Текст книги "Коррекция судьбы (СИ)"

Автор книги: Берта Рокавилли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   Кругом были православные иконы, а тётка обещала ей счастье с мужиком, который будет «за другой числиться». Здесь было какое-то противоречие.

   – А почему вы Наталью послали каяться за гордыню? Неужто она больше меня нагрешила?

   – А что же я ей скажу, что ты, Натуся, все свои шансы профукала? Человек охотнее признает себя великим грешником, чем лохом и неудачником.

***

   Маша с Дашей близнецами не были – погодки. Да и похожи тоже были не очень: Маша – сангвиник, узкое личико, серые глаза, а младшая Даша – кудрявая, яркая, рот до ушей, холерик, да еще какой. Росли в военном городке, в честной бедности, поколесили по Союзу – любой цыган позавидует, и оказались на момент окончания школы в не слишком близком Подмосковье. В институт поступать, конечно, в Москву. На семейных обедах вещала продвинутая Даша: папу опять куда-нибудь ушлют, а нам зацепиться надо, и чтоб институт был со своим общежитием, и чтоб потом в Москве распределили, а не в какую-нибудь дыру. Маша соглашалась, поступала, училась, но в дыру все равно услали. Там, в дыре, и замуж вышла, сестру на свадьбу пригласила.

   И начались охи-ахи: какое платье! Подари! Я тоже скоро замуж выхожу. Впрочем, это не было ново. Даша никогда не хотела другое, похожее, но всегда именно это, Машкино. Возьмите у нее и дайте мне. Обе они были одарены от природы художественным видением и хорошим вкусом, обе научены шить-вязать-вышивать, одеть себя умели не хуже какого-нибудь кутюрье, элегантно прикрыть нищету, обеим завидовали подруги. Но зависть Дарьи превосходила все мыслимые и немыслимые пределы. Обычно Марья сдавалась: бери. Потом, на Дашкиной свадьбе платье было другое, и Маша даже спросила, почему. «В груди тесновато. Я ж не такая спичечка, как ты». Почему-то во все времена считается остроумным, когда одна женщина другой указывает на дефицит форм, по-дружески или по-родственному.

   Так зачем платье было нужно? Это ж все-таки объект ритуальный, его беречь надо. Раньше коврик венчальный, на котором молодые стояли, и то в церкви сохранялся навечно – как символ. Теперь-то все в пункте проката берут. А платье-то – так, солью посыпать или иголки повтыкать. Чтобы сестре любимой было плохо. Ну или хотя бы не так хорошо. Ну или хотя бы муж от нее ушел. Бабушки научили на дальнем полустаночке, еще в период странствий. Сначала пасьянсам-гаданиям, а потом и приворотам-отворотам, мол, пригодится когда-нибудь что-нибудь в жизни подправить. Вот и пригодилось.

   Впрочем, разведенками остались обе. И дочери у обеих – такие же погодки. У Дарьи – холерик Эльвира с ключевым словом дай, у Маши, которая осталась в той дыре по распределению – недружелюбный меланхолик Катька, старающийся спрятаться в шкафу при появлении в поле зрения новых людей. Особенно это касалось тети Даши. Самым трудным в воспитании этого шкафного ребенка было научить его здороваться. Катерина не понимала, почему она должна желать здоровья незнакомым людям (позже она узнала это слово) априори. Сначала нужно присмотреться, не так ли? Таскались сестры по углам и съемным квартирам – сумка с небогатым скарбом, дитё и горшок подмышкой – обе. Но тетя Даша-то, хоть и в общаге, а в московской, трудности сплачивают, зависть затихает на время и следует приглашение, милость, так сказать...

   – У вас-то там, в провинции, небось жрать нечего. Приехали бы, дети бы пообщались, а мы бы за жизнь поговорили, в Парке Культуры погуляли бы, колготок хоть купишь.

   Маша приехала. Именно за жизнь поговорить – за дефицитами охотиться она не умела и не хотела. Пошли погулять с детьми. Институтских знакомых встретили, в гости пошли. Интеллигентные люди, «Агдам» и болгарские сигареты. Самый пьяный – фотограф Давид с кусочком неба в воловьих глазах – детей развлекал, пока все танцевали. Потом, трясясь в поезде, противореча своей замкнутости и немногословию, Катька еще долго верещала:

   – Мама, какой веселый дядька!

   – А что ж ты в шкаф не полезла?

   – Зачем же? Он неопасный.

