Текст книги "Рождество стрелка Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуолл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

С той поры много воды утекло. По Испании гремело имя британского офицера Шарпа. Порой Гуден спрашивал себя, не тот ли это Шарп? Вряд ли, конечно. Высокомерные островитяне не поощряли толковых рядовых производством в офицеры. К тому же, испанский Шарп был стрелком, а индийский носил красный мундир. Тем не менее, Гудену хотелось всё же верить, что это тот самый Шарп. Достойный был парень. Выбился он в офицеры или сгнил в индийской земле? Европейцы в Индии не заживались.

Размышления помогали сгладить горечь потери дневников, скоротать путь и пропускать мимо ушей шпильки Кайлю. Беременная Мария стонала с уцелевшей телеги. Гарнизонный хирург, кичливый парижский индюк, ненавидевший Испанию, доложил Гудену, что девчонка окочурится, если не вскрыть ей брюхо.

– Плод идёт наружу боком, – пояснил он, – А должен головой.

– Вы вскроете ей живот, и она погибнет, – сказал Гуден.

– Может быть, – пожал плечами коновал. Возню с «солдатскими подстилками» он ненавидел ещё сильнее Испании, – Если не вскрою, окочурится точно.

– Постарайтесь, чтобы она не умерла до Ирати, – попросил полковник, – А в Ирати прооперируете.

– Ну, не знаю, не знаю… – с сомнением протянул врач.

Далёкий раскат, похожий на гром, расколол тишину. Гром? Небо было серым, но не грозовым. Подтверждая возникшие у Гудена подозрения, донеслись приглушённые расстоянием выстрелы.

– О! – торжествующе поднял палец Кайлю, осадив лошадь рядом с седовласым полковником, – Впереди враг!

– Не обязательно впереди, – возразил Гуден, – Горы обманчивы, и звук может идти откуда угодно.

– Они поджидают нас, – настаивал Кайлю, картинно воздевая руку, – Бросили бы баб, уже были бы там. Вы за это в ответе, Гуден. Потеряем Орла, будьте покойны, император узнает, кому он обязан позором.

– Как вам угодно, – равнодушно сказал Гуден.

– Бросьте баб, Гуден! Ничего с ними не станется! – взмолился Кайлю, – Рванём вперёд и до сумерек будем на перевале.

– Женщин я не брошу. А в Ирати мы и так доберёмся задолго до сумерек. Тут уже недалече.

Кайлю плюнул в сердцах и пришпорил скакуна.

Гуден нахмурился. Он до крови стёр пятки, но лейтенанту его лошадь была нужнее.

Полковник шагал, стараясь не обращать внимания на саднящие ступни, на визгливый голос срывающего на подчинённых злость Кайлю, на горестные надрывные стоны роженицы.

Набожностью Гуден не отличался, однако, приближаясь к Ирати, где шёл бой, полковник молился. Он молил Господа ниспослать ему победу, крохотную победу, способную перечеркнуть годы поражений. Чуда, Господи, рождественского чуда, взывал Гуден. Я не хочу уходить в мир иной «полковником Неудачей»!

Генерал Максимилиан Пикар протолкался вперёд, к выходу из ложбины. Взору его предстала невесёлая картина: убитые и умирающие гренадёры среди обломков бочек, пять рядов нетронутых бочонков на дороге. Не слишком удачное начало. Винтовочная пуля свистнула над головой генерала, но он её даже не заметил.

– Сантон! – взревел Пикар.

– Да, мсье? – начальник штаба был тут как тут.

– Одну роту сюда. Уничтожить бочки залповым огнём. Ясно?

– Ясно, мсье.

– И пошлите вольтижёров очистить косогоры.

Генерал махнул рукой в сторону склонов расселины, на которых дымки выдавали позиции стрелков. Пикар полагал, что наткнулся на засаду гверильясов, но даже знай он, что имеет дело со стрелками, едва ли что-то изменилось бы. Пикар искренне считал, что перед его лёгкой пехотой никому не устоять.

– Живей! – нетерпеливо прикрикнул Пикар, – Я не намерен торчать здесь до вечера!

Он повернулся, и пуля, пробив полу его плаща, вздула её парусом. Пикар оглянулся и погрозил кулаком невидимому противнику:

– Сукины дети!

Сукины дети, которым не помешает преподать урок под Рождество.

– Трубач! – позвал Шарп.

