Текст книги "Покупка меди (статьи, заметки, стихи)"

Автор книги: Бертольд Брехт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Не произошло. Тут нет места суеверию:

Очевидец не подчиняет смертных

Власти созвездий, под которыми они рождены,

А только власти их ошибок.

Обратите внимание также

На его серьезность и на тщательность его имитации. Он сознает,

Что от его точности зависит многое: избежит ли невинный

Гибели и будет ли вознагражден Пострадавший. Посмотрите,

Как он теперь повторяет то, что он уже однажды проделал. Колеблясь,

Хорошо ли он подражает, запинаясь

И предлагая другому очевидцу рассказать о тех

Или иных подробностях. Взирайте на него

С благоговением! И с изумлением

Заметьте еще одно: что этот подражатель

Никогда не растворяется в подражаемом. Он никогда

Не преображается окончательно в того, кому он подражает. Всегда

Он остается демонстратором, а не воплощением. Воплощаемый

Не слился с ним, – он, подражатель,

Не разделяет ни его чувств,

Ни его воззрений. Он знает о нем

Лишь немногое. В его имитации

Не возникает нечто третье, из него и того, другого,

Как бы состоящее из них обоих, – нечто третье, в котором

Билось бы единое сердце и

Мыслил бы единый мозг. Сохраняя при себе все свои чувства,

Стоит перед вами изображающий и демонстрирует вам

Чуждого ему человека.

Таинственное превращение,

Совершающееся в ваших театрах якобы само собой

Между уборной и сценой: актер

Оставляет уборную, король

Вступает на подмостки, то чудо,

Посмеивающимися над которым с пивными бутылками в руках

Мне столько раз случалось видеть рабочих сцены, – это чудо

Здесь не происходит. Наш очевидец на перекрестке

Вовсе не сомнамбула, которого нельзя окликнуть. Он не

Верховный жрец в момент богослужения. В любую минуту

Вы можете прервать его: он ответит вам

Преспокойно и продолжит,

Побеседовав с вами, свой спектакль.

Не говорите, однако: этот человек

Не артист. Воздвигая такое средостение

Между собой и остальным миром, вы только

Отделяете себя от мира. Если вы не называете

Этого человека артистом, то он вправе не назвать

Вас людьми, а это было бы куда худшим упреком. Скажите лучше:

Он артист, ибо он человек. Мы

Сможем сделать то, что он делает, совершенней и

Снискать за это уважение, но то, что мы делаем,

Есть нечто всеобщее и человеческое, ежечасно

Происходящее в уличной сутолоке, почти столь же

Необходимое и приятное человеку, как пища и воздух!

Ваше театральное искусство

Приведет вас назад, в область практического.

Утверждайте, что наши маски

Не являются ничем особенным, это просто маски.

Вот продавец шалей

Напяливает жесткую круглую шляпу покорителя сердец,

Хватает тросточку, наклеивает

Усики и делает за своей лавчонкой

Несколько кокетливых шажков, показывая

Замечательное преображение, которое,

Не без помощи шалей, усиков и шляп,

Оказывает волшебное воздействие на женщин. Вы скажите, что и наши стихи

Тоже не новость: газетчики

Выкрикивают сообщения, ритмизуя их, тем самым

Усиливая их действие и облегчая себе многократное

Их повторение! Мы

Произносим чужой текст, но влюбленные

И продавцы тоже заучивают наизусть чужие тексты, и как часто

Цитируете вы изречения! Таким образом,

Маска, стих и цитата оказываются обычными явлениями, необычными же:

Великая Маска, красиво произнесенный стих

И разумное цитирование.

Но, чтобы не было никаких недоразумений между нами,

Поймите: даже когда вы усовершенствуете

То, что проделывает этот человек на перекрестке, вы сделаете меньше,

Чем он, если вы

Сделаете ваш театр менее осмысленным, менее обусловленным событиями,

Менее вторгающимся в жизнь зрителей и

Менее полезным.

РЕЧЬ К ДАТСКИМ РАБОЧИМ-АКТЕРАМ ОБ ИСКУССТВЕ НАБЛЮДЕНИЯ

Вы пришли сюда, чтобы играть на театре, но вас

Спросят теперь: для чего?

Вы пришли показать себя людям,

Показать все, что вы умеете делать,

Показать людям то,

Что созерцанья достойно...

