкой доисторического ландшафта мерещилась лишь скрытая угроза.

С полчаса назад ему встретилось засохшее дерево, густо облепленное мхом. Затем – второе. Третье. Мертвые стволы попадались все чаще, и проехать между ними становилось все труднее. Наконец Массик очутился в настоящем мертвом лесу, населенном бесчисленными обитателями – птицами, насекомыми, рептилиями. Перекрывая вой двигателя, послышался протестующий гам потревоженной птичьей колонии, и Джо ощутил на себе угрожающие взгляды других, пока невидимых, но, несомненно, опасных и первобытных форм жизни.

От ощущения разлитой вокруг угрозы Массику стало не по себе, и он невольно покосился на индикатор горючего. Судя по стрелке, в баке еще больше чем три четверти – вполне достаточно, чтобы даже в объезд добраться до дальней оконечности Биг-Кипресса. Массик слегка расслабился на обтянутом джутовой тканью сиденье, но через минуту в его сознание скользкой змейкой закралась тревожная мысль.

Помнится, час назад, когда он садился в вездеход, стрелка стояла на том же самом делении. Оптимист, может, и предположил бы, что мастер, поменявший колеса, не поленился заодно и отрегулировать двигатель на предельно экономичный режим, но уж кому-кому, а Массику такая наивность была несвойственна. Он постучал пальцем по индикатору, но стрелка даже не шелохнулась. Оставалось лишь тешить себя надеждой, что час назад бак был полон. Или почти полон.

Через милю случилось то, чего Массик в глубине души и ожидал. Мотор заглох, даже не чихнув напоследок. Вывернув до отказа руль, Джо загнал вездеход в заросли высоченной травы и гигантского папоротника и, опустив голову, несколько минут шепотом проклинал всех и вся.

Та девушка в Вест-Палм-Бич наверняка умерла – ведь чтобы заткнуть ей рот, он от души саданул ее по башке рукояткой пистолета. Но если она все-таки жива, то фараоны как пить дать уже получили его описание, и хоть они дураки дураками, конечно, выяснили, кто он такой, и припомнили недавнее происшествие в Орландо. И еще одно, в Фернандино. Так что времени рассиживаться, жалея себя, нет.

Все пожитки уместились в пластиковом пакете, из тех, что бесплатно дают под покупки в супермаркетах. Массик достал его из-под сиденья, вылез из машины и, хлюпая по грязи, вернулся на дорогу, проложенную несколько лет назад, скорее всего, нефтяниками. Почва под ногами оказалась значительно плотнее, чем он думал, но проклятая одежда уже через дюжину шагов насквозь пропиталась потом и так плотно облепила тело, что каждое движение давалось с неимоверным трудом. Влажный воздух, казалось, даже булькал в легких. Не успев отправиться в путь, Массик уже смертельно устал и с досадой подумал, что явно не создан для блуждания по болотам.

Теперь, когда затихли рев двигателя и звяканье цепей, болото казалось зловеще примолкшим, и даже в нескольких шагах ничего нельзя было толком разглядеть из-за стволов и завесы длиннющих лиан. Массик вновь всем телом ощутил, что за ним наблюдают. Ему представилось даже, что целая невидимая армия ждет не дождется, когда же он наконец свалится от истощения. В голове разгулялись детские фантазии и страхи, и время от времени Джо для собственного ободрения на ходу нащупывал в пакете увесистый пистолет тридцать восьмого калибра.

Часа через два, преодолев темный поток по одному из бесчисленных бетонных мостиков, он обнаружил, что путь раздваивается. Определить в сгущающиеся сумерках, какая из дорог ведет на северо-запад, Массику оказалось не по силам. Тяжело дыша, он остановился на развилке и, напряженно прислушиваясь, огляделся. В легендах местных индейцев большие болота – неизменное обиталище духов. И в самом деле, вглядываясь во мрак, нетрудно увидеть каноэ с призраком, тенью скользящее вдоль бесконечной колоннады стволов.

Перспектива провести ночь в таком жутком месте вывела Массика из оцепенения, и он быстрым шагом двинулся по правой дороге, отыскивая глазами бугор или холм, где можно было бы расположиться на ночлег.

