Текст книги "Тени над озером"

Автор книги: Бетани Кэмпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Мне… – начала Келли.

– Я возьму с собой магнитофон, – перебил Терри Хардести, довольно улыбаясь. – Поставлю «Мадам Баттерфляй» и буду не только слушать историю о прекрасной женщине, но и находиться в обществе двух не менее прекрасных спутниц. А может, прихвачу и бутылочку шампанского…

– Вряд ли я… – вновь начала Келли.

Мэвис игриво надула губы.

– Келли, не смейте отказываться! Если вы откажетесь, я тоже останусь дома, а мне так хочется поехать! Из-за сломанной ноги я нигде не бываю. Эта вечеринка будет единственной за долгие годы – и шампанское! Настоящее шампанское! Вы обязательно должны согласиться. Ну прошу вас, Келли, не расстраивайте калеку!

– Но… – заколебалась Келли.

Доктор Хардести произвел движение, одновременно напоминающее приседание и поклон.

– Я не приму ваш отказ, – заявил он с усмешкой, от которой его щеки стали еще более впалыми.

– Кстати, в почтовом ящике вас ждет письмо, – произнесла Мэвис. – Вы его уже достали? Может быть, мне прихватывать и ваши письма вместе с моими? Я живу только перепиской и всегда первая оказываюсь у почтовых ящиков. Мне будет приятно делать это для вас.

– Нет, благодарю, – отказалась Келли, – я могу забирать почту сама.

Нераспечатанный голубой конверт, надписанный знакомым почерком матери, лежал на ее столе.

– Ну, как хотите, – добродушно отозвалась Мэвис, – я ведь только пыталась помочь по-соседски. – Тут ее приветливое лицо исказилось в гримасе боли. – Уф, – выдохнула она, – нога! Иногда она причиняет мне невероятные страдания. Дорогая, вы не знаете, как отвлекает ожидание чего-то приятного – например, сегодняшней вечеринки! Я так возбуждена, будто вновь стала юной девушкой. И во всем виноват наш милый доктор Хардести!

Доктор Хардести улыбнулся в ответ, но тут же на его лице появилось встревоженное выражение, когда Мэвис вновь покачнулась: по-видимому, боль не отпускала ее.

– Ох, боюсь, я перетрудила ногу. Доктор Хардести, вы не проводите меня домой? Мне лучше немного отдохнуть – я не хочу пропустить наше маленькое путешествие. Это будет самый лучший день за целую неделю!

Терри Хардести осторожно подхватил Мэвис под руку и одарил Келли улыбкой, которую явно считал неотразимой. Передние зубы доктора выдавались вперед, и от этого Келли во второй раз вспомнился какой-то грызун.

– Увидимся вечером, – сладким голосом произнес он. – Скажем, в семь.

– Я еще не знаю точно, смогу ли… – попыталась объяснить Келли.

Но Мэвис в очередной раз прервала ее.

– О, я совсем забыла отдать вам вот это, – произнесла она сдавленным от боли голосом. – Мне казалось, вы захотите их почитать.

Она сунула руку в карман передника и вытащила пачку бумаг, напоминающих письма без конвертов.

– Это от вашего дяди. Он писал так красиво – думаю, совсем как вы!

Изумленная Келли взяла тонкую пачку писем. Листки были смятыми, но написанными на той же бумаге с голубоватыми линейками, которой обычно пользовался Джимми. Стопка такой бумаги еще осталась в ящике стола.

– Уф! – вновь простонала Мэвис таким голосом, будто готова была сию секунду повалиться от боли на землю, если бы не поддержка доктора Хардести. – О, мне непременно надо прилечь. Я пойду, дорогая. Увидимся вечером.

Опираясь на руку доктора, Мэвис побрела к своему дому. Опера, разносящаяся над озером, достигла кульминации, и теперь от нее трепетал каждый листок на кустах и деревьях. Келли захлопнула дверь, радуясь возможности хоть таким образом немного заглушить звуки.

– Я совсем не против классической музыки, – объяснила она Полли-Энн, опуская собаку на пол. – Просто не люблю, когда она звучит так громко, что способна распугать всех птиц в округе.

