Текст книги "Рок-звезда"
Автор книги: Биби Истон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Биби Истон
Рок-звезда
B.B. Easton
Star
Copyright © 2018. Star by B.B. Easton
Published by arrangement with Bookcase Literary Agency and Andrew Nurnberg Literary Agency
© Бялко А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
«Рок-звезда» – результат творческого вымысла, основанного на событиях из жизни героев, впервые появившихся в воспоминаниях Биби Истон «44 главы о 4 мужчинах». Общие обстоятельства и многие ситуации, отраженные в книге, совпадают с реальностью, а физические характеристики и имена всех героев, кроме Биби, изменены, чтобы скрыть личность участников. Любое сходство с реально существующими людьми случайно.
Так как в тексте в больших количествах встречается сквернословие, насилие, подробное описание сексуальных сцен, использования наркотиков и преступности, эта книга не предназначена и вообще должна быть полностью спрятана ото всех, не достигших восемнадцати лет.
Эта книга посвящается парню, который относился ко мне, как к принцессе, и я больше никогда не превращалась в лягушку.
Спасибо, Ганс. Твоя любовь разбила злые чары.
Предисловие
Меня часто спрашивают, сколько в моих историях правды, а сколько – выдумки. На этот вопрос нелегко ответить, потому что я строю каждую сцену на основе каких-то реальных событий. Личности героев изменены, и я могу поменять ход времени или какие-то внешние детали, чтобы не нарушать общий ход истории, но основные сюжетные узлы почти всегда строятся на реальных событиях.
С учетом вышесказанного, какие-то книги получаются правдивее других. История, которую я собираюсь вам рассказать, самая правдивая из всех, написанных мною. Когда она выплеснулась из меня, я обнаружила, что наши отношения с Гансом были настолько романтичными, настолько фантастическими, настолько захватывающими, что просто не оставляли особого простора для фантазии и преувеличений. Это современная сказка, наполненная любовью с первого взгляда, шагающими замками, дальними странами, ведьмами и чудовищами. Только в моей сказке принцем был бас-гитарист, покрытый татуировками, а «долго и счастливо» оказалось совершенно непредсказуемым.
Так что приглашаю вас в мою реальную романтику рок-звезды. Наслаждайтесь!
Часть I
1
Июль 1999
Это был прекрасный момент; это было ужасное похмелье.
Я проснулась, не понимая, где я, с жуткой тошнотой, в комнате с сиреневыми обоями, облепленными отклеивающимися картинками Маленьких Пони. Сквозь задернутые шторы прорывались незваные лучи резкого полуденного солнца. Мою голую кожу царапали колючие простыни. Было душно. А мой рот казался пустой пивной бутылкой, которую использовали в качестве пепельницы.
Фу.
Я попыталась отыскать в своем затуманенном алкогольными парами мозгу какие-то следы, объясняющие это пробуждение в волшебной стране Лошадок. Передо мной начали беспорядочно всплывать отдельные смутные картины прошлого вечера. Как будто я перелистывала пачку полароидных фотографий – кадр за кадром. Подростки с черной помадой в черном виниле толкаются в темноте. Вечеринка. Дева-Гот, моя подружка по колледжу, висящая на хозяине дома – долговязой, похожей на Лорда Лакрицу клизме по имени Стивен. Бочонок пива на кухне. Группа, играющая в гостиной хеви-металл. Кажется, она называлась «Фантомное Что-то там». «Фантомная Конечность»? И там был еще этот парень. Высокий такой, с копной черных волос и руками в тату из фильма ужасов.
Единственный без помады и кожзама.
Басист.
Когда я вспомнила, что он сказал мне после того, как я врезалась в него возле бочонка, мое сердце на секунду замерло.
– Привет, котенок. Куда направляешься?
И когда этот огромный, жуткого вида засранец улыбнулся мне, показалось, словно кто-то включил над сценой лампочку. Его мрачные черты засияли. Глаза зажглись неизъяснимым светом, а на щеках сквозь всю суровость пробились прелестные ямочки. И он смотрел на меня так, как будто все это время искал меня.