И люди, надеюсь,

Будут рукоплескать вам: ведь вы поднимете их

Из тесного быта в высокие сферы,

Они, как и вы, испытают головокруженье на горной круче,

Страсти большого накала. И вот

Теперь задают вам вопрос: для чего?

Дело в том, что здесь, на низких скамейках

Зрителей, разгорелся спор: упрямо

Одни утверждают, что вы

Не должны им себя демонстрировать, но

Показывать мир. Для чего, говорят вам,

Смотреть нам все снова и снова, как этот

Умеет быть грустным, другой – бессердечным, а третий

Умеет представить тирана? К чему

Постоянно нам видеть повадки и жесты

Людей, над которыми властна судьба?

Вы нам представляете одних только жертв, делая вид,

Что сами вы – жертвы таинственных сил

И собственных страстей.

Незримые руки внезапно бросают вам радости жизни.

Словно вы псы, которым

Швыряют кость. И так же внезапно

Вокруг вашей шеи ложится петля – заботы,

Что сверху нисходят на вас. Мы же, зрители, мы

На низких скамьях сидим и, остекленевшим взором

Следя за каждым движеньем, за вашей мимикой, взглядом

Ловим крохи от радости, даруемой вами,

И от ниспосланной свыше заботы.

Нет, говорим мы, недовольные, сидящие на низких скамьях,

Нет, хватит! Нам этого мало! Вы разве

Не слышали: ведь теперь уже стало известно,

Как соткана эта сеть, накинутая на людей.

Уже отовсюду – от городов стоэтажных,

Через моря, бороздимые многолюдными кораблями,

До отдаленнейших сел – все повторяют друг другу,

Что судьба человека – сам человек. Потому

Мы от вас, актеров

Нашей эпохи, эпохи великого перелома,

Власти людей над миром и над людской природой,

Требуем: играйте иначе и покажите

Нам мир человека таким, каков он на самом деле:

Созданный нами, людьми,

И подверженный изменению.

Примерно так говорят на скамьях. Конечно, не все

С этим согласны. Еще большинство, угрюмо

Голову в плечи втянув, сидят, и на лбу их морщины,

Как борозды на бесплодных полях. Обессилев

От бесконечной борьбы за кусок хлеба,

Ждут они жадно того, что так отвергают другие:

Легкой встряски для вялых чувств. Легкого напряженья

Для расслабленных нервов. И чтобы таинственная рука

Увела их из этого мира, который навязан им

И с которым нельзя совладать. Кому же из зрителей ваших

Вы подчинитесь, актеры? Мой вам совет:

Недовольным.

Но как

Можно это представить? Как

Показать сосуществование людей,

Чтобы его можно было понять и им овладеть? Как

Показать не только себя, а в других – не только

Их поведенье, когда они

Попадаются в сеть?

Показать, как сплетается и набрасывается сеть судьбы?

Сплетается и набрасывается на людей

Людьми? Первое,

Что вам следует изучить, – это

_Искусство наблюдения_.

Ты, актер,

Прежде всех искусств

Овладей искусством наблюденья.

Ибо важно не то, как выглядишь ты, но

Чт_о_ ты видел и показываешь людям. Людям важно узнать,

Чт_о_ ты знаешь,

Тебя будут наблюдать, чтоб увидеть,

Хорошо ли ты наблюдал.

Но познанье людей недоступно тому,

Кто наблюдал лишь себя самого. Слишком много

Скрывает он сам от себя. И нет никого,

Кто был бы хитрей, чем он сам.

Обученье свое вы должны начать

В школе живых людей. И пусть вашей первой школой

Будет рабочее место, квартира, квартал,

Улица, метрополитен, магазин... Всех людей

Вы там должны наблюдать,

Чужих, словно они вам знакомы, знакомых

Словно они вам чужие.

Вот человек, который платит налоги, и он не похож

На всякого, кто платит налоги, хотя

Каждый платит их неохотно. Да и сам он

Не всегда похож сам на себя, когда платит налоги.

А человек, взимающий их,

Разве он в самом деле совсем не похож на того,

Кто платит?

Он ведь не только платит налоги и сам, но много

Общего есть у него с тем, кого он угнетает.

А эта женщина

Не всегда говорила так резко, да и не с каждым

Она так резка. А та, другая,

Не с каждым любезна. А этот надменный клиент,

Разве он только надменен? Разве не полон боязни?

А женщина эта, ставшая малодушной,

У которой нет обуви для ребенка,

Разве с остатком ее мужества нельзя побеждать государства?

