Текст книги "Библия Раджниша. Том 3. Книга 1"
Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
В Джабалпуре было одно замечательное место, которое я посещал каждый день; я бы бродил там, по крайней мере, по два или три часа. Оно называется Рынок Воров. Там продаются украденные вещи, я был возле украденных книг, потому что столько людей воруют книги и продают их, и я приобрел там столько прекрасных произведений. Я приобрел первую книгу Гурджиева именно на Рынке Воров, и Успенского «В поисках чудесного».
Книги стоили пятьдесят рупий; здесь же я покупал их за полцены, потому что на Рынке Воров книги продавались на вес. Эти люди, их не волновало, Успенский ли это, или Платон, или Рассел. Все было едино; покупаешь ли ты старые газеты или Сократа, все стоило одинаково. Я приобрел для моей библиотеки тысячи книг с Рынка Воров. Все постоянно спрашивали: «Вы, вероятно, сумасшедший? Почему вы постоянно ходите на Рынок Воров? Ведь так люди не ходят. Быть связанным с Рынком Воров нехорошо».
Я отвечал: «Меня это не волнует. Даже если они думают, что я вор, ничего страшного».
Для меня Рынок Воров – лучший источник, – я находил на Рынке Воров книги, которых не было даже в университетской библиотеке. Все эти продавцы торговали украденными книгами и прочими вещами. В Индии в каждом большом городе есть Рынок Воров. В Бомбее есть Рынок Воров, где можно найти все, что угодно, по смехотворным ценам. Но при этом есть определенный риск, потому что это украденная собственность.
Я однажды попал в неприятную ситуацию, потому что приобрел триста книг в одном магазине, одновременно, в один день, потому что была украдена чья-то целая библиотека. Всего за сто пятьдесят рупий, триста книг! Я не мог оставить ни одной из них. Я должен был занять денег и немедленно мчаться обратно, и я сказал продавцу: «Ни одна из этих книг не должна уйти».
На книгах была печать с одним именем и адресом, и в конце концов пришла полиция. Я сказал: «Да, есть такие книги, и я приобрел их на Рынке Воров. Во-первых, этому человеку почти девяносто лет, – он скоро умрет».
Инспектор полиции сказал мне: «О чем вы говорите?»
Я сказал: «Я просто пытаюсь вам объяснить. Этот человек умрет рано или поздно; эти книги испортятся. Я могу отдать вам эти книги, но вы должны отдать сто пятьдесят рупий кому-то, потому что я занял деньги. И, в действительности, вы не можете схватить меня, потому что вот он, продавец; он будет моим свидетелем, что книги были проданы ему. Он же не может помнить, кто продает ему старые газеты и старые книги; он не знает, кто приносил их».
«Так что, во-первых, вы должны пойти к этому человеку и найти вора. Когда вы найдете вора, получите сто пятьдесят рупий с него, или с кого хотите. Эти книги находятся здесь, и они не могут быть в лучших руках, чем сейчас. А этот девяностолетний старик не сможет прочитать их снова, так в чем же дело?»
Инспектор сказал: «Вы говорите вполне разумно, логично, но есть украденные книги... И я не могу идти против закона».
Я сказал: «Вы следуйте закону. Идите на то место, где я приобрел книги, – а я их приобрел, я их не украл. Этот продавец тоже их приобрел, он их не украл. Итак, ищите вора».
Он сказал: «Так ведь на книгах есть печать с указанием имени».
Я сказал: «Не волнуйтесь – в следующий раз, когда вы придете, не будет ни печати, ни имени. Сначала найдите вора, а затем я всегда здесь у вас в руках».
И как только он ушел, я вырвал из книг одну первую страницу, первая пустая страница ничего не значит; а потом я просто подписал книги своим именем. С этого дня я стал подписывать мои книги, потому что они могут попасть в другие руки, они могут быть украдены, – по крайней мере, теперь там есть моя подпись и дата. А так как сам я вырвал первые страницы, я начал подписывать свои книги на двух или трех страницах внутри – на случай, если они будут украдены, но их пока никто не украл.
Мой профессор часто спрашивал меня: «Ты читаешь днем и ночью, почему же ты питаешь отвращение к учебникам?»
