Текст книги "С того света"

Автор книги: Бернар Вербер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Что-то в этом роде происходило с некоторыми моими романами, с которыми мне не хотелось расставаться. Мне было уютно с их героями, некоторые почти стали моими друзьями.

– Значит, вам понятен застой девяноста процентов блуждающих душ, сохраняющих привязанность к своему прежнему «я».

– Да. Признаться, сочиняя истории, я отношусь к собственному прошлому как к роману. Готов выслушать все, что вы можете мне сказать.

– Вам полезно знать о свойствах блуждающих душ. Думаю, с кое-какими из них вы уже познакомились, тем не менее я перечислю их все по своему списку. Начнем с достоинств:

1. Отсутствие физических страданий.

2. Отсутствие болезней.

3. Отсутствие усталости.

4. Нет необходимости есть.

5. Нет необходимости спать.

6. Никакого старения.

7. Никакого страха смерти.

8. Возможность красть (и летать).

9. Способность проходить сквозь материю.

10. Способность видеть и слышать все, что хочется и где хочется (не считая бесплатного посещения кинотеатров, концертных залов и музеев).

11. Возможность выбирать себе внешность и облачение.

12. Возможность дискутировать с другими блуждающими душами.

13. Возможность быть услышанным и воздействовать на тех живых, кто не полностью «непроницаем» из-за брешей в их ауре: наркоманов, алкоголиков, шизофреников. К этому мы еще вернемся.

14. Вас видят и слышат кошки.

15. Вы можете разговаривать с медиумами – по крайней мере, с хорошими…

– А как насчет неудобств?

Она перечисляет:

1. Прощай, осязание.

2. Прощай, ощущение вкуса.

3. Обоняния тоже не будет.

4. Как и сна, а с ним сновидений.

5. Вас больше не смогут видеть живые люди.

6. Исчезает контакт с материей. Нельзя сесть на стул или улечься в кровать, ощущая их. Как будто мелочь, но со временем этого ощущения начинает не хватать.

7. Со способностью заниматься любовью тоже придется проститься.

8. Как и с обладанием, держанием, ношением любых предметов.

9. Вы больше не увидите себя в зеркале (это быстро начинает действовать на нервы).

10. Пользоваться компьютером больше не придется.

11. Следовательно, больше никаких романов – ручку-то держать нельзя. Представляю, как вы будете без этого скучать.

– Прямо как в фильме девяностых годов «Привидение»?

– Примерно, только в этом фильме ошибок еще больше, чем в вашем романе. Например, в конце призрак Патрика Суэйзи воздействует на материю и колотит своего соперника. Так он превращается в «человека-невидимку», и победу над противниками нельзя считать его заслугой. На самом же деле блуждающие души лишены способности к чему-либо прикоснуться, что-либо переместить. Они просто через все проходят.

– Значит, ни дверцу шкафа открыть, ни оконными петлями поскрипеть, ни дверями похлопать, ни часами в замке с привидениями позвенеть?

– Все это – упрямо не сдающиеся клише, противоречащие главному правилу: покинувший тело дух никак не может взаимодействовать с материей. Максимум, что ему доступно, – повлиять на другой дух. Вспомните, тела защищены своей аурой, точно так же атмосфера защищает Землю от метеоритов и солнечной радиации. Доступны, то есть восприимчивы, только те, у кого дыры в ауре.

Затор наконец рассосался, «Скорая» снова движется вперед, «смарт» пристраивается ей в хвост, но между ними норовят вклиниться другие машины.

– В вашем романе мне очень понравилась «Энциклопедия относительного и абсолютного знания» Эдмонда Уэллса. Как вам пришла мысль вставить в книгу столько информации?

– «Профессор Эдмонд Уэллс» – мой двоюродный дедушка. Он давно в могиле. Он и вправду составил собственную энциклопедию, которую завещал моей семье, и однажды я взялся ее читать. «Почему бы не поделиться этими малоизвестными сведениями?» – решил я.

– Кем был ваш двоюродный дед по профессии?