Смотрите, она беременна снова! А видали ли вы

Взгляд больного, когда он узнал, что уже не будет здоров?

А если он будет здоров, что из того,

Ведь он не сможет работать. Теперь он, смотрите,

Проводит остаток своей жизни, листая книгу,

В которой написано, как превратить землю

В планету, пригодную для жилья.

И не забудьте об изображениях на экране и газетных листах!

Смотрите, как говорят и как ходят они, власть имущие,

Держащие нити вашей судьбы

В белых жестоких руках.

К ним присмотритесь внимательно. И теперь

Представьте себе все, что вокруг,

Все эти битвы,

Словно событья истории,

Ибо так вы должны их потом представить на сцене:

Борьбу за рабочее место, разговор жестокий и нежный

Между женою и мужем, споры о книгах,

Мятеж и смиренье, попытку и неудачу

Все вы представите после как событья истории.

(Даже то, что происходит в эту минуту,

Вы можете так увидеть: вот эмигрант-писатель

Вас поучает искусству Наблюденья.)

Чтоб наблюдать,

Нужно делать сравненья. Чтоб делать сравненья,

Нужно многое наблюдать. Мы, наблюдая,

Приобретаем знанья. Но для наблюденья

Необходимы знанья. И вот еще что:

Дурной наблюдатель тот, кто не знает, что делать

С тем, что он наблюдал. Прохожий на яблоню смотрит

Не тем проницательным взглядом, которым смотрит садовник,

Мало увидит человек тот, кто не знает, что

Человек – судьба человека.

Искусство Наблюденья,

Примененное к человеку, это лишь ветвь

Искусства обращенья с людьми. Ваша задача, актеры,

Быть учеными и наставниками

В искусстве обращенья людей друг с другом.

Познавая природу людей и ее воплощая,

Вы учите их обращенью друг с другом.

Вы учите их великому

Искусству общежития.

Но как же, спросите вы, должны мы,

Униженные и травимые, угнетенные и зависимые,

Мы, что коснеем в невежестве и не видим просветов,

Как же можем мы встать, голову гордо подняв,

В позу ученых и землепроходцев,

Изучивших неведомый край, чтобы его подчинить

И присвоить себе богатства его? Ведь доселе

На нас наживались другие, кто был поудачливей. Разве

Можем мы, бывшие только

Плодоносящею яблоней, стать садовником? Да,

Именно это и кажется мне тем искусством,

Которое вам надлежит изучить, вам, актеры

И в то же время – рабочие люди.

Не может быть невозможным

Учиться тому, что полезно. Именно вы ежедневно

Копите тьму наблюдений. М_а_стера слабость и силу,

Привычки товарищей, образ их мыслей

Всесторонне обдумать – вам и полезно и нужно.

В классовых битвах беспомощны те, кто

Не знает людей. Я вижу, как все вы,

Как лучшие среди вас жадно тянутся к знанью,

К знанью, что делает ярче все наблюденья, а эти

К новым знаньям ведут. И уже изучают

Многие среди вас законы общенья людей.

Класс ваш готов победить свои трудности и вместе с этим

Трудности

Всего человечества. И тогда вам удастся,

Вам, актеры рабочих, изучая и обучая,

Своей игрою вмешаться в битвы

Людей вашей эпохи, и так

Серьезностью изученья и смелой веселостью знанья

Помочь тому, чтобы опыт борьбы

Стал достоянием всех

И справедливость – страстью.

ОБ ИЗУЧЕНИИ НОВОГО И СТАРОГО

Когда вы читаете свои роли,

Изучая, готовые всегда удивляться,

Ищите новое и старое, ибо наше время

И время наших детей – это время борьбы

Нового со старым. Хитрость работницы,

Которая берет у учителя его знанья,

Словно облегчая ему слишком тяжелую ношу, это

Новое, и как новое это надо показывать. А старым

Является страх рабочих во время войны

Перед листовкой, несущей знанья; и это

Как старое нужно показывать. Но

Справедливо народ говорит: в новолунье

Новый месяц целую ночь держит в объятиях старый.

Испуганный медлит

И это призрак новых времен. Постоянно

Прибавляйте "уже" и "еще". Борьба классов,

Борьба между старым и новым

Бушует и в душе отдельного человека.

Готовность учителя учить:

Брат не видит ее, но видит

Чужая женщина...