Прежде чем я успела договорить свои извинения, басист, хохотнув, засунул меня к себе под мышку. Щелк. Я поместилась туда, как кусочек пазла. Затем он притащил меня в гостиную и плюхнул к себе на колени. Так мы и провели остаток вечера. Два счастливых рокера, затерявшиеся посреди моря готов.
– Так как же тебя зовут, Звоночек?
И пока этот дьявол с ямочкой на щеке улыбался мне, я осознала, что он, как бы невзначай, медленно рисует у меня на бедре кружки своим большим пальцем.
Я хрипло выдавила: «Биби?»
Потом откашлялась и сделала новую попытку, заставив себя встретиться со взглядом его серо-стальных глаз. «Привет. Меня зовут Биби».
– Ну, Бибика, и почему же ты наливаешь себе сама?
Опустив глаза, я улыбнулась и поглядела на него из-под ресниц, безуспешно стараясь скрыть предательский румянец.
– Ну, так вышло, что было некому…
– Я, – перебил он меня с небрежной усмешкой. – Мне почему-то кажется, что теперь, Бибика, я буду приносить все твои напитки.
Я фыркнула, стараясь казаться крутой, и сказала:
– Да я даже не знаю, кто ты такой.
И Мистер Высокий Брюнет в Татуировках улыбнулся мне. Блеснули белые зубы. На щеках появились ямочки. Мое сердце забилось с дикой силой, а ладони вспотели.
– Я – Ганс, – мило сказал он, ничуть не задаваясь. – Я басист.
Ганс весь вечер не отводил от меня ни рук, ни глаз – и не то чтобы я была против. Он касался меня, смотрел на меня, говорил со мной совсем не так, как парень, которому надо залезть мне в штаны, а как парень, который уже там побывал… и познакомился с моими родителями.
Я взглянула в глаза Клеверочку, лиловому пони с облезлой розовой гривой, и подумала: «Так вот что чувствовала Золушка на следующее утро после бала. Только у меня даже хрустальной туфельки в доказательство не осталось. И у Золушки наверняка не было такого похмелья».
Клеверочек смотрел на меня печальными глазами с поволокой. Мне так хотелось, чтоб он мог оторваться от стенки целиком и сходить за чертовым аспирином. У меня раскалывалась голова.
Застонав, я подтянула повыше синтетическое одеяло, покрытое пони, и повернулась на бок.
На чье-то тело.
Завизжав, я шарахнулась назад, сообразив с опозданием на секунду, что если на односпальной кровати лежат двое, то шарахаться некуда. Почувствовав, что падаю с кровати, я вцепилась в первое же, что попалось мне под руку.
Это была рука. И она была покрыта кошмарными картинками. Восставший из Ада, и Джейсон, и Фредди оскалились на меня, когда я вцепилась в них, стараясь спастись от падения.
Рука сжалась и дернулась от меня, но я вцепилась в нее намертво. Ее движение втянуло меня обратно на кровать, и я с чпоканьем впечаталась мордой в голую грудь своего неожиданного соседа.
Под моей щекой раздался низкий, но веселый мальчишеский смех.
– Ты напугала меня до усрачки, – хохотнуло чудовище, обхватывая меня за плечи татуированной рукой и притягивая поближе. Этот жест и тепло, идущее от тела, превратили мое нутро в желе.
– Да это ты напугал меня до усрачки, – захихикала я, хлопая Ганса по груди. Мне хотелось подняться и поглядеть на него, чтобы убедиться, что он настоящий, и задать ему миллион вопросов о том, что было прошлой ночью. Но я не могла. Пока.
Сперва мне надо было остаться у него в руках.
Практически мурлыча, я прижалась к нему и обхватила его голое тело правой рукой. Прошло почти три месяца с тех, как я касалась пальцами мужского тела, как ощущала под щекой чью-то вздымающуюся грудь. Я не оставалась столько времени без парня, с которым можно обниматься, с тех пор… со средней школы? С начальной?
Сколько я себя помнила, у меня всегда был бойфренд. Мальчики обеспечивали меня двумя моими любимыми вещами: вниманием и обожанием. Дома я просто купалась в них, поскольку была единственным ребенком двух любящих хиппи. Но вне дома я добирала это от парней.
