Текст книги "В поисках Чудесного. Чакры, Кундалини и семь тел"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Бродячий пес, зайдя в дом, будет ходить там, где ему нравится, но домашняя собака сделает то, что прикажет хозяин. Эта домашняя собака приобщилась к миру людей, оставив позади свой мир. Она пересекла границу, тем самым ввергнув себя в беду. Оставаясь животным, она подвергается напряжениям человеческого существа. Следовательно, такое животное постоянно находится в состоянии стресса, и с радостью ждет приказа выйти из комнаты.

Человек может вернуться в животное состояние только на короткий период. Именно поэтому мы говорим, что все наши радости мимолетны. Мы пытаемся обрести счастье в животном состоянии, но не можем долго оставаться в нем. Трудно, если невозможно вернуться к прежнему уровню нашего существования. Если вы хотите вернуться во вчерашний день, можно закрыть глаза и вызвать его образ – но как долго это продлится? Открыв глаза, вы обнаружите себя там, где находитесь в настоящий момент.

Нельзя вернуться назад. Возможно лишь кратковременное возвращение, после которого всегда наступает раскаяние. Следовательно, все мимолетные кратковременные удовольствия, в свою очередь, вызывают сожаление. У вас остается ощущение, что все ваши усилия были напрасны, но через несколько дней вы забываете об этом и вновь совершаете эту же ошибку. Мимолетная радость может быть достигнута на животном уровне, однако вечная радость доступна лишь после слияния и растворения в Божественном. Это путешествие должно быть завершено внутри вашего собственного существа. Вам придется пересечь мост с одного конца в другой; только тогда возможно второе событие.

Я считаю секс и самадхи эквивалентными понятиям. Для такого мнения имеется своя причина. Действительно, только эти два события можно считать эквивалентными. В сексе мы находимся на одном краю моста – на самой нижней ступеньке лестницы, где мы едины с природой; в самадхи же мы пребываем на другом краю моста – на самой вершине лестницы, где мы едины с Божественным. В обоих случаях возникает союз, единение; оба события определенным образом являются взрывом. И в том и в другом случае вы теряете себя: в сексе – на мгновение, в самадхи — навсегда. В обоих случаях вы достигаете выхода. Первый – очень кратковременный взрыв, после которого вы вновь выкристаллизовываете себя, ибо то, куда вы уходили, – более низкая ступень, возврат к ней надолго невозможен. Но как только вы сливаетесь с Божественным, рекристаллизация исключается.

Возврат невозможен. Это все равно что взрослому человеку надеть одежду ребенка. Вы стали единым с Абсолютом, поэтому больше не можете снова превратиться в индивидуальность. Теперь индивидуальное «я» стало таким пресным и незначительным местом, что вы уже не можете войти в него. Вам даже трудно представить, как можно пребывать в нем. Здесь кончается проблема с индивидуальностью.

Для того чтобы произошел взрыв, ваше внутреннее путешествие должно достичь сахасрары и там встретиться с Божественной энергией, грэйс…

Необходимо пояснить, почему мы называем этот центр сахасрарой. Такие термины не случайны, хотя язык и развивается произвольно, посредством постоянного употребления облеченных в слова понятий. Мы используем слово «дверь» – однако любое другое название вполне приемлемо для обозначения данного объекта. В мире тысячи языков, следовательно, тысячи слов способны передать тот же самый смысл. Но если объект не случаен, тогда во всех языках мы находим сходство. Итак, значение слова «дверь» несет в себе следующий смысл: то, через что входят и выходят. Поэтому во всех языках слово, используемое для обозначения двери, имеет одинаковый смысл, так как это часть опыта, а не простое совпадение. В слове заложена идея о пространстве, через которое возможен вход и выход.

Подобным образом и смысл слова «сахасрара» был отчеканен в результате опытов, это слово вовсе не случайно. Как только такой опыт происходит с вами, внезапно возникает ощущение, что внутри вас одновременно распустилась тысяча бутонов. Мы говорим «тысяча», подразумевая бесконечное множество; мы делаем сравнение с цветами, потому что это событие напоминает цветение. Нечто внутреннее, то, что было закрыто, раскрылось, подобно бутону. Слово «цветок» используется в контексте распускания, цветения. Расцветает не только одна или две вещи – расцветает бесконечное множество, все ваше существо.