– Энтомологом, специалистом по муравьям, а еще биологом, философом, историком. Свою странную энциклопедию он называл ЭОАЗ – сокращение от «Энциклопедия относительного и абсолютного знания». Она не издавалась, но мои родители всегда пользовались ею как семейным справочником. Ну а я черпал оттуда полезные штучки для своих романов.

– Он интересовался спиритизмом?

– У Эдмонда Уэллса была беда с памятью, поэтому он записывал все, что считал небанальным. Он увлекался далеко не только смертью, пусть и могло показаться, что его очень занимает загробная жизнь. Лично я сосредоточился на двенадцатом томе, там все больше о духовном.

– Что ж, – отзывается она, – смерть, бесспорно, величайшая загадка всех времен.

Эти ее слова вдруг напоминают Габриелю, что у него еще есть небольшая надежда задержаться среди живых…

9

В больнице Помпиду Люси не позволяют сопровождать бригаду медиков в операционную, потом в реанимационную. Там бледное тело Габриеля Уэллса пытаются оживить электрическими разрядами и инъекциями адреналина прямо в грудь, но оно не реагирует ни на какие попытки.

– Ничего не выйдет… – бормочет один из врачей.

– Нет, продолжайте, не дайте мне умереть! – тщетно кричит писатель.

– Надо еще попробовать, – возражает второй человек в белом халате – можно подумать, что он услышал эту безмолвную мольбу.

– Браво! Правильное решение! Так бы и обнял!

Врачи продолжают старания, но не надеятся на успех.

– Уверяю тебя, с ним покончено. Мы зря тратим время и деньги налогоплательщиков.

– Вы мне это бросьте, поднажмите еще!

– Нет ни малейшего шанса, что мы его откачаем…

– Давай добавим току, шарахнем максимальным разрядом. Если и это ничего не даст, то я угощу тебя кофе и кексиком, прежде чем мы займемся следующим бедолагой.

Электрический разряд снова, но ни малейшей реакции. Так бренная оболочка Габриеля Уэллса окончательно выходит из употребления.

«Все, кранты, со мной покончено», – думает писатель. «Что я сделал со своей жизнью?» – вот вопрос, который сейчас больше всего его мучает.

В 42 года, достигнув финальной главы своего существования, он обязан подвести его итог.

«Я сделал недостаточно. Конечно, я писал романы, но мог бы накропать их вдвое больше, если бы меньше лентяйничал. Два романа в год – вот мой естественный ритм, но я сократил его до одного, знал, что выпекать их, как пирожки, – несерьезное занятие.

Надо было побороться за перевод моих книг в Соединенных Штатах, за адаптацию моих романов для кинематографа. Надо было участвовать в заседаниях писательских мастерских, объяснять, как я изготавливаю свои истории.

Можно было больше путешествовать. Почему я так и не побывал в Австралии, ведь попасть туда всегда было моей мечтой?

Жизнь прошла стороной, а все потому, что я воображал, будто времени у меня вагон. А тут – раз, и все! Оказывается, я недопустимо тянул с важными вещами.

Почему я был недостаточно внимателен к родителям? Почему перебирал женщин, вместо того чтобы остановиться на одной? Почему так и не женился? Все ждал идеала и не мог отказаться от удовольствий новизны. Боялся обязанностей и ответственности.

Почему я не завел детей? Сознавал, что придется тратиться на их образование, боялся оказаться плохим отцом.

И вот теперь я умер, и у меня впечатление, что жизнь я прожил зря.

Только и слышишь: «Если бы молодость умела, если бы старость могла…» К этому стоило бы добавить: «Если бы мертвые могли прожить еще немного, пользуясь тем, что поняли в свои последние мгновения…»

Если бы криворукие реаниматоры добились успеха, то я бы женился на первой же женщине, которая захотела бы за меня выйти, тут же заделал бы ей ребенка, потом мы отправились бы в кругосветное путешествие, и я написал бы в три раза больше книг!

Какая трагедия – умереть молодым!»

Реаниматоров сменяют санитары. Они раздевают тело, переворачивают его.

– Знаешь, почему похоронщиков называют croque-mort[4]4
  «Клюющие мертвых» (фр.).


[Закрыть]? – спрашивает один другого. – В былые времена труп кусали за артерию, чтобы убедиться, что это мертвец, а не спящий.