Неожиданно Джо припомнил, что змеи, особенно во влажный сезон, тоже предпочитают высокие и относительно сухие места, и впервые осознал, в какую же серьезную передрягу его угораздило попасть. Массик даже смутно не представлял, далеко ли еще до больших городов Западного побережья, но даже если он благополучно доберется на своих двоих до Биг-Сайпресса, то первый же коп, едва завидев заросшего человека в грязной одежде, тут же загорится желанием арестовать и допросить его.

При мысли, что всего через месяц после освобождения его схватят и вновь засадят в тюрьму, из груди Джо вырвался стон. Достав из пакета бутылку рома, он в несколько глотков осушил ее. Теплый ром отдавал жженым сахаром, но, господи, было бы его побольше! Массик в сердцах отшвырнул пустую бутылку, и та с плеском упала в болото. Тут же неподалеку запела цикада; песню с готовностью подхватили десятки, сотни ее подруг, и вот уже на мили вокруг их громким хором о присутствии Массика оповещен любой притаившейся во тьме человек или зверь. В испуге Джо ускорил шаг, хотя разбирать дорогу с каждой минутой становилось все труднее и труднее.

Не вернуться ли ему к последнему бетонному мостку? Но тут впереди и чуть левее замаячил желтый огонек.

Решив поначалу, что видит фары приближающейся машины, Массик выхватил из пакета пистолет, но сразу же сообразил, что не слышит того механического лязганья, которое непременно бы издавал болотный вездеход, и понял, что ошибся. С пистолетом на изготовку он двинулся вперед и вскоре достиг еще одной развилки. К мерцающему огоньку вроде бы вела левая дорога. Массик постоял. Огонек оставался неподвижным. Похоже, здесь, в самом сердце болотных топей, он набрел на чье-то жилище, но прилив радости не притупил врожденной осторожности Массика.

Люди, живущие в этой заболоченной глуши, вполне могут оказаться смотрителями заповедника и, связавшись по рации с полицейским участком, сообщить о подозрительном незнакомце.

Стараясь не шуметь, Массик двинулся по тропинке и, продравшись сквозь колючий кустарник, через несколько минут выбрался к пригорку, на котором стояла деревянная хибара. В бледном свете, сочившемся через окна и москитную сетку, заменяющую входную дверь, стало ясно, что это убогое, наспех сколоченное из трухлявых бревен жилище никак не может быть аванпостом властей. Массик подошел к ближайшему окошку и сквозь грязное стекло заглянул внутрь.

Заваленную картонными коробками комнату освещала масляная лампа на крюке под потолком; в центре – грубый деревянный стол; за ним в плетеном кресле – сухонький сгорбленный старичок лет шестидесяти с коротко стриженными седыми волосами, серебристой щетиной на подбородке и сетью глубоких морщин вокруг глаз. Старичок был одет в поношенные брюки и выцветшую рубашку цвета хаки, а на столе перед ним стояла полупустая бутылка виски и стеклянные банки, набитые то ли разноцветными лоскутками, то ли конфетными фантиками. Он аккуратно перекладывал их из банок в прозрачные пластиковые коробочки, изредка прихлебывая виски прямо из горлышка. Кроме входной, в комнате имелись еще две двери: одна вела в облезлую кухню, другая была закрыта – там, скорее всего, убогая спаленка.

После довольно длительных наблюдений Массик убедился, что обитатель лачуги живет в одиночестве, и, сунув пистолет в боковой карман, крадучись, подошел к дверному проему и постучал по металлической москитной сетке. Звук получился слабым, но гулким, словно раскат отдаленного грома. Через секунду на пороге возник сгорбленный старичок и, осветив лицо гостя мощным фонарем сквозь москитную сетку, пробурчал:

– Кто там? Чего надо?

– Да вот на дороге застрял, – объяснил Массик, терпеливо выдерживая направленный прямо в глаза слепящий луч. – Мне бы переночевать.

– Убирайся. Свободных мест нет.

Массик распахнул дверь и, оттеснив старикашку, вошел.

– Мне много места не понадобится. За крышу над головой, не торгуясь, плачу двадцатку.

– А с чего ты взял, что можешь входить без приглашения?

Вместо ответа Джо пустил в ход отработанный годами прием: широко улыбнувшись, он одновременно жестко посмотрел собеседнику в глаза со всей убедительностью, на какую только был способен, посылая тому молчаливое послание: «Не сделаешь по-моему, башку сверну!». Старичок сразу скис и, отступив в глубину комнаты, сказал, пытаясь удержать за собой хоть какое-то преимущество:

– Хотелось бы получить плату вперед.

