Текст книги "Волчья тропа"

Автор книги: Бет Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Колби улыбнулся.

– Твой билет, – сказал он и протянул руку, чтобы помочь мне забраться в ящик.

Я оперлась на нее, хотя и сама бы справилась – с одной рукой залазить оказалось намного трудней. Я видела, с какой радостью женщины принимают помощь от мужчин. Неужели они не понимают, что их жизнь станет намного легче, если они научатся все делать сами?

Я залезла в ящик, в котором не было ничего, кроме обрывков старых газет, и устроилась поудобнее. Со всех четырех сторон в нем были прорезаны дырки – чтобы удобнее нести, чему я была очень рада. Терпеть не могу замкнутые пространства.

– Веди себя тихо. Скоро придут рабочие, чтобы отнести ящик на корабль. Если тебя найдут, я уже помочь не смогу. Безбилетный проезд – преступление. Тебя отвезут в Генезис и будут судить.

– Знаю я, что делают с преступниками в Генезисе. Не беспокойся, если надо, я умею сидеть тихо.

– Это умение тебе сейчас очень пригодится. Я забью в крышку пару гвоздей, чтобы не соскальзывала.

Я немного подумала и кивнула.

– Скоро увидимся, Элка, – сказал он и накрыл ящик крышкой.

Сквозь дыры я видела его ноги. Послышался стук молотка. Гвозди входили в дерево и надежно закрепляли крышку с четырех сторон.

Колби закончил, похлопал по крышке и сказал:

– До вечера.

Я выглянула в одну из дырок и увидела, как он шагает в сторону города, крутя в руках молоток и что-то насвистывая. Я толкнула крышку, но она держалась крепко. Рука скользнула к ножу, спрятанному под курткой. Я вытащила его и прижала к себе, словно ребенок любимую игрушку. Впрочем, у меня больше и не было ничего, разве что еще рюкзак с пустыми консервными банками.

Я попробовала вытянуть ноги, но ботинки уткнулись в доски. Ящик был похож на пещеру с эхом, когда ты кричишь, а бог отвечает тебе твоим же голосом. Я слышала, как бешено стучит сердце, слышала свое частое дыхание и боялась, что воздух закончится, прежде чем Колби меня выпустит. Я боялась, что рабочие услышат, как кровь шумит в моих жилах, и меня повесят в Генезисе.

Потом донеслись голоса: мужчины недовольно ворчали, что еще рано, что они не успели и глаз сомкнуть, и что эти ящики нужно было погрузить еще прошлым вечером.

Кто-то ударил кулаком по крышке так сильно, что я испугалась – вдруг он ее проломит.

– Ты только глянь! – завопили прямо у меня над головой. – «Хрупкое! Не кантовать!»

Грянул смех.

– Давайте, и поаккуратнее, – сказал тот же мужчина, и в дыры просунулись руки, отчего я тихонечко сжалась посередке, чтобы меня не задели.

По-моему, я всю дорогу не дышала. Мужчины ворчали, что в таком тяжелом ящике не может быть ничего хрупкого. Кажется, меня тащили несколько миль. Передний конец ящика задрался, и я испугалась, что выскользну; видимо, мы поднимались по сходням. Потом он резко опустился – ящик сгружали в трюм. Свежий холодный воздух сменился запахом стоячей воды и водорослей. Ящик упал, и я больно ударилась локтем, но стиснула зубы. Ужасно хотелось обругать неуклюжих ублюдков.

Солнце стояло уже высоко, и в ящике было достаточно светло, чтобы я могла рассмотреть свои руки. Рабочие опустили в трюм еще какие-то грузы, потом люк закрылся, и все погрузилось во тьму. Когда мои глаза, наконец, привыкли к темноте, двигатели взревели, и пол затрясся. Мы начали двигаться: сначала медленно, покачиваясь из стороны в сторону, потом быстро набрали скорость. Я выглянула в одну из дырок и с огромным облегчением увидела, что рядом со мной большое окно. Правда, оно было невероятно грязным, но кое-что я могла рассмотреть. Мы плыли вдоль одного из берегов, над которым поднимались высокие горы, освещенные солнцем.