Рано или поздно им с доктором Хардести придется серьезно побеседовать по поводу децибелов.

Келли убедилась, что все окна плотно закрыты, и включила кондиционер, чтобы перекрыть очередную арию. Свернувшись клубком на старом зеленом диване Джимми, она вскрыла письмо от матери. В нем оказалась открытка с улыбающимся кроликом.

«Привет, дорогая! Ты едва успела уехать, но мне уже захотелось послать тебе весточку. Не могу высказать, как я признательна тебе за помощь. Ты такая чудесная дочь! Будь там поосторожнее, береги себя. Целую, мама. P.S. И найди время поработать над своей книгой».

Келли грустно улыбнулась. «Моя книга», – вслух повторила она. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она в последний раз думала о новой книжке сказок. Вероятно, следует посвятить ее Джимми. Да, решила Келли, так она и сделает: Сисси будет рада, да и Джимми одобрил бы такое решение.

Печаль, преследовавшая Келли все утро, еще сжимала ее грудь. Келли мрачно взглянула на письма Джимми, переданные ей Мэвис. Осторожно развернув одно из них, она улыбнулась при виде знакомого почерка. Действительно, письма Джимми были удивительными – иногда задумчивыми, иногда лирическими, а бывало, и забавными.

Он написал Мэвис три письма, полных дружеских замечаний о погоде, рыбной ловле, природе и своих животных. В первых двух ничто не привлекло внимание Келли. Но в конце третьего она обнаружила нечто, от чего тяжесть в ее груди стала казаться каменной:

«Помните моего приятеля по рыбалке, о котором я вам рассказывал, – Зейна? Ну так вот, Мэвис, я люблю этого человека, как родного брата, но, клянусь, моему терпению когда-нибудь придет конец.

Из-за него попала в беду еще одна девушка – на этот раз молоденькая учительница из округа Уэйн. Теперь, конечно, она хочет за него замуж, а он – ни в какую (как обычно).

Знаю, ни к чему обсуждать подобный предмет в письме к такой даме, как вы, но, несмотря на всю привязанность к этому парню, я собираюсь положить конец нашей дружбе. С ним было прекрасно рыбачить, но только я подумаю, что он способен сбить с толку мою племянницу или другую такую же славную девушку, и меня бьет дрожь. В этом человеке есть какая-то одержимость.

Думаю, я без сожалений порву наши отношения, а затем попрошу вернуть мои вещи, которые отдал ему на хранение. Надеюсь, вы не откажетесь сохранить их для меня. Мне хочется, чтобы они остались в безопасности, если со мной что-нибудь случится, а вам я могу доверять.

Сегодня я вновь видел одну из цапель над озером…»

Келли так и не дочитала письмо. Тяжесть в груди стала невыносимой, боль была такой острой, что на глаза наворачивались слезы. Если бы Джимми остался жив, в смятении и печали думала она, он порвал бы с Зейном, заботясь о ней. Неужели он предчувствовал, что вскоре умрет и что она познакомится с Зейном? Неужели хотел этому помешать?

Фразы из письма теснились у нее в голове: «…попала в беду еще одна девушка… учительница… она хочет за него замуж… он – ни в какую… меня бьет дрожь… в этом человеке есть какая-то одержимость…»

Келли свернула письмо, встала с дивана, прошла в спальню и сунула письма в стол, резко задвинув ящик. Подойдя к зеркалу, она в оцепенении уставилась в него. Ее лицо было таким же белым, как рубашка, – кроме скул, на которых горел лихорадочный румянец.

Опершись рукой о стену, чтобы удержаться на ногах, Келли оглянулась. На столике у постели лежала толстая книга в блестящей черной обложке – «Ее демон-любовник».

Быстро отвернувшись, она снова взглянула в зеркало, прямо себе в глаза. Может быть, Джимми ошибался? – спросила она собственное отражение. Это было совсем не в характере Джимми – дурно отзываться о ком-либо, собирать сплетни, а тем более доверять такие обвинения бумаге.

Зажмурив глаза, она покачала головой. И тем не менее Джимми сделал это: правда о Зейне была ясно изложена знакомым почерком Джима на бумаге в тонкую голубоватую линейку, которой он обычно пользовался.