Тринадцатилетний мальчонка с горном помчался к майору от рядов батальона.

– Труби сигнал к отступлению, парень, – приказал Шарп и, видя удивлённо поднятые брови Харпера, объяснил, – Лягушатники пустили вольтижёров. Смысла нет наших стрелков держать на откосах. Своё задание они выполнили.

Трубач набрал воздуха и, поднеся к губам рожок, выдул переливчатый сигнал. Звук повторило эхо, и Шарп заметил в подзорную трубу, как вскинул голову французский командир.

– Ещё разок! – кивнул трубачу Шарп.

Польза от сигнала была двойная. Отзывая стрелков, труба одновременно давала понять французам, что им противостоят регулярные войска, бывалые и закалённые в боях. Французы вертели головами, выискивая взглядами невидимого трубача. Жестом отпустив сигнальщика, Шарп скомандовал Собственному принца Уэльского Добровольческому:

– Батальон! Вперёд… – пауза, – …Марш!

Строй глубиной в два человека двигался почти идеальной линией под развевающимися знамёнами. Любо-дорого посмотреть.

– Батальон! – зычно гаркнул Шарп, едва полк оказался на гребне, явив себя врагу, – На месте стой! Штыки примкнуть!

Шарп не отказал себе в удовольствии устроить для французов небольшой спектакль. Противник понёс первые потери, вследствие чего его боевой дух и так был не на высоте. Надо было ковать железо, пока горячо. Пусть видят лягушатники, что, вскарабкавшись наверх, они будут встречены острыми сорокадвухсантиметровыми штыками опытной британской пехоты.

Прапорщик Николз поинтересовался у Шарпа:

– Что мы делаем, сэр?

– Приглашаем лягушатников на танец, мистер Николз. Посмотрим, хватит ли у них духу принять наше приглашение.

– А у них хватит?

– Вряд ли.

– Почему, сэр?

– Потому что мы ещё до начала танца оттоптали им ноги. Старшина!

– Сэр? – откликнулся Харпер.

– Три захода, старшина. Повзводный огонь и быстро, насколько возможно.

– Есть, сэр.

Дистанция была велика для гладкоствольных мушкетов, но Шарп не намеревался больше убивать. Рождество – праздник мира, а не почерневших тел, распростёртых на мёрзлой дороге. Шарп хотел отбить у французов охоту сражаться.

Он хотел продемонстрировать французам, какой ад разверзнется, если они дерзнут вступить в противоборство с английской пехотой. Пехотой, стреляющей быстрее всех на свете. Он хотел устрашить врага и заставить отступить без боя.

– Назад, мистер Николз, – Шарп направил юного прапорщика в тыл ожидающих команды красномундирных рядов, – Пора, старшина!

Харпер распорядился снять штыки и зарядить оружие. Когда приказ был исполнен, ирландец гаркнул:

– Рота четыре! Рота пять! Огонь!

Две центральные роты выстрелили разом. Приклады толкнулись в плечи, и пороховой дым окутал гребень.

Харпер молчал, опытным солдатам не требовались приказы. Вторя ротам центра, пальнули остальные. Каждая рота была поделена на два взвода. Первый взвод стрелял, второй перезаряжал оружие, и наоборот. Для французов это должно было выглядеть, как ужасающая паровая машина, поочерёдно выбрасывающая смерть с огнём и клубами гари.

Приём повзводной залповой стрельбы был общепринятым. Им впечатлить французов Шарп не надеялся. Козырем британцев была интенсивность огня, и майор с удовлетворением отметил, что центральные роты перезарядили мушкеты ещё до того, как отгремели выстрелы фланговых рот. Мгновение, и те, что отстрелялись, бьют прикладом в землю с патроном в зубах, пока другие жмут курок. Мерный убийственный ритм. Варварская музыка боя.

Лучшая пехота мира демонстрировала своё искусство, и всякий благоразумный человек дважды подумал бы, прежде чем соваться к ним.

Но Пикар не был благоразумным человеком. Он был везучим человеком. Шарп, наблюдая за французами, скрипнул зубами. Его красноречивому предостережению лягушатники не вняли и готовились к атаке.

И тогда с юга, где на южной дороге засел пикет капитана Смита, донёсся выстрел. Шарп крутнулся назад.

Подоспел новый враг.

Часть 3

– Капитан Д’Алембор! – позвал Шарп.

