Текст книги "Волчья тропа"

Автор книги: Бет Льюис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Есть правила, которые нельзя нарушать. Нельзя убивать ради забавы. Убивай ради пищи или чтобы выжить, но не для развлечения. Иначе лес сожрет тебя и выплюнет кости.

Я уходила в лес и вновь возвращалась к хижине. Куда мне идти? Продать мне нечего, обратиться за помощью не к кому. Пойти в Риджуэй и умолять о приюте незнакомцев на улицах? Или вернуться в Долстон, пойти к той женщине и сказать: «Я знаю его. Это он убил всех тех женщин. Пойдите и убейте его»?

Не знаю, был ли то страх или дурацкая верность, но когда я представила, что Лайон пристрелит его из своего шестизарядного револьвера, меня замутило. Дым наполнил легкие, и я упала на колени, задыхаясь от кашля. Надо уходить, а то вернется Крегар, и мой скальп тоже попадет в деревянный сундучок. Бежать, не чуя под собой ног, подальше от него. Вот только после всех криков и слез внутри у меня было пусто. Остались лишь слова из давно потерянного письма: «Скажи моей малышке, что я ее люблю».

Охотник однажды спросил, где мои мама и папа, и я сказала ему, что они отправились искать золото. Он рассмеялся и заявил, что они наверняка уже мертвы. Но я верила, что они нашли то, что искали, и теперь живут в роскоши далеко-далеко на севере и ждут свою малышку. У меня есть настоящие мама и папа, и они такие богатые, что у них туалет в доме. Бабка о такой роскоши всегда мечтала. А еще у них есть отдельная комната для меня, а в ней – настоящая кровать, так что больше не придется спать на полу. У них есть слуги, которые убирают в доме и работают на шахтах, поэтому родители смогут проводить со мной целые дни. Они обнимут меня, и скажут что любят. И это будет правда.

Вдруг по небу прокатился раскат грома. Я похолодела, а ветер раздул пламя, и теперь оно с жадностью пожирало остатки моего дома. От него шел такой жар, что спечься можно было, однако меня все равно затрясло. А потом затрясло еще сильнее, когда я поняла, что мне придется встретиться лицом к лицу с этой бурей. Я должна пройти сквозь нее, если хочу избавиться от Крегара и найти родителей. Я покрепче сжала нож, так что зазубрины на клинке впились в кожу, и зашагала прямо в пасть буре.

Небо потемнело и нахмурилось. Сверкали молнии, гремел гром. Пламя костра осветило мое лицо, и я заорала: «Нет, буря, ты меня сегодня не получишь! Сегодня я иду за тобой!»

Я бросилась ей навстречу, вопя во все горло, чтобы выкричать слезы и гнев на того, кем оказался мой Охотник. Буря заметила меня, заглянула мне в глаза и даже глубже – в самое сердце. Она поняла, что я иду за ней, желая наказать за то, что она оставила меня с Крегаром. Поняла и трусливо отступила. Белые облака разошлись в стороны, приоткрыв тонкую линию голубого неба, указывающую на север. Туда, где мои мама и папа, их богатство и мой новый дом.

Буря дала мне спокойно уйти. Я не поблагодарила ее и даже козла в ее честь не зарезала, как некоторые тут делают. Она мне кое-что задолжала, после того как бросила прямо в пасть детоубийце по имени Крегар Холлет. Гнев затуманил мой разум, и я даже не подумала спрятать или запутать следы. Вот дура! Не сообразила, что Крегар за мной пойдет.

Мусса нашлась

ДЕСЯТЬ ДНЕЙ я шла прямо на север. Иногда оборачивалась и видела черный дым от сгоревшей хижины на фоне голубого неба. На четвертый день он стал белым – значит, огонь окончательно погас; а на шестой я и вовсе его не увидела. Мой дом исчез, и я поняла, что хотел мне сказать лес: у меня никогда и не было дома. Если все, что мне рассказали об Охотнике – правда, то надо бежать без оглядки, потому что я все еще слишком близко к нему. Меня по-прежнему мучили сомнения, что Лайон ошиблась, я думала, что надо вернуться и найти мужчину, которого называла папой. А потом перед глазами вставали высохшие скальпы, и я понимала, что она права. Все ее слова – правда. Потому я продолжала идти.