– Валяй укуси этого, проверь, достаточно ли он окоченел.

Один из санитаров по неуклюжести роняет труп. Падение телесной оболочки сопровождается глухим стуком, как будто упал мешок с мясом.

– Осторожнее!

– Да ладно, что ему сделается?

При виде своей голой спины Габриель Уэллс замечает новые тревожные признаки.

– Эй, куда глядите? Не видите, что ли, эти подозрительные пятна? Нужно вскрытие! – кричит писатель, парящий под потолком.

Но живые не могут его слышать, санитары уже запихивают его тело в чехол, скоро его поместят в ячейку холодильника.

Он мысленно составляет список:

Улика номер один: точечные фиолетовые кровоизлияния на ладонях.

Улика номер два: большие круглые фиолетовые пятна на спине.

Габриель находит Люси в зале ожидания, она терпеливо сидит, закрыв глаза.

– Нашли время спать, мадемуазель! Все, я окончательно умер. На своей спине я видел типичные для отравления пятна. Нужно срочно делать вскрытие!

Люси медленно поднимает веки:

– Никогда меня не беспокойте, когда видите, что я закрыла глаза.

– Но…

– Никаких «но». Вы понятия не имеете, что прервали.

– Сиесту?

– Нет, подавление помех. Позже объясню. Так что вы говорили?

– Хочу вскрытие. Сначала пятнышки на ладонях, потом большие пятна на спине – то и другое явно указывает на отравление. Нужно обязательно сделать вскрытие и проверить. Умоляю, Люси, сделайте это для меня!

Женщина вздыхает, встает и занимает место в очереди к окошечку с надписью «Претензии/спорные вопросы». После долгого ожидания она получает от полной дамы ответ:

– Такие требования мы принимаем только от близких родственников. Вы близкая родственница?

– Нет, просто… знакомая.

– В таком случае…

– Вот мой брат! – кричит писатель.

Действительно, быстро шагающий нервный мужчина в шикарном пальто спрашивает про Габриеля Уэллса.

– Вы же с ним близнецы! Почему вы не говорили мне, что у вас есть брат-близнец? – недовольно шепчет Люси.

Глядя на него вблизи, она узнает круглое лицо с обложек романов Габриеля, нос с кругляшом на кончике, тонкие губы, коротко подстриженные каштановые волосы.

– Верно, мы с Тома близнецы, – подтверждает Габриель. – Внешне у нас с ним полное сходство, но психологически мы – антиподы.

Брат писателя узнает у сотрудницы, куда идти. Люси хочет его задержать, но Габриель не позволяет.

– Подождите! Пускай Тома сперва преодолеет шок от моей смерти, после этого будет проще его уговорить.

Он следует за братом, который мечется по больнице, пока не добирается до морга. Там для него с лязгом выдвигают ящик с телом Габриеля.

Тома Уэллс наклоняется и целует тело своего умершего брата-близнеца. Слияние затягивается. Наконец он выпрямляется.

– Да, это он, – произносит Тома.

Судебно-медицинский эксперт просит Тома заполнить бланк опознания и поставить внизу подпись. Тома смахивает слезу и принимается строчить. Потом, выйдя из больницы, он достает из кармана телефон. Со стоянки он звонит родителям и сообщает им печальное известие.

Люси подходит и останавливается перед ним.

– Тома Уэллс?

Тот, не обращая на нее никакого внимания, неприязненно бросает:

– Неудачный момент.

– Я должна сообщить вам нечто крайне важное о вашем брате.

– Кто вы такая, что вам от меня нужно?

– Необходимо потребовать вскрытие.

Она добилась от него интереса: он впервые смотрит на нее.

– Вы не сказали, кто вы такая, мадемуазель…

– Знакомая, близкая знакомая.

– Его последняя возлюбленная? Я должен был догадаться, вы – женщина как раз в его вкусе.

– Просто знакомая, но…

– Я бы вас попросил… Я хочу побыть один.

– Мне совестно к вам приставать, но дело в том, что Габриель сказал, то есть говорил мне, что в случае его смерти он хотел, чтобы провели вскрытие.