   Когда Дарья узнала, что неопасный дядька поехал за ее сестрой в дыру, женился и привез в Москву, в трехкомнатную квартиру, а Катьку злобную в спецшколу устроил, ей хотелось волосья рвать везде, где руки достают. Ну за что ей-то? Чем она заслужила? Я впахиваю как папа Карло, ни одной тусовки не пропускаю, чтоб стоящего мужика подцепить, а эта клуша сидела-сидела за печкой, крестиком вышивала, и на тебе – муж! И не какой-нибудь завалящий, а наилучшего качества, хоть и грузин. А тут едва выбралась из общаги в гостинку, да и то только потому, что на горло своей песне наступила – шитьё на дом брать стала, с высшим-то образованием!

   Что ж, теперь жить будем рядом, а значит, чаще встречаться. Зависть зацвела на двух кустах – большом и малом. Поначалу-то все думали, что Катька с Элькой теперь будут дружить. Не вышло. Время они проводили в разных компаниях, интересы сильно разнились. Да и потом, Эльвира была девочка эмоциональная. Дарья сама однажды стала свидетельницей того, как за отказ идти с ней на какую-то тусовку Эля окатила Катьку таким потоком проклятий, что сицилийские старухи могут спокойно повеситься – у них такой фантазии нет и никогда не будет. Рассчитывать на то, что Катерина после этого поведет сестру к своим воспитанным подругами из спецшколы (про плюшевые игрушки родственники, конечно, не знали), не приходилось. Маша все это видела, понимала, ощущала комплекс вины за свое незаслуженное счастье и одаривала родственников, как могла: вещами, деликатесами, вниманием. Давид друзей по праздникам приглашал, мол, вдруг с Дарьей что получится, а то ведь она такая одинокая, такая несчастная, водку пьет в своей гостинке и матерится сильно...

   Сердце у Дариванны и вправду разрывалось: квартира-машина-дубленка и кольцо по собственному эскизу – это полбеды. Но их любовь!.. Звонки среди дня: «Я по тебе соскучился». Да кто ж сможет на это спокойно смотреть?! А они будто нарочно людям показывали только хорошее. Ну зачем сестре знать, что за эту квартиру еще долго судиться? У нее своих проблем вагон и маленькая тележка. Про больную бабушку не надо. Про болезни говорить – это вообще моветон. А Катька? Да отлично все у Катьки: рисует, стихи пишет, шмотки себе шьет. Как шьет?! Элька мамку доит – сережки, джинсы, кроссовки, ветровки, косметика, чтоб на дискотеке быть не хуже других. Катька смотрит исподлобья: а зачем мне на дискотеку? Жених у меня есть.

   – Маш! Чё эт она говорит? Ей же шестнадцать лет!

   Мария увела сестру на кухню и прикрыла дверь, объясняя при этом вполголоса:

   – Ну и что, что шестнадцать. А мальчику восемнадцать. Давид говорит, что ранний брак лучше, чем сексуальная свобода. СПИД на дворе и все такое.

   Собственно мальчика подсуропил дядька. Сам-то он отошел от традиции, от диаспоры, но друзья и грузинские родственники были, в гости ходили. Вот из такой семьи и был Йоська Прекрасный, джигит с носом. И когда Катерина уже готовилась к свадьбе, Эльвира тяжело заболела. Здоровая и пышнотелая, она вдруг стала сохнуть. Показывали ее разным специалистам, и даже главному московскому колдуняке Юрию Шоту, но все было как-то смутно и ненадежно, а бабушкины советы еще не вполне выветрились из памяти Дарьи. Да и вернее так. У Катьки будет респект и уважуха, мольберты и друзья-художники, и молодой супруг с римским профилем, а Эльвира, значит, если очухается, в лучшем случае будет в ателье глаза портить, по маминым стопам. Не допущу!

   – Катя, кофточка у тебя – загляденье! Подари!

   – Теть Даш, у меня 42 размер.

   – Ничего, я расставлю.

   – Да проще новую сварганить...

   – Ну пожалуйста, мне эта нравится...

***

   В общем, Эльвира выздоровела и поступила в пединститут. А вот Катерина преподнесла сюрприз. В день, когда она должна была идти учиться в престижный художественный вуз, выбранный дядькой, она приступила к работе. В ателье. Потом в аварию попала, лицо попортила, да и по женской части отбила все, что только можно было отбить. Но Маша решила сестре эту новость не сообщать. Тем более что – о чудо! – восстановилась Катька быстро, шрамов не осталось, а к декабрю с Йоськой поженились. Чтоб новую родню не смущать, Дашу с ее гражданским мужем и с эмоциональной Элей на свадьбу не приглашали. А чтоб культурненько было и необидно, Маша сказала сестре, что молодые вдвоем на Средиземное море ездили и там отмечали, мол, родня оплатила.