Рассматривая все побужденья и действия ваших героев, помните

О новом и старом. Надежды торговки Кураж

Несут ее детям смерть; но отчаянье

Немой, вызванное войною,

Относится к новому. Беспомощные ее движенья,

Когда она тащит на крышу спасительный барабан,

Великая помощница,

Должны вас исполнить гордостью, а деловитость

Торговки, которая ничему не научилась,

Состраданьем.

Читая свои роли,

Изучая,

Готовые всегда удивляться,

Радуйтесь новому,

Стыдитесь старого.

ЗАНАВЕСЫ

На Большом Занавесе пусть будет написан

Воинственный голубь мира

Моего брата Пикассо. Позади

Натяните проволоку и повесьте

Легкую раздвижную занавеску,

Которая, ниспадая, волнами пены скрывает

Работницу, распределяющую листовки,

И отрекающегося Галилея.

В зависимости от пьесы занавеска

Может быть из грубого полотна, или шелка,

Или из белой кожи, или из красной...

Только пусть не будет она слишком темной,

Потому что на ней должны читаться

Проецируемые вами надписи,

Которые служат заглавьем для сцен.

Они ослабят напряжение зрителя

И сообщат ему, чего ожидать...

Пусть занавес мой, спускаясь от середины,

Не закрывает мне сцены!

Откинувшись в кресле, пусть зритель видит

Все деловые приготовления, которые хитро

Делаются для него: как отпускают

Жестяную луну и как вносит крышу, покрытую дранкой...

Не показывайте ему слишком многого,

Но кое-что покажите! Пусть он видит,

Что вы не колдуете здесь,

А работаете, друзья.

ОСВЕЩЕНИЕ

Осветитель, дай нам побольше света на сцену!

Как можем мы, драматург и актеры,

При полутьме представлять наши картины жизни?

Мертвенный сумрак

Наводит на зрителя сон. Нам же нужно, чтобы

Был бодр он и бдителен. Пусть же

Он мечтает при свете. А если понадобится ночь,

Можно порой намекнуть на нее

Луной или лампой, а также наша игра

Может дать представленье о времени суток,

Когда это будет нужно. О вечерней степи

Елизаветинец написал нам такие стихи,

Которых не заменит ни осветитель,

Ни даже сама степь. Так что ты освети

Нашу работу, чтоб зритель увидел,

Как оскорбленная крестьянка

Садится на тавастландскую землю,

Словно это – ее земля.

ПЕСНИ

Отделяйте песни от остального!

Пусть эмблема музыки, пусть изменение света,

Пусть проекции надписей или картин возвещают,

Что другое искусство выходит на сцену. Актеры

Певцами становятся. С новых позиций

Они обращаются к публике, все еще

Персонажи из пьесы, однако уже и открыто

Глашатаи авторской мысли.

Нанна Кальяс, круглоголовая дочь арендатора,

Продаваемая, словно цесарка на рынке,

Поет свою песню о смене

Хозяев, и песня ее непонятна

Без качания бедрами, этого знака

Профессии, превратившей стыдливость в рубец

На сердце. И непонятна

Песня маркитантки о Великой Капитуляции, если

Гнев драматурга

Не превратился в гнев маркитантки Кураж.

Но суховатый Иван Весовщиков, большевик, рабочий,

Поет железным голосом непобедимого класса,

И Власова, добрая мать,

Собственным голосом, осторожным,

Извещает нас в песне о том, что

Знамя разума – красное знамя.

РЕКВИЗИТ ЕЛЕНЫ ВАЙГЕЛЬ

Как агроном, сажающий просо на опытном поле,

Отбирает тяжелые зерна, и как для стиха

Поэт отбирает точное слово, так

Отбирает она вещи, сопутствующие на сцене

Ее персонажам. Оловянную ложку,

Которую носит мамаша Кураж в петлице

Ватной куртки, партийный билет

Приветливой Власовой или рыбачью сеть

Другой, испанской матери, или чашу из бронзы

Антигоны, сбирающей прах. Как отличны одна от другой:

Ветхая сумка работницы

Для листовок сына – и денежная сума

Вспыльчивой маркитантки. Каждый предмет,

Которым торгует она, тщательно выбран: ремни,

Пряжки, банка из жести,

Каплун и мешочек для пуль, отобрана даже оглобля,

За которую, взявшись, старуха тащит фургон,

И противень испанки, пекущей хлеба,

И чугун русской матери,

Который так мал в руках жандармов...