– Что за странная идея! С какой стати?

– Скажите ему, что у меня были веские основания опасаться убийства, – подсказывает Габриель.

– В общем… Он считал, что его хотят убить.

– Скажите ему, что я получал письма с угрозами.

– Он получал письма с угрозами… Он знал, что кто-то намерен его устранить, – импровизирует она.

– Знаю я, кто он, этот «кто-то», – фыркает Тома.

– Вот как? Кто же?

– Правильнее спросить, что. Его сердце.

– В каком смысле?

– У Габриеля были серьезные проблемы с сердцем: коронарная артерия была на семьдесят пять процентов перекрыта холестериновой бляшкой, он показывал мне рентгеновский снимок. Надо было сделать шунтирование, но он боялся операции на открытом сердце и предпочитал слушаться доброго доктора Лангмана, который, по моему скромному мнению, всегда слишком оптимистичен. Тот советовал ему по сорок пять минут в день заниматься спортом, поэтому Габриель заделался спорт-сменом. Принимал по рекомендации этого же врача по 0,85 миллиграмма аспирина в день. Вот и результат. Это все не шутки. Надо было решиться на операцию, принимать лекарства от холестерола. С серьезными недугами не борются кое-как. Но нет, мой братец решил прислушаться к советам своего дружка. Слепая доверчивость дорого ему обошлась. Между прочим, я его предупреждал. Так что забудьте о преступлении, угрозах, тайных недругах. Банальный сердечный приступ, такое случается сплошь и рядом.

– Прошу вас, Люси, не отставайте, настаивайте! – молит Габриель. – Выдумайте что-нибудь. Надо его убедить потребовать вскрытия.

– Уверяю вас, он получал угрозы, его обещали убить. Напрасно вы отмахиваетесь!

– Мне неприятно вам об этом говорить, но Габриель был запущенным параноиком. Между прочим, среди авторов детективов это распространенное явление. Он придумывал всякие преступления, заговоры, покушения, короче, все, что служило сырьем для его работы. Понятная профессиональная деформация. Беда в том, что в конце концов он сам стал верить в свои бредни. В этом заключалось главное различие между нами: он жил в грезах, я – на грешной земле. Реальность такова, что у него забило коронарную артерию, что вызвало инфаркт во сне. Это так же реально, как то, что мертвеца пожирают черви (правда, в наше время труп кладут в герметически закрытый гроб. Похоже, гниения не происходит благодаря обилию в пище современного человека консервантов, антибиотиков и металлов). Как видите, истина остается плачевной. Хотя, если подумать, было бы гигиеничнее его кремировать.

– Нет! – вопит Габриель. – Никакой кремации! Только вскрытие! Надо любой ценой его убедить.

Люси делает глубокий вдох и выпаливает:

– Я его медиум.

Видно, что Тома Уэллс сильно удивлен. Он долго на нее смотрит, гадая, шутка это или правда. Ему смешно, но из приличия он сохраняет серьезность.

– Я не такой, как мой брат, – отвечает он наконец. – Я настоящий ученый и не верю в весь этот вздор.

Габриель в бешенстве.

– Не брат, а само самодовольство! Дать ему волю, он оставит от меня горстку пепла, а ведь мое тело – кладезь улик!

– Я медиум, Габриель говорит со мной. Он – ну, то есть его дух – категорически против кремации.

Тома приподнимает правую бровь:

– Вы хотите сказать, что прямо сейчас слышите его голос?

Она медленно кивает.

– И он просит вас со мной говорить?

– Вот именно.

– Это абсурд!

– Тем не менее так оно и есть.

– Для вас. Я на эти штучки не клюну. Люди вашего пошиба наживаются на чужой наивности. Вы не представляете, сколько зла сеете, распространяя свою ложь.

– Никакая это не… – пытается возмутиться Люси.

– Я не только убежденный картезианец, но и, следуя за моим святым покровителем Фомой, верю только тому, что вижу. Даже в детстве я не верил в Пер-Ноэля, в Старика-с-розгами, в мышку, махнувшую хвостиком, и в прочую белиберду.

