Текст книги "Перестрелка Шарпа"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Бернард Корнуэлл
Перестрелка Шарпа
(Ричард Шарп и оборона Тормеса, август 1812 года)

– Добро пожаловать в Сан-Мигель, капитан, – сказал майор Люциус Таббс стоящему рядом с ним офицеру, – где «благорастворение воздухов и в человецех благоволение».

– Аминь, – сказал сержант Патрик Харпер, стоящий между двумя офицерами, не обращавшими на него внимания. Майор Таббс,[1]1
  От английского «Tub» – бочка. (прим. ред.)


[Закрыть] в полном соответствии со своим именем, был полным мужчиной с бледным пухлым лицом. Он стоял сейчас на бастионе маленькой крепости Сан-Мигеля и выстукивал ладонями по парапету в такт какой-то воображаемой мелодии. Рядом, возвышаясь над низкорослым Таббсом, стоял худой человек со шрамом. На нем была зеленая куртка стрелка, вся в заплатках из простой бурой ткани, что делало ее при взгляде издалека похожей на плащ фермера. Ниже залатанной куртки виднелись кожаные кавалерийские штаны, принадлежавшие некогда полковнику наполеоновской императорской гвардии, а на боку висел тяжелый кавалерийский палаш, которым он и убил этого полковника.

– Здесь мы можем не беспокоиться, Шарп, – сказал Таббс.

– Рад слышать это, сэр.

– Французы ушли, – Таббс помахал рукой, намекая на то, что французы просто испарились. – Мы сделаем свою работу в этих Елисейских полях! – Шарп не представлял себе, что такое Елисейские поля, но не был намерен спрашивать, ведь ясно, что имелось в виду то приятное местечко за речкой, тихое и спокойное, залитое испанским солнцем. – Здесь только вы и я, – восторженно продолжил Таббс, – наши великолепные люди, а вина в погребах хватит, чтобы фрегат не сел на мель.

– Аминь, – снова сказал сержант Харпер.

Шарп повернулся к нему.

– Сержант! Возьми трех надежных ребят и разбей каждую чертову бутылку!

– Шарп! – вскричал Таббс, уставясь на стрелка так, будто не поверил своим ушам, – разбить бутылки?

Шарп глянул прямо в глаза Таббсу.

– Лягушатники может и ушли, но война еще не выиграна. И если их войска пересекут эту дорогу, – он указал на юг вдоль дороги, пролегавшей от моста к крепости, – тогда ни вы, ни я не захотим, черт побери, полагаться на кучу пьяных стрелков, неспособных даже зарядить винтовку, и уж тем более неспособных стрелять.

Таббс взглянул в ту сторону, не увидев ничего, кроме невозделанных полей, растущих оливковых деревьев, виноградников, белых фермерских домов и ярко-красных маков.

– Но здесь нет французов! – возразил майор.

– Ни одного, сэр, – храбро поддержал майора Харпер.

– Здесь везде чертовы лягушатники, – настаивал Шарп. Пока мы не очистим эту проклятую землю от проклятых лягушатников, нельзя говорить, что их здесь нет!

– Но не разбивать же бутылки, Шарп, – настойчиво сказал Таббс. – Это хорошее вино, очень хорошее, и бесспорно, это частная собственность. Вы подумали об этом? – Майор, нахмурившись, глянул на Шарпа, и видя, что не убедил стрелка, попытался еще раз. – Почему просто не запереть дверь?

Шарп вздохнул.

– Ни моих людей, ни, осмелюсь предположить, ваших, сэр, замок не остановит более чем на полминуты. Сержант!

– Сэр!

– Вытащи из погреба бутылки и разбей их на мосту, – приказал Шарп. Погреба форта были немного ниже уровня каменных плит и Шарп не желал, чтобы вино заполнило ямки и солдаты могли вычерпывать его ладонями.

Таббс вздохнул, но не стал отменять приказ. Он был представителем старшего интенданта, и хотя носил голубой мундир, щедро покрытый серебряными галунами и его ранг соответствовал званию майора, он был гражданским человеком. Его делом было снабжение армии мушкетами, порохом и зарядами, и Люциус Таббс никогда не видел битвы, тогда как темноволосый, покрытый шрамами человек прошел через многие из них. Капитан Ричард Шарп когда-то был рядовым и поднялся до офицера потому что был хорошим, отличным солдатом и Таббс опасался Шарпа больше чем французов, хотя и не признал бы этого.