– Сэр?

– Остаёшься за старшего, Далли, а я возьму твою лошадь.

Французская бригада строилась колонной. Колонна могла означать только одно – атаку прямо вверх по крутому склону. Но сначала требовалось расстрелять пятнадцать бочонков, преграждающих путь.

Пороха не было ни в одном из оставшихся бочонков. Тот единственный, что погубил гренадёров, наполнили из запасов Собственного принца Уэльского Добровольческого, а запасы эти были не так уж велики. Французы, не подозревая об этом, прилежно крошили пулями пустые ёмкости, в то время как вольтижёры усердно карабкались по откосам, выкуривая стрелков, которых и след простыл. Час, предположил Шарп. Двинутся в атаку через час, не раньше, да и атаковать будут без особого рвения. Так что время есть.

Тревожила майора та тысяча, что приближалась с юга. Тем отступать было некуда. Позади их ждали безжалостные гверильясы, а от родины отделяла тонкая цепь красных мундиров. Шарп проскакал по деревне и подъехал к сторожевому посту.

– Они ещё далеко, сэр, – сконфуженно уточнил капитан Смит, боясь получить от Шарпа выговор за то, что всполошил командира раньше времени.

– Правильно сделали, капитан, – успокоил его Шарп, доставая подзорную трубу.

– Жарко там у вас, сэр? – осведомился Смит робко.

– Пока нет. Мы показали лягушатникам, чем будем их угощать, но они всё ещё напрашиваются к нам на рождественскую трапезу.

Шарп, наконец, разглядел французов. Впереди ехали драгуны, за ними – телега, окружённая женщинами с детьми. Замыкала колонну пехота.

– Хорошо, – произнёс Шарп.

– Что «хорошо», сэр?

– Они ведут с собой жён и потомство. Значит, есть надежда убедить их сдаться без боя.

Что-то сверкнуло над киверами пехотинцев, и Шарп присвистнул:

– Ух ты, Орёл! Отличный подарок нам под Рождество!

Майор сложил трубу. Эвакуирующемуся гарнизону до перевала добрых два часа хода.

– Приглядывайте за ними, – приказал Шарп капитану и, повернув лошадь д’Алембора, помчался обратно к границе.

Сейчас всё зависело от того, насколько решительно настроена французская бригада. Провозись они с подготовкой к атаке достаточно долго, чтобы с юга подоспели их соотечественники, полку Шарпа не выстоять.

Слава Богу, английскую демонстрацию силы командир бригады воспринял, как вызов. Дорога была расчищена от бочек, и вольтижёры рассыпались на подступах к перевалу предвестием скорой атаки. Шарп выслал им навстречу своих застрельщиков.

– Мистер д’Алембор! Лёгкую роту вперёд! Насыпьте соли на хвост вольтижёрам!

Храбрые ребята французы, думал Шарп. Храбрые и безрассудные. Жаль, что не удалось остудить их пыл без крови. То, что перед ним сопляки-новобранцы, Шарп видел из неумелых действий вольтижёров. Дети совсем. Оторванные от мамкиной сиськи, наскоро обученные и брошенные на смерть дети. Жестоко и глупо.

Позади вольтижёров пришла в движение французская колонна. Шестьдесят рядов по тридцать солдат в каждом. Величественное зрелище и отличная мишень. Совесть кольнула Шарпа. Это не война, это убийство. Впрочем, убийство, в котором виноват не Шарп, а французский командир. Майор отозвал Лёгкую роту обратно и послал на юг, к Смиту. Драгуны могут вырваться вперёд. Стрелки их отгонят.

– Сам-то не спеши, Далли, – остановил д’Алембора Шарп, – Для тебя у меня есть особое задание.

Срезая углы виляющей дороги, колонна потеряла чёткость очертаний. Французы были уже шагах в ста от гребня. Подъём не дался им легко. Несмотря на холод, пот струился по их лицам.

Задирая головы, уставшие французы видели наверху только группу офицеров. Шарп убрал полк из поля зрения врага, намереваясь выдвинуть вперёд лишь в последнюю минуту.

– По-моему, пора, сэр, – сказал д’Алембор.

– Рано.

Выбивающие дробь в центре колонны барабанщики время от времени прерывались, давая возможность солдатам выкрикнуть: «Vive l’Empereur!», однако клич выходил жидким. Солдаты слишком вымотались, да и просто боялись.