Поэтому вполне естественно назвать такое событие раскрытием «тысячелепесткового лотоса». Вы видели, как распускается лотос под утренними лучами солнца? Понаблюдайте внимательно. Подойдите к пруду и молча наблюдайте, как лотос медленно раскрывает свои лепестки. Тогда вы сможете представить, какое чувство возникнет, если таким же образом в голове распустится тысячелепестковый лотос. Хоть и отдаленно, но вы сможете представить это событие.

Есть еще один чудесный опыт: секс. Тот, кто глубоко погружается в секс, тоже ощущает это цветение, но данный опыт слишком кратковременный. Нечто распускается внутри, но почти тотчас закрывается.

Однако между двумя этими опытами существует различие. При опыте с сексом цветок ощущается как открывающийся вниз, при самадхи же все лепестки тянутся вверх. Такое различие может быть обнаружено только при прохождении через оба опыта. Вполне естественно, что цветок, раскрывающийся вниз, соединяет вас с низшей сферой реальности, в то время как цветок, раскрывающийся вверх, производит соединение с высшей сферой. Это цветение – не что иное, как раскрытие, делающее вас восприимчивым к иной реальности. Открывается дверь – дверь, через которую нечто входит в вас, чтобы произошел взрыв. Для взрыва вы должны подняться к сахасраре, а там Некто всегда ждет вас. Неправильно говорить, что некто придет, как только вы достигнете сахасрары; Некто уже здесь, Он ждет, когда вы подниметесь изнутри.

Раскрывается ли Кундалини в сахасраре лишь с помощью шактипат? Только ли тогда возможен взрыв? Если это так, то не значит ли, что самадхи возможно достичь при помощи кого-то другого?

Хороший вопрос. Вот это следует хорошенько понять, В существовании, в жизни нет ни одного события настолько простого, что его можно было бы понять только с одной стороны; каждое событие необходимо рассматривать во многих измерениях. Например, если я ударю молотком по двери и та рухнет, я смогу утверждать, что это случилось от удара молотком. Подобное утверждение справедливо в том смысле, что, не ударь я, дверь осталась бы целой. Затем тем же самым молотком я ударю по другой двери, но молоток может сломаться и дверь не рухнет, – затем… Затем к нашему знанию прибавляется еще один фактор: когда я ударил по первой двери и та рухнула, это произошло не только благодаря молотку. Дверь была полностью готова рухнуть. Возможно, она обветшала, потеряла прочность, но, что бы там ни было, была готова открыться. Следовательно, в случившемся дверь сыграла такую же роль, как и молоток. В одном случае молоток ударил и дверь рухнула; в другом – молоток сломался и дверь не открылась.

Поэтому, если во время шактипат что-то происходит, то не только благодаря шактипат. Вторая сторона, медитирующий, внутренне собран, он готов, и в данном случае малейший толчок принесет результат. Если такой толчок не был дан медитирующему шактипат, возможно, потребуется немного больше времени, чтобы достичь сахасрары. Следовательно Кундалини достигает сахасрары не только благодаря шактипат; все дело лишь в сокращении времени – и ни в чем больше. Медитирующий достигнет в любом случае.

Предположим, я не ударил по двери, но она уже такая ветхая, что вот-вот обрушится: тогда она может упасть даже от малейшего дуновения ветерка. Но даже если утихнут все ветры, дверь все равно рухнет под грузом времени. И тогда будет трудно объяснить, как и почему она упала; но ведь все это время она готовилась рухнуть. Так что в основном вся разница заключается только в промежутке времени.

Например Свами Вивекананду проблеск Божественного посетил в присутствии Рамакришны. Будь только Рамакришна причиной случившегося с Вивеканандой, тогда то же самое могло произойти и со всеми теми, кто приходил к нему. У Рамакришны были сотни учеников. А будь единственной причиной сам Вивекананда, это могло бы случиться с ним гораздо раньше. Прежде чем прийти к Рамакришне, Вивекананда посетил многих, но ничего не происходило. Следовательно, Вивекананда был по-своему готов, а Рамакришна по-своему способен.

Когда такая готовность и такая способность встречаются в определенной точке, интервал времени происходящего сокращается. Могло случиться так, что Вивекананда не повстречал бы Рамакришну в такой момент и великое событие произошло бы через год, либо через два, или в следующем рождении, или через десять жизней. Время не так важно. Если человек готов, рано или поздно событие произойдет.