Здесь росли уже совсем другие деревья – высокие, тонкие и разлапистые. Лето умирало, и было уже достаточно прохладно, чтобы не потеть, но не так холодно, чтобы отморозить пальцы, потому идти было легче. Я шла вдоль реки Мусса, спала на земле и охотилась время от времени, чтобы не умереть с голоду. На третий день мне до смерти надоели белки, и я устала спать на камнях. Вся живность попряталась. Никто не шел в мои капканы. Однажды сработала ловчая яма, я кинулась туда, но какая-то крупная тварь первой добралась до моей добычи. Лес был против меня.

Я скучала по Охотнику. Сейчас мне не стыдно в этом признаться. Да, я скучала по нему тогда. Даже думала вернуться и поискать его. Вот только нашей хижины больше не было, и я не представляла, где Охотник. Я еще подумала: «А вдруг он за мной пойдет», но потом решила, что он сейчас слишком занят. Прячется от Лайон с ее револьвером.

А потом перед глазами вставали корчащиеся в огне черные волосы и татуированное лицо на плакате. Я вновь и вновь повторяла себе одну и ту же ложь. Охотник мертв. Крегар Холлет убил его. Чертов ублюдок убил моего папу! И мне становилось легче.

Через десять дней склоны, по которым я взбиралась, стали крутыми, и я поняла, что нахожусь в самой высокой точке долины. Река превратилась в ручей и скрылась за одной из вершин. Так далеко я никогда не заходила. Я и представить не могла, что Мусса может быть такой узкой. Она извивалась между камнями, словно старая змея.

Забраться на крутой склон я не могла, да и не хотелось уходить далеко от реки. Крегар учил меня держаться поближе к воде. В природе без нее не выжить. Без еды ты помрешь через три недели, а вот без воды – через три дня, и то будет жестокая смерть. Сначала начнет болеть голова, потому что мозг высасывает всю воду из тела, да так, что ты готов камни грызть. А потом ты начинаешь видеть всякие вещи. Вот это самое плохое. Тебя убивает не жажда, а мысли о том, что любимый человек стоит на краю утеса, и ты уже мчишься навстречу, раскинув руки. Ты вообще ничего не соображаешь и падаешь. Сколько я улыбающихся трупов видела на дне каньона Коутс! Лес жесток, но они сами виноваты – если уж отправляешься в путь с пустыми руками и пустой головой, то поделом тебе.

Я наполнила водой старую флягу Крегара. Ту, что он во времена Конфликта раздобыл. Наверное, забрал у солдата, которого убил. Так же как и винтовку. На день мне воды хватит, если пить помаленьку, а больше и не понадобится. Я хотела подняться повыше и осмотреться, а потом пойти назад, к тощей Муссе.

Ничего у меня не вышло.

Длинная и широкая каменная стена повернула в другую сторону от реки. Везде, куда ни посмотри, росли одинаковые деревья. Тут до меня дошло, что я забрела в один из Фальшивых лесов. Деревья здесь вырубили когда-то, а потом высадили новые – прямыми бездушными рядами. Они все одинаковые, земля плоская, словно поверхность озера, а воздух наполнен тошнотворным запахом хвои. Вот как здесь дорогу найти? Неба не видать из-за густых листьев, но я прикинула – раз сверчки уже начали трещать, то скоро вечер. Я старалась идти так, чтобы каменная стена всегда была справа. Я не теряла ее из виду и даже могла прикоснуться, если надо. В Фальшивых лесах главное – не сбиться с пути.

Мусса вот за этим хребтом, повторяла я себе. Прямо за хребтом.

Однако ее там не было. Ее нигде не было. Наверное, спряталась под камнями от солнца и медведей. У меня в груди все сжалось. Ночь наступала быстро, а я оказалась совсем не там, где хотела. Воды оставалось всего на два пальца, и ко мне потихоньку начал подкрадываться холод.