Келли бросилась на постель и зарылась лицом в подушку. Почему ей так тяжело смириться с тем, что слова Мэвис подтвердились? Какое это имеет значение? Зейн оказался лучшим писателем и худшим человеком, чем она предполагала, – какая разница?

Нет, огромная разница, прозвучало в глубине ее души, – огромная, неизмеримая разница.

Именно теперь Келли поняла, как глупо было не прислушаться вовремя к предупреждениям и позволить себе почти влюбиться в этого мужчину.

Если начинающаяся влюбленность ранит так сильно, с горечью думала Келли, она ни за что на свете не желает испытать настоящую любовь. Никогда. Сисси была права: все мужчины одинаковы.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Зейн поклялся не встречаться с ней вновь – по крайней мере пока не вернется к обычному ледяному спокойствию и не охладит бушующую кровь.

У него и в мыслях не было прикасаться к этой девушке, особенно после захоронения праха Джимми. Но после торжественности прощания, за которым последовал нелепый эпизод с собакой и беспомощный, неудержимый смех, он не смог совладать с собой.

Зейн всегда гордился тем, что его трудно сбить с толку. Но куда же делась в то время вся его хваленая гордость?

Когда эта девушка упала навзничь рядом с ним, одну загорелую руку протянув над головой, а другую прижав к обтянутой влажной тканью груди, когда ее волосы в беспорядке разметались по прибрежным камням, она была похожа на гибкую, прекрасную русалку.

Смех неудержимо рвался из ее рта, сотрясая нежные округлости груди, и, пока она смеялась, ее лицо сияло – девушка стала ослепительно красива. Обычно ему удавалось владеть собой, но тут вся его воля исчезла под натиском желания – такого сильного, что Зейн не смог удержаться и попробовал на вкус ее губы, коснулся ее тела и запомнил эти прикосновения.

А потом девушка застыла в раскаянии и сожалении, а он и сам не понимал, какого черта позволил себе такую глупость. Келли – племянница Джимми, она слишком мало знала жизнь, а ему довелось познать слишком многое. Он всегда любил одиночество, а после трагедии с родителями и возвращения из Вьетнама и вовсе старался обходиться без общества.

Кроме того, она высокомерно и пренебрежительно отозвалась о его книгах, заставив его сжать зубы и прибегнуть к насилию, которого он обычно себе не позволял. Ему казалось, что с годами он закалился, привык к критике – пусть она и бывала едкой и колкой. Но критика, исходящая из столь прелестных губ, уязвляла до мозга костей.

Чтобы забыть о существовании Келли, Зейн пригласил на вечернюю прогулку по озеру Энни Прадом, пухленькую рыжеволосую разведенную дочь одного из соседей.

Но Энни, которая ловила каждое его слово и постоянно наклонялась вперед, выставляя напоказ глубокую ложбинку между грудями, вскоре наскучила ему. Она настаивала на желании прочитать его книги, потому что «если он пишет так же красиво, как говорит, то, право же, должен писать поистине восхитительно».

Что ты делаешь? – спрашивал он себя, наблюдая, как Энни грациозно поправляет растрепанные порывами ветра волосы. Покорная, соблазнительная Энни сидит совсем рядом, стоит протянуть руку, а он думает о чопорной, долговязой, тощей учительнице, которая, задрав нос, критикует его работу, даже не давая себе труда прочитать хоть строчку.

Увидев ее в другой лодке, плывущей по озеру, Зейн обрадовался. Это была большая лодка, настоящий катер с кабиной, и Келли стояла в ней рядом с мужчиной, который, по-видимому, был явно увлечен ею. По иронии судьбы, этим мужчиной оказался идиот психолог, обычно приезжающий на озеро летом, – тот самый, в голове которого, по словам Джимми, было не больше здравого смысла, чем в банке овощных консервов.

Обе лодки медленно разошлись на расстоянии тридцати футов, двигаясь в противоположных направлениях. Губы Зейна презрительно скривились. Он терпеть не мог Хардести, считая его настоящим болваном.