– Вам придется меня выслушать, потому что…

– Я не верю в привидения, в Бога, в черта, в ангелов. Не верю в рай, в ад, в загробную жизнь, в переселение душ. Не верю в инопланетян, в фей, в домовых, в гномов, не верю гороскопам, картам таро, астрологам, гомеопатам, биоэнергетикам, гадалкам, даже графологам и психоаналитикам, так что медиумы, якшающиеся с мертвыми, и подавно вызывают у меня хохот.

– Вы…

– Я ученый. Я верю в эксперимент, часто приносящий восхитительные результаты. Этот мир – всего-навсего то, что мы видим: им правят неоспоримые законы физики и биологии. Во всем этом нет ни капли сверхъестественного. Суеверие – плод невежества, некоторым необходимо придумывать невесть что, верить в собственные измышления, так им надежнее, они, бедняги, боятся смерти. Но от фактов никуда не денешься. Они – известная, проверяемая и не подлежащая оспариванию истина. Факты эти таковы: человек рождается, вырастает, умирает, разлагается, превращается в прах, и в конце концов весь мир забывает, что он был на свете. И очень хорошо! Нечего отягощать планету своим присутствием. Единственное из сферы волшебства, что у нас остается, – это мечта, и ее вполне достаточно: стоит только закрыть глаза. Кстати, это нам ничего не стоит.

Люси открывает рот, но собеседник так упрям и глядит на нее с такой насмешкой, что она не находит чем ему возразить.

– Послушайте, милая, вы очаровательны, поверьте… Вам повезло: вы зарабатываете на жизнь, причем неплохо, особенно не утруждаясь, пользуясь доверчивостью недоумков. Но имейте по крайней мере уважение к этому трудному для меня моменту – смерти брата-близнеца.

В голове у Люси вертится столько слов, что они застревают в горле. Вместо уговоров она горестно вздыхает, отворачивается от Тома и решительным шагом идет прочь. Габриель спешит за ней.

– Очень вас прошу, мадемуазель Филипини, не опускайте руки так быстро! Сделайте что-нибудь! Не надо меня сжигать, мне необходимо вскрытие!

Она не отвечает.

– Мой брат – самовлюбленный кретин.

Она ускоряет шаг.

– Не обрекайте меня на этот ужас, умоляю! Я впервые умер и еще не разбираюсь, как быть.

Она уже дошла до своей машины, тронулась с места и выезжает с больничной стоянки.

– Пожалейте отчаявшегося мертвеца, которому нужно выяснить причину своей смерти!

Она упрямо закусывает губу.

– Прекратите строить из себя жертву!

– Строить жертву?! Меня убили! Хотеть узнать больше совершенно естественно!

– У каждого свои маленькие проблемы, это не повод донимать ими окружающих. Вообразите, что будет, если все жертвы убийств вздумают выяснить, как с ними расправились! Хотите знать правду? Это болезненное любопытство, больше ничего.

Она нажимает на клаксон, спугивая другую опасно маневрирующую машину. Габриель Уэллс, чувствуя ее раздражение, больше не смеет ей докучать. Но его по-прежнему сверлит вопрос, с которого он собирался начать свой роман и который с тех пор не дает ему покоя:

Почему я мертв?

10

Оказывается, молодая женщина-медиум живет в сотнях метров от дома Габриеля Уэллса, в особняке, смахивающем на кукольный домик. В витой чугунной ограде угадываются сказочные сюжеты, калитка открывается в садик, где растут фруктовые деревья и зеленеют овощные грядки. Кирпичный фасад дома затянут плющом, из каминной трубы на крыше поднимается дымок.

Внутри изящно расхаживает дюжина кошек. Одна подкрадывается к писателю, напрягая дрожащие острые ушки.

– Она меня видит? – удивляется Габриель.

– Мяу, – отвечает вместо хозяйки сама кошка.

Над камином висит фотография в рамке, на ней пара на фоне заката. Это сама Люси в бикини, при ней загорелый мужчина с накачанными бицепсами и безупречно плоским животом. Пара нежно обнимается.

Рядом другие фотографии той же пары. Она позирует в райских кущах, на белоснежных пляжах, среди кокосовых пальм и зарослей бамбука, то обнимаясь, то нежно глядя друг на друга.