Я сказал: «По очень простой причине: я не хочу, чтобы экзаменатор увидел, что я попугай». И, к счастью, это мне помогало. Я был первым в университете и завоевал золотую медаль. Но как я и обещал, я выбросил медаль перед всеми; целый университет собрался там, и я выбросил золотую медаль. Я сказал им: «С этим я выбрасываю мысль о том, что я первый в университете, так что никто не будет ниже меня. Я просто никто». Вице-канцлер был при этом. В тот вечер он позвал меня и сказал: «Это неправильно. Золотая медаль – это вещь престижная; ты впереди всего университета. И ты навлек на меня неприятности, потому что я должен предоставить тебе стипендию для получения степени доктора философии. Ты же перед всеми выбросил медаль, и они скажут: «Этот человек странный – почему вы даете ему стипендию на три года?»
Я сказал: «Так не давайте ее мне».
Но он сказал: «Только потому, что ты сделал это... Ты выбросил золотую медаль и сказал там людям: «Сейчас я просто никто, не принимайте меня за первого в университете. Пожалуйста, не завидуйте мне, я не превосхожу вас. Это просто случайность. Кто-то был обязан стать первым; это просто совпадение, что я стал первым. Но это никого не унижает». То, что ты сказал, проникло в мое сердце, и я рискну и дам тебе стипендию».
Он, конечно, дал мне стипендию, но ни один профессор не стал моим руководителем, потому что я хотел заниматься религией, и каждый из них говорил: «От тебя одни неприятности, и между нами будет постоянная борьба. Мы знаем твои идеи, может быть, ты и прав, но принять тебя и подписать все бумаги с согласием на то, что я буду твоим руководителем, будет означать также, что я каким-то образом с тобой согласен, – атвои идеи возмутительны! В душе я могу согласиться с тобой, но не на людях».
«А что касается двух других профессоров из других университетов, присутствующих при этом, то они были просто шокированы, потому что ты критиковал Кришну, критиковал Раму, критиковал Будду, критиковал Иисуса. Есть ли кто-нибудь, кого ты не критикуешь?»
Я сказал: «Если я с кем-нибудь повстречаюсь, я скажу его имя, но если я никого не встречаю, что же мне делать? Конечно, когда Галилей открыл, что Земля движется вокруг Солнца, он должен был критиковать всех без исключения, – все священные писания мира, – потому что никто этому и не учил. Все религии, все священные писания, все книги говорили, что Солнце вращается вокруг Земли, как это кажется нам. Но кажущееся – это еще не есть реальное, так как же вы можете быть уверены?»
«Может быть, в том, что касается религии, я первый человек, который прав, вот ведь Галилей мог быть первым человеком, всего лишь триста лет назад... До Галилея прошли тысячи лет. Если он смог стать первым человеком, который был прав, а все остальные до него были не правы, то почему вы думаете, что я не могу быть первым человеком, который прав?»
Один из профессоров сказал: «Это проблема! Ты найдешь кого-нибудь еще. Я посоветую несколько имен – отправляйся к этим профессорам».
Профессора философии не были готовы принять меня. Они советовали: «Было бы хорошо, если исследование подходило под психологию. Ты просто измени предмет на психологию религии. Делай то, что тебе нравится, но просто измени название».
Я сказал: «Я попробую».
Психологи сказали: «Если твои профессора, твои профессора философии, не готовы принять тебя, почему мы должны брать на себя эти ненужные нам проблемы? Ты критикуешь Зигмунда Фрейда, ты критикуешь Юнга, ты критикуешь Адлера, – а весь наш факультет держится на этих трех личностях, мы их преподаем».
Я сказал: « Так мне надо поменять предмет снова – политика религии, экономика религии? Я готов подделаться под любой предмет».
Я сказал вице-канцлеру: «Найдите мне руководителя. Там должна быть религия. Рядом с ней он может поместить все что угодно: математика религии, экономика религии, география религии, – любой предмет меня устроит». Но никто не был готов принять меня, так что я не мог получить ученую степень. Но я был несказанно рад: это были наши профессора, наши лучшие профессора, которые в душе были готовы принять очевидные вещи, но на людях они боялись. Стоит ли им завидовать? Лучшие ли они люди?