Мне понадобилось несколько часов, чтобы привыкнуть к движению, и к тому времени, как стемнело, я почувствовала, что проголодалась. Я же с собой ни еды, ни воды не взяла. Не проблема. Я знаю, как их добыть, если понадобится. Я взяла нож, засунула в щель между ящиком и крышкой. Вскоре крышка поддалась – сталь сильнее дерева. Я не собиралась ждать, пока Колби придет и накормит меня, и потом я ведь не пленница. Я не слышала ни единого звука в трюме с тех пор, как корабль отплыл, потому не волновалась, что меня кто-то увидит.

Наверное, какой-то бог подслушал мои мысли, потому что до меня вдруг донесся слабый шлепок по дереву. Я спрятала нож под курткой и затаила дыхание.

Еще один шлепок. Больше я ничего не услышала, только крысы скреблись да кровь шумела в ушах.

Я выглянула по очереди в каждую из дырок: из той, что возле головы, я увидела еще один ящик. В ногах то же самое. С одной стороны окно, с другой трюм, и там я разглядела нечто, отчего сердце чуть не остановилось. Из ящика напротив на меня таращились огромные блестящие глаза.

Как нанести верный удар

– ВЫПУСТИ МЕНЯ отсюда! – попросил ящик. Вернее, девушка из ящика. Тоже молоденькая. – Ты должна меня выпустить.

– Ничего я не должна. Я знаю тебя не лучше, чем камень в сапоге, – сказала я и отвернулась. – С камнем мы и то дольше знакомы.

– Пожалуйста, пока они не пришли, – взмолилась девушка.

– Не знаю, кто придет за тобой, но у меня все в порядке. Скоро придет мой знакомый и меня выпустит.

Я поудобнее устроилась в ящике и стала думать о Колби. Вспоминала, как он назвал меня очаровательной. Я не хотела слушать ту странную девушку, но она все бубнила и бубнила.

– Ты собираешься плыть в его каюте?

– Да.

– Симпатичный?

– Не твое собачье дело, хотя он и правда красавчик, – ответила я, представив улыбку Колби.

Слава богу, девушка заткнулась, но, как выяснилось, ненадолго.

– Ты его шанс? – спросила она, и картинка у меня в голове вдруг треснула.

Я прижалась к дырке и вновь встретилась с ней взглядом.

– Что ты сказала?

Смех у нее был кислый, как зеленое яблоко.

– Я тоже шанс Джеймса.

Джеймс! Колби! Лживый сукин сын! В груди заболело – я представила, как он смотрит на других девушек и болтает с ними. Говорит им те же слова, на которые поймал меня. Не буду я его ждать! Вот прямо сейчас пойду и найду его. Пусть выбирает она или я. Я не буду запасным вариантом!

Я схватила нож, засунула его в щель между крышкой и древесиной и начала поворачивать. Издалека донесся волчий вой. Мой Волк!.. Он шел за мной через горы, охранял меня, и мы с ним встретились на другом краю озера. Я столько лет прожила в лесу, что знаю, как воют волки, когда радуются добыче, и на следующее утро на снегу остаются лишь обрывки шерсти и пятна крови, или когда дерутся, выясняя, кто главный в стае. Однако то был совсем другой вой – он предупреждал об опасности, а я знала, что нужно слушаться, когда лес с тобой говорит.

Донесся скрип открывающейся двери. У меня похолодели ноги.

– Тихо, – прошипела девушка, как рассерженная змея.

Я услышала голоса двух мужчин и сразу узнала Колби. Его голос звенел, как колокольчик, а второй был скрипучий, как плохо выделанная кожа. Волк продолжал выть, и я запрятала нож туда, где смогу быстро до него дотянуться.

– Которая? – спросил скрипучий голос.

– Вот эта. За вторую уже заплатили, – ответил Колби. Он разговаривал совсем не так, как на пристани. В нем все еще было что-то лисье, но теперь эта лиса взбесилась.

Кто-то пнул мой ящик.

– Эй, ты там жива? – спросил мужик со скрипучим голосом и заржал, как подавившийся сеном осел.

Кто-то поддел ломом крышку ящика, и раздался громкий треск. Сердце сорвалось в галоп, и у меня не осталось времени ни на то, чтобы схватить нож, ни на то, чтобы поинтересоваться, кто это пришел за мной. На меня смотрел Колби, сжимая в нежных руках лом. Рядом стояла помесь человека и кабана. Я его сразу узнала – капитан порта, жирный ублюдок. Он истекал жиром и потом и пялился на меня, приоткрыв рот, словно я была свиной отбивной.

