Текст книги "Стрелки Шарпа - Ричард Шарп и вторжение французов в Галисию, январь 1809"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Луиза, похоже, впала в транс. Священники внимательно смотрели на Шарпа, пытаясь оценить, какое впечатление произвела история на иностранного солдата.

Вивар закрыл шкатулку и осторожно поставил ее на место в сундук.

– Существует две легенды о хоругви, лейтенант. Первая гласит, что, если ее захватят враги Испании, Испания погибнет. По этой причине отец Альзага возражает против вашей помощи. Он считает, что англичане – наши извечные враги, а нынешний союз недолог и ненадежен. Он опасается, что вы похитите знамя святого Иакова.

Шарп взволнованно повернулся к высокому священнику. Он не знал, говорит ли Альзага по-английски, но тем не менее заверил его, что не собирается делать ничего подобного. Шарп почувствовал нелепость своего поведения, и презрительный взгляд Альзаги лишь подтвердил его опасения.

Вивар, как и священник, не обратил внимания на клятву англичанина.

– Вторая легенда важнее, лейтенант. Она гласит, что, если Испания попадет в беду, следует развернуть это знамя перед высоким алтарем у гробницы Сантьяго. Тогда Матаморос восстанет для битвы и принесет победу. Именно это чудо я и хочу совершить. Жертвы будут велики, но народ Испании должен знать, что Сантьяго его не оставил.

Вивар со скрипом задвинул засовы на крышке сундука. Ветер неожиданно усилился и едва не задул свечи в часовне.

– Ваш брат, – с трудом произнес Шарп, – намерен отвезти хоругвь во Францию?

Вивар кивнул.

– Томас не верит в легенды, но сознает силу знамени. Точно так же, как и император Наполеон. Если народ Испании узнает, что знамя Сантьяго вместе с другими трофеями находится в Париже, он придет в отчаяние. С другой стороны, Томас прекрасно понимает, что, если знамя будет развернуто перед алтарем в Сантьяго, испанцы, настоящие испанцы, поверят в победу. Не важно, сколько тысяч французских всадников будут скакать по нашим дорогам, лейтенант. Если Сантьяго с нами, мы непобедимы!

Шарп отошел от алтаря.

– Значит, знамя надо доставить в Сантьяго-де-Компостела?

– Да.

– Город, который заняли французы?

– Именно так.

Шарп некоторое время колебался, потом спросил:

– И вы хотите, чтобы я помог вам прорваться в город? – Даже на слух эти слова воспринимались как безумие. Посмотрев на сундук, Шарп продолжал: – Мы должны просочиться сквозь их оборону, проникнуть в собор и держать знамя, пока не свершится церемония? Я правильно понял?

– Нет. Нам нужна победа, лейтенант. А для этого надо, чтобы Сантьяго увидели. Это не будет тайной ночной операцией. Мы отвоюем город у французов. Мы захватим его, лейтенант, и будем удерживать до тех пор, пока весь народ не узнает, что новый враг может быть унижен. Это будет великая для Испании победа, лейтенант.

– Боже милосердный, – недоверчиво пробормотал Шарп.

– Естественно, он нам поможет, – улыбнулся Вивар. – И, поскольку я не могу найти солдат испанцев, нам помогут ваши стрелки.

Шарп почувствовал, что ему не оставляют выбора. Увидев тайну Вивара, он оказался вовлеченным в его планы.

Стоя в холодной часовне, лейтенант понимал, что должен отказаться. Замысел Вивара был чистой воды безумием. Горстка измученных людей собиралась отвоевать город у победоносного противника, а потом удерживать его против основных сил французов, которые находились на расстоянии однодневного марша.

– Ну? – нетерпеливо сказал Вивар.

– Разумеется, он вам поможет! – Глаза Луизы горели от возбуждения.

Никто не обратил на нее внимания. Шарп по-прежнему молчал.

– Я не могу заставить вас помогать мне, – мягко произнес майор. – Если вы откажетесь, лейтенант, я дам вам еды и проводника, который отведет вас на юг. Возможно, англичане все еще в Лиссабоне. Если нет, найдете корабль где-нибудь на побережье. Боевой опыт подсказывает, что следует забыть эту мистическую чепуху и идти на юг, правильно?