Спесивый, самодовольный и чванливый, Хардести имел незыблемое мнение относительно чего угодно – мнение, которое Зейн считал идиотским, а Джимми – невообразимо забавным. Больше всего на свете Хардести обожал похваляться своими достоинствами и романтическими победами.

И теперь рядом с ним стояла Келли – с загорелыми ногами под белой тканью шортов, с развевающимися по ветру каштановыми волосами.

Хардести о чем-то оживленно болтал с ней, а Келли, по-видимому, внимательно его слушала. Она кивала и даже изредка отвечала белозубой улыбкой.

Господи, подумал Зейн, неужели ей нужен именно такой человек? Сухое, ограниченное, заурядное существо? Вероятно, так и есть, ибо Келли даже не обратила внимания на Зейна.

Значит, ей нравятся такие олухи, как Хардести, мрачно заключил Зейн. Что же удивляться? Оба настолько преуспели, насмехаясь над другими и превознося собственное превосходство, что вполне достойны друг друга.

– Поразительно, как вам удаются эти книжки про ковбоев! – щебетала Энни Прадом, не сводя с него восторженных глаз. – Если бы у меня хватило слов, чтобы написать целую книгу, моя голова бы просто взорвалась! Я высказать не могу, в каком я восторге!

– Вы просто прелесть, Энни, – ответил Зейн. Наклонившись вперед, он чмокнул ее в нос, почему-то надеясь, что Келли заметит это. Он оглянулся – Келли по-прежнему была поглощена беседой с Хардести. Она ничего не заметила.

– О, если вы умеете так здорово целовать в нос, интересно, что же вы способны сделать с губами? – пропела Энни.

Ах ты, милая моя пустышка, никогда тебе об этом не узнать, устало подумал Зейн.

Посмотри-ка, думала Келли, живо наблюдая за Зейном уголком глаза. Прошлой ночью он валялся на берегу со мной. Сегодня целует эту рыжую. Что же будет завтра? Две блондинки с брюнеткой на закуску?

– Не хотите ли попробовать порулить? – спросил Терри Хардести. Он сменил шорты на синие брюки и идеально выглаженную белую рубашку. Аккуратно подстриженные волосы скрывала элегантная капитанская фуражка, на ногах красовались белые спортивные башмаки.

Келли нервно улыбнулась.

– Я еще никогда не управляла лодкой.

– Попробуйте, – настойчиво предложил Терри, – беритесь за руль. Я буду рядом с вами, вот так.

И он пропустил Келли к рулю, не снимая с него рук. Оказавшись сзади, он почти обнимал Келли, а его подбородок навис над ее плечом.

Келли едва не передернуло, но она вовремя овладела собой. Надо быть любезной с этим человеком, убеждала она себя. Ведь он по крайней мере согласился убавить громкость своего магнитофона, когда она попросила об этом. Хардести объяснил, что ему нравится носиться по озеру под оглушительную музыку, но, поскольку просьба исходит от нее, он готов отказать себе в маленьком удовольствии.

– Видите? – Дыхание Терри обожгло ее шею. Вы вполне можете быть первым помощником капитана. Не хотите стать моей «напарницей»?

Он умело подчеркнул это слово, и Келли беспомощно пожала плечами. Хоть бы этот Терри не прижимался к ней так явно! От него несло кремом после бритья. Этот запах пропитывал прохладный вечерний воздух, вызывая у Келли желание чихнуть.

– Эй, кто хочет печенья? – крикнула Мэвис из кабины. – Вы совсем позабыли про еду, дорогие мои!

– Пожалуй, надо доставить удовольствие старушке, – промурлыкал Терри прямо в ухо Келли. – Разве она не прелесть? Всегда так мила со всеми!

Мэвис с довольным видом возилась на крохотном камбузе катера.

Келли машинально кивнула, глядя, как удаляется лодка. Если Зейн и заметил ее взгляд, он не подал виду. Не удостоил ее даже кивком.

Так тебе и надо, с горечью подумала Келли. Она посоветовала бы этой рыжей девице быть поосторожнее – от Зейна уже забеременела одна и, по-видимому, далеко не первая женщина. Неудивительно, что Джимми разуверился в этом человеке.