Однако промежуток времени может быть сокращен. Очень важно понять, что время – это фикция, подобие сна, следовательно, оно не имеет цены. Дело в том, что время – настолько похожий на сон феномен, что оно не имеет никакого значения. Вы можете, задремав всего на минуту, за столь короткий период увидеть во сне в мельчайших подробностях всю свою жизнь, начиная с детства и до старости. Но, проснувшись, вы с трудом поверите, что такой подробный сон длился не больше минуты. Дело в том, что во сне совершенно иная временная протяженность. Во время сна за одно мгновение может произойти множество событий, следовательно, время – это иллюзия.

Существуют такие насекомые, которые, рождаясь утром, к вечеру уже умирают. Мы жалеем их: «Несчастные создания!» – но нам невдомек, что за такой короткий промежуток времени они проживают жизнь во всей ее полноте; эти насекомые проходят через все, на что нам требуется семь десятков лет. Нет никакой разницы: такое насекомое строит свой дом, находит спутника жизни, обзаводится потомством, воюет с себе подобными и даже достигает состояния саньясы – и все это за двенадцать часов. Но у них иное восприятие времени. Мы жалеем их, думая, какая короткая жизнь им выпала, и они, должно быть, жалеют нас, ибо нам требуется целых семьдесят лет на то, на что им достаточно двенадцати часов. Какими скучными мы им кажемся!

Время зависит от ума; это ментальная установка. Протяженность времени колеблется в зависимости от состояния ума. Когда вы счастливы, время сокращается, бежит быстрее. У вас неприятности или вы страдаете от боли – и тогда время тянется очень долго. А вот вы собрались у смертного одра своего родственника, и ночь, кажется, никогда не закончится и солнце больше не взойдет.

Печаль продлевает время. Вы тоскуете, и так хочется, чтобы время текло быстрее. Чем сильнее вы жаждете, тем медленнее оно тянется, потому что опыт этот относителен – ведь время течет со своей обычной скоростью. Влюбленный ждет не дождется свою возлюбленную, ему кажется, что она слишком медлительна, в то время как девушка сама летит к нему, как на крыльях. Но юноше все равно хочется, чтобы она мчалась со скоростью света.

Итак, в печали время кажется замедленным. Когда вы счастливы, когда, встретившись со своим возлюбленным или друзьями, всю ночь проводите в разговорах, то на рассвете удивляетесь, как быстро она пролетела. Итак, в печали и в радости восприятие времени различно.

Время зависит от ума, следовательно, изменения могут возникнуть, если уму будет нанесен удар. Например, вас ударили по голове, и та, естественно, будет болеть. Телу как и вашему уму, тоже можно нанести удар. Но вас не может ударить никакая внешняя сила, потому что вы не являетесь ни умом, ни телом. Но пока вы отождествляетесь с умом и телом, телу и уму может быть нанесен урон. А при повреждении вашего тела-ума временная шкала может измениться, века могут сократиться до мгновений, и наоборот.

Момент, когда с вами произойдет пробуждение, станет для вас потрясением. Прошло уже две тысячи лет со времен Иисуса, пять тысяч лет со времен Кришны, много воды утекло с тех пор, как по земле ходили Моисей и Заратустра. Удивительно, но в момент своего пробуждения вы можете воскликнуть: «Бог мой! Они тоже пробудились только что!» И пропасть времен тотчас исчезнет. Теперь эти тысячи лет подобны периоду сна.

Поэтому, когда пробуждается один, пробуждаются все. Понять это очень трудно. В момент своего пробуждения вы становитесь современником Будды, Христа, Махавиры и Кришны. Они рядом, словно тоже пробудились вместе с вами. Нет никакого временного отличия – и не может быть.

Если начертить круг, и из центра к окружности провести множество линий, то наибольшее расстояние между двумя линиями окажется на окружности. Но чем ближе мы к центру, двигаясь вдоль этих двух линий, тем сильнее сокращается расстояние между ними, пока совсем не исчезнет в центральной точке. Поэтому, когда человек достигает центра такого абсолютного опыта, существовавшие на периферии расстояния – две тысячи, пять тысяч лет – пропадают. Но такому человеку очень трудно объяснить свой опыт, потому что его слушатели еще пребывают на периферии. Вот почему не исключена возможность глубокого непонимания.

Один верующий христианин задал мне вопрос: «Что вы думаете об Иисусе?» Я ответил: «Не должно высказывать мнение о самом себе». Этот человек изумился. «Возможно, вы не поняли моего вопроса, – сказал он, – я хотел услышать ваше мнение об Иисусе». Я возразил: «У меня тоже возникло ощущение, что вы не поняли. Не должно высказывать мнение о самом себе». Мужчина выглядел ошеломленным. Позже я пояснил ему: «Можно сколько угодно рассуждать об Иисусе, пока ты не познаешь Его. Но как только вы познаете Его, в этот момент между Ним и вами больше не будет никакой разницы. Как вы тогда сможете высказать свое мнение?»

Однажды художник преподнес Рамакришне написанный с него портрет. Живописец беспокоился, понравится ли его работа святому, но тот вдруг пал ниц, касаясь лбом стоп изображенного на полотне человека. Присутствовавшие при этом событии подумали, что, возможно, Рамакришна не понял, что это его портрет. Поэтому художник несмело напомнил, что Рамакришна поклоняется своему собственному изображению.

«Я забыл об этом, – ответил Рамакришна. – Здесь изображено состояние глубокого самадхи, как это может быть мной? При самадхи нет никакого „я“ и никакого „ты“. Поэтому я поклонился самадхи. Хорошо, что вы напомнили мне, а то люди стали бы смеяться». Но окружающие и не думали сдерживать смех.

Язык окружности отличен от языка центра. Поэтому, когда Кришна говорит: «Это я был Рамой», когда Иисус утверждает: «Я приходил раньше и говорил вам», когда Будда обещает: «Я снова вернусь», они изъясняются на языке центра, а нам очень трудно понять этот язык. Последователи буддизма до сих пор ждут прихода Будды на землю. Но истина в том, что он приходил уже много раз. Даже придя снова, Будда останется непризнанным, потому что невозможно вернуться в том же самом облике. То лицо, та форма были феноменом сновидения, теперь же они потеряны навсегда.

Итак, в центре не существует временного промежутка, поэтому время, необходимое для того, чтобы Просветление случилось, замедляется или ускоряется; оно может быть очень сильно ускорено. Этому может помочь шактипат.

Вас интересует второй человек, вовлеченный в процесс самадхи. Другой кажется таковым (вторым) только потому, что вы полностью отождествляетесь с границами своего эго. Поэтому Вивекананда мог подумать, что происшедшее случилось только благодаря Рамакришне. Но было бы странно, если бы и Рамакришна придерживался того же мнения. Для Рамакришны все происходило иначе. Например, вы поранили правую руку, а левой наложили повязку. Теперь правая рука может считать, что это кто-то другой предложил помощь, и станет либо благодарить, либо откажется от лечения. Правая рука может сказать: «Я не принимаю помощи от других; я независима». Но тогда она просто не знает, что через левую руку течет та же энергия, что и через правую. Поэтому, когда помощь приходит от другого, это не совсем другой – это ваша собственная готовность призывает на помощь другую часть вашего же собственного существа.

В древнем египетском манускрипте сказано: «Никогда не пускайтесь на поиски Мастера. Он появится у вашей двери в тот самый момент, как только вы будете готовы. Даже отправившись на поиски, как станете вы искать? Как узнаете его? Если вы достигнете способности распознавать Мастера, тогда вам больше нечего добавить к себе».

Следовательно, именно Мастер распознает ученика. Ученик не может распознать Мастера. Подобной возможности просто нет, такого способа не существует. Если вам сложно распознать даже свое внутреннее существо, способны ли вы узнать Мастера? В день вашей готовности некая рука, являющаяся на самом деле вашей собственной, будет предоставлена в качестве руководителя и советчика. Эта рука является рукой другого, поскольку вы еще не знаете. Но как только узнаете, то не станете медлить даже для того, чтобы принести свою благодарность.

В Японии, в дзэн-монастырях, существует такой обычай: человек, желающий постигнуть искусство медитации, приносит с собой в монастырь коврик, расстилает его на земле и садится. Каждый день он медитирует на коврике, оставляя его развернутым на ночь. В день, когда медитация становится полной, медитирующий сворачивает коврик и покидает монастырь. Тогда мастер понимает, что медитация стала совершенной. Он не ожидает благодарности – разве есть в ней необходимость? И кто кого должен благодарить? Медитирующий не произносит ни слова. Мастер видит, как ученик сворачивает коврик, и понимает: пришло время сворачивать коврик. Это хорошо. Не возникает необходимости соблюдать ритуал даже формальной благодарности. Кто станет благодарить? А если медитирующий совершит такую ошибку, мастер может избить ученика и заставит его вновь развернуть коврик, ибо медитация еще не случилась.

Представление о другом связано с вашим невежеством; иначе где вы видите другого? Это единое в несметном количестве форм; это единое, предпринимающее многочисленные путешествия; это единое, отражающееся во множестве зеркал. Определенно – это единое, вглядывающееся в зеркало, хотя то, что отражается, похоже на другого.

Расскажу вам одну суфийскую притчу. Однажды во дворец забрела собака. Стены и потолок во дворце были зеркальными, поэтому собаке пришлось нелегко. Куда бы она ни взглянула, везде были собаки, собаки и только собаки. Она растерялась: как много собак вокруг! Она была одна и в то же время окружена множеством себе подобных. Выбраться наружу также было невозможно, потому что даже двери были зеркальными и в них тоже отражались собаки. Тогда бедняга отчаянно залаяла, и все собаки в зеркалах залаяли в ответ. Лай наполнил весь зал, несчастное создание металось из стороны в сторону, не зная, что ее страхи не обоснованны, пытаясь напасть на других, а собаки из зеркал делали то же. Всю ночь собака изводила себя лаем и борьбой, хотя на самом деле была совершенно одна! Утром слуги обнаружили бездыханный труп. Собака не выдержала борьбы с отражениями. Когда она испустила дух, весь шум прекратился: зеркала замерли в тишине.

Существует множество зеркал, и когда мы видим другого – это всего лишь наше отражение в различных зеркалах; следовательно, другой – всего лишь обман. Представление, что мы помогаем другим, иллюзорно, и представление, что получаем помощь от других, также является заблуждением. Фактически другой – как таковой – та же иллюзия.

Как только вы поймете это, жизнь намного упростится. Тогда и вы не делаете нечто для другого, принимая его за другого, и не позволяете другому делать что-то для вас, ощущая его другим. Тогда вы сами простираетесь, расширяетесь в обе стороны. Протягивая кому-то руку помощи, вы помогаете себе. Если кто-то помогает вам, тогда он тоже помогает самому себе. Но это внутреннее понимание приходит только после окончательного переживания. До того, как это случится, другой определенно остается другим.

Однажды Вы сказали, что шактипат определенно нанесла вред Вивекананде.

Вред причинила не шактипат, а то, что последовало за ней. Но идея достижения и потери также свойственна состоянию сна; за пределами этого состояния такого понятия не существует.

С помощью Рамакришны Вивекананда пережил проблеск самадхи, который все равно произошел бы с ним благодаря его собственным усилиям, но гораздо позднее. Например, я ударяю молотком по двери, и дверь рушится; но с помощью того же молотка и гвоздей я могу починить дверь. Молоток, выбивший дверь, может и починить ее – в обоих случаях действует один и тот же молоток.

У Рамакришны возникли определенные трудности, для разрешения которых он вынужден был привлечь Вивекананду. Рамакришна был необразованным, деревенским человеком. Его опыт был абсолютным, но он не располагал средствами для выражения. Для него было очень важно использовать другого как средство передачи, как проводник, чтобы весь мир узнал о его опыте. Не привлеки он Вивекананду, вы никогда не услышали бы о Рамакришне. Сострадая, он попытался передать свой опыт посредством другого.

Если я, обнаружив сокровище в своем доме, не смогу идти, то взберусь на плечи другого, чтобы доставить сокровище к вам в дом, я использую спину другого. Ему будет причинено некоторое беспокойство, но моим намерением было доставить сокровище вам. Однако из-за того, что я не могу ходить, сокровище может оказаться не предъявленным.

Именно такая проблема была у Рамакришны; с Буддой все было иначе. В личности Будды Рамакришна и Вивекананда слились воедино. Будда мог выразить то, что он знал; Рамакришна не мог выразить своего знания. Он нуждался в другом человеке, который бы стал средством его выражения. Поэтому он показал Вивекананде проблеск внутреннего сокровища, но тут же сказал, что будет держать ключ у себя и отдаст его обратно только за три дня до смерти Вивекананды.

Вивекананда умолял не отбирать то, что было ему даровано, но Рамакришна ответил: «Тебя ожидает многотрудный путь. Войдя в самадхи, ты будешь потерян для мира навсегда, и моя работа пострадает. Тебе лучше не испытывать самадхи до окончания моей работы, так как ты сможешь справиться с ней только до момента достижения самадхи». Рамакришна не знал, что люди продолжали работу и после достижения самадхи. Д а он и не мог знать об этом – для него подобное было невозможно.

Обычно мы руководствуемся собственным опытом. После опыта с самадхи Рамакришна утратил способность к активным действиям. Долгое время ему было трудно даже говорить. Стоило кому-нибудь произнести имя «Рама», как он моментально впадал в транс. Кто-то мог, проходя мимо, поприветствовать его: «Здравствуй. Рамджи!», и Рамакришна был потерян для мира. Ему было очень трудно сохранять сознание, даже упоминание одного из имен Бога уводило его в иные миры. Кто-то мог произнести: «Аллах!», и он уже уходил. При одном виде мечети Рамакришна мог впасть в самадхи и уже был не в состоянии выйти из него. Услышав песнь преданности, он моментально впадал в транс.

В соответствии со своим собственным опытом Рамакриина был прав, считая, что то же самое могло произойти и с Вивеканандой. Поэтому он и сказал: «Тебе предстоит выполнить огромную работу, и только после этого ты сможешь войти в самадхи». Вся жизнь Вивекананды прошла в безуспешных попытках достичь конечной цели, и это причиняло ему великую боль.

Но не забывайте, что боль принадлежит миру грез. За три дня до смерти ключ был возвращен Вивекананде, но до этого он страдал от величайшей боли. Письма, написанные им за неделю до смерти, полны страданий, агония возрастала по мере безуспешного стремления к тому, что он узрел только мельком.

Ваше стремление не столь напряженно и страстно, потому что вам не известен объект желания. Секундный проблеск – и страстное желание опалит вас. Вы сможете понять это следующим образом: в кромешной тьме вы стоите с полными пригоршнями гальки в руках, считая, что это несметные сокровища. Вы несказанно счастливы. Но вдруг вспыхивает молния, и вы видите впереди целые горы бриллиантов, в то время как сами вы держите в руках обыкновенную гальку. Молния гаснет, но оставляет после себя послание, которое вы должны передать другим. Следовательно, молния сверкнула не для вас; вы должны только выполнить задание, рассказав людям об ожидающем впереди сокровище. Вот так и Вивекананде предстояло выполнить определенную задачу, которая являлась необходимой составной частью задачи Рамакришны; то, чего не хватало Рамакришне, должно было быть дополнено другим.

Подобное случалось множество раз. Если один человек не может выполнить определенную задачу, ему на помощь приходят другие. Иногда необходимо от пяти до десяти сподвижников, чтобы распространить послание одного человека. Рамакришна сделал это из сострадания, хотя это создало определенные трудности для Вивекананды. Поэтому я советую по мере возможности избегать шактипат; стремитесь к грэйс. Только та шактипат полезна, которая близка к грэйс; та которая не создает привязанности, не несет с собой обусловленности, когда никто не может сказать: «Некоторое время я попридержу ключ у себя».

В идеале шактипат должна происходить так, чтобы проводник даже не догадывался о происходящем. Если вы захотите поблагодарить, то не должны знать, где разыскать его; тогда вам будет гораздо легче. Но в таких случаях, когда некто, подобный Рамакришне, нуждается в помощи другого, нет иного способа достичь, чем этот, иначе бесценный опыт будет безвозвратно утерян. Рамакришна нуждался в посреднике, и Вивекананда эту задачу выполнил.

Именно поэтому Вивекананда говорил, что все сказанное им ему не принадлежит. Во время чествования в Америке он признался, что испытывает боль, потому что почести принадлежат тому, о ком присутствующие даже не догадываются. Когда кто-то назвал его великим человеком, Вивекананда возразил: «Я не достоин даже лежать в пыли у ног того великого человека, который является моим Мастером». И тем не менее – окажись Рамакришна в Америке, его упекли бы в дом для умалишенных, подвергли бы психиатрическому лечению. Никто не услышал бы о нем; более того – его объявили бы сумасшедшим.