А потом я увидела то, от чего душа ушла в пятки. В двадцати футах к северу росло дерево, совсем не похожее на другие. Оно сразу бросалось в глаза. Жесткая, бурая кора была содрана, и обнажилась желтая сердцевина. Оголенный участок ствола начинался где-то на уровне моих коленей, и заканчивался у меня над головой. Я подошла ближе, трясясь как осиновый лист. Земля вокруг превратилась в грязь, хотя за неделю ни капли с небес не упало, а трава и мох были вытоптаны и уже засохли.

Я прижала руку к стволу, молясь, что не найду там того, чего искала.

Древесина была еще теплой. Моя кровь вдруг стала холодней, чем талая вода. Я сняла с сучка клок бурой шерсти и потерла в пальцах. Я отлично знала, что это такое.

Медвежье чесальное дерево! Медведь большой, футов восемь будет, если на задние лапы встанет. Следы вели на северо-восток, а мне как раз туда и надо. Раньше я уже охотилась на медведей, даже убила одного, но с винтовкой, да и Охотник всегда рядом был. А тут в одиночку, только с ножом… Вот зараза!

Тут я поджала хвост. Посмотрела на юг, откуда пришла. Прикинула, что должен быть путь через горы. Надо пересечь Муссу и пойти по другой стороне. Однако я целый день шла на север, и воды почти не осталось. Я «вложилась» в это дело, как сказал бы Охотник. Медвежьи следы – широченная лапа и когти, длиннее, чем мои пальцы – вели вверх по склону. Мусса наверняка за этой горой. А медведь далеко от чесального дерева не отходит.

Пока я там стояла и прикидывала, что к чему, опустилась ночь. Тропа исчезла, и стало так темно, хоть глаз выколи. А медведи-то в темноте видят лучше, чем я. Я обругала себя последними словами. Забрела в медвежью страну, огня развести нечем. Ни приюта, ни надежды.

– Вот дерьмо, – сказала я, испугав какого-то мелкого зверька.

Где-то в вышине заухал филин, вышедший на ночную охоту. В этом лесу ты или охотник, или жертва. Раньше и я была крупным хищником, а теперь шансов против голодного гризли у меня не больше, чем у хромого кролика. На открытом пространстве я стала легкой добычей. Я всматривалась в темноту и видела то, чего лучше не видеть. Куст казался медведем, сухой пень – глядящим на меня волком. Куда не глянь – везде смерть. Сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди.

Заметив небольшую груду камней у подножия каменной стены, я поспешила туда. Дождя не было почти неделю, трава и листья высохли, из них теперь отличный фитиль получится. В полной темноте я начала вслепую шарить по земле и наскребла небольшой пучок. Представляю, как глупо я выглядела.

Паника сжимала грудь. Времени совсем не осталось. Если окажешься в лесу после заката, первым делом запали костер. Без него ты легкая добыча.

Я вытащила из ботинка шнурок и привязала его к согнутой ветке, затем проковыряла в ней ножом канавку и заострила вторую ветку. Получился такой грубый лук для добывания огня. Пришлось очень сильно постараться, прежде чем от куска коры пошел дымок. От запаха горящего дерева мое сердце встрепенулось. Я увидела маленькую искорку и тут же раздула ее.

Теперь у меня был огонь и камни за спиной – неплохая защита от того, кто захочет откусить от меня кусочек. Да еще оставался нож. Рукоятка из оленьего рога и такое острое лезвие, что с ним никакие когти не сравнятся. Чертовски хороший нож!

Даже не пытайся уснуть, когда рядом бродит гризли. Я громко завопила, предупреждая медведей и волков, что так просто не сдамся. Если сунутся – будет драка. Если бы охотник меня сейчас видел, то обозвал бы дурой. Ни укрытия, ни воды. Забилась в какую-то нору. Сказал бы, что я идиотка, и заставил бы месяц форель потрошить.

Я такую работу терпеть не могла. У меня на рыбу никогда времени не хватало. Слишком мокрая. И ловить ее трудно. Если честно, мне было лень с ней возиться. Я однажды слышала, что некоторые раньше так развлекались – целыми днями сидели, чтобы одну рыбку поймать. Одну за весь день! После Падения народу не до того стало, а мне уж тем более. Дурацкое занятие. Мне рассказывали, что рыбную мелочь тогда обратно в речку выбрасывали. Если рыбу один раз поймали, то она становится умнее и второй раз уже ни в жизнь не попадется. Прикиньте, эти идиоты разводили умных рыб. Так и без ужина остаться недолго.