– Что ж, я не против. И еще, папаша: с меня сегодня семь потов сошло, так что я с удовольствием хлебнул бы чего-нибудь. – Вытащив бумажник, Джо отсчитал тридцать долларов и протянул хозяину. – Двадцать за ночлег, а десятка – за ту бутылку на столе. Справедливо, как по-твоему?

– Думаю, что справедливо. – Приободрившись, старик взял деньги и сунул их в нагрудный карман. – Десятки и полная бутылка не стоит.

– Считай это вознаграждением за гостеприимство от усталого путника. – Массик улыбнулся, подумав, что, покидая дом, он не только вернет свои деньги, но заодно прихватит всю наличность и ценности, которые только отыщет здесь. – Как тебя звать, папаша?

– Эд. Эд Кромер.

– Рад знакомству, Эд. – Массик вошел в комнату и, взяв со стола початую бутылку, равнодушно отметил про себя, что в коробочки владелец лачуги, оказывается, упаковывал вовсе не фантики и не лоскутки, а мертвых бабочек и мотыльков.

– Это что – твое хобби?

– Работа, – важно расправил плечи Кромер. – Профессия.

– Да ну? И какой нынче спрос на клопов?

– Мы с напарником занимаемся чешуекрылыми. Собираем их по всему штату для состоятельных коллекционеров. Да что по штату – по всей стране!

– Вы с напарником? – Массик покосился на запертую дверь, и рука его сама собой скользнула в карман, к пистолету. – Он здесь?

– Нет. – Выражение гордой надменности исчезло с лица Кромера, глаза беспокойно забегали. – Там – моя личная комната, и туда никому нельзя входить, кроме меня.

Массик наблюдал за его реакцией со слабым интересом.

– Не напрягайся, Эд. Ты упомянул про напарника, вот я и спросил.

– У него магазин в Тампе, а сюда он приезжает раз в месяц забрать улов.

– И когда он здесь появится?

– Через неделю-другую, не раньше. Послушай-ка, мистер, а к чему этот допрос третьей степени?

– Брось, папаша. При чем тут допрос? Я просто спросил.

– Но я же не сую нос в чужие дела. Не спрашиваю, кто ты, откуда и почему шляешься по ночам вокруг Биг-Сайпресса.

– Так спроси, – с ледяным спокойствием посоветовал Массик. – Спроси, а я, может, и отвечу.

Ощутив внезапную усталость, он подошел к плетеному креслу у окна, небрежно смахнул журналы на пол и сел. Возможно, у Кромера где-нибудь спрятан болотный вездеход. А если нет, то все равно волноваться не стоит. Можно дождаться, пока приедет на машине его напарник, а более укромной и безопасной норы на пару недель и представить нельзя. Прикидывая так и этак, Массик снял пропитанную потом куртку, повесил ее на спинку кресла и, устроившись поудобнее, глотнул виски.

Минут на пятнадцать в лачуге воцарилось молчаниеЯ Кромер вновь принялся сортировать и накалывать на булавки бабочек, впрочем, не забывая всякий раз, когда Массик подносил к губам бутылку, кидать на него выжидающие взгляды. В конце концов Кромер вытащил из буфета в углу непочатую бутылку и, откупорив ее, поставил перед собой. После тех колючих фраз в дверях он больше не выказывал недовольства ночным визитом, но Массик с удовлетворением отметил, что с его появлением движения Кромера стали менее уверенными и четкими, а глотки из бутылки участились. Между тем Кромер вставил в правый глаз ювелирную лупу и занялся голубокрылыми насекомыми, поочередно освещая их фонариком.

– А сейчас чем ты занят, папаша? – спросил Массик, наслаждаясь своим умением внушать людям страх. – Разделяешь мальчиков и девочек?

– Изучаю внешние сходства и различия. Ты что-нибудь знаешь о мимикрии?

– Пожалуй, нет.

Кромер презрительно фыркнул:

– Неудивительно. О ней толком не знают даже эти кичливые эксперты из Джексонвиля. Скажу больше! Никто не знает о мимикрии того, что знаю я! В один прекрасный день… – Лицо Кромера стало вдруг напряженным и воинственным, и, замолчав, он сделал приличный глоток виски.

– И что же ты сделаешь, профессор, в этот прекрасный день? Выложишь этим университетским умникам пару-другую своих питомцев?