– Пятьдесят шагов.

– Пора, старшина, – кивнул Харперу Шарп.

Пропуская вперёд красные шеренги, он старался подавить в себе жалость к молокососам-французам, вспыхнувшую так некстати.

– Огонь! – скомандовал Харпер.

Двойная линия красномундирников разом нажала на спусковые скобы, и свинцовый шквал ударил по синим рядам.

– Повзводно, от центра, огонь! – выкрикнул Харпер.

Машина смерти заработала вновь. Шарп больше не видел колонны. Всё закрыла серо-белая завеса порохового дыма. Впрочем, майор мог представить, что за ужас творится внизу. Два передних ряда французов смело сразу. Следующие ряды, спотыкаясь о мёртвых и раненых товарищей, продолжали шагать и тоже гибли.

– Целься ниже! – гаркнул Харпер, – Ниже цельсь!

Дым вонял тухлыми яйцами. Щёки солдат, обожжённые вспышками затравки на полках мушкетов, покраснели. Трава перед шеренгами горела, подпаленная тлеющими клочьями пыжей. Грохотали приклады, ударяясь о землю, лязгали в стволах шомпола, прибивая заряд. Гремели залпы. Французы ответного огня не вели. Старая история. Задние ряды колонны палить не могли, а передние выкашивались британскими пулями прежде, чем успевали прицелиться.

Шарп послал солдата выглянуть из дымной пелены и доложить, что делают французы.

– Бегут, сэр! Как зайцы бегут! – возбуждённо проорал тот.

– Прекратить огонь! – распорядился Шарп.

Дым медленно рассеивался, и вскоре майор своими глазами мог оценить масштаб нанесённого врагу ущерба. Кровь, ужас и нагромождение трупов. Как всегда, когда французская колонна сталкивается с английской линией.

– Мистер д’Алембор!

– Сэр?

– Соорудите белый флаг и езжайте на юг. Встретьтесь с их главным, оповестите его, что с французской бригадой мы покончили и сделаем то же самое с его бандой, если у него не хватит мозгов сдаться.

– Сэр! Сэр! Ну, пожалуйста, сэр! – прапорщик Николз чуть ли не танцевал вокруг Шарпа и д’Алембора, – Можно и мне с ним, сэр? Пожалуйста, сэр! Я французов не видел никогда! Ну, не близко!

– А не боитесь, что они загрызут вас, мистер Николз? У них ведь вот такенные зубы! – строго спросил д’Алембор, показывая руками, какие здоровые зубы у французов, но, глядя на недоверчивое лицо Николза, не выдержал и прыснул.

– Возьмите у кого-нибудь лошадь и езжайте, – разрешил Шарп, – Но рот держать на замке. Говорить будет мистер д’Алембор.

– Так точно, сэр! – восторженно воскликнул прапорщик и побежал искать коня.

Шарп обратился к северу. Ни припасов, ни людей для того, чтобы позаботиться о французских раненых, у него не было, так что требовалось послать кого-то под белым флагом сообщить командиру бригады, что им позволено забрать своих увечных товарищей с поля боя.

Тем более, Рождество.

Полковник Кайлю смотрел на приближающихся английских офицеров с белым флагом, и злился. Трус Гуден сдастся. Кишка у него тонка для драки. Сдастся и отдаст врагу без боя Орла. Орла, вручённого 75-му полку самим императором.

Нет, решил Кайлю, никогда! Кипя от ярости, он пришпорил коня и помчался догонять Гудена.

Тот оглянулся, махнул Кайлю рукой, приказывая остановиться, но командир 75-го полка обогнал седого полковника и достал пистолет.

– Убирайтесь! – заорал он англичанам, – Убирайтесь!

– Вы – главный, мсье? – мирно спросил у него д’Алембор по-французски.

– Убирайтесь вон! Вам тут ничего не обломится, – бесновался Кайлю, размахивая пистолетом, – Нам плевать на вашу белую тряпку! Вон!

Подкрепляя свои слова, он угрожающе нацелил пистолет на младшего из англичан, сжимавшего шомпол с привязанным белым платком, и демонстративно взвёл курок.

– Всё в порядке, Чарли, – спокойно сказал д’Алембор, – Он не осмелится выстрелить. Мы же парламентёры.

