Текст книги "Попал"

Автор книги: Бергельмир Гримтурсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава 5. Весело и вкусно

Солнце стояло в зените и жарило нещадно. В халате, с накинутым на голову капюшоном, Владислав пытался восстановить в памяти загадочные события прошлого вечера и заодно перебирал имеющиеся в наличии вещи.

В куче, вываленной ночью из ведра, валялись две банки из-под тушенки (И зачем, спрашивается, нырял за ножницами? Острыми кромками банок резать вены куда как проще).

Сетчатая авоська с четырьмя наполовину сгнившими луковицами; в одну из них, выглядевшую чуть посимпотичней остальных, Слава, морщась, впился зубами. Голод – не тетка.

И далее:

Розовая женская одноразовая бритва;

Флакон из-под шампуня, с запахом ванили;

И здоровый полиэтиленовый свёрток, который прижимал всё это ко дну ведра, во время падения в воду.

Развернув пакет с логотипом "IKEA", Слава, вдруг, сипло расхохотался. Смех вышел нервный и совсем не веселый.

– Слышь, свин! Нет, ты только глянь! – воскликнул он, поворачиваясь к собаке.

– Мне тут жена завтрак с собой завернула! Заботливая, мразь!

В пакете, припрятанном почти на самом дне ведра, оказалась знакомая белая эмалированная кастрюля, украшенная по бокам узором из красных ромбиков.

В кастрюле покоились намертво пригоревшие макароны. Точнее не совсем намертво. Попав в соленую воду, за сутки они отмокли от днища и теперь лежали в пакете разбухшим коричнево-серым блином. Пахла вся эта серая масса довольно мерзко. Смех Владислава пресекся. В висках запульсировала кровь. Он побагровел.

– Этож как… – Владислав закашлялся. Набрал побольше воздуха и попробовал еще раз.

– Этож чем… сука, как… надо было заниматься… что бы забыть, что у тебя, тварь, кастрюля на плите? А?! – голос его окреп и истерической ноткой пошел вверх.

– Да так чтобы вода успела выкипеть, а кастрюля гореть начала!! – он уже не говорил. Он визжал.

В глазах заколыхалась знакомая красная муть. Как будто тонкая кровяная пленочка мешала отчетливо видеть.

– Да это ж какая вонища в квартире стояла! Неужели и тогда ЕЙ не до того было?!!

Он повел по сторонам диким взглядом, будто ожидая, что сейчас ему кто-то немедленно ответит на все его возмущения. Пес буркнул, поджал то, что у него считалось хвостом, и отбежал от греха подальше.

Сердце Владислава билось всё быстрее. Грудь уже ходила ходуном. Дыхание с шумом вырывалось из ноздрей. Пальцы скрючились. Он чувствовал, как мышцы лица сморщились в какую-то гримасу, причиняя ощутимую боль.

Краем сознания Слава понимал – творится что-то совсем плохое. Учащенный пульс бухал в кадыке и висках. Черная отчаянная, иррациональная, не управляемая злоба затапливала его сознание.

Хотелось кого-нибудь убить, не важно кого. Прямо сейчас! УБИТЬ!

Он поймал в фокус затуманенного взгляда собаку. Чуя неладное, мопс отчаянно взвизгнул и припустил по камням на противоположную часть условного клочка каменистой суши.

Слава с ревом рванул за ним…

Сколько продолжалась эта беготня по камням, позднее он определить не мог. Похоже, что он вновь потерял сознание. Но на этот раз пришел в себя быстрее.

Глава 6. Персональный ад

Солнце лишь немного сдвинулось на небосклоне, хотя, конечно, точного его положения Слава, перед началом забега, не засекал.

Он лежал на большом, горячем валуне. Во рту был солоно от крови.

Первой мыслью, наполовину с горьким стыдом было, то, что он всё таки догнал несчастное, ни в чем не повинное животное. Догнал и…как минимум укусил. А то и вовсе загрыз.

Но ощупав лицо, он убедился, что кровь идет из разбитой губы. На камнях осталось небольшое пятно запекшейся крови. Он сел.

– Неет, так на шарик не полетит! – просипел Владислав. – Это что ж получается, я прям маньяк какой-то неуправляемый..– он по дурацки хихикнул и тут же в испуге зажал рот руками. Потер лицо шершавыми ладонями. Легче не стало.

– Что-то я это,… то смеюсь, то плачу, как баба… а потом вообще мозги теряю. – прошептал Владислав Андреевич, ему вновь хотелось плакать.

– Господи! За что ж мне наказанье-то такое?! – Совсем не по мужски всхлипнул он. В голове начала расползаться знакомая ночная боль. Вернулась резь в глазах.

Он обхватил больную голову руками. Казалось, прочно забытые события прошлого вечера один за другим начали всплывать в памяти:

Вот он ревет и кричит глядя на бутылку с использованным презервативом, свисающим с горлышка.

Вот он долго керкает носом, чтобы набрать как можно больше слюны для плевка.

Вот ссыт в бутылку из под йогурта, но не пьёт, как собирался, а размахнувшись кидает её, на манер гранаты, в море.

Он проклинает Таньку. Проклинает этот чертов гондон и его хозяина. Проклинает себя. Мата и других слов уже не хватает для выражения эмоций, он задыхается. Рвёт и без того жидкие волосы на голове, но боль не отрезвляет, а наоборот еще сильней распаляет злобу.

Гнев распирает его изнутри, но не находит выхода. Он кричит и завывает.

Он мечется по камням.

Прыгает по мелководью в надежде увидеть хоть какое-нибудь живое существо. Увидеть – и отомстить ему за всё! За все предательства и страдания этого мира. Обоих миров!