Люси накладывает кошкам еды, и они бегут к кормушкам с задранными, как антенны, хвостами. Некоторые благодарно трутся о лодыжки своей хозяйки.

В углу гостиной разместились гимнастические тренажеры, над ними красуется плакат: «Ублажай свое тело, чтобы душе хотелось в нем остаться».

Люси садится по-турецки на круглую подушку и закрывает глаза. Над ее головой прорезается канал света.

Габриель различает под потолком круговерть блуждающих душ. Они проникают в тело Люси через поясницу, взбираются по позвоночнику до макушки и там втягиваются в луч света, играющий роль лифта.

Когда в окрестностях не остается ни одной, Люси размыкает веки, делает несколько вдохов и выдохов и трясет ладонями, как будто смахивает с них капли воды.

– Осмелюсь спросить, что это за странный ритуал? – осторожно произносит он.

– В больнице целая стая метущихся душ. Они заметили меня и пожелали, чтобы я помогла им «вознестись».

– Как вы это делаете?

– Я получаю предложения моей Иерархии.

– Вашей Иерархии?..

– Это, так сказать, возвышенные души, живущие над блуждающими, но не покидающие наш нижний мир, чтобы следить за происходящим на Земле.

Вымыв в ванной лицо и руки, молодая женщина-медиум, гладя кошку, приступает к объяснениям:

– Вы находитесь на первом уровне, называющемся «Нижний Астрал». Выше расположен «Средний Астрал», над ним – «Верхний Астрал». Моя Иерархия сообщает о зародышах, пригодных для блуждающих душ, чувствующих готовность к перевоплощению. Обычно она предлагает мне «выгодные сделки». Многие это знают, поэтому, почувствовав мое присутствие, торопятся ко мне. Но некоторые блуждающие души проявляют строптивость. Иерархия требует, чтобы я переломила их упрямство. Иногда у меня получается, иногда я терплю неудачу. Бывает, я провожаю блуждающую душу до тоннеля света, ведущего к перевоплощению, но в последний момент она проявляет нежелание двигаться дальше и поворачивает назад.

Она пожимает плечами и продолжает:

– Это жесткое правило: дух сохраняет свободу воли. Я должна его убедить, поэтому необходима Иерархия для ведения дипломатических переговоров с колеблющимися.

Люси удаляется в свою кухню в сельском стиле, с деревянной мебелью, и возвращается с целым подносом таблеток, порошков и сиропов.

– Это еще что такое?

– Витамины, микроэлементы, эфирные масла, гомеопатия.

– Арсенал ипохондрика! Понятно, что́ привело вас к врачу.

– Я ценю привилегию оставаться в живых и очень стараюсь, чтобы это дольше продлилось. Если вы называете это ипохондрией – ваше дело. Только не забывайте, до чего вас довело наплевательское отношение к собственному здоровью…

Люси приступает к приготовлению салата. Она нюхает овощи, потом моет их, мелко режет и располагает в тарелке в замысловатом порядке. К этой композиции добавляются зерна люцерны, все посыпается толченым кунжутом и сдабривается ореховым маслом.

– Знаю, вы ничего не чувствуете и лишились желания и даже потребности в пище, но я другая. К тому же нахождение в таком «заряженном» месте заставляет все время «подавлять помехи», отсюда постоянное чувство голода.

Она с явным удовольствием ест свой салат, громко хрустя.

Габриель Уэллс, паря над молодой женщиной, наблюдает, как она жует, глотает, иногда давится. Ему кажется, что все это осталось далеко в прошлом, его мучает ностальгия.

Дождавшись, пока она насытится, он возобновляет беседу:

– Я не прочь побольше узнать о мире Нижнего, Среднего и Верхнего Астрала.

Резкий звонок в дверь безжалостно прерывает их разговор.

– Глядите-ка, явился раньше времени, – удивленно бросает Люси.

– Кто это? Вы кого-то ждете?

– Ваша каждодневная работа – сочинять истории, моя – выслушивать их. Увы, при всей моей любви к вашим книгам я не могу посвятить вам все свое время. Вынуждена вас покинуть, здесь мой первый на сегодня клиент. Знаю, вас не выставить. Если хотите присутствовать при приеме, я бы попросила вас уважать мой труд и ни в коем случае не вмешиваться. Договорились?