   Надо ж понимать, что врать! Когда человек, и так страдающий от зависти, слышит про такую фантастическую халяву, в нем же все переворачивается. Карты раскинула – действительно, любовь и процветание. А тут только безденежье и панкреатит. Неужели бабушкин рецепт подвел? Ну, ничего, есть другой. Цветы с кладбища освободят место рядом с Катериной навсегда. Лучше бы, конечно, саму её, но нельзя – кровь родная, хуже будет. И Марью нельзя – а вот Давида, козлоумного такого, можно!

   – Вот это Давиду, смотри какой, на заказ сделан. Вы же любите все по индивидуальному эскизу...

   – Даш, зачем? Он же и так весь в золоте, как и положено кавказиану! Крестик, конечно, красивый, спасибо.

   – Да ну! А цветы молодым, хоть и с опозданием, но мы ж не виноваты, что вы такие тихушники, зажали свадьбу! – все было обращено в шутку.

   Давид умер внезапно от панкреатита, которого у него с роду не было.

   Да и с молодым супругом у Катьки как-то не заладилось. Маша все удивлялась, почему смеха серебристого, естественно присущего молодым счастливым супругам, не слышно. Были, конечно, солнечные блики утром на подушке, но крайне редко, а потом Катерина вставала и шла на войну. Каждый день. Потому что свекра со свекровью, долму и сациви она полюбила. А вот Йоську как-то не очень. То есть любила-то она его без памяти и рисовала бесконечно, но когда он начинал высказывать свои взгляды на жизнь, все в ней скукоживалось, как мороженое яблоко. Хоть и говорят, что при раннем браке супруги имеют возможность притереться характерами, сформироваться, так сказать, а получилось, что они уже вполне сформировались до этого. Ломать себя Катерина не стала. Да еще многочисленные Йоськины родственники звонили и каждый раз спрашивали: «А Катечка случайно не беременна?» Катечка не выдержала. Как долго можно скрывать очевидное – та авария не оставила ей шансов забеременеть. Поплакали и развелись. По заведенному еще Давидом обычаю Маша по-прежнему плохие новости сестре не сообщала. Где Йоська? Работу предложили за границей, на год, по контракту. Н-да. И Катька к нему в гости ездит, фирма проезд оплачивает.

   Дашка рыдала. Да что ж это такое, в самом деле! Снова карты раскинула – ну так и есть! Любовь, асисяй и заграница! А тут последний сбежал, тот, что гражданский, да еще и ложки серебряные спер, что Эльке на приданое береглись. И проклятия посыпались непроизвольно, от избытка эмоций.

   Пошла у Катьки жизнь страшная, но до жути интересная. Приобрела она славу роковой женщины в пределах отдельно взятого ателье по пошиву одежды. Мужчины, летевшие к ней, как мошки на свечу, аналогично и сгорали. У первого в тридцать лет случился инфаркт. Второй, блестящий и хрустящий, как новенький доллар, разбился на машине, спеша к ней из аэропорта. Третьего, молодого и очень хитрожопого бизнесмена, партнеры кинули так, что он несколько лет отрабатывал долг. В разговоре Маши с Дашей всегда обсуждались новости детей, по легенде неразведенных: Йоська машину купил, Йоську на работе повысили, Йоська бороду отпустил. Впрочем, дома вошло в обиход выражение Йоська Пострадавший: так Катька всех своих кавалеров за глаза называла – I, II, III, IV и т.д. Были и другие, менее трагические истории, вот такие, например, как поцелуй Тарасикова джипа со Стасиковым пежотом, но всегда с несчастливым концом. И только кот оставался утешением. А теперь и кота не осталось, и знахарка совершенно не порадовала, какую-то ерунду наобещала.

***

   Ну, а потом, ближе к пенсии, Мариванна услышала смех своей дочери, тот самый, серебристый. Виновник счастья «числился за другой», подружки недоумевали, но это ничуть не мешало. Мариванна к тому времени в третий раз замуж вышла, хотела нового мужа с сестрой познакомить, а Катька в истерику впала: «Если он тебе уже надоел, то конечно, знакомь!» Не понимая и не веря в путанные Катькины объяснения, Маша пыталась взывать к человеколюбию. Там у Эльвиры проблемы... и похоже, что с наркотиками...

   И вдруг на столе журнальчик с телепрограммой, а там объявление на последней странице, рядом с гороскопом. «Коррекция судьбы, цена договорная». И телефон до боли знакомый. Конечно, Дашкин, Маша сама ведь ей посоветовала вспомнить свои таланты и начать получать с них дивиденды, а не оставлять зарытыми в землю. «Даша, ну что ты куксишься, ты ведь такая одаренная!» Правда, она имела в виду какое-нибудь рукоделие, а не это.

   Катька только вздохнула:

   – Мама, а я ведь правильно в шкаф пряталась.

2007