– Да, – мрачно ответил Шарп.

– Только победа не всегда завоевывается здравым смыслом, лейтенант. Вера и гордость могут взять верх над логикой и разумом. Я верю в то, что старинное чудо свершится. Я должен отомстить за предательство брата и смыть позор с нашего имени. – Вивар произнес эти слова так спокойно, словно мстить за предательство брата давно стало его привычным делом. Посмотрев в глаза Шарпа, он добавил изменившимся голосом: – Поэтому я прошу вас о помощи. Вы солдат, и я считаю, что Бог послал вас для исполнения этой задачи.

Шарп понимал, насколько трудно дались гордому Вивару эти слова.

Видя сомнения Шарпа, отец Альзага протестующе замычал. Прошло почти полминуты, прежде чем англичанин наконец заговорил:

– Моя помощь имеет цену, майор.

* * *

На следующий день после утреннего осмотра Шарп отправился из крепости на прогулку. Он нашел место, откуда зимний пейзаж просматривался на много миль вокруг. На фоне бледного неба резко выделялись далекие горы. Дул ледяной ветер. Такой ветер способен высосать все силы из людей и животных. Если отряд Вивара не выйдет немедленно, подумал Шарп, лошади испанцев не выдержат марша.

Лейтенант присел на краю уходящей круто вниз тропы, набрал полную пригоршню камней, каждый величиной с пулю, и швырял их в белый булыжник, лежащий в двадцати шагах вниз по склону. Он загадал, что, если попадет пять раз подряд, дорога в Сантьяго окажется безопасной.

Первые четыре камня ударились о булыжник и отлетели в покрывающий склон кустарник. Шарп хотел поддаться искушению и бросить пятый камень в сторону, но тот угодил точно в центр булыжника. Черт бы все побрал! Прошлой ночью он дал Вивару заболтать себя старыми мифами. Знамя святого, погибшего две тысячи лет назад!.. Он швырнул еще один камень. Перелетев через булыжник, камень упал в заросли сорной травы, которую в Испании называли травой святого Иакова.

Шарп смотрел вдаль, где на не тронутых солнцем склонах лежала изморозь. Позади него ветер завывал в переходах главной башни и сторожевых бойницах. Ветер был холодным и чистым, как порция здравого смысла после темноты и вони свечей накануне. Глупость, черт знает какая глупость! Дать себя втянуть в безнадежное и идиотское предприятие, поддавшись, помимо всего прочего, энтузиазму Луизы!

Шарп швырнул всю пригоршню, камни разлетелись, как картечь из оружейного ствола, и забарабанили по булыжнику.

Сзади раздались шаги, после чего суровый голос произнес:

– Вызывали, сэр?

Шарп поднялся. Он поправил палаш, затем повернулся и посмотрел в полные обиды глаза Харпера.

Ирландец поколебался, потом сдернул шапку, отдавая честь по всем правилам.

– Сэр.

– Харпер.

Наступило молчание. Харпер отвернулся, снова посмотрел на лейтенанта.

– Это несправедливо, сэр. Совсем несправедливо.

– Не будь таким несчастным, черт бы тебя побрал. Кто видел справедливость в солдатской жизни?

Услышав тон Шарпа, Харпер напрягся, но не дрогнул.

– Сержант Уильямс был справедливым человеком, сэр. И капитан Мюррей.

– И оба они мертвы. Выживают несправедливые, Харпер. Выживают те, кто оказался быстрее и подлее, чем противник. Ты сделал нашивки?

Харпер нерешительно и неохотно кивнул. Порывшись в ранце, он вытащил набор сержантских шевронов, вышитых по белому шелку. Показав нашивки Шарпу, ирландец снова покачал головой:

– И все равно это несправедливо, сэр.

Это была цена Шарпа: он поведет стрелков на Сантьяго-де-Компостела, если Харпер примет сержантское звание. Майор был поражен условием, но согласился его исполнить.

– Я принял нашивки не из желания вам потрафить, сэр, – Харпер явно провоцировал лейтенанта, словно надеялся, что, увидев его непокорность, Шарп передумает. – Я сделал это из уважения к майору. Он рассказал мне про флаг, сэр. Я принесу флаг в собор, а потом брошу эти нашивки вам обратно.

