Текст книги "Сюннёве Сульбаккен"

Автор книги: Бьёрнстьерне Бьёрнсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Глава девятая

Гутторм и Карен Сульбаккен уже пообедали, когда в комнату вошла Сюннёве, красная и запыхавшаяся.

– Дитя мое, где ты была? – спросила ее мать.

– Я немного задержалась с Ингрид, – ответила Сюннёве, снимая с головы платок.

Отец в это время рылся в книжном шкафу.

– О чем же-это вы так долго разговаривали?

– Да так, ни о чем.

– Ну, а если ни о чем, то лучше бы ты шла вместе со всеми, дитя мое!

Карен встала и принесла Сюннёве поесть. Когда Сюннёве села за стол, мать села напротив и снова спросила:

– Может быть, ты еще с кем-нибудь говорила?

– Да, я со многими говорила, – ответила Сюннёве.

– Надо же девочке в кои веки поговорить с людьми, – вмешался Гутторм.

– Я не спорю, что надо, – сказала Карен уже мягче, – но она не должна чуть что убегать от родителей.

Сюннёве промолчала.

– Как хорошо было сегодня в церкви, – сказала Карен. – И как приятно смотреть на юношей и девушек, когда они дают в церкви святой обет.

– Да, вспоминаешь, как твои дети тоже стояли перед алтарем, – сказал Гутторм.

– Ты прав, – подтвердила Карен, вздыхая. – Ведь никогда не знаешь, какими станут твои дети.

Гутторм долго сидел молча.

– Мы должны благодарить бога, – сказал он наконец, – что он сохранил нам наше дитя.

Карен водила пальцем по столу, не глядя на мужа.

– В ней вся наша радость, – сказала она тихо. – Хорошая она у нас девушка, – добавила она еще тише.

Наступило долгое молчание.

– Да, она дела нам много радости, – сказал Гутторм и добавил немного погодя: – Дай ей бог счастья.

– Почему ты не ешь? – спросил Гутторм, поднимая голову.

– Спасибо, я сыта. – ответила Сюннёве.

– Но ты еще ничего не ела, – возразила Карен. – И много ходила.

– Мне что-то не хочется, – сказала Сюннёве, приподнимая конец платка на груди.

– Ешь, дитя мое! – сказал Гутторм.

– Я не могу.

И Сюннёве разразилась рыданьями.

– Что с тобой, почему ты плачешь?

– Не знаю, – ответила Сюннёве, всхлипывая.

– У нашей Сюннёве глаза на мокром месте, – мягко сказала Карен.

Гутторм встал и подошел к окну.

– К нам кто-то идет, их двое, – сказал он.

– Неужели, так поздно? – спросила Карен и тоже подошла к окну. Они долго смотрели вниз.

– Дорогой мой, кто бы это мог быть? – спросила наконец Карен, но в ее голосе не было слышно вопроса.

– Я не знаю, – ответил Гутторм.

Некоторое время они молча смотрели на дорогу.

– Никак не могу понять, кто бы это мог быть, – сказала Карен.

– И я, – сказал Гутторм.

Между тем оба незнакомца подошли ближе.

– Очевидно, это все-таки они, – сказала наконец Карен.

– Да, это они, – согласился Гутторм.

А нежданные гости подходили все ближе и ближе к Сульбаккену. Вот старший из них остановился, оглянувшись назад, младший тоже остановился, потом они пошли дальше.

– Ты не знаешь, чего они хотят? – спросила Карен таким же тоном, каким был задан первый вопрос.

– Не знаю, – ответил Гутторм.

Карен отвернулась от него, подошла к столу, убрала посуду и навела порядок.

– Тебе придется снова надеть платок, – сказала она Сюннёве, – а то сюда идут чужие.

Едва она это сказала, как Семунд открыл дверь и вошел в комнату. За ним вошел Торбьорн.

– Мир дому сему! – сказал Семунд, останавливаясь на пороге; потом он медленно подошел к хозяину, к хозяйке и, наконец, к Сюннёве, которая все еще стояла в углу с платком в руках, словно не зная, одевать его или не одевать; вероятнее всего, она просто забыла о том, что у нее в руках платок. Следом за Семундом шел Торбьорн.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала хозяйка.