Парни, парни, парни.
Конечно, как и с любым наркотиком, цена все время росла. Сперва я расплачивалась за ласку поцелуями и взглядами под юбку. Потом мое тело стало отличной валютой, но мои дилеры были готовы принимать кровь и слезы. Пришло время, и я начала предлагать им куски собственного сердца, обернутые в обрывки моей души. Все что угодно, лишь бы получать любовь и обожание.
А в мае я заплатила тремя сломанными ребрами и пробитым легким.
Но я не сдавалась.
Вдохнув, я втянула в себя этот мужской запах – сигаретного дыма и пота. Запах рок-н-ролла.
Мозолистые пальцы бас-гитариста скользнули по моей голой руке, вызывая мурашки. Мой лоб царапнула утренняя щетина взрослого мужика. А ровный стук сердца у меня под щекой казался почему-то давно знакомым.
Похмелье-шмохмелье.
Я парила по кайфу, как воздушный змей.
Я улыбнулась – мои глаза скользнули по холмам и долинам мужских мускулов, которые выступали из-под одеяла. Я не могла поверить, что это был тот же человек, который напугал меня вчера вечером. Может, он и выглядел, как два метра татуированного, пирсингованного хеви-металл-ужаса, но он был на все сто процентов обнимательным зайчиком.
Вздохнув, я наконец заставила себя сесть. Великан смотрел на меня мягкими, джинсового цвета глазами из-под таких густых и темных ресниц, что они казались подведенными, и мое сердце засбоило. Эти глаза, этот рот – узкий и поджатый, как будто на грани ухмылки или поцелуя – выдавали, что он совсем не так суров. Особенно при свете дня.
Ганс был страшно милым.
«Ганс».
Надо перед уходом запомнить его фамилию… И телефон… и несколько его детишек.
«Детишек… Блин. А мы…»
Оглядевшись, я произвела в уме быструю оценку.
«Одежда?»
«На нас».
«Воспоминания о траханье в ночи?»
«Нету».
«Саднящее жжение внутри?»
«Нет, ничегошеньки».
«Черт».
– А что ты тут делаешь? – спросила я, улыбаясь еще шире и стараясь не думать о том, на какое похмельное чудовище я похожа.
– Я спал… пока кто-то не вцепился в мою руку чертовыми когтями, – Ганс поглядел на свой бицепс. – Прямо странно, что я не истек кровью.
– Знаешь, для парня с Фредди Крюгером на плече ты больно уж нежный, – рассмеялась я.
– Я и подумал, что на меня напал сам Фредди Крюгер, – подколол меня Ганс, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. – Знаешь, он дожидается, пока ты заснешь.
Нижняя часть Ганса была прикрыта самым девчачьим на свете одеялом, но верхняя…
«Просто слюнки текут».
Пока я пыталась перевести взгляд на его лицо, что-то привлекло мое внимание.
– Что это? – спросила я, касаясь его татуированной руки.
Ганс протянул мне свою левую руку, глядя на нее с тем же любопытством, что и я. Там, на внутренней стороне предплечья, синими чернилами были написаны ряды слов.
Мы оба молча прочитали их.
Вижу я, как сквозь небо они летят,
Эти звезды, сверкая, бросая ночь,
Знаю я, как сияют они и горят,
Потому что одна не исчезла прочь,
Оказавшись рядом с моим плечом,
На постели моей.
Ганс поглядел на меня с дурацкой улыбкой и пожал плечами.
– Наверное, я записал это, когда ты отрубилась ночью.
«Наверное, я записал это, когда ты отрубилась ночью».
«Наверное, я записал это, когда ты отрубилась ночью».
«То есть Ганс Как-там-его-фамилия написал обо мне чертову песню? У нас любовь? Нам сделать одинаковые тату прямо сейчас или уже после свадьбы?»
«Черт. Он на тебя смотрит. Биби, скажи что-нибудь. А то твоему будущему мужу неловко».
– Так это твоя кровать?
«Очаровательно. Совсем никакой неловкости».