– Я сделал тебя сержантом ради своего удовольствия, Харпер. На тот срок, пока ты мне будешь нужен. Это была моя цена, и ты никуда не денешься.

Наступило молчание. Ветер завывал на гребне горы и трепал нашивки в руке Харпера. Откуда в такой дыре нашлась столь дорогая и шикарная ткань, подумал Шарп. Затем до него дошло, что он снова взял не тот тон. Вместо того, чтобы сказать великану, как он нуждается в его помощи, он в очередной раз полез на рожон. Сейчас ему следовало проявить смирение, как поступил Вивар, когда просил о помощи Шарпа.

– Я тоже не хотел принимать нашивки, когда мне их предложили, неуклюже произнес он.

Харпер пожал плечами, показывая, что странное признание Шарпа его не интересует.

– Я не хотел становиться сторожевой собакой офицеров, – продолжал лейтенант. – Моими друзьями были солдаты, врагами – сержанты и офицеры.

Последнее замечание Харперу понравилось, ирландец даже удивленно хмыкнул.

Шарп наклонился и поднял несколько камней. Он швырял их в булыжник и наблюдал, как они скатываются по склону.

– Когда соединимся с батальоном, меня, скорее всего, опять заберут в вещевую службу, а ты сможешь вернуться в рядовые. – Шарп постарался успокоить гордость ирландца и дать ему понять, что от назначения можно будет отказаться. Между тем в голосе его звучала обида. – Это тебя устраивает?

– Да, сэр, – бесстрастно ответил Харпер.

– Ты меня можешь не любить, но запомни: я участвовал в сражениях, когда этот батальон только формировался. Ты еще был мальчишкой, а я уже бегал с мушкетом. И я до сих пор жив. И выжил я не потому, что был справедлив, а потому, что хорошо служил. И если мы собираемся выбраться отсюда, нам всем придется хорошо послужить.

– Мы и так хорошо служим, – огрызнулся Харпер. – Так говорит майор Вивар.

– Наполовину хорошо, – неожиданно твердо сказал Шарп. – А будем лучше всех. Французы должны дрожать при одном нашем имени. Мы будем служить хорошо!

Глаза Харпера были непроницаемы, как холодные камни на склоне, но в голосе неожиданно проснулся интерес:

– И вы хотите сделать это с моей помощью?

– Да. Мне не нужна карманная собачонка. Твоя работа – защищать ребят. Не так, как Уильямс, который хотел всем нравиться, а через их воспитание. Иначе нам можно не надеяться на возвращение домой. Ты же хочешь увидеть Ирландию?

– Еще как.

– Так вот, ты ее не увидишь, если мы не наладим нормальных отношений.

Харпер тяжело вздохнул. Было ясно, что нашивки он принял исключительно под давлением майора Вивара. Сейчас ирландец против своей воли вынужден был согласиться и с Шарпом.

– Многие из нас не увидят дома из-за похода в собор майора.

– Ты считаешь, нам не следует идти? – спросил Шарп с искренним любопытством.

Харпер задумался. Ответ был готов давно. Просто стрелок не знал, каким тоном его произнести. В результате Харпер произнес ровным, будничным голосом:

– Я думаю, нам следует идти, сэр.

– Посмотреть на святого на белом коне?

Ирландец снова встал перед выбором. Взглянув на горизонт, он пожал плечами.

– Никогда не следует сомневаться в чуде, сэр. Иначе оно может не случиться, и вы останетесь ни с чем.

Шарп понял, что его условие выполнено. Харпер будет ему помогать. Теперь он хотел, чтобы эта помощь стала добровольной.

– Ты хороший католик? – спросил Шарп, пытаясь выяснить, что за человек его новый сержант.

– Не такой истовый, как майор, сэр. Таких, как он, вообще не много. Харпер помолчал. Ирландец мирился с Шарпом, хотя оба были слишком горды, чтобы принести извинения. На холодном склоне зарождались новые отношения. Религия – женское дело, сэр. Я так считаю. Но я хожу в церковь, когда надо, и надеюсь, что Бог не видит меня, когда я этого не хочу. Но я верю, да.