– Спасибо, мы не устали, – ответил Семунд, однако сел. Торбьорн сел рядом с ним.

– А мы потеряли вас возле церкви, – сказала Карен.

– Да, я вас тоже искал и не нашел, – ответил Семунд.

– Больно много было народу, – сказал Гутторм.

– Очень много, – повторил Семунд. – И как хорошо было сегодня в церкви.

– Да, мы как раз говорили об этом, – сказала Карен.

– Когда присутствуешь при конфирмации, испытываешь такое странное чувство, особенно если у тебя самого есть дети, – прибавил Гутторм. Карен беспокойно заерзала на скамейке.

– Да, вот тогда-то и начинаешь всерьез задумываться об их судьбе, – сказал Семунд. – Поговорить с вами об этом я и пришел сегодня, – прибавил он. Потом он спокойно посмотрел вокруг, взял новую порцию жевательного табаку, а старую жвачку осторожно положил в медную коробку.

Гутторм, Карен и Торбьорн старались не смотреть друг на друга.

– Я решил, что мне надо прийти сюда вместе с Торбьорном, – медленно начал Семунд. – Неизвестно, когда бы он еще надумал поговорить с вами, а к тому же один он мог бы испортить все дело, вот чего я боялся больше всего. – Он искоса посмотрел на Сюннёве, и она почувствовала его взгляд. – Дело вот в чем: получилось так, что парень наш с самого детства, едва он стал чуточку соображать, любит вашу Сюннёве, и, думаю, не ошибусь, если скажу, что она тоже любит его. И еще думаю, что самое лучшее – это им пожениться… Я сам был против этого брака, когда видел, что Торбьорн не умеет держать себя в руках, чтобы не сказать больше… Теперь я могу поручиться за него, а не я, так она может, потому что ее власть над ним безгранична. Так вот, что вы скажете насчет того, чтобы их соединить? Торопиться тут незачем, но и откладывать это дело до бесконечности тоже не имеет смысла. У тебя, Гутторм, большой хутор, у меня поменьше, да и делить его нужно между многими, но все же мне кажется, что мы можем поладить. Прежде всего мне хотелось бы знать, что вы думаете по этому поводу; ее я спрошу последней, потому что я, кажется, знаю, чего хочет она.

Семунд замолчал. Гутторм сидел, облокотившись о стол, и нервно потирал руки. Он несколько раз пытался встать, употребляя немалые усилия, но выпрямиться_ему удалось лишь с четвертой или пятой попытки. Он провел руками по коленям и искоса взглянул на жену, потом на дочь. Сюннёве сидела неподвижно, не меняя позы, лица ее не было видно. Карен по-прежнему водила пальцем по клеенке.

– Что ж это очень лестное для нас предложение, – сказала она.

– Да, и я думаю, мы должны поблагодарить вас за оказанную нам честь, – сказал Гутторм неожиданно громким голосом, словно у него вдруг гора с плеч свалилась. Он переводил взгляд с Карен на Семунда, который _сидел, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.

– У нас она одна, и нам надо сначала как следует подумать, – сказала Карен.

– Это, конечно, ваше право, – сказал Семунд, – но Я, ей-богу, не знаю, что вам мешает ответить сразу, как сказал медведь, попросив крестьянина отдать ему корову.

– Ну конечно, мы можем ответить сразу, – сказал Гутторм и, посмотрел на жену.

– Дело в том, что иногда Торбьорн вел себя очень уж необузданно, – сказала Карен, не глядя на мужа.

– Да ведь теперь он исправился, – возразил ей Гутторм. – Ты только сегодня об этом говорила.

Супруги молча обменивались взглядами; так прошла целая минута.

– Ах, если бы на него можно было положиться! – сказала Карен.

– Можно! – снова заговорил Семунд. – И я повторяю вам то, о чем уже говорил сегодня. За поклажу можно не беспокоиться, если вожжи будут в руках у Сюннёве. Большую власть она имеет над ним, очень большую. Я убедился в этом, еще когда Торбьорн лежал покалеченный дома и не знал, что с ним будет, выздоровеет он или нет.

– Не надо противиться этому, – сказал Гутторм. – Ты же знаешь, чего она сама хочет, а ведь мы живем только для нее.

И первый раз за все время разговора Сюннёве подняла голову и благодарно посмотрела на отца.