Однако поздно ночью, лежа в постели и дочитывая «Ее демона-любовника», Келли забыла о своем раздражении – книга с непостижимой силой увлекла ее. Реальность померкла, стала расплывчатой, едва она погрузилась в мрачный и невероятный мир, созданный Зейном.

Дочитав последние строки, она закрыла книгу и долго смотрела на обложку, проводя пальцами по глянцевой черноте, как будто лаская ее.

А он славный, с невольным восхищением думала Келли. Он не просто славный. У него удивительные мысли, воображение и странный дар очаровывать…

Она так и не смогла отложить книгу – казалось, Зейн завладел ее волей, подчинив собственной силе.

Келли мысленно представила его – высокого, стройного и широкоплечего, с прямыми блестящими волосами, строгим лицом и глубоко посаженными серыми глазами. Невнимательному наблюдателю он мог бы показаться простым фермером, интересующимся только рыбной ловлей и снастями.

Должно быть, ему было легче выдавать себя за автора анонимных вестернов, простого парня, пишущего о заурядных перестрелках и погонях. Но он был совсем не прост, а, напротив, чрезвычайно сложен, обладал удивительным и странным даром. Он был чародеем.

Чародей, думала Келли, вновь проводя пальцами по глянцевой поверхности обложки, – да, так и есть. И женщинам следует опасаться его чар – это Келли хорошо понимала.

На следующий день Келли продолжила уже знакомую борьбу с собой, пытаясь отогнать мысли о Зейне. Хотя ее тянуло прочесть вторую книгу, «Иллюзии», она не позволила себе этого. Книга осталась лежать в пакете в ящике стола, под письмами, написанными рукой Джимми. Келли заставила себя заняться делами.

К середине недели, когда дом и двор засияли чистотой, Келли была готова приняться за свою работу. Она жалела только об отсутствии телефона и о том, что не может поболтать с мамой, а в остальном была довольна своим отдыхом. Ей понравилось жить на берегу озера и каждое утро видеть одни и те же деревья и утесы.

Однако Мэвис Прюэр и Терри Хардести были далеко не идеальными соседями для женщины, решившей написать книгу. Мэвис заходила к ней по два-три раза на дню и заваливала Келли собственной стряпней – от домашнего супа до свежевыпеченных булочек.

К несчастью, в своей кулинарии Мэвис руководствовалась скорее энтузиазмом, нежели талантом, и Келли обычно не дотрагивалась до ее угощения. Однажды, испытывая острое чувство вины, она скормила суп Мэвис Полли-Энн, когда больше собаке было нечего дать. Полли-Энн отблагодарила хозяйку отчаянным подергиванием хвоста, но, лакнув суп несколько раз, удивленно подняла голову.

– Невкусно, да? – с сочувствием спросила Келли.

Только почта связывала Келли с внешним миром. Вчера она получила письмо от Сисси – мать писала, что спрятала ключ от сейфа и выслала карточку с подписью в банк, а также в очередной раз осведомлялась, надежен ли такой способ хранения драгоценностей.

Келли покачала головой, размышляя об опасениях матери. Она порадовалась, что та отправила карточку – теперь доступ к сейфу будет еще более безопасным. Келли написала Сисси вновь, уверяя, что нет ничего надежнее банковского сейфа. Никто, даже сами служащие банка, не сможет открыть его без двух ключей – того, что хранится в банке, и любого из тех, что есть у Келли и Сисси, а кроме того, потребуется подпись одной из них.

Но волнения мамы казались Келли незначительной проблемой по сравнению с растущим раздражением, которое она испытывала к Терри Хардести. Келли быстро пришла к заключению, что это чрезвычайно эксцентричный человек, и не понимала, почему Мэвис так очарована им.

По-видимому, Терри считал, что степень доктора психологии дает ему право оценивать поступки Келли и бесконечно вразумлять ее. Он часто навещал ее, хотя Келли ни разу не пригласила его зайти и не приняла ни одно из его приглашений. «Мне надо поработать», – обычно она отказывала под таким предлогом.

«Вы прикрываетесь своей работой, как щитом, – возражал он. – Это неестественно».

Сегодня Терри был особенно настойчив. Заявился рано утром с чайником травяного чая, который считал более полезным, чем привычный Келли кофе.