Кромер бросил быстрый взгляд на закрытую дверь и, выбрав из общей кучи двух бледно-голубых бабочек, положил их на ладонь.

– Как по-твоему, они принадлежат к одному виду или к разным?

Задумчиво посмотрев на загадочную дверь, Массик перевел взгляд на насекомых.

– По мне, так они похожи, как две новенькие монеты.

– Так одного вида эти бабочки или нет?

– Одного.

– Может, заключим пари?

– Я азартными играми не балуюсь.

– Тебе повезло, а то бы точно проспорил, – победно сказал Кромер. – У той, что слева, крылья равномерной бледно-голубой окраски, и птицы, зная, что она несъедобна, ее не трогают. А другая – вполне съедобная, но отпугивает птиц тем же цветом, что и первая, только чешуйки у нее на крыльях вовсе не бледно-голубые, а голубые и белые, но в результате оптического смешения цветов ее крылья кажутся бледно-голубыми. Разумеется, такие тонкие различия без микроскопа не обнаружишь.

– Весьма поучительно, – проговорил Массик, размышляя, почему это дверь в спальню закрыта на крепкую щеколду, а щеколда еще и прикручена проволокой.

Неужели старый дурень прячет там что-то ценное? Но откуда у него ценности? Хотя случалось, что у нищих стариков под матрасами или под досками пола находили целые состояния. Надо будет непременно с этим разобраться, но не сейчас. Время пока терпит. Делая вид, что слушает разглагольствования Кромера, Массик продолжал неторопливо попивать виски.

А тот взахлеб описывал, какую уйму ценных сведений о жизни местных животных он почерпнул из народных преданий и легенд семинолов. Способность к мимикрии у насекомых, рыб и зверей, похоже, восхищала его больше всего на свете, и, не забывая, впрочем, периодически прикладываться к бутылке, он то и дело возвращался к этой теме. По мере того как уровень спиртного в бутылке понижался, его лицо и оттопыренные уши наливались краской, а речь становилась все более невразумительной.

– Ты бы не налегал так на свое пойло, – посоветовал Массик с ухмылкой. – Учти, я тебя в постель не потащу.

– Сам справлюсь. – Держась за край стола, Кромер встал, пошатнулся и торжественно воззрился на Массика воспаленными глазами. – Пойду прогуляюсь до ветру, – сообщил он.

Нетвердым шагом старик пересек комнату, распахнул входную дверь и, ухватившись за молнию брюк, скрылся в ночи. Выждав несколько секунд, Массик поднялся и с удивлением обнаружил, что его тоже покачивает. Голод и усталость в сочетании с крепостью дрянного виски давали о себе знать. Поморгав, он с трудом сфокусировал взгляд, подошел к закрытой двери и, размотав щеколду, бросил проволоку на пол. Распахнув дверь, Джо сделал всего лишь шаг, да так и застыл с отвисшей челюстью.

На узкой кровати, укрытая простыней, лежала молодая привлекательная женщина.

Услышав шаги, она вяло, словно больная, приподнялась на правом локте. У нее была гладкая смуглая кожа и черные волосы, а на лбу треугольником вытатуированы три точки. Столь необычного знака у индейцев Массику видеть еще не доводилось, но он все же сразу смекнул, что перед ним – индианка. Некоторое время она без тени страха молча глядела на него, а затем приветливо улыбнулась. Зубы у нее оказались белыми и совершенно ровными.

– Извините, – смущенно пробормотал Массик. – Я не знал, что…

Попятившись, он покинул комнату, плотно затворил за собой дверь и, привалившись к косяку, задумался.

Почему вид этой женщины вдруг привел его в такое замешательство? Только ли потому, что он никак не ожидал увидеть ее в спальне? А может, дело в том, что ее, судя по всему, против воли держат взаперти? Массик сделал большой глоток из бутылки и вытер губы тыльной стороной ладони. И тут его озарило. Конечно же! Там, в спальне, его смутило то, что женщина смотрела на него и… улыбалась. Улыбалась ему!

За последние двадцать лет ни разу не было случая, чтобы женщина, глядя на Массика, улыбнулась. В юности Джо часами просиживал у зеркала, силясь постичь, что же именно в его внешности заставляет ровесниц избегать его взглядов и отказываться от свиданий. Года два ушли у него на безуспешные попытки стать обаятельным парнем, пользующимся успехом у девушек, и хотя каждый мускул его лица протестовал, Джо при любом удобном случае подмигивал, улыбался, сыпал почерпнутыми из дешевых брошюр и журналов остротами и без устали учился танцам. Но чем активнее становились его потуги, тем больше шарахались девушки, и Джо пришлось добиваться своего вопреки их желаниям.

Со временем Массик настолько вжился в эту роль, что уже испытывал наслаждение при виде смеси ужаса и отвращения на лице очередной жертвы. И все же где-то в глубине его сознания по-прежнему жил мальчишка Джо Массик, тоскующий по свиданиям, на которых вместо силы требуется мягкость, а вместо испуга – радость. Он жаждал нежных прикосновений, теплых сияющих взглядов и ласковых, сулящих блаженство улыбок…

– Ну, вот и полегчало, – произнес Кромер от входной двери.

Массик вернулся в свое облюбованное плетеное кресло и оценивающе оглядел хозяина лачуги.

Как мог костлявый и непривлекательный Кромер понравиться пылкой индианке? Массика кольнуло непривычное чувство – ревность. Он повидал на своем веку немало девушек и отлично понимал, что та, в спальне, – настоящее сокровище: с высокой грудью, сочная, полная желания. И она достанется ничтожному старикашке?! Ну нет! Если кто и ляжет с ней этой ночью в постель, то только Джо Массик! Потому что именно он прошел через настоящий ад и именно его истерзанное тело заслуживает наслаждений. А еще потому, что сполна удовлетворить девушку может только он. И потому, что ему так хочется. И еще потому, что она улыбнулась ему…

Шаркая и покачиваясь, Кромер добрался до кресла у стола, плюхнулся в него и, тупо уставившись на пластиковые коробки, забормотал:

– Калюзасы, вот кто действительно знал здешние болота. Они жили здесь задолго до семинолов и, разумеется, знали эти места как свои пять пальцев… Знали, когда нимфы превращаются в имаго [2]2
  Имаго (от лат. imago – образ, подобие) – конечная стадия развития крылатых насекомых, а также название самого взрослого насекомого; для имаго характерна функция размножения. – Примеч. пер.


[Закрыть]… Знали, когда приходит пора сниматься с насиженного места и двигаться на новую стоянку… Знали…

– А ты, я гляжу, парень-то ушлый, – прервал его излияния Массик. – Нигде не пропадешь. У тебя и в преисподней, поди, будет все, что нужно, и даже сверх того.

Очевидно, не поняв намека, Кромер забормотал:

– Слышишь, как заливаются цикады? – Он кивнул на темный провал двери. – Семнадцать лет они живут под землей и выходят на поверхность только затем, чтобы произвести потомство. Весьма вероятно, что на свете существуют создания, которые проводят под землей еще больше времени. Тридцать лет… А может, пятьдесят… Или даже…

– Я в тебе разочарован, дружище Эд. Вот уж не думал, что ты – законченный эгоист.

– Эгоист?… – Глядя на Массика, Кромер растерянно заморгал. – О чем это ты?

– Ты не представил меня своей подружке.

– Подружке? Но у меня нет…

С окаменевшим лицом Кромер бросил взгляд на дверь спальни и вдруг, суетливо подбежав к ней, подобрал проволоку, упал на четвереньки и принялся судорожно обматывать ею щеколду.

Массик наблюдал за ним с волчьей усмешкой.

– Ты всегда держишь подружек взаперти?

– Она… Она больна… – Взгляд Кромера метался по комнате, из широко раскрытого рта со свистом вырывалось дыхание. – Ей необходим покой.

– По-моему, она больна не больше меня. А как ее зовут?

– Не знаю. Она забрела сюда позавчера. Я присматриваю за ней, и все.

Покачав головой, Массик недоверчиво хмыкнул:

– Сдается мне, старый извращенец, ты эту киску держишь для собственных забав.

– Ты сам не знаешь, что несешь! Она больна, и я только присматриваю за ней.

– Ну, тогда пойду дам ей лучшее в мире лекарство. – Массик поднялся. – Вот из этой бутылки.

– Нет! – Кромер бросился на него, пытаясь перехватить руку с бутылкой. – Если ты только…

Массик хотел лишь убрать старика с дороги и ткнул Кромеру в лицо свободной рукой. Ткнул скорее с раздражением, чем со злобой, но тот сам натолкнулся на кулак и значительно увеличил силу удара. Предплечье Массика пронзила резкая вспышка боли, а Кромер, отлетев в сторону, ударился о стол и с глухим шлепком, с каким падает кусок свиной грудинки, повалился на пол и замер. Глаза его закатились, обнажив слепые белки. Даже без поверхностного осмотра было ясно, что он мертв.

– Старый дурак, – с отвращением прошептал Массик.

В несколько секунд оценив изменившуюся ситуацию, он опустился на колени и, вытащив из нагрудного кармана мертвеца все деньги, неторопливо пересчитал. Кроме его собственных тридцати долларов, в пачке оказалось всего лишь одиннадцать однодолларовых банкнот. Из личных вещей старика внимания заслуживали разве что дешевые наручные часы. Небогатый улов. Часы и деньги Массик сунул себе в карман и, ухватив Кромера за воротник, выволок его за дверь и потащил в непроглядную темень болот. Чем дальше он отходил от лачуги, тем пронзительней верещали насекомые и, казалось, еще пристальней наблюдали за Джо таящиеся в зарослях враги. На слабость нервов Массик никогда не жаловался, но сейчас, несмотря на жару, по спине у него бегали мурашки, а глаза заливал холодный пот. Уговорив наконец себя, что до восхода тело все равно толком не спрячешь, он бросил свою ношу и припустил назад, к успокаивающему мерцанию масляной лампы.

Очутившись под крышей, Джо сразу же запер входную дверь на засов и, обойдя комнату, задернул на всех окнах занавески. Почувствовав себя защищенным от злобных взглядов из темноты, он схватил бутылку и влил в себя изрядное количество виски. По мере того как унимались его страхи, мысли Массика перенеслись к индианке за дверью спальни, и внизу живота разлилось приятное тепло.

То, что Кромер мертв, наверное, даже к лучшему. Ведь, как известно, третий всегда и^везде лишний.

Оставив бутылку, Джо подошел к двери и размотал проволоку. Дверь легко открылась, из комнаты проникла полоса света, и он увидел по-прежнему спокойно лежащую на кровати черноволосую девушку. Она, конечно же, слышала шум, но, похоже, ничуть не встревожилась.

Как и в первый раз, она приподнялась на локте, не спуская с него глаз. Массик стоял на пороге и пристально смотрел на девушку, но так и не дождался привычного ему выражения ужаса на ее лице. Наоборот, на ее губах, как и тогда, заиграла манящая улыбка. Обрадованный Массик то ли ухмыльнулся, то ли оскалился и, подойдя к кровати, процедил:

– Как тебя зовут, детка?

Словно не слыша, она в упор глядела на него и по-прежнему улыбалась.

– Может, у тебя нет имени? – не унимался Массик. – Или… Ты – глухонемая?

Вместо ответа девушка немного приподнялась, и простыня соскользнула еще ниже. Груди у нее были само совершенство: округлые, упругие, с торчащими сосками. Во рту у Массика мгновенно пересохло, он присел на краешек кровати и наклонился к ней. Девушка не сводила с него темных зовущих глаз. Джо поднял руку, кончиками пальцев коснулся трех точек у нее на лбу, провел по щеке, шее, мягко притронулся к груди, а затем его рука устремилась ниже и, сдвинув простыню, достигла округлых бедер. Неожиданно индианка негромко протестующе вскрикнула и крепко вцепилась Массику в запястье.

Раздосадованный, он хотел было сдернуть простыню совсем, но вдруг замер, увидев, что девушка все еще улыбается. Отпустив его запястье, она принялась нетерпеливо расстегивать ему рубашку.

– Ты что, ошалела?

Ответа не последовало.

Тогда Массик вскочил на ноги и быстро сбросил с себя всю одежду. Девушка ожидала его, откинувшись на подушку. Обнаженный, он опустился рядом с ней на кровать и приник губами к ее губам. На поцелуй она ответила как-то странно, неумело, и это еще больше распалило его страсть. Джо приподнялся на локте и сорвал простыню, предвкушая увидеть дивной красоты живот и бедра.

Высунувшийся из ее паха конической формы яйцеклад был твердым и острым, а из небольшого отверстия у него на кончике истекали, тесня друг друга, прозрачные, покрытые пузырящейся слизью яйца. Ее раздутый живот уже весь покрылся желеобразной икряной массой.