Однажды Охотник взял меня на рыбалку. Мне тогда лет двенадцать было. Сказал, что хочет поймать лосося – вроде они тут в одном месте всегда собираются икру метать. Охотник взял сетку, а мне велел учиться их голыми руками ловить. Я простояла по пояс в ледяной воде почти целую ночь. Ни одной чертовой рыбы не поймала, а Охотник вытягивал их одну за другой, словно им не терпелось на сковородку попасть. Я с ним потом целый день не разговаривала, пока он не дал мне белесый вареный глаз и сказал, что это деликатес – лучшая часть рыбы для лучшего охотника. У меня тогда прям в груди потеплело.

Какая гадость! В жизни ничего хуже не пробовала! И ни разу не слышала, чтобы Охотник так громко и долго смеялся. Он редко смеялся, и я сразу перестала злиться. Но рыбьи глаза больше не ела.

В ту ночь медведя я так и не увидела. Слышала, как он бродит где-то неподалеку, храпит и вынюхивает корешки и личинок. Медведи сейчас к зиме готовятся, жир копят, потому едят все, что попадется. В такую пору они особенно раздражительны и если уж надумают кого съесть – меня, например, – то их ничто не остановит.

Вскоре наступило утро, и птицы встретили его своими песнями. Я затоптала огонь и присыпала его землей. Мне только пожара не хватало. И потом – всегда оставляй лес таким, как он был. Обычные правила приличия.

Я зашнуровала ботинок, проверила, на месте ли нож, допила остатки воды и отправилась в путь, надеясь увидеть Муссу за тем хребтом. Через несколько часов я поднялась на вершину. От волнения сердце выпрыгивало из груди.

А потом оно камнем упало в желудок.

Впереди были лишь скалы.

Ни реки, ни воды. Становилось жарко, лес превратился в парную. Жуки оживились, а с меня ручьями потек пот.

Медвежьи следы шли совсем рядом, огибая каменную стену. Меня окружали фальшивые деревья и серые скалы, а рядом проходила медвежья тропа. В моем распоряжении только мозги, но без воды и они скоро начнет выкидывать трюки.

Выбора не было. Если поверну назад – просто потеряю время. Мусса где-то рядом, и ее наверняка сыщет большой старый медведь. Меня затошнило от страха, когда я ступила на медвежью тропу. Больше всего я боялась двух вещей: обнаружить в конце тропы дохлого косолапого, который искал воду, да так и не нашел, и нарваться на живого гризли. Второе пострашнее.

Наступил полдень, во рту пересохло от жажды. За целый день журчания реки я так и не услышала – только мыши и птицы нарушали тишину. Вокруг кружили мухи – так и нарывались, чтобы я их прихлопнула. Потом Фальшивый лес начал потихоньку меняться – ровные ряды деревьев сменились перекрученными стволами, увитыми ползучими растениями, а между ними росли кусты, похожие на огромные пуховые подушки. Я со всех ног ринулась навстречу этому правильному лесу.

Я все еще придерживалась медвежьей тропы и старалась идти быстро, насколько позволяли усталые ноги. Однако тропа понемногу начала исчезать, или просто мои глаза больше не могли ее рассмотреть. Казалось, рот набит песком, а голова объята пламенем. Я изо всех сил боролась с обезвоживанием.

Лес стал густым и недружелюбным. Шипы впивались в кожу, а корни и лианы старались меня задержать. Медвежью тропу я все-таки потеряла. Птицы, качающиеся на ветках, заходились в хохоте каждый раз, как я спотыкалась и падала. В высоченных папоротниковых зарослях таились ямы и поваленные стволы. По этому лесу я за все утро и пары миль не прошла.

А потом раздался голос.

Охотник. Крегар.

– Девочка Элка, ты меня предала, – сказал он. – Привела их прямо к моему дому.

Деревья разорвали его голос на куски, и я не могла определить, где сейчас охотник – впереди, сзади или у меня под ногами.

– Я не предавала тебя, – ответила я, вцепившись в нож. Зазубрины впились в ладонь.