И отобрано это

В соответствии с возрастом, целью и красотой

Глазами знающей

И руками пекущей хлеба, плетущей сети,

Варящей суп женщины,

Знающей мир.

ПРЕДСТАВЛЯТЬ ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ В ЕДИНСТВЕ

То, что вы представляете, вы стараетесь представить

Происходящим сейчас. Оторванная

Ото всего на свете, сидит в темноте молчаливая толпа, уведенная

Вами от будничности: сейчас принесут

Рыбачке ее сына, убитого генералами.

Все, что здесь происходит, происходит

Сейчас и только сейчас. Так вы привыкли играть.

Однако советую вам

Присоединить к этой привычке еще одну. Пусть ваша игра

Равным образом выразит, что этот момент

Играли на вашей сцене часто, что еще вчера

Вы исполняли его и завтра должны исполнять,

Что, как только придут зрители, начнется представление.

Кроме того, настоящее не должно заслонять

Прошлое, будущее и все сходные явления,

Происходящие в настоящем, но за стенами театра.

А все несходные явления вы должны отбросить.

Итак, представляйте момент, не затушевывая

Его корней и причин. Придайте

Вашей игре глубину и последовательность. Развивайте

Своими поступками действие. С помощью этого

Вы покажете поток событий и в то же время ход

Вашей работы над пьесой, заставите зрителя

Многогранно пережить это настоящее,

Приходящее из прошлого и уходящее в будущее,

А также все, с чем настоящее связано.

Зритель почувствует, что он не только

сидит в театре, но и живет во вселенной.

О СУДЕ ЗРИТЕЛЯ

Вы, художники, на радость себе или на горе

Предстающие перед судом зрителя,

Представьте на суд зрителя

Также и мир, который вы изображаете.

Вы должны представлять то, что есть, но также

То, что могло быть и чего, к сожалению, нет,

всей вашей игрой фиксируя внимание

Именно на том, что есть. Потому что представление

Учит зрителя, как отнестись к представленному.

Такая система радостна. Когда искусство

Учит учиться и учит отношению к людям и вещам

И делает это средствами искусства,

Тогда заниматься искусством радостно.

Конечно, вы живете в смутное время. Вы видите,

Как злые силы играют людьми

Словно мячиками. Беззаботно

Живут одни сумасброды. Осужденный

Не подозревает – приговор подписан.

Что землетрясения седой старины

Рядом с испытаниями, постигшими наши города?

Что неурожаи

Рядом с нуждой, которую мы терпим

Посреди изобилия?

О КРИТИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ

Критическое отношение

Некоторые считают бесплодным.

Это потому, что в государстве

Ихней критикой многого не достигнешь.

Но то, что считают бесплодной критикой,

На самом деле – слабая критика. Критика оружием

Может разгромить и государства.

Изменение русла реки,

Облагораживание плодового дерева,

Воспитание человека,

Перестройка государства

Таковы образцы плодотворной критики

И к тому же

Образцы искусства.

ТЕАТР ПЕРЕЖИВАНИЙ

Между нами, мне кажется низким занятьем

С помощью театральной игры

Расшевеливать сонные чувства. Так массажисты

Погружают пальцы в тучный живот, словно в тесто,

Чтобы согнать у ленивца жирок. На скорую руку

Сляпаны сценки, задача которых

Платящих деньги заставить испытывать ярость

Или страдание. Зритель

Стал ясновидцем. Пресыщенный оказался

Рядом с голодным.

Чувства, что вызваны вами, тупы и нечисты,

Слишком общи и смутны, они и не менее ложны,

Нежели ложные мысли. Тупые удары

Бьют в позвоночник – и вот уже грязь

Со дна души поднимается на поверхность.

Отравленный зритель

Лоб его потом покрылся, напряглись его икры

Остекляневшим взглядом следит

За лицедейством вашим.

Странно ли, что они покупают

Билеты попарно и любят сидеть в темноте,

Которая их укрывает от взоров.

ТЕАТР – МЕСТО, ПОДХОДЯЩЕЕ ДЛЯ МЕЧТАНИЙ

Многие считают театр местом,

Где фабрикуют мечты. На вас, актеров,

Смотрят, как на торговцев наркотиками.

В ваших темных залах

Становятся королями и героями,

не подвергаясь при этом опасности.

Гордясь собой или горюя о своей судьбе,

Сидят беглецы, забыв о тяготах будней,

И радуются, что их развлекают.