– За эту двенадцать, – улыбаясь, сказал Колби.

Как же мне хотелось содрать это милое личико с его милого черепа!

– Двенадцать? – хрюкнул Кабан. – Да эта уродина больше восьми не стоит.

– Согласен, уродина редкостная, – заявил Колби. – Но на лицо смотреть не обязательно. – Он, ухмыляясь, взглянул на меня, как на гнилой фрукт.

Мне захотелось плакать, орать во весь голос. Ты же говорил, что я очаровательная.

– Дай на вторую взглянуть, – сказал мужчина.

Колби положил руку ему на плечо, и я подумала, успею ли вскочить и вырвать у него ломик.

– Я же говорил, что за вторую заплатили люди, с которым вы точно не захотите ссориться. У них на нее большие планы. Так что или эта, или вообще никто.

Я пошевелила ногой, готовясь к прыжку, а Колби услышал и отбросил лом в сторону. Как я проклинала его про себя!

Кабан взглянул на меня, потом схватил жирной потной рукой за волосы и дернул. Вы даже не представляете, как больно было, словно голову оторвали. Я взвыла, как баньши, а он вздернул меня на ноги и вытащил из ящика. Я ударилась коленями о палубу и вновь завопила.

– Убери свои чертовы руки! – рявкнула я, скрежеща зубами от боли, но он, все еще держа за волосы, рывком заставил меня встать.

Я пнула его в голень и плюнула прямо в глаз. Он завыл и выпустил меня. Колби заржал, и я обернулась к нему. Мои глаза горели от ненависти и желания убивать.

Однако я не успела выхватить нож. Колби ткнул меня ломом прямо в живот. Весь воздух разом вышел, и я оказалась на коленях, прежде чем поняла, что случилось. Боль пришла секундой позже, в глазах потемнело. Я прижимала руки к животу – боялась, что выблюю все внутренности на блестящие ботинки Колби.

– Теперь она будет посговорчивее, – сказал Колби. – Десять – и можешь делать с ней что угодно. Только не убивай. Она пойдет в наркопритон в Халвестоне – им там на рожи плевать.

Он рассмеялся и подтолкнул Кабана локтем.

Тот заворчал и согласился:

– Десять.

Этого не может быть, наверное, мне послышалось. Этого не может быть!

Я даже вздохнуть не могла – все тело пронзала острая боль. Видать, ребро сломано.

Потом раздался звон монет, и когда Колби заговорил, его голос вновь звенел, как колокольчик.

– Развлекайся! Как закончишь – засунь ее обратно в ящик. Я буду ждать на палубе.

Дверь со скрипом открылась и захлопнулась. Кабан пялился на меня, оттопырив губу.

– Только ты и я, – прохрипел он срывающимся голосом. Потом закашлялся и сплюнул на палубу кусок слизи.

– Только тронь меня, – сказала я так спокойно, как только смогла, – и больше не увидишь солнца. Обещаю!

Он оскалился, обнажив потрескавшиеся, желтые зубы, и выдохнул. У него из пасти несло как от кучи кроличьих потрохов, пролежавших день на солнце.

Я попыталась отодвинуться, но ребра и грудь болели, потому я осталась на месте, постаравшись принять грозный вид.

– Ну, давай, – сказал он, подвигаясь поближе. – Я буду нежен.

Вдруг он схватил меня за горло и сжал, а затем уложил на спину. Живот отозвался болезненным спазмом. Вопить от боли я не могла, на глаза навернулись слезы, и кровь бросилась в лицо. Кабан залез на меня и попытался просунуть колено между ног.

От его веса и вони в желудке поднималась желчь. Я дергалась и боролась, однако, сколько я ни пинала и ни била его, он и ухом не повел.

– Прекрати. – Все еще держа меня за глотку, толстяк приподнял мою голову и стукнул о палубу.

Я словно оказалась под водой – уши заложило, глаза затуманились, а ноги и руки вдруг стали тяжелыми и бесполезными.

Кабан разорвал мою куртку. Потом рубашку. Я почувствовала холодное дуновение на голой коже. Он лизнул меня, и слюни закапали всю грудь. Запустил руку между ног, пытаясь стянуть штаны.

От шока я вынырнула из воды.

Он уже расстегнул пояс и начал грубо и лихорадочно срывать белье.

Я не понимала, что происходит. Как я вообще здесь оказалась?