– Ну, я отрубаюсь тут по выходным, так что…
Я обвела спальню взглядом и одобрительно кивнула.
– Мне нравится, как ты украсил комнату.
Ганс рассмеялся и сел в постели, опираясь спиной на светлое деревянное изголовье. Даже когда он сидел, его ноги доходили до самого конца кровати. Я и представить не могла, как он умудрился проспать тут всю ночь, да еще со мной по соседству.
Ганс сложил на груди свои расписные руки.
– Эй, ты не суди. Пони тоже человеки.
Захихикав, я округлила глаза.
– Ага. Если ты такой любитель пони, назови хоть одного из Маленьких Пони.
Ганс оглядел комнату и подмигнул мне.
– Яйцекрыл.
Я, не выдержав, прыснула.
– Искросер.
Я засмеялась громче.
– Светлочлен.
– У них нет яиц и членов, – подавилась я. – Они все девочки.
Ганс усмехнулся, глядя, как я утираю глаза подолом своего топика.
– Ну ладно. Ты выиграла, – сказал он. – Это не моя кровать.
– А чья же? – икнула я.
– Дочки Стивена. Она ночует тут несколько раз в месяц, а когда ее нет, Стивен с Викторией пускают сюда гостей.
Я смутно припомнила, как после очередного – и уже лишнего – красного пластикового стаканчика, который Ганс налил для меня, я спросила Деву-Гота, смогу ли я остаться тут переночевать. Она отволокла мою пьяную задницу по коридору в какое-то место, которое назвала «Комната Мэдди». Наверняка Мэдди и была четырехлетней любительницей пони. Тайна раскрыта.
– А как давно ты дружишь со Стивеном?
«И, что важнее, зачем? Он же такой противный слизняк. Вообще не понимаю, что Дева-Гот в нем нашла».
– Я вообще-то дружу с Викторией. Мы вместе учились в Старшей Центральной, пока она в том году не перевелась в Западную Атланту.
«Черт. А я и не знала, что у Девы-Гота, кроме нас, есть друзья. Да еще такие крутые. Эта сучка прятала их от меня».
– Господи. Ты учился в Центральной? И тебя не прирезали? Это ж надо. Ты же знаешь, что про нее говорят. Что ее не заканчивают…
– Из нее выпускают на поруки, – Ганс приподнял бровь.
– Ага, – улыбнулась я. – Так когда выпустили тебя? – и тут же пожалела о своем вопросе.
У Ганса была утренняя щетина, татуированные руки и прекрасное тело взрослого мужика. Он ну никак не мог быть одноклассником Девы-Гота. Она была моей ровесницей, а этому парню было хорошо за двадцать. Что, если у него проблемы с обучением, и он, допустим, просидел в школе несколько лишних лет…
– В мае.
– Как, в этом мае? – переспросила я, подняв голос на октаву выше, чем нужно.
Ганс, улыбнувшись, окинул меня подозрительным взглядом.
– Ну да-а-а-а… А что?
– Прости! – всплеснула я руками. – Я просто думала, что тебе, типа… лет тридцать пять.
– А, ну да, мне часто так говорят, – рассмеялся Ганс.
– А сколько же тебе лет?
– Восемнадцать, – Ганс помотал головой. – Нет, погоди. Девятнадцать. Мой день рождения был в прошлом месяце, и я еще не привык, – он пожал плечами и так улыбнулся, что мне захотелось ущипнуть его за колючую щеку в щетине.
– Я тоже закончила в мае, и у меня день рождения в июне! – заверещала я. – Скажи, как прикольно! Но мне только семнадцать. Я закончила досрочно.
– Блин! – Ганс выпрямился и щелкнул пальцами. – Ты, должно быть, та девчонка, про которую говорила Виктория. Она сказала, одна ее подружка в Западной Атланте попала перед экзаменами в жуткую аварию, но все равно закончила досрочно и с отличием, – Ганс внимательно оглядел мое взъерошенное тело. Я догадалась, что он ищет шрамы, но от его взгляда у меня в животе запорхала стая бабочек. – Но теперь ты в порядке?