И я не желал никого унижать. Да, такое возможно, что в определенной области вы можете знать больше, а кто-то может знать меньше. В одном направлении вы можете быть талантливы, в другом направлении кто-то другой талантливее вас. Это просто показывает, что люди не равны, они имеют разные способности. Но каждая личность обладает своей сущностью, несравненной ни с чем. Я никогда не думал ни о ком свысока, я никогда не думал, что кто-то лучше.
Я есть я, вы есть вы.
Не возникают сопоставления.
Но каждого ребенка заставляют соревноваться, сравнивать, и, естественно, возникает зависть, потому что кто-то преуспевает лучше вас. Кто-то получает то, что не получаете вы.
Я слышал: баптистский священник и раввин жили напротив друг друга через дорогу, и у них постоянно возникало соревнование. Естественно, этот конфликт длится на протяжении двух тысяч лет; он начался с Иисуса, и я не знаю, на ком он прекратится, я надеюсь, что он закончится на папе-поляке. Но это только надежда, нельзя быть уверенным на этот счет. Две тысячи лет они конфликтуют и все более и более переходят на личности.
Если священник приносит розы и растения для своего сада, раввин делает то же самое. Однажды, так случилось, что баптистский священник приобрел Линкольн Континенталь. Это было уже слишком для раввина. Когда тот стоял на крыльце, священник вышел и облил водой Линкольн Континенталь.
Раввин спросил: «Что вы делаете?»
Тот ответил: «Я посвящаю его в баптисты, делаю его христианином ».
Он сказал: «Ну, хорошо».
На следующий день раввин приобрел лимузин Кадиллак -дорогостоящий, шестидверный. Стоя на своем крыльце, он поджидал, когда выйдет священник. Священник вышел, тогда раввин вошел вовнутрь, взял инструменты и начал что-то делать. Священник спросил: «Что вы делаете?»
Раввин ответил: «Обрезание». Он обрезал выхлопную трубу!
Зависть, соревнование, это может вас свести с ума. Если вы можете посвящать в баптисты, то он может обрезать. Он делает Кадиллак евреем. И я думаю, что в Америке Кадиллак действительно еврей, потому что, когда я посоветовал Шиле приобрести Кадиллак для Фонда и президента Фонда, она ответила: «Нет, я не знаю: Кадиллак – это еврей».
Я сказал: «Бог мой! Машины тоже евреи?»
Она ответила: «Да, Кадиллак – это еврей, и я не могу приобрести Кадиллак».
Возможно, машины можно обращать в другую веру.
Эти люди, даже если они священники и раввины, просто глупцы и никто больше; и это справедливо применительно к их Богу. И нет ничего больше в их Боге, потому что они его отражение, а отражение всегда менее значимо, чем отражающий.
Я припоминаю другую историю: раввин и христианский священник играют в гольф и каждый раз, когда раввин промахивается, он говорит: «Черт!»
Священник сказал: «Это нехорошо для религиозного человека, как для раввина, так и для священника! Это не хорошо. Бог рассердится».
«Что поделаешь с привычкой?» – и снова раввин промахнулся и сказал: «Черт!»
Священник был очень зол. Он сказал: «Если вы скажете это в третий раз, я вас уверяю, Бог вас накажет».
И после того, как раввин промахнулся в третий раз и сказал: «Черт», Бог действительно покарал. Ударила молния, и с небес раздалось: «Черт!» – потому что молния ударила в священника! Это был еврейский Бог – что же вы еще ожидали?
Раввин, еврейский Бог, они не могут быть слишком разными: одно отражение, одно мышление.
Зависть не видит простого факта – это вас научили представлять себя ниже кого-то, выше кого-то. И вы стали настолько уверены в этом, что вы постоянно судите людей, кто ниже, кто выше, кто хороший, кто плохой, правильный, неправильный.
Не судите.
Все просто такие, какие они есть.
Принимайте человека таким, как он есть.
Но это возможно только в том случае, если вы принимаете себя за самого себя без стыда, без чувства ненужности.
Был задан вопрос, означает ли зависть отдаление от самих себя. Да. В соперничестве вы разбегаетесь в двух направлениях. В одном направлении нескончаемая очередь людей, стоящих выше; в другом направлении поток людей, стоящих ниже вас, а вы посередине.