Перейдя опять на французский, капитан обратился к Кайлю:

– Мсье, я требую сообщить мне, кто у вас главный!

– Убирайтесь! – рявкнул ему Кайлю.

Лошадь Николза сделала шаг вперёд, и полковник, нервно дёрнувшись, неожиданно для самого себя нажал курок.

Раздался выстрел. Белый флаг выпал из ладони прапорщика. Секунду Николз недоумённо взирал на Кайлю, затем беспомощно повернулся к д’Алембору. Тот протянул к нему руку, но мальчишка уже падал из седла.

Пуля вошла в середину одной из петель видавшего виды золотого шнура, любовно нашитого на шинель матушкой Николза, и пробила его сердце.

Кайлю тупо уставился на пистолет, будто не понимая, как такое могло случиться. Грянул второй выстрел, и Кайлю, уткнувшись в гриву коня, медленно вывалился под копыта.

Полковник Гуден спрятал дымящийся пистолет обратно в кобуру.

– Я – главный, – тускло сказал он д’Алембору по-английски, – К стыду своему, я главный.

– Я приехал предложить вам почётную сдачу, сэр, – произнёс д’Алембор.

По лицу Гудена он видел, что ответ будет утвердительным. Битва окончена.

Шарп наблюдал за французами, выносящими с поля боя раненых, когда ему доложили о смерти Николза. Вне себя от боли и ярости, майор помчался в деревню.

Пинками проложив путь сквозь толпу обезоруженных французских солдат, он ворвался в зал постоялого двора:

– Что за тварь убила моего офицера?

Высокий седовласый француз с достоинством выпрямился:

– Тот, кто лишил жизни парламентёра, убит, мсье. Мною.

Шарп застыл. Ладонь, сомкнутая на рукояти палаша, разжалась.

– Полковник Гуден? Вы?

Гуден улыбнулся:

– Oui, Caporal Sharpe.

– Я уже не капрал, сэр. Майор.

Шарп шагнул к Гудену, протягивая руку, но полковник схватил его в охапку и расцеловал на глазах расплывшегося в улыбке д’Алембора.

– Я знал, что это вы! – сказал Гуден, держа Шарпа за плечи, – Горжусь вами, Шарп! Безмерно горжусь!

Слёзы текли по щекам полковника.

– Сожалею, что ваш офицер погиб. Я не успел ничего сделать.

Дверь кухни распахнулась, и вошёл Дэниел Хэгмен:

– Надо ещё полотенец, сэр! – обратился он к д’Алембору.

– Ты чем там занят, Дэн? – полюбопытствовал Шарп.

– Роды принимаю, сэр, – ответствовал тот, как будто это была самая обыкновенная вещь для стрелка: в Сочельник принимать роды, – Я в родах смыслю малость. Доктор-лягушатник хотел девчонку распанахать, тогда бы ей крышка, но я принимал ягнят, так что знаю, что делать. Спасибо, сэр.

Он взял у д’Алембора ворох тряпок и нырнул обратно в кухонный полумрак, развеиваемый парой свечей.

До появления майора Гуден с д’Алембором пили вино. Шарп сел за их стол и, налив себе полную кружку, осушил её одним глотком.

– Выходит, сэр, это вас взяли в плен мои ребята на южной дороге? – уточнил он у Гудена.

Тот развёл руками:

– Выходит, так, – он подмигнул д’Алембору, – Когда-то Шарп был моим пленником, а до этого – моим капралом.

– Сколько воды с тех пор утекло… – качнул головой Шарп, – Как вы поживаете, сэр?

– По чести говоря, не очень, – признался Гуден, – Как видите, я всё ещё полковник. После Серингапатама как-то всё пошло не так.

– Не может быть. Вы – лучший офицер, с кем меня только сводила судьба.

Гуден невесело улыбнулся:

– Спасибо, Шарп, но даже лучшим офицерам нужна удача и победы.

– Расскажете мне подробнее, сэр? Рождественская ночь располагает к длинным историям. Расскажете?

И Гуден начал рассказ.

Генерал Максимилиан Пикар был несчастен. Сидя у затухающего костерка в студёной долине, он под стоны раненых привыкал к печальному факту: его побили.

Поражением запахло сразу, стоило Пикару увидеть наглый спектакль, устроенный англичанами в самом начале, но счастливая звезда никогда не подводила Пикара, и он верил, что не подведёт она его и на этот раз. Он самонадеянно послал колонны наверх, к тонким шеренгам красных мундиров, и его зелёные новобранцы вместо восторга победы изведали горечь поражения.