Умелой рукой вы смешиваете всякие байки,

Чтобы тронуть нас, добавляете к этому

Факты, взятые из действительности. Конечно,

Те, кто опоздали и входят в зал с еще звенящим

В ушах уличным гулом, те, кто еще трезвы,

Вряд ли узнают на ваших подмостках

Мир, из которого они пришли.

Точно так же, выходя из театра, они,

Переставшие быть королями,

Снова ставшие мелкими людишками,

Не могут узнать мир,

Не находят себе места в действительности.

Многие, правда, считают, что эти превращения – безвредны.

Они говорят, что наша жизнь настолько

Низменна и пошла, что надо приветствовать мечту.

Без мечты не выдержишь!

Так, ваш театр становится местом,

Где люди учатся терпеть низменную,

Однообразную жизнь и отказываться

От великих дел и жалеть самих себя.

Вы, актеры,

Представляете фальшивый, неряшливо слепленный мир,

Мир, поправленный желаниями

Или искаженный страхом,

Мир, предстающий пред нами в мечтах.

Вы – печальные брехуны.

ОЧИСТКА ТЕАТРА ОТ ИЛЛЮЗИЙ

Ныне только в ваших развалюхах люди

Еще надеются, что у несчастья может быть

счастливый конец,

Жаждут хоть у вас вздохнуть с облегчением

Или же в ужасном конце

Обнаружить чуточку счастья, то есть примирение

с несчастьем.

Во всех других местах

Люди готовы своими руками ковать свою судьбу.

Люди самолично завершают то, что сами начали.

Угнетенный, в пользу которого вы протягиваете шляпу,

Собирая скупые слезинки заодно с высокой входной платой,

Уже планирует, как бы ему обойтись без слезинок,

И обдумывает великие дела для создания общества,

Способного на великие дела. Кули

Уже вышибает опиум из рук хозяйчика, а издольщик покупает

Газеты вместо сивухи, покуда вы

Все еще подливаете в немытую посуду

Старое дешевое умиление.

Вы демонстрируете ваш сколоченный наспех

Из нескольких выбракованных досок мир,

Делая гипнотические пассы при магическом освещении,

Стремясь вызвать учащенное сердцебиение.

Одного я застукал, когда он молил

О сострадании к угнетателю.

А вот парочка кривляется в любовной сцене, имитируя

истошные вопли,

Подслушанные у обиженной ими же самими прислуги.

А этот, я вижу, представляет полководца, изнывающего

от отчаяния.

Того самого отчаяния, которое он испытал сам,

Когда ему уменьшили жалованье.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ах, ваш храм искусства наполнен визгом торговцев.

Кто со жреческими ужимками

Продает два фунта мимики,

Замешенной в подозрительной темноте

Руками,

Грязными от валютных махинаций и всяких отбросов.

Кто смердит былыми столетиями.

Кто представляет дерзкого мужичину,

Которого он (еще совсем мальцом)

Однажды видел – не на пашне,

А в бродячем театре.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В естественной стыдливости детей,

Отвергающих актерское притворство,

В нежелании рабочих кривляться,

Когда им нужно показать мир

Таким, какой он есть,

С тем чтобы его можно было переделать,

Сказывается то, что фальшь

Ниже человеческого достоинства.

Фрагменты

НУЖНО ПОКАЗЫВАТЬ ПОКАЗ

Вы показываете – так покажите же _это!_

За приемами вашей игры,

Которые нужно вам показать, когда

Показывать будете вы, как ведут себя люди,

Нельзя никогда забывать о приеме показа.

В основании всех приемов лежит он, прием

Показа.

Вот упражнение: прежде чем показать,

Как человек предает, или как он ревнует,

Или как заключает торговую сделку, – взгляните

На зрителей, словно хотите сказать:

Вниманье! Теперь он предаст, и вот как предаст он.

Вот какой он, когда он ревнует, вот так он торгует,

Когда он торгует. Тем самым

Показ усложнится приемом показа.

Изображением понятого, утвержденьем

Вечного хода вперед. Так покажете вы,

Что то, что вы здесь показали, вы показываете ежевечерне

И многократно уже показали,

И в вашей игре будет нечто от ткацкой работы ткачей,

Нечто от ремесла. К тому же еще покажите

Все, что к показу относится, – то, например,

Что всегда вы стремитесь помочь

Смотренью и выбрать для зрителя угол

Зренья на все происшествия. Только тогда

Это свершенье предательства, и заключенье сделки,

И содроганье от ревности приобретет

Нечто от будничных дел, – каковы, например,

Еда, и приветствие, и

Работа. (Ведь вы же работаете?) И позади

Ваших героев вы будете видимы сами,

Вы, которым пришлось

Представить их людям.