Я задумалась. В порядке ли я? Физически – мои ребра срослись. Эмоционально – я примирилась с тем, что Харли – мой козел-приятель, который был за рулем – оказался куском дерьма, и я не любила его всерьез. А психологически я наконец осознала, что Рыцарю, которого я как раз любила, в армии было лучше, чем тут, где он дрался в барах и скинул меня и Харли с дороги. Так что…
– Ага, – сказала я с улыбкой, – в порядке.
Но Ганс не улыбнулся в ответ.
– А что с тем парнем, с которым ты была?
Харли. Этот засранец. Я вспомнила щенячий взгляд, которым он смотрел на меня, когда полицейские выводили его из больницы с руками, скованными спереди из-за гипса на левой. Как выяснилось, этот козел был освобожден условно, отсидев за кражу машин, так что, когда его застали на месте происшествия с багажником, полным нелегального оружия, упаковкой наркоты и несовершеннолетней, которую он увез под дулом пистолета, все это вошло с законом в некоторые противоречия.
Фыркнув, я закатила глаза.
– Ничего, выживет.
Ганс уставился на меня с непроницаемым выражением лица. Это продолжалось всего секунду или две, но я тут же вспомнила, почему вчера он так испугал меня. Когда Ганс не улыбался, он выглядел довольно жутко. Тяжелые темные брови, в одной из которых было вдето серебряное кольцо, затеняли его штормовые глаза. Всклокоченные черные волосы торчали во все стороны. А когда Ганс сжимал и без того узкий рот, его твердая упрямая челюсть выступала вперед. У некоторых женщин бывает лицо Стервы на отдыхе. Вот у Ганса было лицо Бандита на отдыхе.
А потом оно исчезло.
Улыбка вернулась, осветив его черты, и он просто сказал:
– Хорошо.
С этими словами Ганс откинул сиреневое одеяло с пони и поднялся с кровати. Повернувшись, он оказался рядом со мной, и я увидела все его тело как на картинке. На нем не было ничего, кроме черных боксеров в мелкие желтые бананы.
Я уставилась на него. Я ничего не могла с собой поделать. Тут было на что посмотреть. Это тело было длинным, стройным, изящным произведением искусства. Буквально. Одна рука была покрыта черно-серыми татуировками, на другой были рукописные стихи про падающие звезды, которые врываются в твою постель.
Это все было уже слишком. Я заставила себя отвести взгляд от бананов и посмотреть Гансу в глаза.
К счастью, он, кажется, не подозревал о произведенном на меня впечатлении. Он просто мотнул своей спутанной копной волос в сторону двери и сказал:
– Не хочешь пойти позавтракать? Я помираю с голоду.
Я не особо была по еде – анорексия и все такое, – но почему-то обнаружила в себе внезапную тягу к бананам.
– Конечно, – прочирикала я, – только дай мне десять минут.
2
Я судорожно пыталась восстановить форму своей новой высветленной стрижки и накраситься тем, что сумела найти у себя в сумке. Телесная помада, черная жидкая подводка, консилер и румяна – всего этого хватило, чтобы превратить меня из трупа в морге в труп, достойный похорон в открытом гробу. Но мне было очень трудно сосредоточиться из-за трусов Ганса, валяющихся возле меня на полу, и пара из душа, который затуманивал зеркало.
Почему-то, когда я сказала «только дай мне десять минут», Ганс решил, пока я собираюсь, принять десятиминутный душ в той же самой чертовой ванной.
Я изо всех сил пыталась вести себя как ни в чем не бывало и поддерживать светскую беседу, но это было непросто. Вода шумела, а мои мысли так и визжали: «Ганс там голый! Ганс там голый! Ганс там голый! Черт возьми!»
Он сказал мне, что его фамилия Оппенгеймер – по крайней мере, я так поняла из нашей беседы, – и сказал, что его родители приехали в США из Германии еще до его рождения. У него две старшие сестры, которые вышли замуж и жили отдельно, и…
Он еще что-то говорил, но, узнав его фамилию, я была слишком занята тем, что пыталась решить, буду ли я Биби Оппенгеймер или Брук Оппенгеймер. Ни один вариант не был особо хорош, но иногда любовь требует жертв. Глядя в запотевшее зеркало, я представляла свою новую подпись, написанную пальцем на стекле. В конце концов я выбрала ББ Оппенгеймер. Если выбрать Брук Оппенгеймер, то мои инициалы станут Б. О.