У вас не хватает времени обратить на себя внимание. Вы постоянно боретесь за место выше вашего и одновременно подавляете человека, стоящего ниже вас, потому что он пытается занять ваше место. Он наступает вам на ноги, точно так же, как и вы наступаете на ноги кому-то еще. Это странная цепочка, где каждый наступает кому-то на ноги – и у всех проблемы, всем наступают.
Когда в Индии у меня начала болеть поясница, мне прописали растяжение. Я сказал, – Дэварадж присутствовал при этом: «Вы знаете, откуда пошло это растяжение, и то, что вы мне делаете?»
Он сказал: «Нет. Растяжение – замечательное медицинское средство, оно применяется повсюду».
Я сказал: «Его изобрели христиане в средневековье, чтобы мучить людей. То было христианское устройство для мучения людей. Кладете ноги на один конец, руки на другой, и, естественно, если вам нужно признание, они признаются во всем. Если вы хотите, чтобы женщина призналась, что она ведьма, она признается на растяжении, потому что в этом случае она подумает: «Сейчас мои руки оторвутся, и мои ноги оторвутся. Лучше сказать: "Да, я ведьма», и поскорей закончить с этим растяжением". Но как только она признается, что она ведьма, ее заживо сожгут».
Это было приспособлением для пыток. Как метод он был открыт по чистой случайности... Одного человека, про которого думали, что он еретик, подвергли растяжению. У него болела спина, а когда его подвергли пытке, он воскликнул: «Мой Бог! Боль в спине исчезла». Только по случайности было открыто, что растяжение помогает при боли в спине. С тех пор это перешло в раздел медицины; до этого это была прерогатива церкви.
Но свою жизнь вы понимаете, как психологическое растяжение; следовательно, у вас нет времени, сил, места для себя. Вы всегда оглядываетесь на кого-то, чтобы чувствовать себя лучше.
Один христианский священник, Стенли Джонс, знаменитый в свое время, – сейчас он уже умер, – был всемирно знаменитым христианским учителем и, конечно, замечательным оратором, не таким идиотом, как Билли Грэм. Он был действительно великим оратором, глубоким оратором, – Билли Грэм всего лишь орегонец. Вы только вглядитесь; он должен был родиться в Орегоне. Его лицо точно это отражает...
Нет, Стенли Джонс был замечательной личностью, и всемирно известной. Он скитался по всему свету, произнося проповеди, но его основное жилище находилось в Индии: в Гималаях он создал христианский ашрам. Он часто приходил в Джабал-пур, где я был профессором.
На одной из его проповедей, где я присутствовал, он рассказал замечательный анекдот. Не зная того, как раз напротив него сидел странный человек, он сказал: «Есть два сорта людей. Первые всегда смотрят на других, как на небоскребы, чувствуют унижение, ведь и газон у соседа кажется всегда зеленее».
Всегда зеленее. Издалека вещи всегда выглядят другими, ваша лужайка не выглядит столь зеленой. Ваш дом выглядит грязно, дом другого всегда прекрасен. Когда вы входите, ваша жена постоянно недовольна. Когда вы приходите к соседям, они оба улыбаются, но вы забываете одну вещь: когда к вам приходят ваши соседи, вы тоже оба улыбаетесь. Люди начинают смотреть на то, что имеют другие, и тогда появляется чувство, что вы потеряли – потеряли все.
Стенли Джонс продолжал рассказывать. Он сказал: «У меня есть старый друг, всегда надеющийся и оптимистичный. Он на самом деле видит серебро, окаймляющее черные тучи. Сначала я думал, что это только философия, но вторая мировая война окончательно показала, что он имеет в виду то, что говорит. Это была не просто философия, это было самим его христианским бытием».
«После второй мировой войны я пришел повидать его, потому что он потерял глаз, руку и ногу на войне. По дороге я думал, что он уже не оставляет положительного впечатления, но, к моему удивлению, он был жизнерадостен, как никогда. Я попросил его поделиться секретом».