– Сержант, – позвал Таббс Харпера, который неохотно спускался по ступенькам со стены. – Возможно, мы могли бы сохранить несколько бутылок? Для медицинских нужд? – Таббс сказал это, оглядываясь на Шарпа. – Разве не призывает нас хорошая книга: «употребляйте помалу вино ради живота твоя? – упрашивал Таббс.

– Две дюжины бутылок в мою комнату, сержант, – сказал Шарп, – ради живота моя.

– Так точно, сэр, две дюжины, – сказал Харпер и спустился вниз.

– Всего две дюжины? – взмолился Таббс.

– Когда речь заходит о бутылках ликера, майор, – сказал Шарп, – сержант Харпер не умеет считать. Он принесет ко мне в комнату шесть дюжин и столько же где-нибудь припрячет, но если я не определю рамки, мои ребята подумают, что здесь кабак. Так нельзя. Мы должны делать дело.

Точнее, дело предстояло майору Таббсу, и чтобы выполнить его у него имелись три испанских рабочих и один шотландец, Маккеон, служивший бригадиром службы снабжения, что означало, что именно ему предстоит работать, а Таббсу – пожать плоды его труда, поскольку так уж устроен мир. Не сказать, чтобы плоды усилий Маккеона были существенными, но это была их маленькая помощь в войне против французов, которых месяц назад разбили при Саламанке.[2]2
  В битве при Саламанке (22 июля 1812 г.) войска Веллингтона одержали убедительную победу над французской армией маршала Мармона.


[Закрыть] Артур Уэлсли, теперь виконт Веллингтон Талаверский, закружил, запутал, вывел из равновесия и потом наполовину уничтожил их. В общем лягушатники ушли. Они отступили на север, поджав хвосты, и французский гарнизон крошечного форта в Сан-Мигеле ушел вместе с ними, оставив в запертом арсенале форта почти пять тысяч мушкетов.

Священник Сан-Мигель-де-Тормес обнаружил мушкеты после ухода французов и вспомнил конвой, доставивший их.

Оружие предполагалось доставить дальше на юг, армии Сульта, но кавалерийский полк, который должен был сопровождать конвой через Сьерра-де-Гредос, не появился, и поэтому, как обычно бывает в армии, про оружие забыли, и командир гарнизона сложил его в погребах, где его и обнаружил священник. Он также обнаружил и вино, запертое вместе с ружьями и, будучи честным человеком, снова запер погреб и сообщил британцам, и вот майор Таббс прибыл забрать мушкеты. Его работой было убедиться, что все мушкеты в порядке, после чего они должны быть почищены, смазаны и переданы партизанам, которые всячески беспокоили, устраивали засады и наводили ужас на французов, оккупировавших Испанию. Шарпу и его легкой роте из Южного Эссекского было поручено защищать Таббса и его людей, пока они делают свою работу.

Однако от кого защищать Таббса? Шарп сомневался, что на сотню миль от моста Тормес есть хоть один француз. Мармон, побитый при Саламанке, отступал на север, маршал Сульт прижат к реке Гвадиана войсками генерала Хилла. По правде говоря, Шарп думал, что два офицера и пятьдесят три бойца его легкой роты могли бы хлестать вино все время, пока Маккеон работает, и ничего бы не случилось, но если Шарп оставался до сих пор жив, то отнюдь не благодаря самоуспокоенности. Может, лягушатников и поколотили при Саламанке, но не разбили окончательно.

Он сбежал вниз со стены форта, пересек внутренний двор и вышел из ворот на мост, где Патрик Харпер и трое стрелков только начинали тоскливо разбивать бутылки с вином. Остальная рота, стоя на мосту, протестовала против уничтожения и, хотя громкие возгласы поутихли при виде Шарпа, рота выказывала свои эмоции ударами прикладов винтовок и мушкетов о мостовую.

– Лейтенант Прайс! – позвал Шарп.

– Сэр? – Долговязый Прайс стоял на обочине в тени часовни, расположенной на северном конце моста, и дернулся, будто только что проснулся.

– Я заметил странные мундиры в тех виноградниках, – Шарп указал на юг вдоль дороги, растянувшейся в сторону холмов Сьерра-де-Гредос. – Виноградник рядом с белым фермерским домом, видишь?