– В лесу нет имен, девочка, и никто не будет о тебе скучать.

Ярость, звучащая в его голосе, вдруг исчезла. Теперь он говорил со мной, как охотник с добычей.

– Я ей ничего не сказала! – крикнула я, и бросилась прочь, спотыкаясь и размахивая руками, словно пытаясь отогнать призраков.

– Элка, ты нарушила главное правило. Никому обо мне не рассказывать!

Обезвоживание. Оно все-таки настигло меня и вцепилось мертвой хваткой. Охотник всегда говорил, что я мало пью. Но я ему еще покажу – вот доберусь до Муссы и выпью ее до дна. Пусть знает, как хорошо он меня научил.

Хрустнула ветка. По-настоящему. Призраки не шумят. Я мгновенно пришла в себя.

Из переплетения ветвей на меня смотрели желтые глаза. Между нами было шагов десять, не больше. Серая шерсть среди зеленой листвы. Зверь мигнул и двинулся вперед, не отрывая от меня горящих глаз. Я так стиснула нож, что пальцы побелели.

Все знают: если ты увидишь перед собой волка, значит, его стая уже готова тобой закусить.

Охотник не учил меня охотиться на волков. Каждый раз, когда он уходил на ночную охоту, я просилась пойти вместе с ним. Вдруг мне однажды понадобится убить волка, а я не буду знать как. Позорище. Однако охотник меня ни разу с собой не взял. Я-то все думала, что он за меня боится и пытается защитить. Вот дура!

Да пошел он! Я знала, как убивать медведей – они не слишком сообразительные. А вот волки будут поумнее, чем многие люди в Долстоне.

Теперь стали видны и острые уши. Волк поднимался по стволу поваленного дерева, чтобы лучше меня рассмотреть. И вдруг он прыгнул.

Сердце замерло. А потом я рассмеялась.

Всего лишь волчонок, нескольких месяцев от роду, пушистый, на толстых лапах. На голове у него была черная полоска, словно кто-то мазнул сажей.

– Ты меня до смерти напугал!.. Что ты здесь делаешь? – Конечно, я знала, что зверь не ответит, но меня все еще трясло.

Какой чудесный малыш! Услышав мой голос, он прижался к стволу и заскулил, и жалобный плач растопил мое сердце. Я посмотрела по сторонам – стаи рядом не было. Ни рычания, ни шороха кустов, ни топота лап. Малыш был в лесу один-одинешенек, прям как я.

Я подошла ближе и вытянула руку, успокаивая его.

Волчонок бросился прочь и в мгновение ока исчез в чаще. Со ствола на землю посыпались мох и древесная труха. А потом я заметила еще кое-что, отчего у меня камень с души свалился. Следы волчонка. Отпечатки толстых, влажных лап на древесине.

Я вскочила на тот ствол и бросилась вслед за волчонком. Он дышал ровно и выглядел вполне упитанным, значит, не страдал от жажды.

Преодолев подъем, я уловила самый чудесный звук в мире. Ничего прекраснее в жизни не слышала! Где-то неподалеку журчала вода.

Я торжествующе завопила и ринулась на звук. Пусть все слышат – мне было все равно. Я бы сейчас медведя затоптала и не заметила.

Она была там – дурацкая, играющая в прятки Мусса. Я упала на колени и пила, пила кристально-чистую воду, и никак не могла напиться. Потом я лежала на спине и смеялась, не переставая.

Я благодарила волчонка, медвежью тропу и лес. Голова прошла, и мозги вновь заработали как надо. С другого берега реки из зарослей тростника за мной пристально следили желтые глаза. Волчонок с черной полоской на голове подошел к воде и начал жадно лакать. А где его мама? В лесу он один не выживет. У леса для волков свои правила, и они строже, чем для людей. Волку нужна стая. Без своей семьи волк, считай, что мертв. Этот волчонок нарушил правила, а лес к таким жесток. Будь оно все проклято!

Волчонок напился и неуклюже вскарабкался на берег. Не было в нем еще ловкости и грации взрослого волка. Он посмотрел на вершину и вдруг, испугавшись чего-то, ринулся обратно в лес. Я подошла к воде, чтобы наполнить фляжку и остановилась. Взглянула в ту сторону, где исчез волчонок, и подумала, что нужно было пойти за ним.

