Текст книги "Жерар Депардьё"

Автор книги: Бернар Виоле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава восьмая
«Есть кто-нибудь наверху?»

«Вот так фильм!» – значилось на афишах, развешанных на пальмах вдоль набережной Круазетт: «Вечернее платье», фильм Бертрана Блие, представлял Францию в конкурсной программе Каннского фестиваля. Намеренно ли организаторы этого кинопраздника решили провести его под знаком «многоликой» любви? Подбор картин говорит сам за себя, избранных зрителей ждали сплошные сюрпризы. В фильме «Макс, любовь моя» Шарлотта Рэмплинг влюблялась… в шимпанзе! В картине Феррери «Я люблю тебя» Кристофер Ламберт не мог устоять перед… футляром для ключей! Во «Влюбленном дураке» Роберта Олтмана Сэм Шепард переживал бурную страсть со… своей сестрой (Ким Бэйсингер), а по сюжету чудесного английского фильма «Мона Лиза» мужчина любит проститутку, которая любит… другую проститутку. Не говоря уже о «Вечернем платье». По иронии судьбы, французским соперником этого фильма было последнее творение Алена Кавалье «Тереза», в котором рассказывалось о девочке, поступающей в монастырь в Лизье в XIX веке…

Лобовое столкновение двух явно противоположных миров пришлось по душе анархисту Блие, которого уже давно привлекали страсти на грани дозволенного. Как в «Вальсирующих» и в «Приготовьте носовые платки», сюжет «Вечернего платья» в очередной раз основан на вечном любовном треугольнике: Антуан (Мишель Блан) любит холодную Моник (Миу-Миу), но Боб (Жерар Депардьё) любит Антуана и уговаривает его разделить с ним постель. Переодевшись, оба парня открывают для себя мир проституции, мир Моник и удел женщины в обществе.

Вопреки тому, что можно подумать из-за чересчур откровенных диалогов и некоторых слишком смелых сцен, «Вечернее платье» (первоначально фильм хотели назвать «Тушь для ресниц») – не фильм о гомосексуализме, а «грустная и пронзительная комедия об игре случая и любви, о разуме сердца, которому нет дела до физических различий и непохожести». Кстати, посмотреть картину пришло множество зрителей, и они не остались разочарованы, утверждает Депардьё. «По правде говоря, они не так спокойно отнеслись бы к гомосексуализму, будь моим партнером мужчина с фигурой Бернара Жиродо. А с Мишелем Бланом мы больше напоминали пару, супругов-друзей: сильный защищает малого, своего рода закон Природы. Это чета детей, парочка со школьного двора. “Посмотри мне в глаза, и ты увидишь, что ты прекрасен”, – говорит мой герой Мишелю Блану; это слова школьного приятеля». Но приходилось признать, что, когда ты стоишь на тротуаре в женском наряде или занимаешься содомией, нужно быть «честным в своих чувствах». Короче говоря, «никогда не испытывать стыда…».

Понятно, что, если съемки проходят в непринужденной и благоприятной атмосфере, простой актер не станет страдать от комплексов и табу. Именно это требовалось Мишелю Блану, который здорово опасался эпизода, когда партнер должен впервые поцеловать его в губы. «Мишель в самом деле был сильно встревожен, несколько сбит с толку, не знал, что ему делать, как быть, – весело вспоминает Жерар Депардьё. – Я решил застигнуть его врасплох. Он хотел новую машину. Постоянно твердил: “Черт, мне нужно сменить тачку! Понимаешь, у меня ‘вольво’, а я слишком мал ростом для ‘вольво’. Представь себе карлика, выходящего из ‘вольво’!” Тогда я, не будь дураком, шепнул ему: “Купи себе ‘порше’, это то, что надо. ‘Порше’ просто создан для тебя”. Мишель озадаченно замолчал. Я решил, пусть эта мысль покрутится у него в голове. И в день пресловутой сцены с поцелуем позвонил приятелю-механику, чтобы тот пригнал мне “порше тарга”. И вот малыш Мишель увидел перед домом роскошный болид!» После этого, вне себя от радости, он залепил своему партнеру долгожданный поцелуй. «Кухня, алхимия фильма еще и в этом, – продолжает Депардьё. – Я не верю в актеров, которые маются без дела на площадке, твердят в углу свою роль или запутываются в бесплодных отношениях. Номер с “порше” я провернул инстинктивно, без всякого расчета, хотя это и выглядит “подставой”. Одно кино заснято на пленке, а другое отпечатывается в наших рефлексах и питает собой первое».