Прайс присмотрелся.

– Дальний виноградник, сэр? – спросил он недоверчиво.

– Самый дальний виноградник, – подтвердил Шарп. – Возьми всю роту и поищи ублюдков. Похоже их там около дюжины.

Прайс нахмурился.

– Но если они видели нас, то…

– Убегут? – спросил Шарп. – Я бы от тебя не убежал, Гарри, так почему они должны убежать? Всем встать! Выполнять приказ! – Он шагнул через мост, встряхнув роту, стоящую в пыли, вспотевшую и изнуренную. Они шли маршем обратно от наступающей армии Веллингтона для этой миссии, шли два долгих дня и сейчас хотели спать, пить, и снова спать.

– Сержант Хакфилд! – крикнул Шарп, – Строй роту! Сейчас же! Хотите, чтобы негодяи свалили?

Лейтенант Прайс стоял возле парапета и вглядывался в сторону виноградников до которых было по меньшей мере две мили по сухой, прокаленной солнцем земле.

– Я никого не вижу, сэр. Возможно, там кто-то был, но сейчас нет.

– Вперед! – закричал Шарп. – Не дайте ублюдкам сбежать! Бегом!

Он смотрел, как уходит рота, затем повернулся к Харперу.

– Вы можете бить бутылки побыстрее, сержант? – Харпер и трое других принесли бутылки из погреба, сложили их возле небольшого каменного склепа, размерами три на три фута с гипсовой мадонной внутри, и только потом носили по бутылке за раз к перилам моста. – Даже безногий инвалид справился бы быстрее, – проворчал Шарп.

– Возможно, сэр, – сказал великан-ирландец, – но вы же не хотите неаккуратности, не так ли, капитан? Работу надо выполнять тщательно, сэр.

– Просто поторопись, – раздражено сказал Шарп и полез обратно на башню форта, где Таббс смотрел, как рота уходит на юг.

– Мне послышалось, будто вы видели мундиры, Шарп, – озабоченно спросил Таббс.

– Враг? Ну уж нет. Только не здесь! Поймите простую вещь, майор, – сказал Шарп, – если у них хватает сил протестовать, у них хватит сил и маршировать. Мы же не можем позволить им стать вялыми?

– Нет, – неуверенно сказал Таббс, – нет, нам бы этого не хотелось.

Он повернулся в сторону деревеньки Сан-Мигель-де-Тормес, протянувшейся вдоль северного берега реки. Деревенька была совсем маленькой: пара дюжин домов, маленькая церковь, маслодавильня и неизменная таверна. Еще дальше к северу в дымке скрывалась равнина. Прямо за небольшой рощицей, растущей по обе стороны дороги на Саламанку, в мерцающем от жары воздухе виднелось светлое пятно.

– Это не дым? – спросил Таббс.

– Пыль, сэр, – ответил Шарп.

– Пыль?

– От сапог или подков, сэр.

– Боже мой, – воскликнул Таббс и встревоженно достал подзорную трубу из кармана плаща.

– Это не могут быть французы, сэр, – заверил майора Шарп, – не на этой дороге.

– И тем не менее, они не выглядят дружелюбно, – озабоченно сказал Таббс, глядя на кавалькаду всадников которые уже появились на опушке дубовой рощи. Их было двадцать человек, большинство в шляпах с белыми краями и все с оружием. Мушкеты висели на плечах или были приторочены к седлам, а сабли и шпаги свисали рядом со стременами. Мундиров не было ни на ком, хотя у некоторых имелись фрагменты французского обмундирования. Таббс вздрогнул. Майор не считал себя неопытным человеком, напротив, он мнил, что повидал мир больше, чем большинство людей, но до сих пор ему не доводилось встречать смертоносную банду головорезов.

Кроме мушкетов и шпаг, у всадников были пистолеты, ножи, а у одного наездника рядом с седлом висел огромный топор, и по мере приближения Таббс мог рассмотреть их покрытые шрамами лица, обгорелые на солнце, все с усами, но он не смог увидеть ни единой улыбки.

– Партизаны? – предположил он.

– По всей вероятности, да, – согласился Шарп.

Таббс зевнул.

– Я знаю, что они на нашей стороне, Шарп, но на самом деле я никогда им не доверял. Чуточку лучше, чем просто бандиты.