О ПЕРЕВОПЛОЩЕНИИ

Вы можете заключить, что плохо играли,

На том основании, что зрители кашляют,

Когда вы кашляете.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вы представляете крестьянина, погружаясь

В такое состояние ущербной умственной деятельности,

Что вам самому начинает казаться,

Будто вы в самом деле крестьянин, и вот

Зрителям в эту минуту тоже кажется,

Будто они в самом деле крестьяне,

Но актерам и зрителям

Может казаться, будто они крестьяне, тогда лишь,

Когда все то, что они ощущают, совсем не

То, что ощущает крестьянин.

Чем истиннее представлен крестьянин,

Тем меньше зрителю может казаться,

Будто бы сам он крестьянин, поскольку

Тем будет отличнее этот крестьянин

От него самого, который совсем

Никакой не крестьянин.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не отнимайте того у крестьянина, что

У него от крестьянина, или того у хозяина,

Что у него от хозяина, чтобы они

Стали просто людьми, как ты или я,

И чувства их отделялись от тебя и меня.

Ведь и мы с тобой не одинаковы

И не просто люди, поскольку и мы

Хозяева или крестьяне,

И кто сказал, что чувства должны отделяться от нас?

Пусть крестьянин крестьянином будет, актер,

А ты оставайся актером! И пусть он

Будет отличен от прочих крестьян.

А хозяин пусть тоже отличен от всех

Прочих хозяев, – ибо как ни различны они,

Но крестьянам своим, которые тоже различны,

Они уготовят похожий удел, или им

Крестьяне когда-нибудь в надлежащее время

Уготовят похожий удел,

Так что крестьянин крестьянином снова, хозяин

хозяином будет.

Фрагмент

УПРАЖНЕНИЕ В РЕЧИ ДЛЯ АКТЕРОВ

Я возникаю,

Спрашивая и отвечая, из вопроса и ответа.

Они творят меня, они изменяют меня,

Покуда я их творю и изменяю.

(Новое слово вгоняет в новую краску

Побледневшее лицо, ах, в ответ на мои речи

Такое молчание, что мои щеки

Вваливаются, как пядь земли,

Под которой некогда был колодец,

А теперь туда ступила нога.)

Когда я вышел на сцену, для зрителей я был ничто,

Когда я заговорил, меня оценили,

Когда я ушел, то опять превратился в ничто.

Но ведь я же добросовестно

Произносил те слова, которые велели,

Делал соответствующие движения и

Стоял

Именно там, где мне приказали.

Я говорил то, что было условлено,

И как следует поработал над своею смертью.

Я сделал мгновенную паузу

Между третьей и четвертой строкой

И, таким образом, не преминул подчеркнуть свою

лживость.

Мое стенание также было не слишком истошным,

И с первого раза

Я нашел светлое и заметное место для падения.

(В третью речь у стены я внес изменения,

Но только после тщательного обдумывания, да и то

на пробу.)

Лучшие силы я отдал раскрытию смысла.

Всегда думал, прежде чем сказать,

Всегда выставлял на удивление свою игру,

Оставлял в тени свою личность.

Играя великих, не давал себе потешаться

Над малыми и подмешивал в свое величие

Немного их ничтожества. Точно так же,

Играя малых, не забывал о собственном достоинстве

И не был лишен величия.

Великое и ничтожное я заменял величайшим и ничтожнейшим.

Никогда

Ни мои реплики, ни мое сердцебиение

Не выдали зрителю, что я чувствую.

Отходя от роли для самопроверки,

Я никогда не изменял роли.

_Я играю так:_

Сваленный врагом,

Падаю, как бревно.

Лежу и кричу,

Молю о пощаде изо всей мочи.

Но тут же поднимаюсь.

Без всякого промедления

Легко вскакиваю. Пружиня шаги,

Подхожу к поверженному

И, не обращая внимания на его крики,

Поднимаю ногу, чтобы растоптать его,

И растоптал бы, если бы немедля

Не сразили меня самого

И мне не пришлось продолжать умирать,

Безмолвным, раздавленным – именно так, как

положено.