– Сейчас ты ответишь за то, что меня ударила… – По его бороде стекала слюна.

Когда охотишься, нужно уметь выжидать, пока не придет время нанести удар. Как сейчас. Я не добыча! Никогда не была и не буду. Особенно для такого неуклюжего недоумка.

Сердце билось так громко, что я его слышала. Он мычал угрозы и называл меня уродиной. Потом опустил голову и лизнул мою шею – прям как медведь, который собирается тобой пообедать. Вот только здесь кусаюсь я.

Я повернула голову и впилась зубами в его ухо.

Он завизжал, а потом уперся мне в лицо ладонью, пытаясь оторвать от себя. Однако зубы у меня острые, а челюсти сильные, как у росомахи. Когда он отдернул голову, половина уха осталась у меня в зубах.

Острый металлический привкус крови наполнил рот, и я выплюнула ее прямо на пол трюма. Кабан заревел и откатился. Пришло мое время! Я согнулась, вытащила нож из-за пояса и, стараясь не обращать внимания на треск собственных ребер, всадила его по самую рукоять в брюхо этой твари.

Кабан взревел. Кровь из живота выплеснулась мне на кожу. Я вытащила нож и выползла из-под толстяка. У него в горле заклокотало, в стороны полетели красные брызги.

– Сука, – пробулькал он, пытаясь подняться. – Ты… труп.

Прижимая одну руку к животу, а во второй держа скользкий от крови нож, я взглянула ему прямо в глаза.

– Я тебе говорила, сукин сын. Женщины – это тебе не товар. А уж я тем более!

Оскалив зубы, он бросился на меня и обеими руками сжал горло. От гнева он совсем поглупел – даже забыл, что у меня нож. Старался выдавить из меня жизнь.

У мужиков есть еще одна слабость, помимо тупости, – висящие причиндалы. Я прямо по ним коленом и заехала. Кабан заревел, и хватка на секунду ослабла. В глазах вновь потемнело, а уши словно наполнились водой. Понимаете, он сделал ошибку: обеими руками сжал мне горло, а мои остались свободными.

Я всадила нож ему в шею по самую рукоять. Смотрела прямо в маленькие свиные глазки и видела, как угасает жизнь, словно пламя свечи, а он видел, как приходит смерть. И тяжело, как гнилое дерево, повалился мне на грудь.

Вот и все.

В жизни никого не убивала.

Я видела, как гас этот свет в глазах лосей и оленей, – но не в человеческих. Особой разницы не было.

Я откатила его в сторону и немного полежала, стараясь успокоить колотящееся сердце. Трясущимися руками застегнула джинсы, попыталась застегнуть и куртку, но этот ублюдок поотрывал все пуговицы. Девушка из ящика звала меня и умоляла выпустить, но мне сейчас было не до нее. Я поднялась на дрожащие ноги и вытащила нож из шеи этого животного. Даже не попыталась вытереть. Зачем, если я снова собиралась пустить его в ход.

Я вылезла из трюма с одним-единственным желанием, и никто – ни люди, ни боги – не смогли бы меня остановить.

Колби действительно ждал на палубе. Ярко светила луна; опираясь на борт, он держал в пальцах сигарету. Вокруг никого не было, потому я и не подумала подкрадываться. Колби наверняка услышал мои шаги, однако головы не повернул. Он смотрел, как винты вспенивают воду.

– А ты быстро, Тони. Признайся, на самом деле она тебе понравилась.

Я стояла у него за спиной, держа нож лезвием к себе, так, чтобы он лежал вдоль руки. Во мне кипела ненависть, превращая пот в пар, а кровь толстяка шипела и пенилась.

– Нет, я ему не понравилась.

Колби резко обернулся, сигарета выпала из пальцев. Я схватила его за грудки и прижала к перилам, приставив к горлу нож. Он поднял руки, сдаваясь, и уставился на меня расширенными глазами, словно увидел демона, вышедшего из ада. Кровь текла по моему лицу и струилась изо рта, а пылающие глаза покраснели от гнева и слез. Грудь была обнажена и покрыта кровью, отчего я и вправду выглядела как монстр.

– Ох… Элка… Что он с тобой сделал?

– А ты как думаешь? – ответила я.

– Я не… – Его глаза бегали. Он искал помощи или пытался выдумать очередную ложь. – Я был уверен, что он тебе понравится, и вы поладите, когда останетесь вдвоем.