Генерал отхлебнул из фляги коньяка. Было три утра, но спать Пикар не мог. Рождественские звёзды ярко сияли на очистившемся небосводе, однако они не могли рассеять мрак в душе генерала.

– На Гудене можно ставить крест, – поделился он с майором Сантоном, – Если мы не смогли справиться с англичанами, куда уж «полковнику Неудаче»!

– Точно, мсье, – поддакнул Сантон.

– Собственно, Гудена мне не жаль, – рассуждал Пикар, – Жаль Кайлю. Кайлю – солдат. Попади он в плен, и в плен попадёт что?

– Орёл, мсье.

– Орёл, – вздохнул Пикар. – Мы потеряем одного из императорских Орлов.

Глаза генерала наполнились слезами:

– Не поражение обидно, Сантон, – не совсем искренне признался он, – Обидно потерять Орла. Его повезут в Лондон на потеху их полоумному королю и толстомясому принцу. Орёл Франции, военнопленный.

Сантон молчал. Что тут скажешь? Не было для французского военного позора горшего, чем утрата Орла. Бронзовая пустотелая статуэтка на синем древке с укреплённым на нём трёхцветным знаменем. Но этой статуэтки касался император, и каждый из Орлов был святыней.

И там, в холмах, одной из этих святынь грозил позор и плен.

– Я бы всё снёс, – горестно бормотал Пикар, – Только не это.

Словно отвечая ему, из холмов раздался адский шум.

Разбитой французской бригаде, зябнущей в долине, показалось, что там, наверху начался Армагеддон, битва битв. Не хватало басовитого буханья артиллерии, но немногие бывалые солдаты в бригаде божились, что никогда не слышали такой адской пальбы. Треск залпов повторяло и множило эхо. Дикие вопли, улюлюканье перекрывал порой голос трубы, спешный и тонущий в хоре мушкетов. Хоре резком и режущем уши, будто несмазанные петли распахивающихся ворот преисподней.

– Надо идти на подмогу! – подскочил Пикар.

– Не получится, мсье, – Сантон указал на гребень.

Луна освещала стерегущую перевал линию британцев. Стрелки.

– Гудену придётся прорываться без нас, – заключил Сантон, пряча взгляд.

И Гуден прорывался. Стрельба не стихала, а, наоборот, усиливалась. Пикар придерживался мнения, что дерётся Кайлю, больно уж не походило такое упорство на Гудена, которого знал генерал. Время от времени небо за гребнем подсвечивало зарево, как если бы разом палила группа мушкетов, и скоро волна удушливого дыма перелилась через перевал.

Наверху за гребнем Шарп зарядил винтовку. Он делал это автоматически, со скоростью, выработанной годами тренировок. Приложив оружие к плечу, он направил дуло в небо и нажал на спуск.

– Быстрей! – крикнул майор, – Быстрей!

Красномундирники и стрелки вокруг послушно подняли вверх ружья и выстрелили по звёздам. Они палили, в перерывах исторгая из лёгких дьявольские стоны и визг.

– Несладко нынче ангелочкам, сэр, – ухмыльнулся д’Алембору Харпер, – Мы им перья повыщипаем из задниц!

С этими словами он дёрнул спусковую скобу семистволки, и кое-кто из французов в долине перекрестился, решив, что в дело вступила артиллерия.

– Быстрей! – орал Шарп. – Vite! Vite!

Повинуясь его команде, кучка французских солдат прицелилась в далёкие заснеженные пики и спустила курки.

Дэниел Хэгмен пробрался к полковнику Гудену и прокричал:

– Девочка, сэр!

– Девочка? – переспросил тот, – А я ожидал мальчика! Рождество же.

– Крохотная хорошенькая девчушка, сэр! Выжили, сэр. И она, и мамка её. Женщины ваши за ними присмотрят. Скоро можно будет отправляться.

Шарп ухмыльнулся Гудену:

– Холодна ночка для появления на свет, а, полковник?

– Она жива, Шарп. И мать жива. Вот что главное.

Шарп разрядил в небо винтовку:

– Студёную пору выбрал крошка Иисус, чтобы осчастливить нас своим рождением.