В конце концов, кино – это «сексуальное искусство», как Депардьё охотно повторял со времен «Вальсирующих». С тех пор он стал первопроходцем в либерализации нравов, которой требовали бунтари в мае 1968 года, в поиске нетабуированных наслаждений, которым актер занимался без всяких комплексов. Поставим ему это в заслугу. Но он сам признавал: всё дело в эпохе и эволюции нравов. В интервью журналу «Кинематограф» он привел такое оригинальное сравнение: «В фильмах Бертрана Блие важен текст. Они выдержаны в великой словесной традиции Жансона, Превера и Одьяра. Если задуматься, то “Через Париж” – в некотором роде предтеча “Вечернего платья”. Вот только если бы Габен трахнул Бурвиля, на дворе был бы уже 2000 год!»

Рискованная игра Мишеля Блана привлекла внимание каннского жюри, присудившего ему приз за лучшую роль – разумеется, мужскую. Это уточнение казалось бы излишним, если бы его игра не породила неких слухов: злые языки утверждали, будто Депардьё стал гомосексуалистом. «Это ложь. Но в конце концов, какая разница!» – возмутился актер, увидевший в этом типичную реакцию зрителя. «Если я убью в фильме ребенка, я что, и в жизни убийца детей?» И все же эти слухи еще долгое время ходили по редакциям парижских газет. «Все были убеждены, что Мишель Блан мой любовник вне съемок. Я это знаю, сам слышал!» И тут же актер делает поворот в своем стиле: «Ну и что? Кому какое дело! Может быть, однажды я стану полным педиком. Во всяком случае, у каждого в глубине души есть что-то от мужчины и что-то от женщины». «Я люблю и мужчин, и женщин, – продолжал он, отвечая на вопрос о характере его отношений с обоими полами. – Это вовсе не распространяется на сексуальную область. Кстати, большинство гомосексуалистов, которых я знаю, невероятно сексуальны. Но это не мой случай. У меня есть друзья-гомосексуалисты, очень близкие друзья, которые знают, что я не такой. Вся моя жизнь складывается так, что мне хорошо со всеми. У меня нет склонности к гомосексуализму, но я могу выслушать откровения человека, страдающего от любви к представителю того же пола, и попытаться ему помочь».

Любовная связь, приписываемая героям «Вечернего платья», зацепила и Бертрана Блие, тем более что и он, в свою очередь, стал жертвой богатого воображения некоторых журналистов. Когда его спросили в лоб: «Вы сами-то влюблены в Депардьё?» – режиссер, ниспровергатель устоев, не ушел от вопроса, а ответил в своем стиле: «Конечно! Этот человек смешит меня больше всех. Я бы хотел, чтобы он был во всех моих фильмах. Как ветер, как дерево! Как небо…»

Небо, по возможности голубое – как то, под которым вскоре оказался Депардьё в Верхнем Провансе, где Клод Берри приступил к съемкам фильма «Жан де Флоретт» [44]44
  Флоретт – имя матери героя; таким образом, прозвище «Жан де Флоретт», которым его называли в родной деревне, можно перевести как «Флореттин Жан».


[Закрыть]по роману Марселя Паньоля [45]45
  Марсель Паньоль (1895–1974) – французский драматург, кинематографист, участник Первой мировой войны. Его первая пьеса «Топаз» была поставлена в 1928 году. Создал компанию по производству фильмов (1931), где была снята трилогия о рабочих марсельского порта: «Мариус» (1931), «Фанни» (1932), «Сезар» (1936), принесшая ему мировую известность. Стал первым деятелем кино, избранным в члены Французской академии (1946). Роман «Вода с холмов» был создан им по материалу собственного фильма «Манон с источника» (1952). (Прим. ред.)


[Закрыть]«Вода с холмов». Режиссер уже давно носился с этой идеей. Оставалось найти деньги, а это всегда непросто. Студия «Гомон» на какое-то время проявила интерес к его проекту, но потом отступилась. Берри стал стучаться во все двери, но без большого успеха. После нескольких бессонных ночей он принял решение: самому финансировать фильм. Ну, почти самому, поскольку еще несколько партнеров согласились раскошелиться: телеканал «Антенн-2», «Руасси Фильме», компания по экспорту телерадиопродукции, Национальный центр кинематографии и министерство культуры. Просто манна небесная, в которую вскоре влились и личные вложения ассоциированного продюсера Алена Пуаре и Жерара Депардьё, внесшего 500 тысяч франков (75 тысяч евро).

Актеру и раньше случалось участвовать деньгами в создании фильма, однако это говорит о том, насколько он был заинтересован в съемках «Жана де Флоретт», в котором играл заглавную роль, превратившись, не без колебаний, в горбуна. Парадоксальным образом ему сразу не понравилось играть чересчур положительного персонажа, и не нравилось до того самого момента, когда произошел «щелчок»: «Когда он открывает для себя жизнь, кроликов, розмарин, я понял: вот оно. Но главное – в том ожесточении, бешеном стремлении идти до конца, в его безумии, в конечном счете. Он убивает себя работой и не чувствует этого – это было интересно развить, потому что так не делается, это исходит от тела. Это было сродни моей любви к крайностям; роль у меня сразу пошла…»

Пасторальная эпопея Берри была благоприятно принята широкой публикой во Франции и за рубежом, благодаря чему «Жан де Флоретт», а потом и его продолжение – «Манон с источника» – имели баснословный кассовый успех. Однако картина все же навлекла на себя несколько критических стрел. «Либерасьон» задавалась вопросом о «реальной нужности этой сельской античной драмы», цепляясь к прекраснодушию, которым так и сочится весь фильм. Другие, напротив, были заворожены развитием сюжета, который Берри умело облекает в образы: заговором Дядюшки (Ив Монтан) и его племянника Юголена (Даниель Отей), а потом волнующей развязкой через удивительного персонажа Жана де Флоретт, наивного и мужественного [46]46
  По сюжету, Субейран (Монтан) случайно убивает владельца земельного участка, который хотел приобрести. У покойного находится наследник – Жан де Флоретт, он приезжает в деревню вместе с женой, бывшей оперной певицей (Элизабет Депардьё), и малолетней дочерью Манон. Чтобы Жан отказался от наследства и уехал, Субейран вместе с соседом Юголеном перекрывает источник на участке, а без воды там ничего невозможно вырастить. Жан погибает во время взрыва, пытаясь открыть артезианскую скважину. Осиротевшая семья продает участок Юголену, а Субейран узнает, что Жан был его внебрачным сыном.


[Закрыть]. Многочисленных поклонников особенно тронула сцена, где Жан де Флоретт, персонаж Депардьё, удрученный засухой, которая разбила его мечты о прекрасном саде, грозит кулаком небу с воплем: «Есть кто-нибудь наверху? Никого?»

К вопросу об отношении к религии и ее служителям Депардьё вернулся снова, когда Морис Пиала пригласил его на съемки фильма «Под солнцем Сатаны» – экранизации первого романа Жоржа Бернаноса (1926). Этот писатель, католик и пламенный националист, был просто находкой для французских режиссеров. Его произведения легли в основу нескольких фильмов: «Дневник сельского кюре» Робера Брессона (1950), «Диалог кармелиток» Филиппа Агостини (1960). Как и в романе «Под солнцем Сатаны», в других книгах Бернанос выражает свои навязчивые идеи: о грехах человечества, о силах Зла, противостоящих святости и благодати. Но автор, однако, не охотится на ведьм, а, наоборот, старается показать всю сложность и непостижимость человеческой души. Это особенно привлекало Пиала, давно мечтавшего экранизировать книгу. В начале 1980-х годов он заявил в одном интервью, говоря о ее герое – аббате Дониссане: «Такое впечатление, что это было написано для Депардьё. Он смог бы удивительно его сыграть. Что до Сандрин Боннер, то хотя она и не похожа на “драную кошку”, она наверняка будет интересной Мушеттой». Пиала был человеком слова – оба актера получили роли; впрочем, для режиссера они стали талисманами.

Депардьё явился на место, выбранное для съемок в Артуа, в поношенной сутане, но актеры и съемочная группа были встревожены его изнуренным видом. Жерар был с ними согласен: он сильно устал, но зачем давать себе отдых, если можно превратить свое истощение в козырь, если это хорошо для роли? «В случае Дониссана это было идеальное состояние: он изнурен, без сил, его поддерживает только вера в Бога. В таких случаях говорят: превозмочь себя». А силы были аббату нужны, чтобы выслушать ужасную исповедь шестнадцатилетней Мушетты (Сандрин Боннер), обвиняющей себя в убийстве любовника, замаскированном под самоубийство. С этого начинается странная связь между священнослужителем и ершистой девушкой, подвластной чужой воле.

Чтобы лучше войти в образ, Депардьё, как уже привык это делать, обращался во время съемок за советом к специалисту. В данном случае им стал 74-летний аббат Л екай, который остался доволен своим учеником, даже впечатлен: «Временами мне казалось, что это я сам – в те времена, когда я был молодым священником, дрожащим от страха перед старшим! Разумеется, я не испытывал тогда таких душевных мук, как Дониссан, но все-таки мы, молодые кюре, были как он, немного не от мира сего… Когда Депардьё съежился перед смертью, забившись в исповедальную кабинку, я просто онемел!»

Превосходная игра (или снизошедшая благодать?) актера, который, однако, вовсе не был своим человеком в мире церкви и ее служителей. Это не помешало ему порой вести себя как истинно верующий: «Я могу себе представить, что такое исповедь, и мне стыдно подумать о том, что выслушивают исповедники. Дониссан так и говорит: “Я узнал о грехах только из уст грешников”. Эта фраза напоминает мне слова Петера Хандке: “Я набираюсь опыта, когда рассказываю о нем”». И когда этот опыт оборачивается трагедией, Депардьё переживает упадок сил. Он даже подметил некое сходство между двумя персонажами, которых воплотил на экране, – Дантоном и Дониссаном: «Они оба изнурены, они мало спят, мучают себя, и результат получается тот же. Дониссан тоже прольет кровь. Он подтолкнет непокорную Мушетту к тому, чтобы та перерезала себе горло».

А между тем Бернанос тщательно отбивался от такой трактовки ответственности Дониссана за самоубийство девушки, в отличие от Пиала, без колебаний говорившего о свершившемся «предательстве»: «Бернанос считал виновным Сатану…» Такое объяснение слишком удобно. Режиссер признался, что несколько переиначил текст романа, начиная со сцены чуда: «Там было понамешано всякого старья, это мне не нравилось. Гасла свеча, Дониссан терял платок… У меня мальчик на мгновение открывает глаза, и аббат думает, что он воскрес. Ан нет. Вот и всё». Когда его в энный раз спросили, верит ли он в чудеса, Пиала вывернулся: «Да, верю. В фильме!»

Мог бы добавить: «…и в Канне». В мае 1987 года фильм «Под солнцем Сатаны» получил Золотую пальмовую ветвь. И надо сказать, произошло это в необычных условиях. Началось с того, что председатель жюри, Ив Монтан, с большим трудом сумел объявить получателя высшей награды: зрители вопили, свистели, топали ногами. Под этот шум Пиала вышел на сцену, пожал руку Монтану и поцеловал Катрин Денёв, которая попросила публику, бившуюся в истерике, дать режиссеру высказаться. Бородатый брюзга Пиала, явно раздраженный, поднял кулак к небу в знак вызова и победы и заявил: «Вы меня не любите – так я вас тоже не люблю!»

Через несколько минут, в вечернем выпуске новостей по второму каналу, Пиала объяснил, что не утратил хладнокровия и многое понял во время фестиваля, и еще – что он теперь не чувствует себя французом, поскольку «французы не любят выигрывать»! Сидевший рядом Монтан расхохотался и сказал, что рад тому, что жюри присудило Пальмовую ветвь единогласно… Это решение одобрил и организатор фестиваля Жиль Жакоб, привыкший к неоднозначным итогам. Опираясь на свой опыт, он предсказал: «Свистки – это хорошо: публика ринется в зрительные залы».

Хотя картина была встречена зрителями и прессой без единодушия, у нее нашлось множество поклонников. Сразу после каннской церемонии президент Франции Франсуа Миттеран поздравил «вдохновенного» режиссера с успехом, позволившим сделать «кино областью литературы и красоты». Не скупился на похвалы и бывший министр культуры Жак Ланг: «Эта награда – прежде всего долгожданное признание огромного таланта великого мастера французского кино и исключительной игры Жерара Депардьё и Сандрин Боннер». Реакцию политиков, хотя и совершенно искреннюю, следует рассматривать в историческом контексте: уже двадцать лет, после триумфа «Мужчины и женщины» Клода Лелуша в 1966 году, Франция не получала этой престижной награды. С другой стороны, новые президентские выборы неуклонно приближались.

Выставит ли снова Франсуа Миттеран свою кандидатуру? Это было маловероятно; по крайней мере создавалось такое впечатление [47]47
  Впоследствии, когда Миттеран уже был вновь избран президентом, выяснилось, что он знал о своей смертельной болезни, однако скрыл этот факт, начиная избирательную кампанию.


[Закрыть]. Его многочисленные сторонники даже были разочарованы, в их числе певец Рено, который в начале декабря того же 1987 года выступил в прессе с призывом к президенту-социалисту вновь принять участие в выборах. Две недели спустя в атаку пошел Жерар Депардьё. Он напечатал в газете «Паризьен» рекламную страницу за свой счет под громким заголовком: «Миттеран или никогда!», под которым шло признание в виде приписки от руки: «Ну вот, впервые пойду голосовать». Сговорились ли между собой два бывших товарища по «Кафе де ла Гар»? На это были намеки в прессе. Жак Ланг, бывший министр культуры, якобы оказывал посреднические услуги. Депардьё и Рено опровергли эту информацию. Рено сам рассказал мне о том, как было дело. «Меня пригласили в Елисейский дворец вместе с несколькими артистами, чтобы обсудить, кажется, с Жаком Аттали [48]48
  Жак Аттали – экономист, писатель и чиновник, был тогда советником президента.


[Закрыть]и несколькими рекламщиками, что могли бы сделать артисты, чтобы растормошить общественность и подвигнуть Миттерана на выставление своей кандидатуры и по возможности (то есть в идеале) снова победить на выборах. Там были Франс Галь и Мишель Берже, Мишель Жонас и, кажется, Ив Симон, да еще кто-то, я уже не помню… Если мне не изменяет память, Депардьё там не было. Прикидывали так и этак, какие можно сделать плакаты, рекламные лозунги; один креативщик предложил “Тонтон, не дрейфь!” [49]49
  Тонтон (дядюшка) – прозвище Миттерана. В оригинале рекламный лозунг звучит: «Tonton, laisse pas béton»; название известной песни Рено «Laisse béton» («оставь, не связывайся») поставлено в отрицательную форму. В целом для песен Рено характерно использование разговорной лексики и арго.


[Закрыть]и вместо подписи – фотографии и имена шести– восьми артистов. Самолюбие некоторых было оскорблено; они сочли, что в этой фразе слишком много от меня (просто смешно!). Поскольку никто не смог предложить ничего получше, мы разошлись, условившись вскоре собраться снова. Я прождал несколько недель – ничего. Однажды утром мне это надоело, я позвонил в газету “Матен де Пари”, обсудил с ними цену за целую страницу, подключил приятеля-макетиста из студии звукозаписи, и через два дня они напечатали мой призыв голосовать за Тонтона под лозунгом “Тонтон, не дрейфь!” и с одной только моей фотографией. Так что инициатива исходила от Аттали с Сегела (или кого там еще, не знаю), но дело закончилось моим личным выступлением. Когда я увидел объявление Депардьё в “Паризьен”, то порадовался, что у меня есть последователи. Хотя мне потом говорили, что его страницу оплатил Елисейский дворец… Моя-то мне обошлась в сто пятьдесят тысяч, да ладно, не страшно, я гораздо богаче Депардьё! (Смеется.)».

Реклама на средства Елисейского дворца? Пресса ухватилась бы за такую новость. Депардьё же и сегодня утверждает, что оплатил ее из своего кармана и единственно ради собственного удовольствия. Кстати, он сдержал слово: опустил в мае 1988 года избирательный бюллетень в урну в мэрии Буживаля. Актер клянется, что с тех пор больше ни разу не воспользовался своей картой избирателя, устав от борьбы французских политиков за власть. Это не помешает ему питать искреннюю симпатию к некоторым политикам – от Жака Ланга до Николя Саркози, не говоря уже о Жаке Шираке, который вручит ему в 1996 году орден Почетного легиона, прославляя его «сердце, ум, силу, чувства и фантазию, сошедшие на землю». В ноябре 2002 года Депардьё вновь очутится под сводами Елисейского дворца в веселой компании на банкете по случаю семидесятилетия президента. За столом, ломившимся от шампанского и тонких вин, собрались Бернадетт Ширак, ее дочь Клод и старые друзья, среди которых было множество звезд театра и эстрады: Лина Рено, Жан-Клод Бриали, Жан Рено и Джонни Холидей. «Было очень мило, – рассказывал мне этот рок-певец. – Бернадетт устроила мужу сюрприз. Все что-нибудь исполнили для президента. Шарль Азнавур спел песню Мориса Шевалье, а Жерар продекламировал стихи из “Сирано”…»

Отпуск? Депардьё годами о нем не вспоминал. Его рвали на части, он снимался в одном фильме за другим до изнурения, до того, что его начала утомлять его профессия. Весной 1987 года он решил дать себе отдых – урвать у работы несколько месяцев, чтобы попутешествовать по свету, посетить Китай, Южную Америку, Скандинавию. Таким способом он намеревался вырваться из круга забот, обязанностей и требований профессии. В общем, это ему почти удалось; но странствования не мешали мысленно готовиться к тому, что ожидало его в Париже по возвращении, в сентябре следующего года: новая роль, новый яркий персонаж – скульптор Роден в «Камилле Клодель». Заглавную роль исполняла Изабель Аджани.

Со времени работы над «Барокко» прошло десять лет, а обоим актерам так и не удалось больше встретиться на одной съемочной площадке. Аджани сама решила пригласить Депардьё, после того как побывала на съемках картины «Под солнцем Сатаны». Встреча произошла в Монтрей-сюр-Мер, в романтической обстановке «Отель де Франс» у крепостной стены. Депардьё вспоминает: «Она явилась туда, как королева: “Ты мне нужен для Родена!”» Изабель подробно рассказала о том, как ей удалось приобрести права на биографию у Рен-Мари Пари, внучки Поля Клоделя. Актриса еще не закончила свой рассказ, как вдруг весь город погрузился в кромешную тьму. «Вырубилось электричество, причем везде, – продолжает Депардьё. – Пошел снег, принесли свечи, и мы всю ночь разговаривали о Камилле Клодель и Родене. Она была вся в теме, говорила об этом очень хорошо. Она хотела, чтобы я прочел несколько книг о Родене, о Третьей Республике, о месте женщин во Франции конца XIX – начала XX века… Надо сказать, ей довольно легко удалось меня уговорить».

Чтобы проникнуться жизнью четы скульпторов (Камилла Клодель была ученицей, а затем любовницей Родена, пока не сошла с ума), актеры не раз побывали в мастерских Национальной школы изобразительных искусств, разместившейся на месте бывшего монастыря на улице Бонапарта в Париже. Не для того, чтобы научиться лепить, а чтобы перенять движения, познакомиться с предметом. Это были всё те же побуждения актерского ремесла, которое выражается в исполнении, а не в анализе характера. Первое ознакомление с материалом дополнили рабочие встречи с режиссером Бруно Нюйтеном, снимавшим свой дебютный фильм. «Мы много разговаривали с Бруно и Изабель, читали одни и те же книги, – вспоминает Депардьё. – Мне в первую очередь представлялись позы, жесты, дыхание. В то время они иначе выговаривали слова, говорили медленнее. Как только ты – Роден, ты уже, ясное дело, смотришь на вещи не так, как нормальный человек…»

Оба актера старались как можно ближе подойти и к психологии своих знаменитых персонажей. Для Аджани это было легко: ее уже давно привлекали женщины с необычной судьбой, захваченные водоворотом роковых страстей: «В жизни женщины всегда есть трагедия. Всегда есть некий драматический путь, на котором расцветает ее женственность. Пока я занимаюсь этой профессией, я буду говорить о том, что близко мне самой. Это правда, у меня непокорный характер. Совершенно естественно, что меня это привлекает, но не только это». «Это была невыносимая эпоха для женщин, – дополняет, со своей стороны, Депардьё. – Мужчины были дураками, и именно это интересно показать в исторических персонажах. Роден, совершенно бессильный перед любовным безумием Камиллы, переживал из-за этого до конца жизни и на смертном одре звал свою жену: “Камилла, Камилла…” – “Которая, господин Роден? Парижская?” Но фильм Бруно Нюйтена не называется “Огюст Роден”, я там всего лишь тень; важнее было показать Камиллу Клодель. В этой тени я сумел вывести на свет трусость гения, маленького человека. Если бы я играл великого Родена, то, наверное, не дошел бы до этого».

Несмотря на неизбежные критические выпады, например, со стороны журнала французских гомосексуалистов «Ге Пье Эбдо», раздраженного шумихой в прессе в связи с выходом фильма на экраны в декабре 1988 года, «Камиллу Клодель» приветствовали в мире киноискусства как настоящее событие (Депардьё выступил также сопродюсером картины). Одни подчеркивали режиссерское мастерство Нюйтена, другие восхищались великолепной игрой двух главных актеров: «Изабель Аджани привносит главное наполнение: ум Камиллы, ее пыл, ее волю. <…> Такой великий актер, как Депардьё, легко входит в образ, костюм и бороду грозного Огюста. Разумеется, он тоже безупречен».

^{Депардьё в образе Христофора Колумба. 1991 г.}

^{Первая роль Депардьё – студент в пьесе театра Капуцинок «Будю, спасенный из воды». Справа – его учитель Жан Лоран Коше. 1967 г.}

^{Комедия «Девушка в моем супе» в театре «Мадлен». Постановка Раймона Руло. 1970 г.}

^{Одна из первых киноролей Жерара – в фильме «Вечерний крик баклана над джонками». 1970 г.}

^{Партнер Депардьё в спектакле «Галапагосы» – великий актер Бернар Блие. 1971 г.}

^{Депардьё снялся с друзьями по «Кафе де ла Гар» Миу-Миу и Патриком Деваэром в провокационном фильме Бертрана Блие «Вальсирующие». 1974 г.}

^{Сцена из «Барокко» Андре Тешине. Партнерша Депардьё – Изабель Аджани. 1976 г.}

^{Жерар легко нашел общий язык даже с четвероногим партнером по фильму «Прощай, самец!». 1977 г.}

^{Депардьё на ступенях Дворца фестивалей в Канне рядом с Марчело Мастроянни и Марко Феррери – режиссером фильма «Прощай, самец!», получившего Гран-при. 1978 г.}

^{Чтобы преодолеть свой страх после нападения овчарки, Депардьё сыграл главную роль в фильме «Собаки» без дублера. 1978 г.}

^{Актер в образе Дантона в фильме Анджея Вайды. 1983 г.}

^{Отпечаток руки Депардьё на мемориальной площади перед Дворцом фестивалей в Канне}

^{Жерар Депардьё и Пьер Ришар в фильме «Беглецы». 1986 г.}

^{Чтобы сыграть заглавную роль в фильме «Жан де Флоретт», Депардьё согласился стать горбуном. 1986 г.}

^{Триумфальный дуэт – певица Барбара и Депардьё – в спектакле «Лили Пасьон». 1986 г.}

^{В фильме «Камилла Клодель» партнершей Жерара была Изабель Аджани. 1988 г.}

^{Депардьё – Сирано де Бержерак. 1990 г.}

^{Сцена из «Жерминаля». Слева от Депардьё – его друг, певец Рено Сешан. 1993 г.}

^{Жерар в заглавной роли в телефильме «Граф Монте-Кристо». 1997 г.}

^{Депардьё уже трижды воплотил на экране образ неунывающего героя комиксов – галла Обеликса}

^{Жерар и Гийом Депардьё в фильме «Чти отца своего». 2002 г.}

^{Долгожданная роль счастливого идиота в фильме «Невезучие» Франсиса Вебера. Антипод Депардьё – Жан Рено. 2003 г.}

^{Депардьё снялся в рекламе кетчупа «Балтимор». 2006 г.}

^{Партнершами Жерара были самые красивые актрисы. С Катрин Денёв в фильме Франсуа Трюффо «Последнее метро». 1980 г.}

^{С Энди Макдауэлл в фильме «Вид на жительство». Для съемок в Нью-Йорке Депардьё похудел на 20 килограммов. 1990 г.}

^{С Верой Алентовой в фильме Владимира Меньшова «Зависть богов». 1999 г.}

^{С Фанни Ардан в спектакле «Зверь в джунглях» театра Мадлен. 2004 г.}

^{Таков он – Депардьё непокорный; актер, писатель, продюсер, винодел, предприниматель…}

Хотя Депардьё-актера превозносили на все лады, у Депардьё-отца были причины для недовольства. И главной из них был его сын Гийом, которому тогда исполнилось шестнадцать: отцу сообщили, что тот задержан по обвинению в рэкете. Свидание в полицейском участке, где держали мальчика, приняло неприятный оборот. Удрученный Жерар вспылил, озлившись и на самого себя: «Я испытывал одновременно чувство вины и гнева. Вины – потому, что, если твой сын делает глупости, тут есть и твой просчет. А гнева – потому, что он в очередной раз не пожалел свою мать».

Однако складывалось впечатление, что Гийом сводит счеты с отцом. «Мне порой доставались совершенно незаслуженные оплеухи… Но главное – его глаза; у меня было такое чувство, что он способен меня убить. Мне становилось страшно…» – расскажет потом Гийом одному телеведущему, проявившему к нему сочувствие. Тогда же, в детстве, он был козлом отпущения для своих одноклассников, невзлюбивших сына знаменитости: «Два-три раза отец приезжал за мной в школу на мотоцикле. Это было круто, я был счастлив, но в то же время пошли разговоры! К тому же он приезжал на дохлой машине в 125 кубиков. Начались насмешки, подсидки, бесцельная злоба. В школе я был уже не Гийом, а просто “сынок”. Когда отец увидел, что дела и вправду плохи, он предложил мне сменить фамилию. Для меня это было совершенно немыслимо…»

Сам Жерар думал, что его фамилия и известность сказывались на отношениях его неукротимого отпрыска с правосудием. В декабре 1992 года Гийома в очередной раз арестовали – на месте преступления, у вокзала в городке Вокрессон: молодой человек хотел сбыть дозу героина, купленную несколькими днями ранее в Амстердаме. С учетом предыдущего тюремного срока – шесть недель за кражу – приговор грозил быть суровым. Так и случилось: три года тюрьмы. Слишком тяжелое наказание, возмутился его отец и обратился к Франсуа Миттерану. Тот предложил связаться с премьер-министром Эдуардом Балладюром, который добился, чтобы юного арестанта перевели в другой следственный изолятор. Несмотря на некоторое смягчение режима, условия заключения оставались тяжелыми. Навещая Гийома, Жерар не раз слышал: «Смотри, опустим твоего сынка!» В конце концов Гийому скостили срок до полутора лет.

Окончились ли на этом его душевные муки? В это хотелось верить: через несколько недель после выхода из тюрьмы Гийом взялся за работу, получив роль в фильме «Ученики» Пьера Сальвадори. Но передышка выдалась недолгой. «Гийом подсел на крэк, – был ошеломлен его отец. – Я поговорил с Пьером, чтобы тот закрыл его на недельку, иначе быть беде. Пьер согласился. Гийома поместили в психиатрическую клинику, он выпрыгнул с четвертого этажа. Заканчивал съемки в гипсе…» Тем не менее увечье не помешало ему получить несколько месяцев спустя «Сезара» за лучший актерский дебют…