– Выходит, ты мне мужа хотел найти?

– Элка, пожалуйста… давай поговорим.

Черт, как же мне это нравилось.

– Десять, – сказала я.

Он наморщил лоб, вроде как я на другом языке говорила.

– Твой дружок уже не сможет жениться ни на ком. – Я прижала нож к его горлу. – Поэтому отдай мне те десять долларов, которые он за меня заплатил, и все, что у тебя есть. За беспокойство, сам понимаешь. Быстро!

Колби начала шарить в карманах, а я подставила свободную руку, в которую он кидал монеты. Потом засунула их в куртку и широко улыбнулась, чтобы он увидел окровавленные зубы. Теперь у меня были деньги. Больше мне от Джеймса Эверетта Колби ничего не надо.

– Он… он мертв?

– Догадайся сам. – Я шагнула назад, отведя клинок от его горла, дала ему время вдохнуть и подумать, что я могу с ним сделать. Потом покрутила нож в руке и стукнула Колби по голове костяной рукояткой. Он взвизгнул и, отступив, уткнулся спиной в борт. Я схватила его за воротник, вытащила из кармана ключ от каюты, а потом склонилась прямо к его уху.

– Надеюсь, ты умеешь плавать? – спросила я и перекинула дохляка через перила прямо в пенный след. Всплеска почти не было. Никто не завопил: «Человек за бортом», никто не бросился смотреть, из-за чего шум. Всем на корабле было плевать на пропажу этого типа.

Конечно, я могла проткнуть его ножом или перерезать ему глотку, прежде чем сбросить в воду, что я и собиралась сделать, но когда я взглянула в его глаза, страх остановил мою руку. Не его страх, а мой. Во что я превращусь, если еще раз увижу, как умирает огонь в человеческих глазах? Колби от меня избавился бы, не колеблясь, вот только у него такого шанса не было. Звери убивают, когда приходится бороться за свою жизнь. Вот и я за свою боролась. Мне пришлось выбирать – или он, или я. С Колби было не так. Если бы я прирезала его, безоружного, я стала бы не лучше Крегара.

Где-то в глубине души заскреблись сомнения. Наверное, стоило убедиться, что он мертв. Я уставилась на черную воду: ни машущих рук, ни головы, ни криков о помощи. Вода была холоднее снега, ему не выжить.

Его убила вода, не я.

Вся ярость вдруг испарилась, меня начало трясти. Я стояла на коленях, вцепившись в борт, и медленно, глубоко дышала. Вернулась боль. Болело все – желудок, спина, грудь, голова. Я смотрела на черную воду, усеянную клочьями белой пены, и думала, не прыгнуть ли туда вслед за Колби. Нет, не дождетесь! Ни медведь, ни волк не подымут лапы кверху, если они ранены или голодны. Вы видели, чтобы медведь прыгал с утеса просто так, от тяжелой жизни? Спорим, не видели. Звери продолжают бороться, пока у них хватает сил. Они не сдаются, и я не сдамся.

Я медленно побрела обратно в трюм. Внизу от запаха крови кишки вывернулись наружу, и я не смогла сдержаться – опустошила желудок прямо за кучей ящиков. Потом вроде бы стало легче.

Нашла лом возле двери и направилась к ящику с девушкой, стараясь не смотреть на труп толстяка, чье достоинство вываливалось из расстегнутых брюк.

– Эй, ты там жива? – спросила я у ящика.

Из дырки показалась рука.

– Пожалуйста, выпусти меня отсюда.

Я посмотрела на себя – вся покрыта кровью, на пузе лиловые синяки – и решила предупредить ее, ну так, на всякий случай. Девушек легко испугать.

– Я тут выгляжу… – Корабль закачался, и на меня вновь накатила тошнота. – В общем, ты не ори, если что.

Мои ребра возмущенно протестовали, когда я поддевала ломом крышку. Наконец передо мной предстала девушка, одетая в оборки и цветочки, с подушкой и бутылочкой воды. Ну конечно, за нее ведь заплатили.

– Что-то осталось? – Я ткнула пальцем в бутылку.

Она протянула ее, уставившись на меня с открытым ртом.

– Всего несколько капель.

Я осушила бутылку одним глотком, вытерла рот и сплюнула кислоту и кровь.

– Пошли. Поможешь мне.