Гуден улыбался:

– Думаю, в Палестине теплее, чем здесь. Наверно, Палестина больше похожа на Индию, чем на Испанию. Сомневаюсь, чтобы Иисус сглупил, рождаясь в холодных краях.

– Ну, в армии Он не служил, значит, точно был поумнее нас с вами, – рассудил Шарп, забивая в ствол очередную пулю.

Французы перемешались с англичанами. Как сумасшедшие они посылали в небо свинец порцию за порцией, словно надеялись выстрелять там новые дырки для звёзд.

– Живей, ребята! – подгонял их Шарп. – Vite! Салют в честь Рождества Христова! Живей!

Через полчаса Мария и её новорождённая дочь, заботливо укутанные в одеяла, были осторожно уложены на телегу. Пусть не от волхвов, но дитя получило дары: серебряную пуговицу с куртки стрелка; сломанную накладку из слоновой кости, подобранную красномундирником на поле битвы под Витторией; золотую гинею от капитана д’Алембора.

Убедившись, что мать и дитя устроены, возчик хлестнул лошадей, и телега, окружённая женщинами с детишками, в сопровождении сотни солдат из гарнизона Гудена двинулась на север. Их полковник шёл последним.

– Держите, сэр, – неловко сказал Шарп, догоняя Гудена.

Он протягивал седому полковнику Орла.

Гуден секунду смотрел на Орла, потом поднял взгляд на стрелка:

– Уверены, Шарп?

Майор улыбнулся:

– У меня один есть. Второй мне без надобности.

Гуден взял Орла, затем крепко обнял Шарпа на прощание:

– После войны, Шарп?

– Бог даст, свидимся, сэр.

Остался последний штрих. Стерегущие гребень зелёные куртки пальнули из винтовок и, будто под натиском противника, прыснули в стороны.

Снизу из долины генерал Пикар с бесконечным изумлением взирал на группу соотечественников, появившуюся на дороге. Всего лишь десятая часть тех, кого ждал Пикар, но они с боем проложили путь сквозь ряды вражеской пехоты и даже не бросили воз.

Беглецы отстреливались. Вспышки выстрелов блестели на металле гордо воздетого над киверами предмета. Генерал схватился за подзорную трубу и ахнул. Орёл!

– У них Орёл! – не веря своим глазам, заорал Пикар, – Они спасли Орла!

И его подавленные поражением бойцы ответили ликующим рёвом.

Пальба с перевала сходила на нет. Дым таял, развеиваемый ветром. Красномундирники и стрелки обменивались ухмылками. Забавное вышло Рождество. Жаль было мальчишку Николза, да только бедняге не светило ничего другого. Все в полку знали, что мистеру Шарпу с прапорщиками не везёт. По крайней мере, похоронили мистера Николза во Франции. Майор Шарп настоял. Парень горел желанием сразиться с французами и заслужил право на крохотный клочок французской земли.

Больше никто не погиб. Даже раненых не было. Полк разгромил целую бригаду противника, а в деревне под охраной гренадёрской роты понуро дожидались отправки обратно в Испанию почти девять сотен французов.

Остальные сто вырвались. Сто солдат, их женщины, их дети, их полковник и Орёл. В подзорную трубу Шарп видел, как спешат им навстречу солдаты разбитой бригады, восторженно приветствуют, хлопают по плечам. Видел офицеров, столпившихся вокруг полковника Гудена.

Кто теперь посмеет назвать полковника Гудена «полковником Неудачей»? Полковника Гудена, рождественским утром 1813 года пробившегося к своим. Полковника Гудена, спасшего Орла. Полковника Гудена, героя.

– Как думаете, сэр, докумекают они, что всё подстроено? – спросил Харпер.

– Кто в такое поверит?

– Никто, – хмыкнул Харпер и, помолчав, добавил, – С Рождеством вас, сэр.

– И тебя, Патрик.

– На ужин у нас баранина?

– Точно. Прикупим здесь пару овец. Можешь их прикончить.

– Нет уж, сэр. Не я. Вы, сэр.

Шарп засмеялся. На душе было удивительно легко. Над головой сияло звёздами чистое небо нового рождественского утра. Люди Шарпа были живы, старый друг стал героем, а баранина на праздничном столе ничем не хуже говядины. Славное выдалось Рождество.

Рождество Шарпа.

Перевёл Владис. Танкевич

Декабрь 2012 года