Все же равнодушным я не был и если

Мог выбирать, что говорить, – всегда говорил, как

получше.

Получив задачу на завтрашний день,

Я действовал исходя из завтрашних условий.

Однако

Ничего не навязывал зрителю.

Он и я – каждый сам по себе.

Я не стыдился и я не был унижен.

Великое представлял великим, малое – малым.

Из ничего не делал кое-что, кое-что не превращал в

ничто.

Уходя, не стремился остаться.

Не уходил, пока не высказал все.

Итак, я ничего не упускал и ничего не прибавлял.

Хорошее орудие, аккуратно смазанное, многократно

проверенное

_Постоянной практикой_.

АКТРИСА В ИЗГНАНИИ

Посвящается Елене Вайгель

Теперь она гримируется. В каморке с белыми

стенами

Сидит, сгорбившись, на плохонькой низкой скамейке

И легкими движениями

Наносит перед зеркалом грим.

Заботливо устраняет она со своего лица

Черты своеобразия: малейшее его ощущение

Может все изменить. Все ниже и ниже

Опускает она свои худые, прекрасные плечи,

Все больше сутулясь, как те,

Кто привык тяжко работать. На ней уже грубая блуза

С заплатами на рукавах. Башмаки

Стоят еще на гримировальном столике.

Как только она готова,

Она взволнованно спрашивает, били ли барабаны

(Их дробь изображает гром орудийных залпов)

И висит ли большая сеть.

Тогда она встает, маленькая фигурка,

Великая героиня,

Чтобы обуть башмаки и представить

Борьбу андалузских женщин

Против генералов.

ОПИСАНИЕ ИГРЫ Е. В.

Хотя она показывала все,

Что было нужно для пониманья рыбачки,

Все же не превратилась совсем, без остатка

В эту рыбачку, но так играла, как будто,

Кроме того, еще занята размышленьем,

Так, как если бы спрашивала постоянно:

– Как же все это было?

И хотя не всегда было можно

Угадать ее мысль о рыбачке, но все же она

Показывала, что думает эти мысли;

Так она приглашала других

Думать такие же мысли.

ПЕСНЬ АВТОРА

Я – драматург. Показываю то,

Что видел. На людских базарах

Я видел, как торгуют людьми.

Это

Я показываю, – я драматург.

Как они в комнаты входят друг к другу с планами,

Или с резиновой дубинкой, или с деньгами,

Как они стоят на улицах и ждут,

Как они готовят западни друг для друга,

Исполнены надежды,

Как они заключают договоры,

Как они вешают друг друга,

Как они любят,

Как они защищают добычу,

Как они едят

Показываю.

О словах, которыми они обращаются друг к другу,

я повествую.

О том, чт_о_ мать говорит сыну,

Чт_о_ подчиняющий приказывает подчиненному,

Чт_о_ жена отвечает мужу,

Обо всех просительных словах и о грозных,

Об умоляющих и о невнятных,

О лживых и о простодушных,

О прекрасных и об оскорбительных,

Обо всех повествую.

Я вижу, как обрушиваются лавины,

Я вижу, как начинается землетрясенье,

Я вижу, как на пути поднимаются горы,

И как реки выступают из берегов, – я вижу.

Но на лавинах красуются шляпы,

У землетрясений в нагрудном кармане бумажник,

Горы вылезают из экипажей,

А бурные реки повелевают полицейским отрядом.

И я все это разоблачаю.

Чтоб уметь показать, что я вижу,

Я читаю сочинения других эпох и других народов.

Несколько пьес написал в подражанье, стремясь

Испытать все приемы письма и усвоить

Те, которые мне подходят.

Изучил англичан, рисовавших больших феодалов,

Богачей, для которых весь мир только средство

раздуться.

Изучил моралистов-испанцев,

Индийцев, мастеров изысканных чувств,

Китайцев, рисующих семьи,

И пестрые судьбы людей в городах.

В мое время так быстро менялся облик

Городов и домов, что отъезд на два года

И возвращение было путешествием в другой город,

И гигантские массы людей за несколько лет

Меняли свой облик. Я видел, как толпы рабочих

Входили в ворота завода, и высокими были ворота,

Когда же они выходили, приходилось им нагибаться.

Тогда я сказал себе:

Все меняется, все существует

В свое только время.

И каждое место действия снабдил я приметой,

И выжег на каждом заводе и комнате год,