Хихикнув про себя, я взглянула на черную занавеску, отделявшую меня от очень голого и очень мокрого мистера Оппенгеймера. Мои смешки превратились в полноценный утробный хохот, когда я заметила мускулистую руку до локтя, все еще покрытую синими чернилами, свисающую поверх карниза душевой занавески.
Подойдя поближе, я протянула руку и ущипнула Ганса за кончик длинного среднего пальца, на ногте которого еще виднелись следы черного, давно стершегося лака.
– Что это? – съехидничала я, покачав его руку из стороны в сторону. – Ты такой длинный, что не умещаешься под душем целиком?
Ганс хрюкнул.
– Не-а, я просто не хотел, чтобы стихи смылись до того, как я запишу их нормально.
«Боже. Ну можно ли быть еще милее? Когда, когда уже я стану миссис Б.О.?»
Радуясь, что Гансу не видна идиотская девчачья улыбка на моем лице, я прочирикала:
– Я пойду, запишу их для тебя.
– Круто. Спасибо, Звоночек. А то у меня уже рука затекла.
Переплетя пальцы с моими, Ганс игриво потряс меня за руку, так же, как я его за палец. От этого у меня захватило дыхание, а в груди замер радостный писк. Я держалась за руки с прекрасным голым мужчиной, который написал обо мне часть песни прямо на своей коже, а потом всю ночь спал рядом со мной на узкой одиночной кровати.
– А ты все слова запомнила?
– Ага, – ответила я, открывая дверь ванной навстречу потоку сухого, прохладного воздуха из коридора.
«Да они выбиты в моем чертовом мозгу».
Я выскочила из ванной в поисках бумаги и чего-нибудь пишущего. Я была уверена, что буду помнить эти стихи даже на смертном одре, но все же не хотела утратить хотя бы одну букву, написанную им.
Завернув за угол коридора, я оказалась в кухне, где обнаружила Деву-Гота, облокотившуюся на кухонный прилавок и прижимающую к лицу кофейную кружку. На ней была только длинная майка с Мэрлином Мэнсоном, а ее черные волосы были взлохмачены так, что напоминали парик злобной феи Бастинды.
– Виктория! – воскликнула я, суетливо озираясь. – Где можно найти листок бумажки?
Дева-Гот безо всякого интереса поглядела на меня поверх кружки, протянула руку влево и выдвинула какой-то ящик.
– Отлично! Спасибо! – я начала рыться в нем, пока не отыскала блокнот и ручку. Не обращая внимания на Деву-Гота, я записала слова своей любимой песни, вырвала лист из блокнота и засунула в задний карман джинсов.
– А что… ты такое делаешь? – промолвила Дева-Гот, когда я пошвыряла все в ящик и задвинула его обратно.
Развернувшись к ней лицом, я просияла.
– Знаешь… Я думаю, Ганс вчера написал обо мне песню! Ну или часть песни. Ну, в смысле она, может быть, не прямо про меня, но как бы про меня тоже. И он попросил меня ее записать, прежде чем она смоется у него с руки. Он сейчас пошел в душ. А я говорила, что мы вчера спали в одной постели? И он даже до меня не дотронулся! Ну, в смысле, я не думаю, что…
– Биби, у него есть подружка.
Хлоп, хлоп.
– Ее зовут Бет. Они уже четыре года вместе.
Бомбы продолжали падать.
Бум! Бах! Тарарах!
– А тогда почему он вчера посадил меня на колени? Почему спал со мной в одной кровати? Мы обнимались, – я выговорила это слово так, как будто только что обнаружила, что у него была бубонная чума. После того как Харли обманывал и изменял, сама мысль о том, что у Ганса была подружка, показалась мне отвратительной. Я была разочарована. Черт, это было ужасно грустно.
Дева-Гот пожала плечами.