– Это так, сэр.

– Головорезы, разбойники, преступники! Они способны перерезать глотки и нам за что-нибудь ценное, Шарп! Им нельзя доверять!

– Я слыхал, сэр.

Майор опустил подзорную трубу и с ужасом взглянул на Шарпа.

– А вы не думаете, Шарп, что вино принадлежит им?

– Сомневаюсь, сэр, – сказал Шарп. – Вино – это французский трофей, украденный из местного виноградника, и, скорее всего, настоящий владелец вина был убит, когда лягушатники его грабили.

– О, мой Бог! – воскликнул Таббс, – но если вино принадлежит им, они будут в ярости! В ярости. Позовите ваших людей обратно! – Таббс посмотрел на уходящую вдаль роту, затем снова вперил взгляд во всадников. – Полагаю, они захотят получить возмещение за вино, Шарп? Что мы будем делать в таком случае?

– Скажем им, чтобы отвалили, сэр.

– Скажем им, что… О, Боже мой! – воскликнул Таббс потому, что один из всадников отделился от группы и поскакал прямо к форту. Он снова поднял свою трубу, глядел в течении нескольких ударов сердца, и удивленно воскликнул. – Бог ты мой!

– Что такое, сэр, – спокойно спросил Шарп.

– Это женщина, Шарп, женщина! И она вооружена! – Таббс уставился на женщину с красивым лицом, которая скакала рысью к форту с ружьем за спиной и шпагой на поясе. Приблизившись, она сняла шляпу, освобождая поток длинных черных волос. – Женщина! – воскликнул Таббс, – и красивая.

– Ее называют La Aguja, сэр, – сказал Шарп, – что означает „игла“, и это не потому, что она умеет обращаться с тканью и нитками, сэр, а потому, что она любит убивать стилетом.

– Убивать стиле… вы знаете ее, Шарп?

– Она моя жена, майор, – ответил Шарп, и пошел вниз, встречать Тересу.

И где бы они ни были, он оказался на Елисейских полях.

Майор Пьер Дюко был таким же ненастоящим майором, как и майор Люциус Таббс, но он был и не совсем гражданским человеком, хотя и носил гражданскую одежду. Может, он был полицейским? До сих пор правосудие не имело отношения ни к его изящному коварству, ни к влиянию, которым он мог бы обладать. Это был невысокий человек, лысоватый и невзрачный, носивший очки с толстыми стеклами. Его можно было бы принять за клерка или студента, если бы не отлично сшитая одежда, а также выражение глаз. Возможно, они плохо видели, зато были такие же холодные, как воды северного моря, сразу было заметно, что жалость и сострадание не имеют отношения к майору Пьеру Дюко. Дюко полагал жалость присущей только женщинам, а милосердие Богу, Император же заслуживал более суровых добродетелей. Императору требовались эффективность, верность, разум, и Дюко сочетал в себе все эти три качества, за что и был приближен к Императору. Он был всего лишь майором, но даже маршалы Франции прислушивались к его мнению, ибо это мнение могло исходить прямо от Наполеона.

Наполеон потому и послал Дюко в Испанию, что его маршалы не справились.

Их побили! Они потеряли орлов! Армии Франции, столкнувшись с кучками испанских фанатиков-крестьян и презренной мелкой британской армией, были побеждены. Делом Дюко было проанализировать поражения и оповестить Императора о принятых мерах, но никто в Испании не был осведомлен об инструкциях, данных Дюко императором. Знали лишь о том, что Дюко является советником Императора и если Дюко предлагал сделать что-либо, то маршалы были склонны прислушаться к его предложениям.

И вот теперь, после прибытия Дюко, Мармон был разгромлен!

Унизительно! Его так называемая Португальская армия бежала через всю Испанию и даже Мадрид был оставлен. Только Сульт, маршал Южной армии, побеждал, но что толку от этих побед над неорганизованной испанской армией, когда настоящая война шла в Кастилии?

Дюко прибыл на юг, охраняемый от партизан шестью сотнями гусар и указал маршалу Сульту на благоприятную возможность, хотя поначалу Сульт не был склонен ухватиться за нее.

– У меня нет лишних людей, месье, – заявил он Дюко. – Куда ни глянь – везде партизаны! А еще свежая армия генерала Бальестероса.

Испанская армия Бальестероса свежая потому, думал Дюко, что Сульт не уничтожил ее. Сульт ее просто победил и заставил отступить под защиту пушек британского гарнизона в Гибралтаре. Победы недостаточно. Противника надо уничтожить, а не заставить отступить! У французских командиров в Испании недостаток храбрости, решил Дюко. Из-за боязни поражения и нежелания рисковать, они упускают шанс великой победы.

– Бальестерос не имеет значения, – сказал Дюко, – он просто пешка. Партизаны не имеют значения. Они всего лишь бандиты. Только армия Веллингтона имеет значение.

– И часть его армии у меня на фланге, – указал Сульт. – Генерал Хилл к северу от меня, Бальестерос – к югу, а вы требуете от меня послать людей на помощь Мармону?

– Нет, – ответил Дюко, – Император требует от вас послать людей для уничтожения Веллингтона.

Сульт взглянул на карту. Упоминание имени Наполеона заставило его воздержаться от протеста, и в общем-то идея, высказанная майором Дюко, выглядела вполне привлекательной.

Затея была смелой, очень смелой. Даже если Веллингтон и не будет уничтожен, ему придется поспешить к португальской границе. Подобное отступление спасет Мадрид, даст Мармону время на переформирование своих войск и нанесет урон репутации Веллингтона.

Возьмите несколько тысяч человек, советовал Дюко, отправьте их на восток, пока они не форсируют Гвадиану. Там они продвинутся на север от Мадридехоса до Толедо, где мост через Тагус все еще в руках французов. Британцы не заметят ничего необычного в таком маневре, наверняка они предположат, что Сульт просто отступает на север, как и все французские армии. Но от Толедо, продолжил Дюко, войска ударят на северо-запад прямо по дорогам, по которым снабжаются армии Веллингтона. Чтобы достигнуть этих уязвимых путей, пересеките Сьерра-Гредос и форсируйте быструю и глубокую реку Тормес. Пересечь реку непросто, но Дюко знал о наличии малоиспользуемого моста, охраняемого средневековой крепостью под названием Сан-Мигель. В лучшем случае, говорил Дюко Сульту, Сан-Мигель охраняется ротой испанцев, возможно двумя ротами. Перейдя мост, французы окажутся на равнине, по которой проходит линия снабжения британцев из Португалии.

– Британцы думают, что они в безопасности, – убеждал Дюко Сульта. – Они полагают, что вокруг на сотню миль нет ни одного французского солдата. Они спят.

Если бы отборные войска Сульта войска смогли спуститься со Сьерра-де-Гредос как стая волков, у них будет целая неделя, чтобы уничтожать, пленить и убивать, прежде чем придется уносить ноги. В противном случае кольцо отступающих британских войск сожмется вокруг них, но эта неделя спасет Францию в Испании. А Наполеон будет благодарен за это ему, Николя Жану де Дье Сульту, графу Далмации.

И Сульт согласился. Он выбрал шесть тысяч человек, из которых треть составляла конница, и поставил командовать ими своего лучшего кавалерийского генерала, Жана Эро. Тот теперь вел своих людей через Толедо, имея Дюко рядом, ничего не подозревающего врага впереди, и крепко держа удачу за хвост.

Майор Таббс настоял на том, чтобы в одном из помещений форта, в котором было всего лишь четыре пригодные комнаты на трех этажах, состоялся офицерский ужин, и Шарп, Тереса, майор Таббс, лейтенант Прайс и прапорщик Хики собрались там. Шарп, вероятно желая нарушить планы Таббса, настоял на приглашении подручного майора, мистера Маккеона, и высокий хмурый шотландец с огромными руками, неуклюже сидел за столом, слишком маленьким для шестерых человек.

Прапорщик Хики не мог оторвать глаз от Тересы. Он попробовал раз-другой, даже попытался затеять разговор с Маккеоном, но Маккеон лишь сердито глянул на него, и взгляд бесцветных глаз Хики вернулся к Тересе, освещенной большими свечами, принесенными священником из церкви. На ее лицо падали интригующие тени, и Хики мрачно поглядывал на нее.

– Вы что, никогда ранее не видели женщин, мистер Хики? – спросил Шарп.

– Нет, сэр. Видел, сэр. Да. – Хики решительно кивнул. Ему было шестнадцать лет, он был в батальоне новичком и благоговел перед капитаном Шарпом. – Извините, сэр, – пробормотал он, покраснев.

– Отвернись, Хики, – сказал Гарри Прайс, – я же это сделал! Смотреть на вас чертовски приятно, миссис Шарп, простите, если я не так выразился, мэм.

– Я прощаю, Генри, – ответила Тереса.

– Первая женщина, которая поступила так, – сказал Шарп.

– Нечестно, Ричард, – заявил Прайс, – женщины меня и раньше прощали.

Хики снова начал глазеть на Тересу и, увидев, что Шарп наблюдает за ним, попробовал начать разговор.

– Вы и вправду участвуете в боях, мэм?

– Когда это необходимо, – сказала Тереса.

– Против французов, мэм? – продолжил Хики.

– А против кого еще, черт возьми? – прогремел Шарп.

– Против любого грубияна, – и Тереса ослепительно улыбнулась Хики. – Но с тех пор, как французы убили мою семью, я сражаюсь против них.

– Боже мой, – воскликнул Хики. Такие вещи не случались в Данбери, графстве Эссекс, где его семья владела тремястами акрами земли.

– В Сан-Мигель я приехала для того, чтобы снова воевать с французами, – сказала Тереса.

– Здесь нет французов, мэм, – счастливо сказал Таббс. – Ни одного лягушатника в пределах видимости.

– А если кто-то появится в пределах видимости, – сказала Тереса, – то мои люди их увидят. Мы – ваши разведчики.

– Я рад, что это так, мэм, – галантно произнес Таббс.

Джон Маккеон, до сих пор хранивший молчание, вдруг посмотрел на Шарпа, и в его взгляде читалась такая свирепость, что за столом возникло неловкое молчание.

– Вы меня помните? – спросил он Шарпа.

Шарп взглянул на грубое лицо с густыми бровями и глубоко посаженными глазами.

– А я должен вас помнить, мистер Маккеон?

– Я был с вами, Шарп, когда вы лезли на стену в Говилхуре.

– Тогда я должен вас помнить, – ответил Шарп.

– Да нет, – сказал Маккеон, – я был простым солдатом. Один из роты Кэмпбелла, в 96-м полку, вы его помните?

Шарп кивнул.

– Да, я помню, и капитана Кэмпбелла тоже помню.

– Вот парень, которому это пошло на пользу, – сказал Маккеон, – он это заслужил больше других, осмелюсь заявить. В тот великий день вы оба хорошо поработали.»

– Мы все это сделали, – сказал Шарп.

– Вы были первым на стене, сэр. Я помню, как увидел вас карабкающимся по лестнице и подумал про себя, что это покойник, лопни мои глаза!

– Что там произошло? – спросила Тереса.

Шарп пожал плечами.

– Это было в Индии. Была битва. Мы победили.

Тереса с насмешкой сказала:

– Ты превосходный рассказчик, Ричард: битва, в Индии, мы победили.

– Да уж, – сказал МакКеон, покачивая головой. – Гавилдхур! Такую битву редко увидишь, точно. Редко. Там были орды варваров, просто орды! А этот маленький парень, – указал он на Шарпа, – вскарабкался наверх, словно мартышка. Покойник, лопни мои глаза. Да. – Он кивнул Шарпу. – Думаю, что это были вы.

– Так что же там произошло? – с интересом повторил Таббс недавний вопрос Тересы.

– Была битва, – сказал Шарп, хлопнув по ноге. – В Индии.

– И вы победили? – настойчиво спросила Тереса.

– Да, – сказал Шарп, – мы победили. – Он задумался, и казалось, готов был рассказать эту историю, но лишь прикоснулся пальцем к длинному шраму на щеке, придававшему ему некую жестокую привлекательность.

– Этот шрам я приобрел в той битве, – сказал он, покачав головой, – но простите меня, я должен проверить посты.

Он подхватил свой кивер, винтовку и пояс с палашом, и вышел за дверь.

– Была битва. В Индии. Мы победили, – продекламировала Тереса, имитируя Шарпа, – Что же все-таки там случилось, мистер Маккеон?

– Ну он же сказал, не так ли? В Индии была битва, и мы победили.

Шотландец нахмурился и снова замолчал.

Шарп прошел через мост, поговорил с двумя солдатами, стоящими в карауле возле южного фаса, затем вернулся к пикетам на северной стороне, а после этого взобрался по деревянной лестнице обратно в крепость, миновал комнату, где Хики по-прежнему таращился на Тересу, и нашел Патрика Харпера на южной башне. Харпер кивнул, приветствуя его, и протянул свою флягу Шарпу.

– Я не хочу пить, Пат.

– Всего лишь для медицинских целей.

– Ага, – Шарп взял флягу и сделал пару глотков вина. – Сколько бутылок ты сохранил, Патрик?

– Ни одной, сэр, – ответил Харпер с видом оскорбленной невинности, – но я мог пропустить парочку. В погребе темно, знаете ли, особенно при закрытой двери, легко не заметить несколько темных бутылок в темной комнате. – Он отпил из фляжки. Но парни поняли, что вы хотели им сказать, мистер Шарп, так что если кто-то из них окажется пьяный, я сам его прибью.

– Держи бутылки подальше от Прайса, – сказал Шарп. Лейтенант Прайс был хорошим товарищем, но к спиртному испытывал нездоровую тягу.

– Исполню в лучшем виде, – ответил Харпер, затем взглянул на юг, на длинную светлую дорогу, теряющуюся вдали среди холмов. На небе светила луна, оливковые деревья, растущие на западе, казались посеребренными, ветра не было. Под мостом текла река, текла туда, где Веллингтон наподдал маршалу Мармону. – Нам здесь ждать неприятностей, сэр? – спросил Харпер.

– Нет, Пат, – ответил Шарп. – Спокойная служба.

– Спокойная служба, ха? Тогда почему это поручили тебе?

– Я пока восстанавливаюсь от раны, – сказал Шарп, трогая живот в том месте, куда вошла французская пуля.

– Здесь хорошее место для лечения, хе-хе, – рассмеялся Харпер, – да и с медикаментами здесь порядок, – сказал он, встряхнув фляжкой.

Шарп облокотился на каменный парапет. Он думал: сколько лет этой крепости? Пятьсот? Больше? Она была в ужасном состоянии, немногим лучше, чем окружающие ее выщербленные ветром стены, обильно заросшие бурьяном и такие дырявые, что казалось обрушатся от одного хорошего пинка. Форт, должно быть, был заброшен много лет назад, но война возродила его в качестве наблюдательного поста и поэтому испанцы, а затем и французы, подлатали его разрушенные полы древесиной, проложили лестницы на западную башню. Некогда каменная лестница вела к внутреннему двору под арку и далее через ворота к северному проходу на мост. Погреб, где были найдены мушкеты, занимал всю западную часть форта и он был единственной каменным помещением в Сан-Мигеле. В нем был изысканный потолок и Шарп полагал, что когда-то это был главный зал или даже часовня. Впоследствии, когда остальные помещения форта обрушились, кто-то пробил проход через северную стену и использовал погреб под коровник. И наконец теперь заброшенный форт восстановили в военных целях, хотя он не имел иной ценности, кроме как наблюдательный пункт. Против артиллерийского обстрела он не продержится и пяти минут.

Шарп вглядывался в залитые лунным светом луга за рекой. Ярдах в двухстах по дороге лежала ферма, обнесенная белыми стенами, с башенкой над воротами. Отличное место для артиллерийской батареи, подумал он, канониры пробьют бойницы в стене, обезопасят себя от винтовочного огня и сравняют форт с землей быстрее, чем успеет свариться яйцо, а затем со стороны оливковой рощи по другую сторону дороги выдвинется пехота и как, черт возьми, прикажете защищать Сан-Мигель? Но атаки не будет, убеждал он сам себя, а даже если и будет, партизаны в Сьерра-Гредос предупредят о появлении французов, и у Шарпа будут целые сутки, чтобы вызвать из Саламанки подкрепление.

Однако оно может и не подойти. Он предполагал оставаться здесь в течение недели, а потом сюда прибудет испанский гарнизон. Таббсу хватит недели, чтобы разобраться с захваченными мушкетами, и эта неделя должна пройти без происшествий. Просто отдых.

– Не понимаю, зачем они побеспокоили для такой работы представителя старшего интенданта, – сказал Шарп, глядя вниз на обоз, на котором планировалось вывозить мушкеты.

– Не думаю, что его послал кто-то, – сказал Харпер, – он сам послал себя, сэр, если вам интересно мое мнение.

– Может и так.

Харпер поднял мощную правую руку и потряс ею.

– Пять сотен мушкетов, и кто скажет, сколько забракует мистер Таббс? И кто знает, может он продаст забракованные? Тут можно наварить копеечку, сэр.

– Он берет взятки?

– А кто не берет? – спросил Харпер. – И мистер Маккеон полагает, что Таббс забракует половину, и даже если он будет продавать их по шиллингу штука, все равно получится неплохая выгода.

– Я должен был догадаться, – проревел Шарп.

– Как вы могли догадаться, – спросил Харпер. – я бы не догадался если бы Маккеон мне не сказал. Он интересный парень. Вы знаете, что ему раньше пришлось потаскать мушкет? В 96-м полку. Он считает, что видел вас в Индии.

– Он мне сказал.

– А он сказал, что вы захватили крепость в одиночку?

– Он был пьян.

– Он сказал, что вы должны рассказать мне эту историю.

Шарп скорчил гримасу.

– Так вот что тебе надо, Харпер, еще одну военную историю. Когда ты сменяешься?

– В два, сэр, – сказал Харпер, и увидел, как Шарп повернулся и спустился по лестнице. – Вам тоже спокойно ночи, сэр, – сказал он, и тут Шарп вдруг вернулся наверх.

– Мне это не нравится, Пат.

– Не нравится что?

– Это. – Шарп пересек парапет и кивнул в южную сторону. – Не нравится, и все.

Харпер пожал плечами.

– Лягушатники не смогут подойти со стороны Саламанки, сэр, она в наших руках, и им не пройти через те здоровенные холмы. – Он указал на юг. – Там ведь полно партизан, так что им не пройти, сэр.

Шарп кивнул. Все что сказал ирландец, имело смысл, но Шарп не мог избавиться от беспокойства.

– В Индии был парень, Ману Баппу, Пат.

– Мэнни – кто, сэр?

– Ману Баппу, – повторил имя Шарп, – он был хорошим солдатом. Лучше чем большинство из них, но мы время от времени пороли этих козлов, не взирая на имена и место, где находились, и Баппу сбежал в Гавилдхур. Это была крепость, понимаешь? Огромная крепость, не чета этой.

И высокая, черт возьми, до самых небес. Ману Баппу думал, что будет там в безопасности. Наверху его нельзя было поколотить, Пат, потому, что никто не мог взять ту крепость, никто даже не предполагал, что это возможно. – Шарп помолчал немного, вспоминая темные стены Гавилдхура и отвесные скалы, защищавшие крепость. Адски высоко. – Он был очень самоуверен, понимаешь? Как мы сейчас.

– Так что произошло? – спросил Харпер.

– Один ненормальный придурок в красной куртке забрался на скалу, – сказал Шарп, – и это был конец Ману Баппу.

– Здесь скал нет, сэр.

– Но надо быть настороже. Мне здесь не нравится.

– Спокойной ночи, мистер Шарп, – произнес Харпер, когда Шарп во второй раз спустился по импровизированной лестнице. Затем ирландец повернулся к югу, где ничего не происходило, ничего не двигалось, кроме падающих звезд, вспыхивающих в небесах и сразу же исчезавших.

Это просто ерунда, думал Харпер. Ему мерещатся враги там, где их нет. Однако ирландец смотрел внимательно.

Генералу Эро было 30 лет. Он был кавалерист, гусар, он носил гусарские cadenettes: пару косиц, свисающих по бокам. На нем был венгерский доломан, потому что первые гусары были венгры. Доломан Эро был коричневым с голубыми отворотами и щедро расшитыми белыми петлицами на груди.

Его светло-голубые кавалерийские штаны были расшиты еще гуще от самых бедер до голенищ черных кожаных сапог. Когда-то генерал был капитаном элитной роты и до сих пор носил знаки отличия той роты: меховую шапку с плюмажем из перьев. В такой шапке летом было жарковато, но сабельный удар она держала лучше, чем металлический шлем.

С левого плеча свисал отделанный мехом ментик, с еще более роскошным белым шитьем, чем доломан, бело-голубые ремни пересекались на его груди и сходились на белом поясе, обрамленном серебряной цепочкой, на которой, в свою очередь, висела в ножнах сабля. Ножны украшал орел Франции.