Однако все мысли о волчонке разом вылетели из головы, когда я увидела, что его так испугало.

Вершина хребта

Я ВСЕГДА СЧИТАЛА, что у меня самые быстрые ноги в долине Муссы – кого угодно обгоню, даже Охотника. Вот только никакие ноги не помогут, если приходится удирать от огромного бурого медведя. Я мчалась во весь дух, перепрыгивая через поваленные стволы и проскальзывая между деревьями. Кажись, медведю не очень понравилось, что я его чесальное дерево трогала и из его реки пила.

Никогда не убегайте от медведя! Побежишь – медведь бросится за тобой. Но, черт возьми, он был такой здоровенный и так внезапно появился… Из пасти зверя летели клочья белой пены, и я спиной чувствовала его тяжелое горячее дыхание.

Густые деревья и кусты замедлили бег неуклюжего зверя, и мне удалось оторваться. Легкие горели, как в доменной печи, и, казалось, что вся вода в теле превращается в пар. Перед глазами мелькали зелено-бурые пятна. Следом за мной мчался медведь. От топота лап тряслась земля, звери, заслышав его, бросались наутек. Сердце заходилось от медвежьего рева, однако я продолжала бежать.

А потом увидела впереди то, отчего душа ушла в пятки.

Поляна.

На открытой местности я медведя не обгоню. Мне захотелось завопить, зарыться в землю и надеяться лишь на то, чтобы он поскорей со мной покончил. Один удар лапы, и тебя конец, девочка Элка. Смерть положила руки мне на плечи и расхохоталась.

Но меня не так-то просто убить!

Не успела я добежать до поляны, а в голове уже возник план спасения. Я резко нырнула влево. Медведи – животные крупные, быстро поворачивать не способны. Мой преследователь врезался в дерево, и я услышала, как ствол разлетелся в щепки. На пару секунд зверь застыл, оглушенный, а мне только того и надо было.

Я взлетела по поваленному дереву, зависшему на соседнем, и, подпрыгнув, отчаянно вцепилась в ветку. Раскачавшись и уловив момент, я как белка перелетела на следующую ветку. Медведь врезался в поваленный ствол, раздробив его в щепки. Я взобралась еще выше, и тут зверь встал на задние лапы. Глядя на чесальное дерево, я прикинула, что он футов восьми ростом, но оказалось, что все двенадцать. Плохо у меня с числами.

Я еще не успела высоко забраться. Медведь навалился на дерево и начал его расшатывать, пытаясь повалить на землю, и меня вместе с ним. Потом зарычал, и дерево начало понемногу поддаваться. Послышался треск. Медведь вытянул лапу с острыми когтями и отхватил кусок от ветки, на которой я сидела, чуть не зацепив мою ногу.

Я завопила, стараясь отпугнуть его. Сказала, чтобы он шел лучше рыбу ловить.

– Не ешь меня, медведь. Посмотри – одна кожа да кости. Жира на зиму от меня никакого.

Я поймала взгляд зверя – он словно понимал, о чем я говорю. Не сводил с меня глаз, похожих на черные жемчужины, и в них я видела мудрость леса. Потом поднял одну лапу и осторожно положил на ветку, совсем рядом с моей ногой. Он запыхтел и тихонько захныкал, как будто ему было одиноко и просто хотелось с кем-то поиграть.

Вся его ярость и задор испарились, и он опустился на четыре лапы. Начал загребать когтями землю, словно надеясь, что я передумаю и спущусь, немного подождал, а потом пошел прочь. Видать, решил, что я не стою таких усилий. Наверное, он был уже сыт – вон какой толстый, и шерсть лоснится. Или понял мои слова, присмотрелся и решил, что я невкусная. И вообще, мы же оба дети леса, так что невежливо меня есть.