– Да, – конечно, – сказала Карен, немного помолчав, а палец ее быстрее заходил по столу. – Если я и была против все это время, то ведь у меня были веские основания… Сердце у меня не такое уж жестокое, как мои слова. – Она подняла голову и улыбнулась, хотя из глаз ее текли слезы.

Тут Гутторм встал.

– Итак, волею божьею свершилось то, чего я желал больше всего на свете, – сказал он и подошел к Сюннёве.

– А я в этом никогда и не сомневался, – подхватил Семунд. Он тоже поднялся со своего места и добавил – А уж кому с кем суждено идти под венец, так тому и быть. – Он тоже подошел к Сюннёве.

– Ну, а ты что скажешь, дитя мое? – спросила Карен, приближаясь к дочери.

Сюннёве все еще сидела, а вокруг нее стояли все присутствующие, за исключением Торбьорна, который словно прирос к своему месту.

– Встань, дитя мое, – шепнула ей мать.

Сюннёве встала, улыбнулась, потом отвернулась и заплакала.

– Да благословит тебя господь, доченька! – сказала Карен. Она обняла дочь, и они заплакали вместе. Мужчины отошли в сторону.

– Подойди к нему, – сказала Карен, все еще плача. Она выпустила дочь из своих объятий и стала мягко подталкивать ее к Торбьорну.

Сюннёве сделала шаг и тут же остановилась – она не могла идти дальше. Тут Торбьорн вскочил, быстро подошел к ней и взял за руку; он стоял некоторое время, не зная, что делать дальше, пока наконец Сюннёве осторожно не отняла у него руку. Так они и стояли друг возле друга, не говоря ни слова.

Вдруг дверь неслышно отворилась, и в комнату просунулась чья-то белокурая готова.

– Сюннёве здесь? – тихо спросил кто-то; это была Ингрид Гранлиен.

– Да, да, она здесь, иди сюда! – отозвался Семунд.

Тогда Ингрид, словно обдумывая что-то вслух, сказала:

– Гм, иди сюда! Ну, значит все в порядке! – прибавила она.

Теперь все смотрели на нее. Вид у нее был такой, словно она что-то хотела сказать, но не решалась.

– Я пришла не одна, – наконец сказала она.

– Кто же с тобой? – спросил Гутторм.

– Мама, – сказал ана тихо.

– Так пусть же войдет, – сказали, в один голос сразу четверо.

Хозяйка Сульбаккена пошла навстречу новой гостье.

– Иди же, мама, иди! – торопила ее Ингрид.

И в комнату вошла Ингеборг Гранлиен в светлом праздничном платке.

– Я сразу все поняла, – сказала она, – хоть Семунд и ничего мне не сказал. Вот мы с Ингрид не выдержали и пришли к вам.

– И хорошо сделали. Все идет, как ты хотела, – сказал Семунд, отступая немного назад, чтобы Ингеборг могла подойти к ним.

– Да благословит тебя бог, что ты такая хорошая и он полюбил тебя так сильно, – сказала Ингеборг, обнимая Сюннёве. – Ты крепко стояла на своем, дитя мое, и видишь, все вышло по-твоему.

Она гладила ее по щеке, по волосам, а слезы так, и текли у нее из глаз, на она их не замечала и нежно вытирала слезы, которые катились из глаз Сюннёве.

– Он хороший парень, – сказала она немного погодя. – И я теперь могу за него не беспокоиться, – прибавила она тихо и еще раз крепко обняла Сюннёве.

– Ай да мать, – сказал Семунд, – даром что сидит на кухне, а ведь знает все лучше нас.

Мало-помалу все успокоились, хозяйка стала подумывать об ужине и попросила Ингрид помочь ей, "потому что на Сюннёве сегодня надежда плоха". Они тотчас же принялись за приготовление овсяной каши со сливками. Мужчины заговорили о видах на урожай и о будущих ценах на рынке. Торбьорн сидел немного поодаль у окна; Сюннёве тихо подошла и положила ему-руку на плечо.

– Куда ты смотришь? – прошептала она.

Он повернулся к ней, долго и нежно смотрел на нее, потом опять поглядел в окно.

– Я смотрю на Гранлиен, – сказал он. – Как странно смотреть на него отсюда.