– Ты веришь, что есть смысл тащить старый флаг в собор?

– Еще какой смысл! – решительно заявил ирландец и нахмурился, думая о причинах своей веры. – Помните церквушку в Саламанке, где у статуи девы двигались глаза? Священник говорил, что это чудо, между тем все видели шнурок, за который дергали, чтобы глаза зашевелились! – Расслабившись, Харпер даже рассмеялся. – Зачем это было нужно? Потому что люди хотят чуда, вот зачем. И если кто-то придумывает чудо, вовсе не значит, что не существует настоящих чудес. Может, это и есть знамя святого Иакова. Может, нам доведется увидеть его во всей своей красе скачущего по облакам! – Харпер на секунду нахмурился. – Мы никогда не узнаем, если не попробуем, разве не так?

– Ты прав, – без энтузиазма согласился Шарп, поскольку не верил в предрассудки майора. Тем не менее, он хотел знать мнение Харпера, ибо его мучила совесть за скороспелое решение. По какому праву он собирался вести этих людей в бой? Его долг состоял в том, чтобы вывести их из опасности, а не бросать на штурм города. Его толкала жажда приключений, и он хотел выяснить, знакомо ли это чувство Харперу. Выходило, что да, а значит, и остальные зеленые куртки испытывали подобное.

– Ты считаешь, стрелки будут драться? – прямо спросил Шарп.

– Один или два поднимут бучу. Гэтейкер разноется, но я выбью его проклятые мозги. Вот еще что. Они захотят знать, ради чего они сражаются, сэр. – Ирландец помолчал. – Почему, черт бы их побрал, они называют эту штуку хоругвь? Это же флаг, будь он проклят.

Шарп улыбнулся. Накануне он задал этот вопрос майору.

– Хоругвь – не флаг. Это длинное знамя, которое вешают на перекладину шеста. Старинная вещь.

Наступило неловкое молчание. Как незнакомые собаки, сержант и офицер порычали друг на друга, установили мир и теперь соблюдали осторожную дистанцию.

Шарп нарушил молчание, кивнув в сторону долины. На дороге показались люди. Это были крестьяне из владений графа де Моуроморто: пастухи, землекопы, кузнецы, рыбаки, скотоводы.

– Сумеем мы сделать из них пехоту за неделю?

– А должны, сэр?

– Майор даст переводчиков, и мы приступим к учебе.

– За неделю? – изумился Харпер.

– Ты же веришь в чудеса? – весело спросил Шарп.

Харпер разгладил нашивки и улыбнулся:

– Верю, сэр.

– Тогда за работу, сержант.

– Черт меня побери. – Впервые Харпер услышал, что к нему обратились как к сержанту. Это его потрясло. Затем он смущенно улыбнулся, и Шарп, прошедший через подобное, понял, что в глубине души ирландец польщен. Он мог протестовать против нашивок, но они являлись признанием его заслуг. Несомненно, ирландец понимал, что другой кандидатуры в роте нет. Теперь у Харпера были нашивки, а у Шарпа был сержант.

Им обоим предстояло совершить чудо.

Глава 12

По вечерам стрелки пели песни у костра. Не бравурные боевые марши, от которых мили тают под сапогами, а грустные меланхолические мелодии родины. Они пели об оставленных девушках, матерях, доме.

Каждый вечер у крепостной стены, где поселились добровольцы Вивара, загоралась цепочка костров. Люди пришли со всего владения Моуроморто. Они разбили лагерь возле каштановой рощи у ручья, построили деревянные хижины и вырыли землянки. Это были крестьяне, привыкшие испокон веков повиноваться боевому кличу. Их предки поднимались на борьбу с маврами. Такие мужчины не оставляют женщин, и по вечерам между кострами мелькали тени в юбках, а из землянок и хижин раздавался детский плач.

Шарп слышал, как Харпер предупредил стрелков насчет соблазна:

– Если кто прикоснется к бабе, я развалю ему голову, как проклятое яйцо!

Проблем не возникало. Шарп не переставал удивляться, с какой легкостью Харпер употребляет ненавистную ему власть.