– Почем я знаю. Он обожает флиртовать по пьянке. И всегда спит в кровати Мэдди, так что, может, он просто был в отключке и не заметил, что там кто-то еще, – сделав еще глоток из своей дымящейся кружки, она поглядела на меня мрачным похмельным взглядом. Он казался предупреждением.
Подняв руки, как бы защищаясь, я отступила.
– Я же не знала. Клянусь. Да ничего и не было…
В этот момент в кухню из коридора явился Ганс. Он выглядел как двухметровый, начисто отмытый бог секса. На нем были черные кеды, свободные черные штаны в тонкую полоску, ремень с заклепками и черная майка-алкоголичка. На руке без тату были часы на широком кожаном ремешке, а лохматые черные волосы он просто вытер полотенцем. Мне до смерти хотелось запустить в них руки.
Я поглядела на Деву-Гота, молча умоляя о благословении, но получила в ответ только гадкое лицо Отдыхающей Стервы.
Ганс улыбнулся мне, тут же превратившись из опасного во что-то теплое и неугрожающее, после чего с той же улыбкой повернулся к Деве-Готу.
– Привет, Вик, мы думали выйти позавтракать. Хочешь с нами?
Она уставилась на него, словно пытаясь передать что-то телепатически, но, прежде чем она успела ответить, из коридора с другой стороны кухни раздался хриплый женский голос. Он шел из основной спальни дома.
– Вот ты где, – пропел голос. – А мы тебя искали. Пошли в койку.
Обернувшись, я увидала блондинку, которая вчера выпендривалась возле пивного бочонка. Она появилась из темноты, обернутая в простыню. Ее косметика вся размазалась, а когда-то торчащие косички расплелись и обвисли. Так же как и веки, которые она еле подняла на Деву-Гота.
Косички прошуршала мимо нас, не обращая внимания на гиганта, стоящего посреди кухни, и направилась прямо к Виктории, поцеловав ее с явно большим участием языка, чем казалось мне уместным с утра пораньше. Косички взяла у нее из рук кружку, поставила ее на стол и увела Викторию в спальню, не сказав нам даже «доброе утро».
Мои брови были почти на потолке. Я обернулась и посмотрела на Ганса.
– Что это за херня? – спросила я, указывая через плечо большим пальцем.
Хохотнув, Ганс подошел ко мне. Взяв кружку Девы-Гота, он повернулся и присел на прилавок рядом со мной. Наши локти соприкоснулись, и моя рука тут же покрылась мурашками.
Допив кофе Девы-Гота одним глотком, Ганс помотал головой.
– Вот смотри. Они со Стивеном сейчас устроят большую ссору. Они все время так делают.
– Что делают?
Повернувшись, Ганс налил себе еще кофе из кофейника, стоящего тут же на прилавке. Мне стало грустно, что мы больше не касаемся друг друга руками, и еще грустнее от того, что где-то там была крыса по имени Бет, которая могла трогать Ганса, когда захочется.
– Они постоянно экспериментируют и ищут себе девушек для трио. А потом, на следующее утро, протрезвев, Виктория начинает ревновать.
– Блин, – я недоверчиво помотала головой. – А почему я ничего об этом не знала?
Подумав об этом, я поняла, что все три месяца, которые Виктория встречалась со Стивом, я фактически была наказана – благодаря тому, что из-за Харли все время нарушала отбой или приходила в себя после аварии. Интересно, что еще прошло мимо меня.
– Она казалась здорово расстроенной, – призналась я.
В чем я не призналась, так это в том, что часть ее огорчения была направлена на нас с Гансом. А еще я не призналась в том, что она рассказала мне про его подружку. Я как будто хотела посмотреть, насколько далеко он зайдет, прежде чем я выведу его на чистую воду. Да, именно так. Я подожду, пока он перейдет грань. А потом – БАМ! – подам сигнал, и Бет и Дева-Гот выскочат из-за дерева и поймают его на горячем. Вот только поэтому я не сказала про его подружку. А не потому, что хотела сделать вид, будто ее не существует, и продолжить свой флирт. Не-а. Вообще нет. У меня была важная задача по разоблачению неверного бойфренда.