Я тяжело дышала, легкие горели огнем, сердце выпрыгивало из груди. Поудобнее устроившись на ветке, я решила передохнуть. В следующий раз, когда я открыла глаза, наступила ночь, и луна заливала все вокруг прохладным белым сиянием. Красиво. Однако там, куда не доставал лунный свет, таились звери, и в них не было никакой красоты – только зубы и голод. Лес молчал, лишь где-то скреблись жуки. Я не видела и не слышала ни медведей, ни волков, хотя это еще ничего не значило. Один из них вполне мог притаиться под моим деревом.

Я взяла фляжку и сразу почувствовала, что она пуста. Я не успела ее наполнить – появился медведь.

В желудке забурчало и запекло. Сколько дней я уже не ела. Никогда еще так долго без еды не оставалась. Даже когда мы с Охотником по неделям в лесу на охоте пропадали, все равно находили что поесть. Он всегда мог подстрелить какого-нибудь гуся, а одну меня вообще в лес не отпускал. Теперь-то ясно почему – чтобы я его не выдала! Или боялся, что я вернусь домой с десятком гусей и жирным оленем. Вот он тогда почесал бы в затылке и подумал: «Черт, да эта девочка лучшая охотница во всем БиСи. Она в десять раз больше меня знает!»

Я уже одиннадцать дней одна-одинешенька в лесу и все еще жива. Выжила, и даже неплохо справляюсь. Вначале я была немного не в себе, понимаете, вроде как в шоке: человек, которого я называла папой, оказался… Крегаром Холлетом. Такие вещи даром не проходят – от них мозги затуманиваются. И не только мозги. Я сидела на ветке и вспоминала все хорошие дни с добрым Охотником, и плохие с Крегаром, наши охоты, мои порезы и царапины, которые он перевязывал, когда я была еще маленькой. Его смех. Все его уроки. Чему он учил меня в те дни, которые я не помню?

По щеке скатилась слеза. Я оплакивала разрушенную, разлетевшуюся на куски жизнь. Оплакивала Мисси и всех, кого зарезал Крегар. Я очень испугалась, когда увидела его в первый раз, и он за мной погнался. Однако тот страх быстро прошел. Мисси, другие женщины и еще ребенок – они боялись его до самой смерти. Каково это – знать, что ты сейчас умрешь от руки самого настоящего чудовища? Медведь мог убить меня, но не из злости. А такой человек, как Крегар, только ей и жил.

Я вытерла слезы и слезла с дерева, тихо и осторожно подошла к краю поляны. В лунном свете танцевали пылинки и мошкара. Маленькая частичка красоты в моем развалившемся на куски мире. Небо было чистым, значит, бури можно не бояться, хотя, судя по поваленным деревьям и разбитым стволам, они не обходили стороной эти места. Луна заливала вершину хребта серебряным светом. Там закончится Мусса, и начнется моя новая жизнь. Неважно, что я не ела несколько дней и давно ничего не пила; я просто хотела поскорее выбраться из этой долины.

На рассвете я поднялась на вершину хребта.

Передо мной раскинулся целый мир, мой новый мир. Земля была плоской и сухой – прерия, но совсем не такая, как я видела во время путешествия на юг. Трава здесь поднималась высоко и была не зеленой, как ей положено в это время года, а бурой. Такое случается в местах, пострадавших от Большой Глупости. Охотник говорил, что эти почвы бесплодны, потому что их отравил яд из бомб. Нет, они не были совсем мертвыми, однако ничего хорошего на них больше не росло. Я боялась, что дальше на севере я увижу лишь вот такие искалеченные земли. Большая Глупость превратила леса в пыль, а сердца выживших покрылись коркой льда. И больше всего от катастрофы пострадал Север.

Впереди протянулась гряда высоких скалистых гор, покрытых снегом. Мои настоящие мама и папа ждут меня за этими хребтами. Жизнь у них просто сказка – деньжат и копченого мяса завались.

Я быстро определила, где север, и заметила на фоне утреннего неба, освещенного восходящим солнцем, тонкую струйку дыма. Немного западнее, за морем бурой травы, рядом с небольшим сосновым леском, расположилась небольшая ферма. Я разглядела стадо коров в загоне, несколько лошадей и идущую вокруг дома веранду. Похоже, кто-то неплохо обосновался в здешних местах. Может, они поделятся едой и водой. А вдруг и мои родители тут побывали? Эта мысль придала мне уверенности.