Днем было много работы. Тяжелой, срочной, призванной выковать из поражения победу. Священники составили карту города, на которой Вивар пометил линии обороны. Новости о французах поступали ежедневно. Их приносили беженцы, сумевшие вырваться с захваченных территорий; они же рассказывали об арестах и расстрелах.

Город был окружен полуразрушенными средневековыми стенами. Местами они окончательно развалились, кое-где дома вылезли за их пределы, образуя пригороды. Тем не менее французы строили оборону по линии старинных укреплений. В тех местах, где стены рухнули, они возводили баррикады. Оборона не внушала особого страха. Сантьяго-де-Компостела не был приграничным городом, закованным в башни.

– Пойдем на штурм перед рассветом, – объявил Вивар в начале недели.

– Что, если они выставят пикеты за стенами? – спросил Шарп.

– Обязательно выставят, – ответил Вивар. – Не будем на них обращать внимания.

Шарп понял: для того чтобы вырвать невозможную победу, Вивар готов идти на любой риск. Он полагался на темноту и усталость французов. Между тем достаточно было хоть одному солдату споткнуться, хоть одному ружью случайно выстрелить, и вся операция провалится. Вивар предложил идти на город с незаряженными ружьями. Шарп, привыкший полагаться на стрелковое оружие значительно больше, чем кавалерист Вивар, предложение отверг. Майор настаивал, но самое большее, чего он добился, было согласие Шарпа подумать.

Планы становились более детальными – и вместе с ними, как тучи на небе, росли опасения Шарпа. На бумаге все получалось легко. Там не было лающих в неподходящий момент собак, не было камней, о которые спотыкаются люди, дождя, вымачивающего порох, а все враги были измученные и сонные.

– Они знают о нашей атаке? – спросил Шарп.

– Они подозревают, что мы ее предпримем, – уклончиво ответил Вивар.

Французы, безусловно, заметили идущие в горах приготовления, хотя мысль о штурме Сантьяго вряд ли пришла бы им в голову. В конце концов они разбили армии Британии и Испании, чем может грозить им кучка крестьян? С другой стороны, в городе находились полковник д'Эклан и граф де Моуроморто, хорошо знакомые с амбициями майора Вивара. По данным беженцев, Сантьяго взял маршал Ней, после чего, оставив в городе две тысячи кавалеристов, ушел на помощь маршалу Сульту.

Выбив из Испании англичан, Сульт планировал поход на юг. Хвастовство пьяных офицеров в тавернах Коруны дословно передавалось Вивару. Как только пополнятся поредевшие за счет обмороженных и раненых ряды, армия повернет на Португалию. Они завоюют страну и выбросят англичан из Лиссабона. Европейское побережье станет закрытым для британской торговли, начнется жесткая блокада Англии Наполеоном.

Путь армии Сульта на юг пролегал через Сантьяго-де-Компостела, и маршал приказал, чтобы город превратили в опорную базу. Его армия заберет накопленные припасы и устремится на юг. Французская кавалерия рыскала по окрестным долинам, собирая продовольствие и фураж, которые складывались в домах вокруг кафедральной площади.

– Вот видите, – сказал как-то вечером Вивар, когда офицеры как обычно сели за карту, – у вас есть веская причина штурмовать город.

– Веская? – удивился Шарп.

– Можете не говорить своим, что выполняли причуды спятившего испанца. Вы защищали британский гарнизон в Лиссабоне, разрушая коммуникации и запасы противника. Разве не так?

Шарп, однако, не был настроен шутить. Он смотрел на карту города, представляя вглядывающихся в ночь французских часовых.

– Они будут знать о нашем подходе. – Лейтенант не мог отделаться от страха при мысли о подготовке противника.

– Но не могут знать, где и когда мы нанесем удар.

– Если бы там не было д'Эклана...

– По-вашему, императорская гвардия никогда не спит? – насмешливо бросил Вивар.

Шарп пропустил слова майора мимо ушей.

– Он там не для того, чтобы собирать сено. Его задача – забрать хоругвь, и он знает, куда мы ее принесем. Что бы мы ни планировали, майор, он все уже предусмотрел. Он нас ждет! Он готов к нашему приходу!

– Вы его просто боитесь. – Вивар прислонился к стене. За окном у костра испанцы тянули печальную мелодию.

– Я боюсь его, – кивнул Шарп, – потому что он хорошо воюет. Слишком хорошо.

– Полковник силен только в атаке. Оборона – его слабое место. Когда вы штурмовали его засаду и когда я напал на него на ферме, он имел бледный вид.

– Допустим, – согласился Шарп.

– А сейчас он берется защищать город! Он егерь, охотник, он не умеет обороняться. – Вивар не допускал даже мысли о неудаче. – Конечно, мы победим! Победим, благодаря вашим идеям!

Последняя фраза была похвалой Шарпу, который предложил штурм наизнанку. Вместо того, чтобы отвоевывать у французов дом за домом и улицу за улицей, они прорвутся сразу в центр города. Оттуда, разбившись на десять отрядов, по одному на каждую из десяти дорог, лучами расходящихся к окраинам, они вытеснят французов из города.

– Пусть уходят, – сказал Шарп. – Главное, город будет наш.

Если они возьмут город, в чем Шарп сильно сомневался, удержать его удастся не больше чем на тридцать шесть часов. За это время успеет подойти усиленная артиллерией пехота Сульта и мокрого места не оставит от людей Вивара.

– Мне нужен только один день, – задумчиво сказал Вивар. – Мы берем город на рассвете, к полудню выявляем предателей, уничтожаем запасы, а вечером разворачиваем хоругвь. На следующий день со славой уходим.

Шарп подошел к узкому окну. В отблесках пламени метались разбуженные появлением солдат летучие мыши. Холмы были черны. Где-то там, на одном из темных склонов, сержант Харпер вел стрелковый патруль по долгому и извилистому пути. Цель вылазки заключалась не только в том, чтобы определить, где находятся французские разъезды; следовало приучать людей к особенностям ночного марша. Через учебные броски должно было пройти все войско Вивара, включая наполовину обученных добровольцев. Видя, как хаотично и бестолково проходят ночные марши, Шарп внутренне содрогался. Не давала покоя мысль и о невероятном численном превосходстве противника. В Сантьяго-де-Компостела находилось две тысячи французских кавалеристов. Многие окажутся в рейдах и разъездах, но все равно силы будут не равны.

Вивар мог выставить лишь пятьдесят стрелков, сто пятьдесят касадорцев, из которых только у ста были лошади, и около трехсот плохо подготовленных волонтеров.

Безумие.

– Почему вы не хотите подождать, пока французы не уйдут на юг? повернулся к испанцу Шарп.

– Потому что ожидание не породит легенды, которую будут пересказывать в каждой испанской таверне. Потому что у меня есть брат, который должен умереть. Потому что я поклялся сделать это. Потому что я не верю в поражение. Нет, мы выступаем! Мы очень скоро выступаем. – Глядя на мерцающие внизу огоньки французских костров, майор, казалось, говорил сам с собой. Подготовим добровольцев и выступаем.

Шарп промолчал. Правда заключалась в том, что он окончательно убедился в безумии штурма. Безумии, которое он сам спланировал и поклялся осуществить.

* * *

Трепыхание неоперившегося совенка на чердаке может показаться ребенку шагами чудовища. Так и Шарп ничего не мог поделать с растущими день ото дня опасениями. Он даже не смел поделиться своей уверенностью в провале операции: злить Вивара не хотелось, а кроме как с майором, говорить об этом было не с кем. Харпер слепо уверовал в успех.

– Должен вас предупредить, что майору придется подождать еще неделю, сэр, – произнес подошедший сержант.

Мысль об отсрочке штурма вселила надежду в душу лейтенанта.

– Подождать?

– Из-за волонтеров, сэр. Они не готовы. То есть не готовы совсем. Взявший на себя обязанности инструктора по стрельбе взводами, Харпер был искренне озабочен.

– Ты предупредил майора?

– Он собирается инспектировать их завтра утром.

– Я тоже приду.

Утром Шарп отправился в долину, где лейтенант Давила и сержант Харпер демонстрировали Вивару результаты первой недели обучения. Моросил дождь, вода капала с деревьев, и камни почернели от влаги.

Это было ужасно. Вивар попросил показать основы огневой подготовки. Трем сотням человек надлежало встать в три ряда и сделать повзводно несколько залпов. Но волонтеры не могли удержать строй, ряды распадались; в результате никакой концентрации мушкетного огня не получалось. Стоявшие в третьем ряду инстинктивно отступали на несколько шагов, чтобы иметь возможность действовать длинными шомполами, центральный ряд тоже пятился подальше от первого, в результате строй распадался. В сражении такое отползание приведет к тому, что через несколько залпов эти люди побегут. Кроме того, люди не получили должной индивидуальной подготовки, поскольку не хватало ни пороха, ни пуль. Они лишь научились исполнять движения с мушкетом. Как отреагирует первый ряд на грохот выстрелов и свист пуль, Шарп старался не думать.

Мушкетами называлось все, что принесли с собой добровольцы. Здесь были старинные охотничьи дробовики, мушкетоны, штуцера и даже одно ружье с фитильным замком. У многих землекопов ружей не было вообще, они принесли с собой кирки. Вне всякого сомнения, эти люди неплохо проявили бы себя в рукопашной схватке, только французы никогда не подпустят их так близко. Они превратят врага в фарш на расстоянии.

Дело было не в храбрости. Уже тем, что они явились, добровольцы доказывали свою отвагу, но солдат из них не получалось. На подготовку пехотинца уходило несколько месяцев. Требовалась железная дисциплина, чтобы солдат держал боевой порядок перед лицом наступающего противника, боем его барабанов и блеском штыков. Природная смелость и отчаянное упорство не могли заменить дисциплины и выучки, что в очередной раз доказал всей Европе император, когда его ветераны размели слабо подготовленные армии противника.

Французская пехотная атака являла собой страшное зрелище. Французы атаковали не цепью, а широкими колоннами. Плотные ряды солдат со сверкающими над головами штыками шли в атаку под бой спрятанных в середине юных барабанщиков. Под огнем с флангов и спереди падали убитые, временами пушечные ядра прокладывали страшные просеки в плотных рядах, но французы тут же смыкались и шли дальше. Зрелище было ужасным, пехота демонстрировала неправдоподобную мощь. Даже храбрейшие не выдерживали этого зрелища и обращались в бегство. Лишь долгие месяцы специальной подготовки могли удержать солдат на месте при виде французской пехотной атаки.

– А нам и не придется иметь дела с пехотой! – Вивар пытался найти хоть проблеск надежды в надвигающейся катастрофе. – Там только кавалерия.

– Нет пехоты? – переспросил Шарп.

– Совсем немного. Она охраняет штаб, – ответил Вивар.

– Но если они так держат строй, – Шарп кивнул в сторону растерянных волонтеров, – то не устоят и против кавалерии.

– Французская кавалерия устала. – Вивар был явно задет пессимизмом Шарпа. – Кони едва стоят на ногах.

– Нам следует подождать, – сказал Шарп. – Подождать, пока они не уйдут на юг.

– Думаете, они не оставят гарнизона в Галисии? – Вивар упорно не хотел откладывать штурм. Он жестом подозвал к себе Давилу и Харпера. – Как скоро вы приведете их в форму?

Давила не был пехотинцем и посмотрел на Харпера.

Ирландец пожал плечами.

– Это безнадежно, сэр. Безнадежно, будь я проклят.

Ответ Харпера настолько не вязался с его обычной веселостью, что произвел впечатление даже на Вивара. Майор хотел, чтобы волонтерам преподали самые основы военного дела, но мрачный ответ ирландца означал задержку на неопределенный срок, если не полный отказ от всей затеи.

Харпер прочистил горло.

– Я одного не могу понять, сэр, зачем вы вообще хотите сделать из них солдат.

– Чтобы выиграть сражение, – ехидно вставил Шарп.

– Если дело дойдет до стычки между этими парнями и драгунами, мы проиграем. – Офицеры молчали, и голос сержанта обрел уверенные нотки, как бывает, когда опытный человек демонстрирует свое искусство любителям. – Но, с вашего позволения, сэр, стоит ли вообще учить их вести бой по всем правилам, если этого от них не потребуется? Ну зачем им повзводный огонь? Этим парням предстоит драться в городе, сэр.

Будет обычная уличная свалка, в которой они заткнут за пояс любого. Надо завести их в город и спустить с поводка. Я бы не хотел столкнуться с такими ублюдками.

– Десять подготовленных человек разметут любую толпу, – хрипло произнес Шарп, почувствовав, что ирландец разрушает надежду на отсрочку.

– У нас есть двести подготовленных человек, Их и направим туда, где будет горячо.

– О, мой Бог! – воскликнул Вивар. – Ты прав, сержант!

– Благодарю, сэр, – пробормотал польщенный похвалой Харпер.

– Ты прав! – Вивар хлопнул ирландца по плечу. – Мне следовало это продумать. Испанию освободит не армия, а народ. Так зачем же делать из народа армию? Мы все время забываем, господа, что на нашей стороне население города. Жители! Они поднимутся на борьбу и будут драться. Нам не придет в голову отвергнуть их помощь из-за того, что они не подготовлены. Воодушевленный словами Харпера, Вивар торжествовал. – Значит, выступаем в ближайшее время. Господа, час близок!

Теперь, подумал Шарп, даже на подготовке поставили крест.

* * *

Вивар смирился с тем, что из волонтеров не выйдет солдат, но потребовал привести их к присяге испанской короне. Церемонию провели священники, имя каждого человека было внесено в список солдат, присягнувших Самому Христианскому Величеству королю Фердинанду Седьмому. Теперь французы не посмеют обращаться с волонтерами как с гражданскими преступниками.

Добровольцам требовалась форма. Яркой ткани не было, как не было ничего из необходимых солдату вещей: киверов, ремней, ранцев, сапог. Зато в избытке имелась грубая коричневая мешковина, из которой Вивар приказал пошить простые накидки. Из женского монастыря, находившегося в двадцати милях от крепости, доставили немного белого полотна; из него сделали кушаки.

Жены волонтеров шили коричневые накидки, а Луиза Паркер помогала стрелкам чинить зеленые куртки. Все было изорвано, изношено, протерто и выжжено, но девушка продемонстрировала непревзойденное владение иглой. Она взяла мундир Шарпа, и к концу дня он был как новый.

– Я даже выжгла насекомых, – сказала она радостно и отвернула подкладку, показывая, что в самом деле уничтожила вшей куском обломанной сабли, который служил ей утюгом.

– Спасибо. – Шарп взял мундир и обратил внимание, что воротник был перешит, рукава заштопаны, дыры залатаны. Придать первоначальный вид и цвет шароварам оказалось невозможным, и Луиза нашила поверх изношенных мест полоски коричневой мешковины.

* * *

– Вы похожи на арлекина, лейтенант.

– Дурака?

Это произошло вечером того самого дня, когда Харпер убедил Вивара в бессмысленности подготовки волонтеров. Как и в предыдущие вечера, Шарп с Луизой вышли на прогулку по крепостной стене. Он очень ценил эти моменты. Это были проблески надежды на фоне растущего страха перед поражением. Он любил наблюдать падающий на лицо девушки звездный свет, любил мягкость, временами усмиряющую подвижные черты. Сейчас она была необыкновенно нежна. Облокотившись на парапет, Луиза спросила:

– Как вы думаете, мои дядя и тетя в Сантьяго?

– Возможно.

Девушка завернулась в малиновую шинель касадорца, на голове у нее была аккуратная шляпка.

– Наверное, тетя не примет меня обратно. Она настолько возмущена моим поведением, что мне, скорее всего, будет отказано от дома и церкви.

– Такое возможно?

– Не знаю. – Луиза задумалась. – Иногда мне кажется, я этого и хочу.

– Что? – изумился Шарп.

– Оказаться брошенной в самое замечательное приключение мира. Почему бы и нет? – Луиза рассмеялась. – Когда я была ребенком, мне говорили, что очень опасно переходить через деревенскую поляну – могут утащить цыгане. Ну а если в деревне появлялись солдаты... – Она покачала головой, демонстрируя весь ужас подобной ситуации. – И вот я на войне, окруженная одними солдатами! Девушка улыбнулась, после чего взглянула на Шарпа с любопытством и нежностью. – Дон Блас говорит, что вы один из лучших солдат из всех, кого он встречал.