Она вылезла из ящика так, как будто только училась ходить. Худющая, как тростник, руки тонкие, как веточки, и такое же тело. Светло-золотистые волосы и блестящие карие глаза. Ясно дело, Колби не хотел, чтобы Кабан на нее забрался. Черт, такой персик заслуживает кого получше.

– Господи, – сказал она, переводя взгляд с мертвеца на меня. – Ты в порядке?

Я не ответила. Что говорить? Нет, не в порядке, совсем не в порядке и, наверное, больше никогда не буду.

Девушка подошла поближе. Она была выше меня.

– Я все слышала. Мне очень жаль.

Я нахмурилась.

– Ты ни в чем не виновата.

Улыбка у нее была такая безмятежная, словно она вообще забот в жизни не знала.

– Не могу поверить, что ты его убила…

Вдруг ее лицо исказилось от страха.

– Джеймс! Он скоро вернется. Нам надо уходить.

Я покачала головой.

– Он решил поплавать.

– Ты его…

Я вновь покачала головой.

– Он еще дышал, когда ушел под воду.

Она открыла рот, чтобы еще что-то сказать, но тут я ее перебила:

– Это булавки? Дай сюда! – Я показала на ленту, которой было подпоясано ее платье.

Девушка взглянула туда, куда я показывала.

– Эти? Зачем тебе?

Вот идиотка! Я распахнула куртку.

– Не хочу сверкать на весь мир своими сиськами.

Она забавно покраснела, отдала их мне и отвернулась, чтобы не смущать.

Когда я привела себя в приличный вид, то кивнула на мертвеца.

– Нужно запихнуть его в ящик.

Ее глаза округлились.

– А как мы его поднимем?

Вот идиотка!

– Мы не будем его поднимать. У тебя что, мозгов не хватает? Принеси вон тот кусок брезента.

Я кивнула на кучу ящиков. Она подошла туда, скрестив руки на груди, словно не хотела ничего здесь касаться, и взялась за кусок брезента большим и указательным пальцами. Я смотрела, как она пыталась стянуть его, и, по правде, не знала, что с ней делать.

– Ты что, издеваешься? – спросила я, и она взглянула на меня, словно я на иностранном языке говорю.

– Не идет, – пожаловалась девица, дергая за брезент, словно вытягивала нитку из юбки.

– Черт, да у новорожденного больше сил, чем у тебя!

Я подошла и потянула за кусок брезента обеими руками. Дернула, и он легко поддался. Ну, если честно, я повыпендривалась малость. Не стоило так сильно тянуть. Ребра хрустнули.

– Отнеси вон туда, – велела я, изо всех сил стараясь скрыть боль.

– А как мы его в ящик затащим? Он же как кит. Нам не поднять, – опять заныла девица. Вот идиотка!

– Делай что говорю и не распускай нюни.

Она шумно выдохнула и принесла кусок брезента. Скоро мы засунем Кабана в ящик и свалим наконец отсюда.

– А теперь что?

Я подошла к ее ящику, который был чуть поменьше моего.

– Надо повернуть его на бок. Только тихо.

Девица нахмурилась, посмотрела на тело, на ящик, на брезент и вновь перевела взгляд на меня. Нахмуренное личико просветлело, и на нем появилось удивленное выражение. Словно в голове зажглась электрическая лампочка. Я даже отблески света в глазах видела. Вроде в черепе больше ничего и не было.

– Умно, – сказала она и взялась за ящик.

Вместе мы перевернули его, так что он оказался открытым боком прям напротив мертвеца. Девица без слов поняла, что я хочу сделать, и сама догадалась разложить брезент – один конец в ящике, второй рядом с телом.

Мы опустились рядом с мертвецом на колени, и тут она струхнула.

– Это просто тело, – сказала я. – Мясо и кости. Чертов ублюдок получил по заслугам.

Я вдруг вспомнила его вес на груди, быстрое, хриплое дыхание, запах его слюней… Сердце бешено застучало, и я обнаружила, что пялюсь на дыру в его брюхе, жалея, что не сделала еще парочку.

– Да я не потому… – Тихий нежный голос вырвал меня из тьмы. – Давай уже заканчивать.

И она сделала нечто такое, отчего я просто офигела. Встала, сняла платье и аккуратно положила его на ближайший ящик. Она стояла передо мной в трусах и лифчике, а я не знала, куда глаза девать.