Габриель вертится вокруг нее:

– Собственно, я не имею ни малейшего представления о вашей работе. Ужасно интересно узнать, что это такое. Уж не продолжает ли ваше ремесло дело сестер Фокс?

11. Энциклопедия: сестры Фокс

Три дочери пастора Фокса, основоположницы современного спиритуализма.

Свое призвание они обрели в марте 1848 г. в Гайдсвилле, штат Нью-Йорк, где младшие, 12-летняя Кейт и 15-летняя Маргарет, по их словам, как-то раз услышали стук в подвале их дома, уже пользовавшегося дурной славой.

Они объяснили, что установили связь с мертвецом, прозванным ими «Сплитфутом» («Расщепленная Нога»), отвечавшим «да» или «нет», когда они показывали на буквы алфавита на листочке. Блуждающая душа именовалась якобы Чарльзом Б. Росмой, так звали разносчика, убитого пятью годами раньше. По его словам, убийца спрятал труп в подвале дома, где теперь жила семья Фокс.

Говорят, что взрослые, которых сестры Фокс уговорили обыскать подвал, нашли там волосы и обломки костей, признанные экспертизой человеческими. Дело наделало шума и прославило сестер Фокс.

Старшая, Лия, устроила им турне по США, собиравшее все более внушительные толпы. Многие видные люди того времени становились их приверженцами. Сотни, а потом тысячи поклонников сестер Фокс тоже якобы заговорили с мертвыми. Пошла мода на столоверчение и на «говорящую доску» Уиджа с буквами алфавита, позволявшую умершим отвечать на вопросы. В 1852 г. в одних США насчитывалось уже 3 миллиона официальных спиритуалистов.

Явление с быстротой молнии распространилось на Англию (этому поспособствовал создатель Шерлока Холмса Конан Дойл), Францию (при помощи Виктора Гюго и Аллана Кардека, основателя спиритизма), Россию (благодаря Распутину) и Южную Америку.

Три сестрицы Фокс зарабатывали каждым своим выступлением огромные деньги. В 1852 г. Кейт вышла в Англии замуж за богатого адвоката, уговорившего ее показаться английскому специалисту, выводившему на чистую воду мошенников с паранормальной нивы, – Уильяму Круксу. Тот побывал на сеансе и засвидетельствовал отсутствие какой-либо возможности обмана.

Маргарет тогда же вышла за геолога, умершего спустя пять лет в экспедиции и оставившего ее безутешной вдовой. Горе она заливала выпивкой.

Через несколько месяцев скончался и муж Кейт, после чего та тоже впала в алкоголизм.

Младшие сестры, теперь беспросветные пьянчужки, поссорились со старшей, Лией, возглавившей движение спиритов, приобретшее всемирный масштаб. Желая ей напакостить, Кейт и Маргарет решили открыть с нью-йоркской сцены всю правду: стуки, обозначавшие «да» или «нет» и исходившие якобы от духов, на самом деле производились самими сестрами, щелкавшими суставом большого пальца ноги в туфле. В доказательство своих откровений они продемонстрировали свой трюк перед врачом и признались, что Лия заставляла их выступать с единственной целью – обогащения.

Рационалисты ликовали, но движение спиритов уже слишком разрослось, чтобы это разоблачение могло с ним покончить; его адепты принялись утверждать, что признание вырвали у сестер угрозами. Кейт и Маргарет еще пуще запили и обнищали. Маргарет, правда, попыталась возобновить свою карьеру и, вернувшись на сцену, снова стала утверждать, что обладает необыкновенными способностями. Однако вызванный этим возрождением интерес быстро сошел на нет, и она умерла в 1893 г., всего через несколько месяцев после кончины своей сестры Кейт, в возрасте 55 лет, в непролазной нужде.