«Он сказал: "Это просто. Это самая основа христианства. Я благодарю Бога за то, что у меня есть по крайней мере один глаз, одна рука и одна нога – потому что многие потеряли два глаза, две руки и две ноги, а миллионы потеряли свои жизни вообще. Я думаю о них и чувствую себя счастливым и благословенным''».
Стенли Джонс в этом рассказе делал ударение на то, что такая философия жизни должна быть истинно христианской; эта позитивная философия – величайший вклад Иисуса Христа.
Я встал и сказал ему: «Невозможно ощущать себя счастливым, сравнивая себя с теми, кто стоит ниже, – и тут же не ощущать себя униженным, потому что, несомненно, есть люди, которые стоят выше. Невозможно разделить унижение и превосходство и просто выбрать что-то одно из них; это две стороны одной медали».
Самое интересное состояло в том, что великий оратор и проповедник очень быстро разозлился, выбросил свои бумаги и ушел внутрь дома. Пока он уходил, я ему говорил: «Кажется, это и называется настоящей христианской философией. Но сердиться и убегать – это еще не аргумент; и когда бы вы ни пришли в этот город, помните, что я буду спрашивать у вас ответ – ведь вы оставили вопрос открытым». После этого он никогда больше не появлялся в Джабалпуре.
Я буду очень удивлен, если соперничество не будет касаться денег или власти, а будет относиться к чему-нибудь еще. Во времена моего детства, как и девочкам в Индии, – теперь эта болезнь распространилась и на Западе, – мальчикам богатых родителей полагалось носить сережки. Мои уши до сих пор хранят следы старых дырок. Я очень сопротивлялся, но был слишком мал, так что мои родители сказали: «Это выглядит нехорошо, все мальчики по соседству носят серьги, а ты бегаешь без них. И все соседи говорят про нашу семью: "Что же это такое, неужели вы не можете приобрести две 'золотые серьги?" Это оскорбительно!»
И что должны показать серьги?.. Я сказал: «Может быть, для вас это и оскорбительно, а для меня это означает, что вы просто испортите мне мои уши. Вы проделаете в моих ушах дырки, и мне будет больно. Если Бог намеревался... Если он может делать так много, всего две дырки в ушах не такое уж большое мастерство. Даже Святой Дух мог бы сделать это».
Но они бы даже и не послушали, потому что это был бы постоянный источник неприятностей: пришли бы родственники и сказали: «Как! Ваш мальчик не носит серьги?» Так серьги стали необходимостью – это тоже часть соревнующегося общества. Так что меня заставили; просто четыре человека уложили меня на кровать и прокололи оба моих уха.
Я сказал: «Ну что ж, я мал и беспомощен – вы можете делать любую глупость, какую захотите, но помните, я вам этого не прощу. Это делается против моей воли, и я не собираюсь носить ваши серьги. Вы что, собираетесь ходить за мной двадцать четыре часа в сутки? Ну что ж, посмотрим...» Много раз они надевали мне серьги, и каждый раз я их снимал. Наконец они устали, и это было дорого, потому что серьги были золотые, а я их выкидывал. Как только мне представлялась возможность, я их выкидывал.
В конце концов они сказали: «Оставим его в покое».
Я сказал: «Если бы вы оставили меня в покое раньше, мои УШИ были бы спасены. Я не имею ни малейшей надежды быть спасенным в жизни, но мои уши были бы спасены».
Соперничество во всем, странное дело... Если вы живете в коммуне или сообществе хиппи, то чем вы грязнее, тем сильнее. Я вам хочу объяснить, что все это не имеет ничего общего с деньгами или властью или с чем-то похожим. Это соперничество может быть в чем угодно, и это «что угодно» можно использовать, чтобы почувствовать свое превосходство или унижение. Вот хиппи, который никогда не моется, несомненно, выше других хиппи, у которых нет такой выдержки и которые время от времени нуждаются в стирке. Несомненно, он намного выше их; он никогда не моется, никогда не чистит зубы, никогда не пользуется мылом или всякими такими принадлежностями.
Он остается полностью естественным. Потея, он остается естественным; воняя, он остается естественным. О нем будут думать, как о ком-то высшем, – вы ведь не настолько сильны. Однажды вы проявите слабость, начнете мечтать о принятии ванны. Но если хиппи вымоется, он пытается это скрыть.