– Какого черта ты вытворяешь?

– Не хочу платье испачкать. Потом не отстираю.

Охотник всегда говорил, что без пары кровавых пятен костюм не полон, и каждую неделю возвращался домой с новыми. Ей я ничего такого не сказала, просто кивнула, стараясь не смотреть.

Девица больше не колебалась, когда пришлось прикоснуться к трупу. Пошарила по его карманам и извлекла оттуда пригоршню монет. Сложила их рядом с платьем и кивнула мне. Вместе мы затащили Кабана на кусок брезента. Дальше было легче. Мы приподняли край и закатили труп в ящик. Звук получился такой, будто кто-то мешком угрей шлепнул. Я не смогла сдержать улыбку.

Ломом я повытаскивала гвозди из крышки моего ящика – по одному для каждого угла. Потом попросила девицу придержать крышку. Четыре быстрых удара, и вот уже Кабан надежно упакован и готов к доставке.

– Ребята на другом конце озера очень удивятся, когда найдут его вместо тебя.

– Пусть подавятся! – Надо же, эта симпатичная мордашка умеет выражаться.

Тут она что-то заметила на стене и сказала:

– Отойди в сторону.

Я отошла, а она сняла со стены пожарный шланг и начала поливать пол трюма. Вода смывала кровь и дерьмо, и они просачивались между досками. Как ни странно, с ними уплывали боль и ненависть. Конечно, не все, но мне стало легче. Мы умылись, я сполоснула нож, а она, наконец, натянула платье. Потом я взглянула на свои ладони, грязные и дрожащие. Они казались мне чужими. Кабан и Колби словно поселили во мне какую-то тьму. Когда я вонзила нож в брюхо Кабана, в моем собственном тоже что-то завелось; я чувствовала, как оно ворочается и растет. Я перестала быть сама собой. Из глаз брызнули слезы, и я даже не попыталась их сдержать. Слезы текли по щекам и капали на разорванный воротник. Я стояла, покачиваясь, не соображая, где нахожусь. Может, все еще возле озера? Надышалась ядом, и он отравил мои мозги? Очень хотелось верить, что ничего этого не было – ни Кабана, ни того, что я с ним сделала.

Потом пришло другое чувство, то, что обычно появляется после убийства – глубокое и настоящее. Оно напрочь смыло боль. Так вот почему Крегар убивал – ему нравилось это чувство.

Девушка помахала рукой перед моим лицом, стараясь вернуть меня на землю.

– У Колби была каюта, – сказала я, доставая ключ. Мне сейчас нужно было найти что-то мягкое, чтобы поудобнее устроить свои ребра. – Теперь она ему не нужна.

Девушка протянула мне руку.

– Пенелопа.

– Чего? – переспросила я. Я такого слова еще в жизни не слышала.

– Меня зовут Пенелопа.

Интересно, кто ее так назвал? Я пожала протянутую руку.

– Элка.

Люди обычно спрашивают, почему меня так зовут, но раз у нее самой такое странное имя, то и вопросов не будет. Девушка улыбнулась и вдруг очень серьезно сказала:

– Элка, спасибо, что ты меня спасла.

У меня аж щеки порозовели. Мне никто еще «спасибо» не говорил. Я пробормотала что-то вроде: «Да пожалуйста!», спрятала руки за спиной и стояла, не зная, что делать дальше.

Пенелопа немного помолчала.

– Ты в Халвестон едешь?

Я кивнула, а ее лицо прям просветлело. Она улыбнулась уголком рта, и в глазах промелькнуло шаловливое выражение.

– Есть одна идея…

Девушка, которая знает буквы

– ДА НИ В ЖИЗНЬ! – сказала я, заперев дверь в каюте Колби, маленькой, тесной комнатке с двумя полками – одна над другой.

– Да брось, Элка, – отмахнулась Пенелопа. – Отличная мысль. Мы обе выиграем.

Я осторожно улеглась на нижнюю полку.

– Ага, что, например, выиграю я? Целый день буду слушать болтовню фифы, которая о лесе ничего не знает?

Она не обиделась на мои грубые слова.

– Пожалуйста, возьми меня в Халвестон. Я сделаю все, что ты захочешь. Я… я помогу тебе купить участок или найти работу… не знаю, может, получить разрешение на добычу… Пожалуйста. Люди Колби будут меня искать на дорогах. Ты же помнишь, что он сказал – за меня уже заплатили.