Спускаясь, я старалась не терять из виду тонкую струйку дыма. Правда, пришлось немного отклониться в сторону, и дом оказался на несколько миль дальше, чем я рассчитывала. Однако если я найду там пищу, теплый очаг и новые знакомства, то оно того стоило.

Ферма Мэтью

В МИРЕ ЛЮДЕЙ правил еще больше, чем в лесу. Некоторые совсем простые, и большинство им следует, не задавая вопросов, – не убий, не укради и все такое. Другие – странные, например, нельзя разговаривать во время еды или охотиться на оленей на чужой территории. Правда, это правило я нарушала, и не раз. И еще одно – когда ты встречаешь новых людей, не подкрадывайся к ним. Постучись в двери как друг, что приходит на чай и приятную беседу. Покажи им свое оружие, не прячь его. Впрочем, тут я сжульничала, спрятав нож под курткой. Правила – хорошая штука, но если я их нарушаю, значит, и другие могут.

Деревянный знак над воротами покачивался на цепи и был пробит пулей. Первая подсказка, что в этом месте что-то неладно. Вторая – запертый скот, который в это время дня должен пастись на равнине, поедая последнюю летнюю траву. На окнах я заметила защитные железные ставни – такие есть почти у всех домов в БиСи, но эти были закрыты и закреплены цепями. Зачем? Солнце сияло, и в воздухе не ощущалось запаха бури. Однако мой желудок бурчал, а руки тряслись от мыслей о еде, так что я наплевала на все подсказки. Вот дура!

Я осторожно шла по тропе к дому, держа руки на виду, чтобы хозяева знали, что оружия у меня нет. Я была уже на полпути, когда на крыльцо вышел мужчина – старый и тощий, как ивовое дерево. Он направил на меня двустволку и спросил:

– Мисс, что вы здесь делаете?

Еще одно правило – никогда не говори прямо, что тебе нужно, иначе останешься без туза в рукаве.

– Я заблудилась в лесу. Ищу дорогу на север.

Волос у него на голове вообще не было, и я подумала, что в жизни такой болячки не видела. Если замечаешь лысую рысь или медведя, значит, они больны и до весны не дотянут. А этот тип, похоже, пережил больше зим, чем я могла сосчитать. Что-то у меня в мозгу не складывалось.

– Ты куда идешь? – спросил он.

– В Халвестон.

Еще одно волшебное слово из маминого письма. Мужчина странно посмотрел на меня, потом его лицо расплылось в улыбке.

– Что такой юной девушке делать в Халвестоне?

Я вспомнила еще одно правило Охотника. Не отвечать на вопросы.

– Неважно. Я просто хочу найти дорогу.

Он кивнул.

– У тебя впереди долгий путь. Выглядишь ты не очень – одна кожа да кости. Голодная? – спросил он. Потом поставил ружье и широко открыл дверь.

Я не знала, что делать. Я ведь у него только дорогу спросила, а он мне место за столом предлагал. Конечно, я надеялась, что предложит, но не думала, что получится легко. Люди в этих краях не так уж просты.

– У меня на плите кастрюля с чили.

Ну и ладно. У меня нож, и я вышибу дух из этого дохляка, прежде чем он схватится за ружье. В животе прям буря началась.

– Да, сэр, голодная.

– Тогда заходи, не стесняйся. Пока будешь есть, я карту нарисую.

Голос у него был тихий и дружелюбный. А еще он улыбался глазами – Охотник так не умел. Его улыбки были на поверхности, а у старика они словно шли изнутри. Если посмотреть на них обоих – сразу поймешь разницу.

Я поблагодарила его и подошла поближе, хотя эти несколько шагов были самыми трудными за всю мою жизнь. Ноги будто налились свинцом, а жилы затрещали от усилий, когда я попыталась сдвинуться с места.

– Это твой дом? – спросила я, вспомнив про дырку от пули в табличке над воротами.

Он опять улыбнулся.

– Ты имя на воротах видела?

Я кивнула.

– Там написано Мэтью.

У меня терпения не хватало его загадки разгадывать.

– Значит, ты Мэтью?

– Я бы признался, что меня именно так зовут, но вдруг я тебе денег должен.