Мы еще не научились проводить различие между мирским и божественным сумасшествием, поэтому в Америке людей обоих типов помещают в один и тот же дом. Рамакришну подвергли бы принудительному лечению, в то время как Вивекананду осыпали почестями – потому что все, произносимое Вивеканандой, было вразумительным и понятным. Сам он не находился в состоянии божественного безумия. Он был просто посланником, почтальоном, который принес письмо от Рамакришны и зачитал его людям. Но читать он мог хорошо.

Мулла Насреддин оказался единственным грамотным человеком в своем селении – представляете, каким грамотеем он был в таком случае! – поэтому все жители деревни просили писать за них письма. Однажды к нему пришел сосед с аналогичной просьбой. Насреддин отказался, заметив, что у него болит нога. «Но какое отношение к этому имеет твоя нога? Разве не рукой ты пишешь письма?» – удивился сосед.

«Неужели тебе не понятно, – возразил Насреддин. – Написанные мною письма могу читать только я. Поэтому мне приходится ходить по адресатам в дальние деревни, чтобы читать ваши послания. Я-то напишу, но кто же прочтет? Нога моя сильно болит, и пока я не смогу ходить, ничего писать не стану».

Если люди, подобные Рамакришне, пишут письма, то и читать их могут только они, потому что они забыли ваш язык, а их язык бессмыслен для вас. Не исключено, что таких людей сочтут безумцами; поэтому им приходится выбирать посланника из нашей среды – того, кто умеет читать. Такой человек не более чем почтальон, следовательно, остерегайтесь Вивекананды. Он не обладает собственным опытом. Все, о чем он говорит, принадлежит другому. В своем искусстве он профессионал, слова подвластны ему, но опыт принадлежит не ему.

По этой причине многое касающееся Вивекананды окутано тайной. Он подчеркивает свои утверждения больше, чем то необходимо, и происходит это из-за сознания своего несовершенства. Он дает себе отчет в том, что все, о чем он говорит, не исходит из его личных переживаний. Мудрый человек, однако, всегда сомневается: он опасается, что не сможет выразить в словах свой опыт, свое переживание столь же четко, как ощущает его внутри. Прежде чем говорить, он мысленно переберет тысячи способов, и все же будет переживать, сознавая, что сказанное им – совсем не то, что он хотел выразить. Тот, кто не знает, идет вперед и говорит то, что ему следует сказать. Он не колеблется, ибо точно знает, что именно ему следует сказать. Но для таких просветленных, как Будда, это всегда представляло трудность. На определенные вопросы Будда не давал ответа, объясняя свой отказ просто: «На этот вопрос ответить трудно». Поэтому люди говорили: «В нашей деревне есть мудрецы и получше. Они знают ответы на все наши вопросы. Они умнее Будды. Мы спрашиваем их, есть ли Бог, и они отвечают определенно – да или нет. Будда не отвечает, потому что не знает».

Будде было очень трудно ответить да или нет; поэтому он колебался и просил спросить о чем-нибудь другом. Вполне естественно, что люди считали, будто он не знает ответа и поэтому должен признать свое невежество. Но Будда не мог признать этого, потому что он знал. Дело в том, что Будда говорил на языке, отличном от нашего, именно это и вызывало затруднения. Поэтому не раз случалось так, что многие люди, подобные Рамакришне, покидали этот мир, так и не передав принесенного свыше послания. Они просто не могли. Это очень редкое для человека сочетание, когда он не только знает, но и может донести свое знание. Когда случается такое редчайшее сочетание, мы называем таких людей аватара, воплотившийся Бог. Число просветленных сводится не только к тем, кто может говорить. Было множество таких, кто так и не смог донести свое послание.

Некто спросил Будду: «У тебя десять тысяч учеников, ты учишь людей уже сорок лет. Есть ли среди них такие, кто достиг такого же уровня сознания, что и ты?»

Будда ответил: «Многие достигли».

Тогда этот человек удивился: «Почему же мы не можем распознать их, как распознали тебя?»

Будда ответил: «Дело в том, что я могу говорить, а они нет. Если бы я хранил молчание, вы не узнали бы и обо мне. Вы признаете только слова, вы не можете распознать просветление. Это всего лишь совпадение, что я не только знаю, но и еще могу говорить об этом».

Для Вивекананды существовала трудность, которую ему предстоит преодолеть в своих будущих воплощениях. Но эта трудность была неизбежной, иначе Рамакришна не возложил бы такую задачу на своего любимого ученика без необходимости.