В 1904 г., через 11 лет после их смерти, дети, игравшие в подвале дома в Гайдсвилле, обнаружили за стенкой человеческий скелет. История наделала много шуму и придала всемирному движению спиритов второе дыхание.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том XII

12

Первый клиент Люси – внушительный господин в безукоризненной «тройке». Его сопровождает высоченная собака породы афганская борзая. У хозяина и у питомца одинаковый скомканный волосяной покров бежевого окраса, одинаковые длинные и худые ноги, похожи они и блеском глаз, и странноватым видом. Хозяин отличается разве что перстнями на всех пальцах.

Он падает в кресло, словно полностью лишился сил.

– Меня зовут Уильям Кларк. Я англичанин, я купил замок Мериньяк. Там живет привидение, я чувствую его враждебное присутствие, особенно по ночам: оно регулярно нарушает мой сон, и я раз за разом бужу жену. Это начинает сказываться на наших отношениях. Даже моя собака – и та нервничает.

Собака зевает.

– Вы – наша последняя надежда.

Клиент излагает свою проблему таким тоном, словно речь идет о борьбе с крысами или муравьями. Он уточняет:

– Я уже обращался к священнику, занимающемуся в епископстве экзорцизмом, но это не помогло. Мне сказали, что в этом деле нет никого лучше вас. Друзья, прибегавшие к вашим услугам, остались очень довольны. Похоже, только вы умеете по-настоящему разговаривать с мертвецами. Умоляю, избавьте меня от этой напасти!

Люси кивает и зажмуривается. Вызов бесплотного существа – процесс из нескольких этапов. Наконец оно появляется – худосочная, немного женоподобная эктоплазма в изысканном облачении.

– Вы – привидение из замка? – обращается к нему Люси.

– Барон де Мериньяк, семнадцатый носитель титула, счастливый владелец замка, – сухо представляется он.

– Новый собственник хочет, чтобы вы убрались. Он говорит, что теперь это его земли.

– Какое бессовестное утверждение! Вот уже восемьсот лет, на протяжении семнадцати поколений, моя семья живет в этом замке, передавая его от отца к сыну. По чистой случайности последний отпрыск, к тому же незаконнорожденный, пристрастился к покеру и проиграл доставшееся ему наследство. Не может быть даже речи о том, чтобы чужестранец, не имеющий даже косвенного отношения к нашей семье, похитил у меня мой замок. Скажите ему, что это ему положено по моей воле как можно быстрее убраться, в противном случае ему не избежать бед.

Габриель замечает, что у Люси дрожит левое веко, что, скорее всего, означает: «Чувствую, это непростое дельце». Она кашляет в кулак и поднимает на клиента глаза.

– Что ж, месье Кларк, по вашей просьбе я вызвала привидение, обитающее на ваших землях. Оно согласилось говорить со мной, а значит, с вами. Оно настаивает, что оно – барон Мериньяк и что замок – его родной дом, потому что принадлежит его семье уже семь поколений…

– Не семь, мадемуазель, а семнадцать, нельзя ли быть повнимательнее?

– Прошу прощения, семнадцать поколений. Поэтому он не желает уходить. Наоборот, его горячее желание – чтобы исчезли вы.

– Я приобрел этот замок на деньги, заработанные годами тяжкого труда в сфере финансов. У меня на руках все юридические документы. Он принадлежит мне по праву.

Прозрачный аристократ, висящий под потолком, пожимает плечами.

– Это всего-навсего испачканные чернилами бумажки. Я же выступаю, украшенный семейным гербом, от имени Истории с ее несчетными драмами; вы представить себе не можете, что творилось в этом замке! Моя прабабка умерла при родах на той самой кровати, которую этот олух вознамерился превратить в бар с крепкими напитками. Мой дед палил во фрицев из ружья из окна второго этажа, которое этот новый собственник задумал замуровать. Я уж не говорю о столетнем дубе, который он собрался спилить, чтобы вырыть на его месте бассейн! Этот человек не только вор, но и варвар без капли уважения к историческому наследию нашей страны. О том, чтобы уступить ему наши владения, не может быть речи. Ко всему прочему, он – англичанин, пожиратель вареной говядины с мятным соусом. Не удивлюсь, если он окажется потомком негодяев, в битве при Азиркуре трусливо осыпавших стрелами французских рыцарей, к которым принадлежал самый давний мой предок.