Келли вздохнула, впуская его в дом.

– Мне некогда пить чай, – сказала она. – У меня много работы.

– И долго вы собираетесь прятаться от меня под видом этой так называемой «работы»? – поинтересовался Терри, улыбаясь так, как будто знал тайну, недоступную Келли. Он небрежно отшвырнул ногой от себя собаку.

Келли нахмурилась, но налила ему и себе чаю. Во всяком случае, надо выпроводить Терри как можно скорее.

– Я от вас не прячусь. В отличие от меня вы приехали сюда отдыхать. Меня же ждет работа.

Усевшись за кухонный стол, Терри критически оглядел обстановку дома.

– Да, вы немало потрудились, чтобы разобраться в этой мешанине. Нигде еще невроз вашего дяди не проявлялся так отчетливо, как в его способе вести хозяйство. Таким образом он бунтовал против порядка и любой власти.

Келли опустилась на стул и бросила на Терри недружелюбный взгляд.

– Мой дядя не был невротиком и не бунтовал против порядка. Он просто жил по-холостяцки.

– Не следует делать таких обобщений, – отозвался Терри. – Я тоже холостяк, но люблю опрятность. Некоторые – особенно неуверенные в себе люди – считают меня чрезмерно аккуратным.

Келли вздохнула. Аккуратнее, чем сейчас, Терри мог бы стать, только обернувшись в целлофан. Он проговорился, что разведен, и Келли не удивлялась этому.

– И все-таки, что же вы пишете, детка? – спросил он, подперев ладонью подбородок. – Вы никогда не говорили об этом. Сегодня я намерен остаться здесь, пока все не выясню.

Боже упаси, подумала Келли.

– Я пишу книгу сказок о животных.

Гримаса отвращения промелькнула на его лице.

– Сказки о животных? Вы хотите сказать, в которых животные разговаривают и тому подобное?

– Да, – подтвердила Келли, надеясь, что голос не выдал ее нетерпения. – Они разговаривают и тому подобное. Что же в этом плохого?

– Это побуждает ребенка к бегству от реальности, – заявил Терри, вздергивая голову. – Такие сказки нецелесообразны.

– Но жизнь без фантазий скучна, – возразила Келли. – Дети любят фантазировать.

– Дети также любят сладости, хотя от них портятся зубы, – заметил Терри, отпивая чай. – Вам было бы лучше писать о реальных вещах. К примеру, напишите книгу о мальчике, которого постоянно колотит его сестра из-за своей болезненной зависти. Напишите, как он находит выход. Я сам сталкивался с подобными ситуациями. Вот это будет полезная книга. Вы слишком талантливы, чтобы растрачивать себя на фантазии.

– А я считаю, что фантазии полезны, – с усмешкой возразила Келли.

– Послушайте моего совета, – настаивал Терри. – Вы же не хотите кончить тем же, чем наш сосед, живущий дальше по дороге… как там его зовут? Автор вестернов.

– Зейн? – недоверчиво воскликнула Келли. – Приятель Джимми?

– Да, – с отвращением отозвался Терри. – Два сапога пара. Ни тот, ни другой не мог решиться столкнуться лицом к лицу с реальностью. Ваш дядя налегал на спиртное, а его друг прячется в мире избитых штампов и дешевых сюжетов. Разумеется, оружие символизирует сексуальность, поэтому его пристрастие к ружьям и перестрелкам доказывает, что он не уверен в своем…

– О, прошу вас! – Терпение Келли было на пределе. – Как вы можете наговаривать на едва знакомого вам человека? А проблемы моего дяди я вообще не желаю обсуждать.

– Я понимаю ваше стремление забыть о пороках Джимми, – заверил ее Терри. – И именно это прошу сделать в отношении фантазий.