Он бьется в бессильной злобе и куда-то бежит в одних трусах и тапочках. Серебряный крестик болтается и шлепает по впалой груди.

Провал.

А вот он уже в другом месте. Собирает и с силой швыряет тяжелые камни, целясь в далекий бакен, так нагло и раздражающе торчащий из глубокой темной воды. Камни плюхаются в воду, не долетев. Один всё-таки попадает в цель, раздается глухой удар по металлу. И Владислав Андреевич пускается в радостный пляс. Дикий первобытный танец переходит в бессмысленное дерганье. Изо рта идет пена. Он слабеет.

Провал.

Он шатаясь и оступаясь бредет по камням. Ему холодно. Он ищет свою одежду, находит халат и с трудом натягивает его трясущимися руками. Как можно сильней затягивает пояс..

Провал.

Владислав вынырнул из потока воспоминаний, закрыл лицо руками и начал раскачиваться, сидя на корточках. Из под ладоней понеслось приглушенное бормотание:

– Мать моя – женщина… Я же совсем псих конченый. У меня же скворечник нахрен съехал набок… Может потому меня и выслали с Земли, что я для общества опасен стал? Или помер я уже и страдаю за грехи? Может это вообще ад? Персональный, одиночный ад кромешный… для одного старого идиота…

Он убрал руки от лица и поднял блуждающий, воспаленный взгляд. От рук пахло гнилым луком.

– Позвольте, а зачем в аду бакен??

Глава 7. Буй

– Бакен-бакен-бааакен. Где же ты бакен-бакен? Ах-ха!.. А вот и наш ба-акен. – Слава взобрался на высокий камень, закрывавший обзор и уставился на объект своих поисков.

Здесь рифовая гряда резко обрывалась, дальше простиралось только бескрайняя гладь воды.

Это что-то новенькое в здешнем пейзаже.

Владислав Андреевич глянул в воду и вздрогнул, по спине пробежал неприятный холодок.

Перед ним уже не мелкая лагуна, в которой он плескался вчера и сегодня. Валун, на котором присел Владислав, отвесно уходил в глубокую темно-синюю бездну.

Отделенный от него этой самой бездной, в метрах двадцати из воды торчал вчерашний железный бакен темно-бурого цвета. Или буй. В чем разница Владислав не знал. Знал только что за буй ни в коем случае нельзя заплывать.

Бакен выглядел как цилиндр, на который поставили конус. С края цилиндра свисали бурые, не опрятные на вид, водоросли, из чего Слава сделав вывод, что здесь, бывают шторма. Сверху на конусе сидела наглая не пуганая чайка, демонстративно повернувшись к Владиславу Андреевичу задом.

Слава заозирался, подыскивая чем бы в неё кинуть. Чайка была первым встреченным живым существом, принадлежащим этому миру и при определенном везении могла бы стать первым охотничьим трофеем.

Но во всей округе не нашлось ни одного мало-мальски подходящего для метания камня.

Владислав вспомнил, как вчера кидал здоровые булыжники в бакен и поморщился.

Ну и хрен с ней с чайкой. Плавать над такой глубиной, чтобы подобрать подбитую птицу, в любом случае не хотелось. Даже если не учитывать удручающие плавательные способности. Владислав боялся глубины и того, что она могла скрывать.

Отдыхая на родных земных морях Слава побаивался медуз, а после просмотра фильмов капитана Кусто, всерьез начал опасаться акул и мурен, хотя в море не видел не тех не других.

Здесь же, в толще неизведанного инопланетного океана могли обитать еще более страшные штуки.

По сути вообще всё, что угодно.

Славе живо представились как огромные черные щупальца, украшенные рядами присосок и увенчанные острыми когтями, хищно покачиваются в толще воды. Множество глаз, вытянутых на стебельках, жадно и неотрывно смотрят из глубины в ожидании добычи. Одно движение, один неловкий плеск и древнее чудовище выстрелит всеми своими бесчисленными змеевидными отростками. Оплетет оцепеневшую от ужаса жертву и потянет на дно, где в нетерпении размыкаются огромные зубастые пасти.

Спасибо когда-то прочитанной книге "Многорукий бог Далайна", за еще один бзик.

Владислав отошел подальше от воды. Ну его на фиг, этот ваш буй. Что там может быть хорошего?

Что это вообще может быть такое, и зачем оно тут нужно?

Размышляя, Слава беззвучно шевелил губами.

Возможно это знак для попаданцев, точнее для тех, кто этих попаданцев спасает. То есть, таким образом, приблизительно отметили место предполагаемого попадания. Тогда вопрос – почему он не яркий? Почему не привлекает внимания? И почему он в воде? Нет, ну понятно, что выживают, только те, кто упал в море. Но плывут-то всё одно на сушу. От чего, в таком случае, не поставить вышку на камнях? Ярко-красного цвета, в желтую полоску, например.

А к ней можно примотать аварийную рацию, запас еды и воды. Или лучше небольшую хижину поставить, с припасами, и кнопку дистанционного вызова спасателей в ней. Но нет, ничего подобного не наблюдается. Значит не для того тут этот буй. Даже отсюда видно, что нет на нем ничего кроме водорослей и птичьего кала. Может тут внеземная цивилизация мореходством занимается? Или люди где-то на материке живут, забыв, как сами сюда попали, не ведая о новых переносах? А бакен отмечает фарватер или мель. Хрен его знает, зачем они вообще морякам нужны.

Ладно, Бог с ним с бакеном. Слава погладил ноющий желудок. Посмотрели и будет.

Сутки без еды для современного человека – это не шутки. