Текст книги "Пламя возмездия"
Автор книги: Биверли Бирн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)
– Я никак не могу уразуметь – мы остаемся здесь или уезжаем? Что мистер Кэррен собирается здесь делать, я ума не приложу.
Брат и сестра сидели на кухне гостиницы. Они встречались там регулярно во время сиесты.
– Я не знаю, – ответила Тилли. – Меня это тоже все очень беспокоит, но мисс Бэт мне ни слова не говорила. Она сильно не в духе. А он-то, он! Как он себя ведет! Ведь она, бедняжка, примчалась сюда за тридевять земель, сожгла за собой все мосты и все лишь ради своей любви к нему.
Она вздохнула. Та романтическая история, в которую была вовлечена ее хозяйка, неизменно приводила Тилли в восхищение. Именно поэтому она и согласилась стать сообщницей Бэт, когда этот роман находился еще в стадии возникновения.
– А что, она и вправду так о нем заботится? – полюбопытствовал Бриггс, наполняя кружку сестры чаем.
– Конечно, заботится, а как вы думали? Она же не какая-нибудь беспутная, моя Бэт. Она ведь получила воспитание. А этот мистер Тимоти, ее муженек, вот он настоящий губитель. Куда ему до нее! Мистер Кэррен, он совсем другой. Во всяком случае, был. А теперь уж и не знаю, что думать.
Бриггс в раздумье прихлебнул чай.
– Тилли, как ты думаешь, пожалуют сюда американцы?
– Сюда на Пуэрто-Рико? Откуда мне знать? Все кругом только об этом и твердят, что пожалуют. А, если они и будут здесь, то до нас им ровным счетом никакого дела. Это мне мисс Бэт так сказала. Мы ведь здесь иностранцы. Представители нейтральной державы – вот мы кто. – Она улыбнулась, довольная, что сумела запомнить официальную фразу. – Вот что мне мисс Бэт сказала. Она ведь такая умная.
– Пули не спрашивают, кто британец, а кто нет, – Угрюмо возразил Бриггс. – Вот как они придут…
– Пули? Ты что Том, сдурел? С какой стати здесь будут стрелять?
– Поработай немножко своей головой, женщина. Когда одна страна нападает на другую, всегда бывает стрельба. С незапамятных времен так повелось. Даже в Библии об этом написано. Не веришь мне, так прочитай, что об этом в умной книге говорится.
– В то время, о котором в Библии написано, у них-то и ружей еще не было.
Он нетерпеливо отмахнулся от нее.
– Не в том дело. Дело в том, что Пуэрто-Рико будет обороняться, скорее всего так и будет. Не мы это решаем. Как они захотят, так и будет.
– Какая нам разница, – вопрошала Тилли. – Мы будем сидеть себе, как мышь под метлой, пока все не кончится. А они быстро здесь все закончат. Американцы вмиг проглотят этот Пуэрто-Рико, как кит проглотил Иону.
– Мы бы ведь могли уехать, прежде чем здесь все начнется, если у нас на это ума хватит и если нам повезет, – сказал Бриггс. – Я слыхал, здесь есть один корабль, который скоро должен отплывать. Мне кажется, все, у кого в голове не мякина, уберутся себе подобру-поздорову.
– А что за корабль?
– «Арабелла», под британским флагом. Она часто здесь на этих островах бывает, это торговое судно. Она – пароход, эта «Арабелла», – добавил он, при этом его лицо исказила гримаса неудовольствия. – Но, несмотря на это, хороший корабль.
– Ты уже сказал об этом мистеру Кэррену?
– Нет, еще. Он все эти дни надутый ходит, как сыч. С тех пор, как они с мисс Бэт повздорили.
– Я спорить могу, что он жалеет, что так с ней обошелся, только он гордый очень и ни за что в этом не признается. Вот поэтому его и нету целыми днями. Стыдно ему в глаза мисс Бэт посмотреть. Сторонится он ее.
– Никого мистер Кэррен не сторонится.
– Ну уж? А где он сейчас, по-твоему? Скажи мне, если знаешь.
– Я не могу тебе сказать, где он, – мрачно признался Бриггс. – Он ходит, куда ему надо, он мне не отчитывается, куда ходит и где бывает.
– Прячется он от нее, это я тебе говорю, – потом, видя, что брат не отвечает, добавила: – Одно я хорошо знаю, Том, я больше не хочу, чтобы мы с тобой разлучались. Не хочу я больше, чтобы это было так, как в прежние годы. Ведь у нас никого нет – ты да я.
Бриггс кивнул:
– Мне это известно. И я тоже не хочу, чтобы мы разлучались.
– А как ты думаешь, он не уедет отсюда без меня и мисс Бэт? – спросила Тилли своего брата, опасаясь новой угрозы.
– Никогда, – убежденно сказал Бриггс. – Сколько бы они не вздорили, сколько бы ни ссорились, мистер Кэррен – джентльмен. Он никогда не бросит двух беззащитных женщин, случись война. Тем более, двух англичанок.
Тилли фыркнула.
– Слышала я и о том, что по нему – англичанка ли или нет – все равно. Плохая ли, хорошая – все едино.
Бриггс не смотрел на нее.
– Где это ты слышала?
– Да где хочешь. Есть и на этом острове люди, с которыми по-английски поговорить можно. И не какие-нибудь дурачки, что и двух слов связать не могут, а культурные, порядочные люди. Христиане.
– И что же рассказали тебе эти культурные, порядочные христиане?
– Намекали мне на разное, ничего определенного. К примеру, говорили, что мистер Кэррен частенько захаживает в один, не очень хороший дом.
– Иногда мужчины себя ведут так, что женщинам этого вовек не понять, – миролюбиво сказал Бриггс. – Это уж матушка-природа, ничего не поделаешь. А приличные люди не суют свой нос повсюду. Да и приличные леди не бегают от своих мужей на край света за мужчинами.
– Придержи язык, Томас Арчибальд Бриггс! А если уж говорить о том, кто чего не понимает, так я должна тебе сказать, что моя Бэт – никакая не вертихвостка. Она – настоящая леди. И храбрости у нее на двоих таких как ты достанет. И она не побоялась, что ее осудят, потому что любит его. Так что, нечего нос морщить по поводу того, что она делает и как. Она это все ради мистера Кэррена сделала, а не ради кого-нибудь.
– Уймись, – весело сказал Бриггс. – Да не заводись ты, Тилли. Ничего я и не морщу нос. Я просто беспокоюсь о том, что дальше будет, только и всего.
Тилли выглянула из окна, пока они сидели на кухне за разговорами, солнце уже успело изрядно опуститься к западу.
– Поздно уже становится. Пойду-ка я посмотрю, может моей леди за чем-нибудь понадобилось. Послушай, Том. Я думаю, ты переговоришь с мистером Кэрреном и скажешь ему о том, что есть корабль, на котором можно уехать. Да и я скажу об этом мисс Бэт.
– А она без него не поедет?
– Она? Да ни за что на свете. Но, думаю, что дело до этого не дойдет, все по-другому должно повернуться. Ведь они друг без друга жить не могут. Как бы там они сейчас ни ссорились, все это проходящее. Запомни мои слова.
Майкл натянул поводья в нескольких метрах от обители Лас Ньевес. «Позвонить, чтобы его впустили через главные ворота или зайти через боковую дверь самому?» – раздумывал Майкл. Его беседа с епископом не оговаривала такие детали.
– Я слышал, сеньор Кэррен, вы уже завершили свои дела на острове, которые планировали, – сказал ему епископ, когда они вчера в полдень встретились в его дворце.
– Что же конкретно вы слышали, Ваше Преосвященство?
– Что вы скупили все кофейные плантации в Пуэрто-Рико.
– Я приобрел некоторые из них, – признался Майкл. – Но не все.
– Все главные плантации, за исключением той, что принадлежит донье Марии де лос Анхелес, – уточнил епископ. – Таких сделок здесь до вас никогда не было, сеньор Кэррен.
– Я предпочитаю играть по-крупному, Ваше Преосвященство. Это как приправа к пресному блюду, именуемому жизнью. А вы неплохо информированы.
Епископ скромно пожал плечами.
– Я ведь несу ответственность за мою паству. Мне никак нельзя по-другому.
– Да, конечно, – лишь сказал Майкл.
Незачем допытываться. Этот церковник пожелал встретиться с ним и, если ему что-то надо узнать, пусть сам разыгрывает эту карту и задает свои вопросы. Майкл твердо был уверен, что епископ пожелал с ним встретиться не по поводу кофейных плантаций и сделок, связанных с их приобретением. Не похоже, чтобы он был так погружен в дела и заботы мирские.
– Не желаете ли шерри, сеньор? – предложил епископ.
– С большим удовольствием.
На этот раз епископ не стал звонить слуге. Он подошел к буфету в углу и вернулся с бутылкой и двумя рюмками.
– Это особый сорт, мне его присылают из Мадрида. Думаю, что вам понравится.
Он поставил бутылку на стол рядом с Кэрреном. Судя по этикетке – Лечо де Херес – Молоко Хереса. На ней была изображена птица, а ниже Майкл прочел – «Мендоза—Руэс». Его прадедушка выпускал это вино с начала этого столетия. Одна из семейных легенд говорила о том, что сам Роберт-Ренегат был автором этой этикетки.
– Вам известно это вино? – поинтересовался епископ, наполняя рюмки. Двусмысленности в его голосе Майкл не почувствовал.
– Да, мне приходилось его пробовать. Изумительный шерри, – Майклу удалось произнести это совершенно бесстрастным тоном.
– Замечательные люди эти Мендоза, замечательный дом.
Майкл поднял рюмку.
– За ваше доброе здоровье, Ваше Преосвященство.
– И за ваше.
Оба пригубили херес, бормоча в его адрес слова восхищения, потом некоторое время молчали.
Первым заговорил епископ. И, чувствовалось, что если он даже что-то знал или подозревал о родстве Майкла, этого было явно недостаточно для того, чтобы продолжать прощупывать его.
– У меня было несколько причин для того, чтобы пригласить вас сюда.
Похоже, он собирался сменить тему разговора.
– Вероятно, это так, – непринужденно ответил Майкл.
Он действительно чувствовал себя непринужденно.
– Да. Несколько очень важных причин. Еще шерри?
– Благодарю вас. Чуть позже.
Епископ наполнил свою рюмку.
– Сеньор Кэррен, вы помните, о чем мы с вами говорили во время нашей предыдущей встречи?
– Очень хорошо помню. Мы разговаривали о Пуэрто-Рико. И о сестре Магдалине.
– Да, о Пуэрто-Рико.
У Майкла екнуло сердце. Он был уверен, что приглашен сюда для разговора о монахине. Ему было необходимо поговорить с епископом о ней. Это уже не было простым любопытством с его стороны. Магдалина являлась ключом к Нурье, а Нурья была сейчас в беде, причины и источник которой были неизвестны Майклу. Он несколько раз подряд искал с ней встречи, но безуспешно – каждый раз Самсон отсылал его. История эта продолжала беспокоить Майкла. Было необходимо найти решение этой проблемы, свести двух женщин.
– Сестра Магдалина… – начал он.
Епископ поднял руку.
– Позже, сеньор. Позже. Сначала я должен выполнить свой долг и кое-что добавить к тому, о чем мы с вами говорили в прошлый раз. Мы, пуэрториканцы, – католики. Мы ни от кого не требуем исповедовать нашу веру. Те времена безвозвратно ушли в прошлое, но наши обычаи вы игнорировать не можете, сеньор Кэррен. Это расценивается как, я не побоюсь этого сказать, как оскорбление.
– Боюсь, что я не совсем понимаю вас.
– Думаю, что понимаете. Есть одна молодая англичанка, донья Изабела, если не ошибаюсь.
– По-испански она донья Изабела. Мы, англичане, говорим Элизабет. – Боже праведный!
Ведь ему следовало бы догадаться. Хотя они и не афишировали свои отношения, их связь неизбежно должна была вызвать кривотолки. Майкл был зол на себя за то, что не смог предвидеть, что развитие событий примет такой характер. Он настолько ушел в дела в последнее время, что не заметил этой ловушки.
– Эта леди приехала на Пуэрто-Рико к вам? – спросил епископ.
– Донья Изабела моя старая знакомая. Она путешествует по Вест-Индии. Зная, что я нахожусь здесь, она, пользуясь такой благоприятной возможностью, решила посетить ваш живописный остров.
– Она… хм, это новое слово, ах, да, она – туристка? Понимаю вас. Вероятно, я могу показаться вам старомодным, но мне странно наблюдать, что молодая и красивая женщина путешествует так далеко от дома в сопровождении лишь служанки. Но мне доставляет удовольствие слышать, что эта леди – туристка, сеньор. Когда она собирается отъезжать?
– Думаю, что скоро.
– Конечно, конечно. Ибо, сеньор Кэррен, я должен уведомить вас, что всякого рода скоротечные связи здесь не одобряются. Превыше всего мы ценим семейный очаг, святость и неприкосновенность брака.
Проклятье! Он что, желает знать, собираюсь ли я жениться на Бэт или, что еще хуже, каким-то образом пронюхал, что она уже замужем?
– Что касается меня, то я также ни в коей мере не ставлю под сомнение святость брака, Ваше Преосвященство.
– Рад слышать это, сын мой.
Майкл не мог не заметить нотки клерикального патернализма.
– И, в свою очередь, рад встретиться с епископом, который заботится о моральной чистоте паствы своей. Ваше Преосвященство, как вам известно, так было не всегда.
– За всю историю, конечно, – согласился епископ. – Но в последнее время положение изменилось.
Он взял бутылку хереса и вопросительно посмотрел на Майкла. На этот раз Кэррен кивнул.
– Сейчас, – продолжал епископ, разливая вино, – к вопросу о сестре Магдалине. Должен с глубоким сожалением сообщить вам, что она нездорова.
– Вот как! Надеюсь, ничего серьезного?
– Да нет, боюсь, что это крайне серьезно. Именно потому я и настоял на незамедлительной встрече с вами.
– Я прошу вас, Ваше Преосвященство объяснить мне в чем дело.
– Сестра Магдалина выразила настоятельное желание встретиться с вами, сеньор. Я пообещал ей передать вам ее просьбу навестить ее.
– Но я неоднократно пытался встретиться с ней в течение последних недель и…
– Откровенно говоря, – перебил его епископ, – я не могу одобрить ваших попыток встретиться с сестрой Магдалиной, но теперь она, боюсь, не располагает Достаточным временем в этом мире. И в данных обстоятельствах… – еще одно деликатное пожатие плечами. – Я думаю, вам следует поехать к ней как можно скорее, сеньор Кэррен. Я уверен, что этот визит облегчит вашу душу.
Майкл тут же поднялся.
– С вашего позволения, я могу отправиться тотчас же.
Епископ взглянул на часы.
– Сейчас уже несколько поздно, монахини рано отходят ко сну, И, к тому времени как вы прибудете в Лас Ньевес, будет совсем поздно. Может быть, вы смогли бы приехать в обитель завтра, к окончанию вечерни? Скажем, к половине пятого?
И теперь Майкл, отпустив поводья и держа их в одной руке, доставал часы из кармана сюртука. Было четыре часа тридцать две минуты. И так как этот визит имел под собой официальную подоплеку, вероятно, удобнее пожаловать через главный вход.
Он слегка пришпорил лошадь и, как только подъехал ко входу в обитель, спешился и привязал ее к возвышавшемуся неподалеку дереву. Потом с силой потянул за шнурок звонка. В горячем неподвижном воздухе раздался звон, показавшийся Майклу печальным.
18
Как и в первый раз, ворота открыла сестра Палома.
– Ах, это вы, сеньор. Наконец-то, мы вас очень ждем.
– Что с сестрой Магдалиной? – было его первым вопросом.
– Она очень сильно хворает, сеньор, но пока еще с нами, хвала Богу.
– Епископ передал мне, что она желает видеть меня. Он просил передать, что дал санкцию на мой визит сюда.
– Да, мне это известно. Пожалуйста, присядьте пока здесь. Я должна сходить за матерью-настоятельницей.
И, прежде чем Кэррен успел ее расспросить, ушла. Черт побери, как не хотелось ему обмениваться любезностями с матерью-настоятельницей. Он приехал сюда к Магдалине. И коли она так больна, как они утверждают, то это может быть его последним шансом для… Для чего? Чего это ему вздумалось, что Магдалина может помочь своей сестре, которую никогда в жизни не видела, избавиться от странного недуга? Такой уверенности у Майкла не было. Но он чувствовал, что эта встреча не должна и не может остаться для него бесследной. Может быть, он вот-вот должен получить в свои руки ключ к разгадке причин всех этих мистических событий.
– Сеньор Кэррен, я – мать Евангелина. Мне очень приятно, что вы здесь.
Обе монахини, сестра Палома и мать Евангелина, появились так неожиданно и бесшумно, что Майкл не заметил их. Он вскочил:
– Очень приятно, мать Евангелина. Очень рад познакомиться с вами.
– Я тоже рада с вами познакомиться, сеньор. Сестра Магдалина много расспрашивала о вас, все хотела знать, когда вы прибудете.
– Я очень расстроился, когда до меня дошла весть о ее болезни, мать Евангелина. Надеюсь, она поправится.
Монахиня покачала головой.
– Лишь, если Богу угодно будет ниспослать на нас чудо, сеньор, но я не думаю, что сестра Магдалина молила о таком чуде. Она готовится попасть на небеса.
– Не могу утверждать, что понимаю ее желание умереть, – признался Майкл. – Но мне не раз приходилось слышать о людях, которые жаждут смерти.
– Поверьте, такое бывает, сеньор. Но вы – неверующий, насколько я понимаю?
Майклу было совестно лгать ей в ее умные глаза.
– Нет, Ваше Преподобие. Иногда я ощущаю желание уверовать.
Монахиня кивнула.
– Тогда добрая половина пути к Господу для вас уже позади, сеньор Кэррен. Религия учит нас: ищите, да обрящете. – Она улыбнулась, заметив на его лице выражение сомнения. – Пойдемте, я провожу вас к сестре Магдалине, Даже краткое пребывание с ней способно принести вашей душе больше пользы, чем мои несовершенные слова.
Она повела его прежним путем, он не успел еще его забыть. Они снова шли через ухоженные патио, к тому из них, который, как и прежде, находился в запустении.
– Вам говорили, что этот патио находится уже за пределами нашей обители, не является ее частью? – поинтересовалась мать Евангелина.
– Да, сестра Палома объяснила мне.
Настоятельница удовлетворенно кивнула. По грубым камням, которыми был вымощен этот патио, они прошли к маленькой двери. Майкл последовал за монахиней внутрь, как и в прошлый раз, согнувшись в три погибели. И, как в прошлый раз, здесь было темно, как в подземелье.
– Подождите, – пробормотала мать-настоятельница.
Он услышал, как чиркнула спичка и настоятельница запалила фонарь.
– Так будет лучше. Епископ дал сестре Магдалине разрешение принимать вас в ее внутренней келье, сеньор. Но она, тем не менее, предпочитает выйти сюда. Извините меня, я должна помочь ей подняться с ложа.
Она куда-то исчезла, забрав с собой фонарь, и Майклу пришлось дожидаться их в темноте. Сегодня в этой келье ощущался очень приятный запах.
– Розы! Он не помнил, чтобы слышал этот запах здесь на острове. Может быть, другие монахини приносили сюда цветы для сестры Магдалины? Как странно, розы здесь, он еще ни разу не видел розы в Пуэрто-Рико.
– Ты пришел, Майкл. Хвала Господу нашему. Майкл не видел Магдалины, лишь слышал ее голос.
Мать настоятельница ушла, забрав с собой фонарь.
– Здравствуйте, сестра Магдалина. Я несколько раз пытался придти к вам, но меня не допускали.
– Я знаю. Но это не так уж и важно. Все это уже в прошлом.
Ее голос показался Майклу очень слабым, он едва мог ее слышать, лишь делая большое усилие над собой.
– Ты сидишь? Ты помнишь, где стоит скамейка? Хотя я давно уж не выходила сюда, но точно знаю, что она должна здесь стоять.
– Я забыл. Минуту, – Кэррен шарил в темноте.
– Все, вот она, я нашел. Теперь я сижу. Почему я не могу видеть вас? Сегодня свечи не будет?
– Я предпочла бы темноту. Мои глаза очень утомляются с тех пор, как я занемогла.
– Как вам будет угодно. Мне очень жаль, что вы нездоровы. Вы обращались к врачу?
– Мне не нужен никакой врач, Майкл, Господь наш не оставляет меня. И сестры очень хорошо за мной ухаживают.
– Мне приходилось слышать одну поговорку: Бог помогает тем, кто сам себе помогает. Я уверен, что доктор…
– Пожалуйста, не волнуйся обо мне. Не надо тратить слова впустую, Майкл. Я очень слаба.
– Я понимаю. Мне нужно сказать вам кое-что, это одна очень занятная история. Я могу рассказать вам ее?
– Да, расскажи.
– Понимаете, мне кажется, что вы можете этому не поверить. Но я был в Понсе и встретился с женщиной, у которой вы росли. Это донья Долорес, или Ла Бруха, как ее там называют. Она мне сказала, что у вас есть сестра-близнец. Я уже и сам об этом подумывал, потому что…
– Так Долорес рассказала вам о Нурье, – тихо произнесла сестра Магдалина. – Видимо, она увидела в вас очень хорошего человека, иначе никогда бы не решилась доверить вам такое.
Кэррен и не пытался скрыть свое удивление.
– Вы знаете о существовании Нурьи? Но мне казалось, вы и она…
– Мы никогда не встречались и не видели друг друга. С тех пор, как наша мать забрала ее с собой.
– Но откуда вы знаете о ней? Ведь она-то о вас и слыхом не слыхала. Из ваших видений?
– На этот раз ты уже не столь скептически относишься к ним.
– Может быть. За это время произошло очень и очень многое.
– Я рада за тебя, что бы ни произошло. Но ответ на твой вопрос – нет, Господь наш мне ничего не сказал о Нурье. Прежде чем я отправилась сюда, Долорес мне рассказала, что у меня есть сестра.
Он, казалось, даже успокоился, услышав такое обычное объяснение.
– Нурья в большой беде. Мне неизвестно, что это за беда. Но думаю, вы ей в состоянии помочь. Во всяком случае, даже если она узнает о том, что вы в состоянии ей помочь, от одного этого ей станет легче. Мне известны разные случаи, очень странные истории о том, что происходит, когда близнецов разлучают. Может быть…
– Мне очень жаль узнать о том, что Нурья в беде, – перебила его Магдалина. – Я молилась за нее каждый день, с тех пор, как пришла сюда. Но у меня нет другого способа, кроме моих молитв, чтобы помочь ей. Если бы я могла, Господь наш сказал бы мне об этом.
– Поймите, я верю в то, что вы каким-то, недоступным моему пониманию, образом сможете что-то узнать, но это не исключает и того, что вы сможете узнать это обычным способом, как узнают все люди. И если вы позволите мне привезти Нурью сюда, если вы смогли бы поговорить друг с другом, думаю, что…
– Майкл, умоляю тебя, у меня так мало осталось времени и сил. Я еще должна сказать тебе, что мне велено сказать…
Он вздохнул.
– Хорошо, давайте разделаемся с этим. Что у вас за сообщение ко мне на этот раз?
– Это мое первое послание о тебе. Я говорила тебе, что у меня было всего три видения, которые касались Мендоза. Первое о том, что совершила Мария Ортега, второе – относительно твоей матери, и третье – о том, что ты должен ко мне приехать.
– Да, вы мне говорили об этом. А теперь?
– А теперь я должна сказать о том, что тебе не следует шутить с Богом. Насмехаться над Богом не дозволено никому, Майкл.
Майкл молчал. Он воспринял с недоверием последнюю фразу сестры Магдалины. Помолчав, он спросил ее:
– Что это, черт возьми, значит?
На этот раз она не стала его упрекать за сквернословие.
– Это значит, что недостаточно заботится о внешней стороне поступков, как они будут выглядеть со стороны, следует относиться с душой ко всем делам, отдавать им всего себя, иначе это просто насмешка над Богом.
– Я не знаю, о чем вы говорите. Что я должен делать от всей души?
– Я не могу тебе сказать, – просто ответила Магдалина. – Этого мне не дано знать. Но именно это мне и велено было сказать вам.
– Понимаю, – с трудом выдавил он.
Несмотря на эту очень непростую ситуацию и на ее болезнь, слова сестры Магдалины взбесили его.
– Так, значит все эти мистические предостережения для меня о том, о чем знает лишь один Бог, вы мне передать можете, а проявить обыкновенную доброту и встретиться со своей родной сестрой, нет?
– Нет, не могу.
Он поднялся, и скамейка с глухим стуком упала. Магдалина не спросила, а просто выдохнула слова:
– Ты уходишь?
– Думаю, что нет особой нужды в том, чтобы оставаться.
– Нет, подожди. Ты не должен уходить. Я хочу еще кое-что добавить к моему сообщению, пожалуйста, останься, – взмолилась сестра Магдалина.
Услышав в ее голосе мольбу, поняв, как трудно ей говорить, он согласился.
– Хорошо. Что вы еще хотите мне сказать?
– Две вещи. О том, что сила – святой дар. А сила женщины – этот дар превыше всего. И еще, ты должен помнить о реках Вавилона.
Кэррен ждал, когда последуют объяснения. Но больше она ничего не сказала.
– И то, и другое для меня – бессмыслица. Может быть, эти послания были адресованы кому-нибудь еще, а не мне? Может быть эти ваши небесные связисты что-то запамятовали и ошиблись? – Майкл не скрывал иронии.
– Ошибки здесь нет. И со временем ты в этом убедишься, Майкл. Я… – тут ее слова прервались приступом кашля. – Думаю, что мне пора идти, – сказала она, откашлявшись.
В ее голосе Майкл расслышал боль и усталость.
– Послушайте, простите меня, я утомил вас. Отдохните. Но если мне удастся привести Нурью завтра или послезавтра, вы согласитесь встретиться с ней?
Ответом было молчание.
– Сестра Магдалина, вы здесь?
Он двинулся вперед, почти наугад в направлении, откуда слышал ее голос. В этот момент келью осветил свет фонаря. Свет его ударил Майклу в глаза, он отшатнулся.
– Это я, сестра Евангелина, сеньор Кэррен. Сестра Магдалина вернулась на свое ложе. Мы должны уйти.
Они вышли вместе в заброшенный патио. Впереди, как и по пути сюда, шла монахиня. Кэррен был готов засыпать ее вопросами, но она ни разу не повернулась к нему. Говорить ей в спину было неловко. Когда они вернулись в патио, прилегавшему к главному входу, сестра Евангелина кивнула ему на прощание.
– Я должна вернуться к моим делам, сеньор. Сестра Палома принесет вам кофе и фрукты, чтобы вы могли подкрепиться перед дорогой в Сан-Хуан.
– Ваше Преподобие, не могли бы вы обождать? Я должен у вас кое-что спросить.
– Слушаю.
– До прихода сюда в вашу обитель сестра Магдалина действительно жила у одной старой женщины в ее небольшом приюте и…
– У Долорес, у той, которую прозвали Ла Бруха. Я знаю об этом.
– Я говорил с Долорес, она сказала мне…
Она жестом остановила его.
– Наши судьбы до прихода сюда значения не имеют, сеньор. Монахиня рождается на свет в тот день, когда надевает на себя одеяние. Доброго вам дня, сеньор. Да поможет вам Бог добраться до места.
Она помолчала. Но прежде чем Кэррен что-то сказал, добавила:
– Мне кажется, вам предстоит еще очень долго добираться туда, куда вы наметили попасть, сеньор, я буду молиться за вас.
Кэррен был уже на полпути к Сан-Хуану, когда его внезапно осенило. Реки Вавилона. Они упоминались в 137 псалме. Это были его начальные слова. Это было единственным местом в Библии, которое Майкл был способен вспомнить. Он сохранил это в памяти потому, что псалом содержал в себе строки из фамильного девиза Мендоза: «И если я забуду тебя, Иерусалим, пусть забудет меня десница моя». Он невольно прикоснулся к золотому полумесяцу, висевшему на цепочке v него на шее, ощутив его под рубашкой. Это сообщение, переданное ему Магдалиной, откуда бы оно ни пришло и что бы ни значило, действительно предназначалось ему и только ему.
Лондон
10 часов утра
– Я ожидал, что прибудет лорд Уэстлэйк, – управляющий Английским банком посмотрел сначала на Нормана и на Хаммерсмита, затем его глаза стали блуждать по комнате, словно в поисках неведомо где затаившегося Джемми.
– Моему брату нездоровится, сэр, – объяснил Норман. – Я наделен всеми полномочиями говорить от его имени и от имени банка.
Они находились в Бэйсуотере, в прекрасно обставленном кабинете Джонатана Хаммерсмита. В окна хлестал дождь. Был затоплен камин, и угли весело горели в нем. Хаммерсмит жестом указал Рэнсому на кожаное кресло с высокой спинкой, услужливо пододвинутое к камину, и тот неуклюже втиснул свою фигуру в него.
Рейсом был низкорослым коренастым мужчиной, лет шестидесяти, с редкими светлыми волосами, без намека на седину и неожиданно темными глазами. Бороды он не носил, лишь свисавшие усы и небольшие аккуратные бачки. Он выглядел, как внезапно ожившее существо из пятидесятилетней давности золотого века царствования королевы Виктории. И речь его была викторианской. У Рэнсома была манера говорить резко, он представлял собой почти пародийную картину англичанина среднего класса. Раньше Норман считал его очень забавным, чем-то вроде персонажа из мюзик-холла. Сегодня он уже так не думал.
– Всеми полномочиями, – повторил Рэнсом слова Нормана, нагибаясь к камину и потирая руки. – Да, мне говорили. И это значит разбираться во всей этой заварухе придется вам, мистер Мендоза, как я понимаю.
– Если можно так выразиться.
Хаммерсмит вышел вперед.
– Виски, сэр?
Вопрос был задан для проформы – он уже наливал щедрой рукой янтарный напиток в тяжелый хрустальный бокал с толстым дном.
– Благодарю вас, – Рэнсом взял виски. – Продрог до костей. На улице, как в феврале.
– Странное лето в этом году, – поддержал Хаммерсмит. – То адское пекло, то холод.
– Нормальное английское лето, – заключил Рэнсом. – Ничего странного. Для Англии. – Он повернулся к Норману. – К чему эти рассуждения о погоде? У вас сложности?
Управляющий не говорил, а выпаливал слова, будто стрелял ими.
– Джонатан говорил мне, что эта ситуация точь-в-точь повторяет ситуацию с Барингом несколько лет назад. Так дальше продолжаться не может, Мендоза. Дальше этого терпеть нельзя. В Сити должна осуществляться трезвая, разумная, продуманная политика.
– Да, сэр, понимаю.
Норман вспомнил, что Хаммерсмит был женат на крестнице Рэнсома – в мире финансистов такие детали скрыть было невозможно. Неудивительно, что управляющий Английским банком называл Хаммерсмита по имени. Сам Норман довольно часто встречался с Рэнсомом, но ни один из них не предпринимал каких-либо попыток к сближению.
Мендоза наклонился вперед и со всей искренностью, на которую он был способен, принялся его убеждать:
– Я уверяю вас, что ядро, сердцевина Мендоза – вещь разумная. Просто мы оказались во власти целой цепи непредвиденных обстоятельств и, к тому же, поджимают сроки…
– Непредвиденные обстоятельства – недопустимая вещь. Черт возьми, старина. На вас же лежит ответственность! Она как раз в том и состоит, чтобы уметь предвидеть.
Боже, ну и дурак же! Норман откинулся на спинку и занялся виски, предложенные Хаммерсмитом. Одним глотком он осушил стакан этого ячменного зелья.
Превосходного зелья. Оно его успокоило, помогло снова обрести контроль над языком.
– Скорее даже не непредвиденные обстоятельства, я не совсем точно выразился, а не совсем обычные. Не все в жизни предугадаешь и предусмотришь, даже в банковском деле. Уверен, что вы понимаете, о чем речь.
– Сейчас речь не об этом. Что мы должны делать? Вопрос сейчас в этом. Насколько серьезно положение? Я ведь до сих пор этого не знаю.
Эффект виски улетучился, стоило Норману услышать этот вопрос. У него пересохло во рту.
– Мне кажется, сэр, что мы…
– Пожалуйста, Норман, позвольте мне, – Хаммерсмит взглядом голубых глаз уставился на своего высокого гостя. – У него был вид человека, которого заставили делать что-то крайне неприятное, но он преодолел себя и, наконец, решился. – Может быть, будет лучше, если я внесу ясность?
Норман кивнул и ничего не сказал. Рэнсом смотрел на Хаммерсмита.
– Хорошо, давайте. Насколько серьезно положение?
– Положение серьезное, причем настолько серьезное, что хуже и быть не может.
Представитель Кауттса бросил беглый взгляд на Нормана.
– Прошу меня простить, но я думаю, наверное, нет смысла… Я имею в виду… – Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. – Если в самое ближайшее время не будет выработан какой-то план спасения, то Мендоза прекратят свою деятельность.
– Прекратят деятельность?