Голос Келли опасно повысился:

– Лучшая книга, которую я этим летом прочитала, полностью выдумана. Эта книга – «Ее демон-любовник», написанная Фэрли Коллинзом…

– А, Фэрли Коллинз! – раздраженно нахмурившись, подхватил Терри. – Мода на то, что пишет этот человек, доказывает, как неустойчив нрав большинства людей. Это настоящий инфантилизм – писать об ужасах. О самом Фэрли Коллинзе ходит много слухов, но я смогу просветить вас. Этот человек предпочитает уединение, потому что в его жизни доминирует страх. Догадываюсь, что он был болезненным ребенком в семье, где над рохлей отцом доминировала мать. Вероятно, Коллинз – ипохондрик и прячется от публики ввиду своей крайней неуверенности. Скорее всего, он подвержен великому множеству фобий и, вероятно, боится даже выйти из дома…

– Чепуха! – резко воскликнула Келли, отставляя чашку. – Ну, хватит. Вы понятия не имеете о том, что говорите. Думаю, вам пора уходить.

Терри недоуменно заморгал – его достоинство было уязвлено.

– Келли, не сердитесь. Я просто пытаюсь вам помочь…

– Тогда уходите, – приказала она, – и, пожалуйста, больше не мешайте мне. Сейчас у меня рабочие часы.

Выпрямив спину, Келли поднялась, чтобы проводить его к порогу.

Терри тоже встал; на его лице появилось терпеливое, почти мягкое выражение.

– Келли, подумайте о моих словах. Вы убедитесь в моей правоте. Почему бы нам не продолжить этот разговор сегодня вечером? Мы могли бы еще раз совершить прогулку по озеру.

– Хватит с меня прогулок. Я собираюсь проработать целый день, затем искупаться и ответить на письма. Я занята.

Он раздраженно нахмурился.

– Я уже не раз хотел предупредить: напрасно вы купаетесь в сумерках одна. Это глупо. Мэвис тоже обеспокоена, и я не могу поверить, что вы, с вашей рассудительностью…

– Терри, да уйдете вы или нет? – вскричала Келли. – Уйдете вы, наконец, отсюда?

– Незачем так волноваться, – надменно отозвался Терри. – Я ухожу.

Келли вздохнула с облегчением, когда наконец-то закрыла за ним дверь. Полли-Энн виляла хвостом с меньшим энтузиазмом, чем обычно, очевидно сожалея об ушедшем госте.

Келли сложила руки на груди и взглянула на собаку, покачивая головой.

– Глазам не верю! И тебе он понравился? Да такой человек может понравиться только святой или идиотке!

Она вернулась к пишущей машинке, надеясь, что Терри не лишил ее остатков вдохновения. Келли всегда писала медленно, но в последнее время ее работа стала продвигаться прямо-таки черепашьим шагом.

Здесь слишком много отвлекающих моментов, поняла она: хозяйство Джимми, присутствие Мэвис, Терри и Зейна… Хотя на Зейна грех жаловаться, поскольку они не виделись уже несколько дней, и тем не менее в мыслях Келли он постоянно был рядом. Больше всего она желала прекратить о нем думать.

Кроме того, ее раздражали странные события в доме. Келли потеряла запасной ключ Джимми. Она была уверена, что ключ висел на гвозде возле двери, однако сейчас он исчез. Куда она могла его задевать?

Удручала не только эта потеря. С тех пор как Келли приехала в Арканзас, ее сон стал беспокойным, наполненным кошмарами. А иногда она спала так крепко, что вообще ничего не видела – как будто проваливалась в бездонную черную пустоту, – и просыпалась после этого со странным ощущением неуверенности и головной болью.

Временами Келли испытывала раздражающее ощущение, что кто-то бывает в доме, трогает ее вещи. Бумаги на столе оказывались лежащими не в том порядке. Открытка от матери на время исчезла, хотя Келли была уверена, что не выбрасывала ее, а затем столь же таинственным образом появилась.

Келли решила, что все это – просто игра ее воображения, и поклялась больше не читать книги Зейна. Какими бы замечательными они ни были, их странность пугала Келли, вызывала беспокойство и чуть ли не параноидальный бред.

Вдобавок, Келли предстояла сложная задача найти хозяев для кошек и глупышки Полли-Энн. Вчера Полли-Энн внезапно заболела – ее рвало так сильно, что Келли решила везти ее к ветеринару. Но мало-помалу собака поправилась, демонстрируя поразительную живучесть большинства животных. Келли вздохнула с облегчением; она успела привязаться к этому добродушному существу.