В Индии есть такие монахи. Один индусский монах останавливался в моем доме; он был другом моего отца, другом детства. У моего отца был магазин одежды, так что, когда бы ни приходил монах, мой отец приготовлял для него хорошую одежду; зимой зимнюю, шерстяную одежду. И что делал этот монах? Сначала он ее грязнил; он возил ее по земле, делал ее старой и грязной, потому что монахам не полагается носить красивые одежды и быть современным.
Мой отец пытался использовать лучшее, что было у него в магазине, и я сказал ему: «Вы понапрасну тратите вещи. Этот человек даже делает в них дыры, протирает их, делаеттак, чтобы они выглядели старыми», – потому что тогда он находится на высшей монашеской ступени. Те, кто не может позволить себе такие грязные одежды, старые одежды, тряпье... они все еще интересуются вещами. Они все еще принадлежат материальному миру. В этом тоже состоит состязание: кто носит более разодранную одежду, чем вы!
Есть такие индусские монахи, которые не будут просто есть пищу, которую вы им предлагаете. Сначала они погрузят ее в реку, чтобы испортить ее окончательно, затем смешают все вместе в чаше для подношений, так что смешивается соленое и сладкое; и только затем они ее съедят. Это считается аскетизмом. И все, кто этого не делает, считаются намного несовершенней, считаются людьми, живущими только для еды, – они должны расстаться с ощущением вкуса.
Конечно, если вы идете по этому пути – завидуете, соревнуетесь со всеми, кто окружает вас, – как же вы сможете прийти к себе? Мир настолько велик, и в нем так много людей, а вы соревнуетесь со всеми... и вы есть! У кого-то красивое лицо, у кого-то красивые волосы, у кого-то красивое, пропорциональное тело, у кого-то огромный интеллект, кто-то художник, кто-то поэт... Как же вы собираетесь управиться? Все это, а вы одни, чтобы соревноваться? Вы создаете себе неприятности – и этим занимается все человечество!
Бросьте соревноваться, бросьте завидовать.
Это абсолютно бессмысленно.
Это очень хитрое приспособление, придуманное священниками, чтобы вы никогда не стали сами собой, – ведь это единственное, чего боится каждая религия.
Если вы нашли себя, вы нашли довольство, удовлетворение, экстаз.
Кто заботится о Боге – вы сами Бог.
Вы почувствовали божественность – и внутри самих себя.
Теперь вас не заденет даже император; вы не думаете, что он выше вас. Как он может быть выше вас? Вы познали нечто совершенно невероятное, так что этот бедняга... Вы можете пожалеть его, но не унизить. Даже по отношению к нищему... вы не почувствуете превосходства, потому что вы знаете, что то, что вы нашли, сосредоточено и в нем.
Нет определенной разницы между вами, нищим и императором. Единственное отличие только во внешности: в одежде, в титулах, в слонах, на которых ездит царь, – и в лохмотьях нищего. Но нет никаких действительных отличий, ни одно отличие не составляет разницы.
Внутри себя вы найдете спокойствие, ясность, тишину, несметные богатства.
И, найдя это, вы узнаете, что все обладают этим, знают они о том или нет – не имеет значения.
Знание и незнание – в этом и состоит отличие.
Но в том, что касается существования, во всех сосредоточена красота мира, вселенной; вся радость и танец вселенной. Да, по-разному она выражает себя.
Нет надобности думать, что кто-то, кто выражает эту красоту через танец, лучше того, кто выражает ее через песню, или того, кто молчит.
То, что выражается, – это та же самая радость.
И вы найдете это только тогда, когда вы войдете в ваш мир уединенности, где никого, кроме вас, нет.
Здесь вы в стороне от общества... потому что общество вас предохраняет. Вы далеко от всех священников, всех религий, всех политических партий.
Вы теперь почти никто.
Я сказал «почти», потому что на самом деле вы есть, впервые есть, – но в совершенно другом плане. Вы даже не думали о том, что это может быть вашей сущностью, такой глубокой, такой вечной.
И что вы теряете, отбрасывая зависть, соревнование и сравнение?
Ничего.
Вы ничего не теряете, кроме своих цепей, а обретаете царство Божье, которое внутри вас.