Она болтала и болтала, и я услышала два слова, которых не знала раньше: «участок» и «разрешение». Тут меня осенило. Я знала имена родителей, но прочитать их не смогла бы. Я-то планировала людей пораспрашивать, когда до места доберусь. Папа с мамой наверняка уже разбогатели, и найти их будет нетрудно, однако помощь не помешает.

– Значит, там есть записи обо всех старателях? – спросила я.

– Да, конечно, в конторе, где разрешения выдают.

– А ты умеешь читать? Сможешь найти кого-то в тех разрешениях?

Мне было не по себе, оттого что я задаю такие вопросы. Я читать не умела и как-то без этого обходилась. Но теперь я ведь не на оленей охотилась, а на людей, а они оставляют следы на бумагах.

Пенелопа взглянула на меня совсем по-другому. В ее глазах не было жалости, нет, скорее что-то, похожее на понимание.

– Да, умею, – тихо ответила она.

Я лежала молча. Слава богу, Пенелопа тоже затихла. Мне нужно было немного подумать.

– Сообщу тебе, что решила, когда приплывем, – сказала я, и она уж было открыла рот, чтобы поныть, но я ее перебила: – И не приставай ко мне больше, иначе отправлю плавать вместе с Колби. Ясно?

Пенелопа вновь фыркнула. Честное слово, ужасно хотелось выкинуть ее в одно из дурацких круглых окошек, но сил не было. Я закрыла глаза, а она забралась на верхнюю полку. Немного поерзала, сердито попыхтела, затем успокоилась. Я никогда раньше не спала ни с кем в одной комнате – только с Охотником и с бабкой – и боялась, что не смогу уснуть. Я молилась всем богам, чтобы сны мне сегодня не снились. Умоляла голову забыть обо всем, что сегодня случилось, просила ее не обращать внимания на боль в животе. Не знаю, услышали меня боги, или я просто устала, как собака, но я сразу провалилась в сон. А проснулась от потрясения.

Бекон

ПАХЛО БЕКОНОМ.

Нет ничего лучше в мире! Соленые, тонко нарезанные ломтики жира, подрумяненные на сковороде. Тот, кто скажет вам, что не любит бекон, – или идиот, или лжец. Хотя, с другой стороны, доверять нельзя никому.

Пенелопа осторожно разбудила меня, и я сразу почуяла этот запах. Как только он коснулся моего носа, глаза широко открылись, а рот наполнился слюной. Я и думать забыла о том, что произошло прошлым вечером. Однако когда я попыталась сесть, воспоминания вернулись словно удар в живот. При каждом движении все мое тело било мелкими камнями.

– Давай, – сказала Пенелопа, ставя тарелку на раскладной столик. А потом добавила, помогая сесть на кровати: – Я тебе не только завтрак раздобыла.

– Ты о чем?

Она подняла сумку, стоящую на полу, и достала несколько рулонов белых бинтов, синюю рубашку и упаковку таблеток.

– Это что такое? – Не нравилось мне все это. Я докторов с их ножами и пилюлями терпеть не могла, оттого даже не попыталась скрыть раздражения.

– Я видела, как Джеймс тебя ломом ударил. Могу поспорить, пару ребер сломал. Помнишь, я деньги из карманов у того типа вытащила. В общем, вот они.

Да у девчонки орлиные глаза! Вот уж не ожидала.

– Можно я посмотрю? – спросила она, указывая на мою рубашку.

– Что ты собираешься делать?

Пенелопа мило улыбнулась.

– Помогать.

Ладно, хуже уже не будет. Она начала расстегивать булавки, и у меня вдруг желудок сжался. Я почувствовала, как в ушах поднимается вода, услышала, как отрываются пуговицы. Отмахнулась от этих мыслей и сказала себе, что Кабан больше ничего не сможет со мной сделать. Ни одному мужчине или женщине не позволю так со мной обращаться.

Пенелопа осторожно расстегнула рубашку, и я увидела жалость на ее лице.

– Тебе стоило убить Джеймса. – Ее глаза блестели от гнева. Вдруг я поняла, что она на несколько лет старше меня. Я-то подумала, что мы одногодки, когда увидела ее в ящике. Наверное, страх превратил нас обеих в испуганных детей. А теперь она выглядела лет на пять старше.