Нет, думала она, глядя на лист бумаги, торчащий в пишущей машинке, разве можно работать, когда в голове теснится столько мыслей? Самых разных – от домашних животных и потерянного ключа до Зейна. Снаружи донесся рев музыки. Чтобы доставить ей удовольствие, Терри Хардести до сегодняшнего дня включал свой магнитофон не слишком громко. Но теперь, в раздражении, он решил наказать ее.

Келли знала, что просить его уменьшить звук бесполезно – Терри поступит по-своему ей назло. Пришлось закрыть все окна и включить кондиционер, чтобы перекрыть доносящийся снаружи шум.

Келли внезапно пожелала, чтобы Зейн оказался рядом: он мог бы отправиться к Терри и потребовать приглушить музыку. А если бы Терри отказался, Зейн просто-напросто взял бы его за шиворот и зашвырнул в озеро. Да, Зейн достаточно силен, чтобы с легкостью проделать это.

Прекрати думать о нем, приказала себе Келли. Немедленно прекрати о нем думать. Ты больше никогда с ним не увидишься. Никогда!

Наступил вечер. Хвала небесам, Терри отправился на лодочную прогулку, прихватив свою дурацкую музыку. Разогнув ноющую спину, Келли поднялась из-за стола и отправилась в спальню, чтобы надеть купальник.

Она не стала тратить время на еду, только пожевала булочку, которую вчера принесла Мэвис. Булка оказалась сухой и горьковатой на вкус. Стряпня Мэвис заслуживала самой низкой оценки. Тем не менее она догрызла булку.

На берегу она поиграла с Полли-Энн, заставляя ее побегать, ибо собака большую часть дня провела, преданно лежа у ее ног, и теперь нуждалась в разминке. Наконец Келли вошла в воду, оставив Полли-Энн сидеть на берегу.

Вечер был изумителен, предзакатное солнце озаряло пушистые облака золотыми и алыми бликами. Вода была прохладнее нагретого воздуха и ласкала разгоряченную кожу, подобно шелку.

Легко переплыв озеро, Келли поплескалась у противоположного берега, однако сегодня она утомилась быстрее, чем обычно; руки и ноги налились странной тяжестью.

Келли нахмурилась, разводя руками воду и глядя в сторону своего берега. Странно, подумала она, что-то зрение мутится. Она видела Полли-Энн, терпеливо ждущую ее возвращения. Секунду неподвижное белое пятнышко казалось ярким и отчетливым, а затем его будто заволокло дымкой.

Келли прищурилась. Внезапно она поняла, что чувствует себя плохо. К горлу подкатила тошнота.

Черт побери, она переутомилась и перенервничала, а ела так мало, что ее организм взбунтовался. Нырнув с камня, она поплыла к дому кролем, быстро продвигаясь вперед.

Она уже была на полпути между двумя берегами, когда живот пронзила жгучая боль, сменившаяся настолько сильной судорогой, что она вскрикнула и набрала в рот воды.

Келли закашлялась, пытаясь удержаться на плаву. Но тут налетела вторая судорога, заставив ее беспорядочно задергаться. Волна ударила ей в лицо, вода снова попала в горло.

И вновь боль завладела ею. Келли открыла рот, чтобы позвать на помощь, вновь наглоталась воды и окончательно ослабела.

Этого не может случиться, в панике думала она. Такое может произойти с кем угодно, но только не со мной!

Охваченная паникой, она закашлялась и с головой ушла под воду. Она не владела собственным телом, не могла контролировать свои движения. Этого не может быть!

И тем не менее это произошло. Она была беспомощна. Она тонула.

Обхватившие ее руки были сильными – очень сильными.

Сердце кололо, легкие и горло казались обожженными, желудок ныл, руки и ноги беспомощно повисли; ей не хватало сил даже открыть глаза.

Келли смутно ощущала, что ее положили лицом вниз на что-то твердое и колючее. Холод сковал ее тело, и Келли конвульсивно задрожала.

Мощные руки больно надавили ей на спину, заставляя сделать вдох, и тут же ослабили давление. Наполнивший легкие воздух был жгучим, и Келли захотелось, чтобы ее оставили в покое, позволили погрузиться во мрак.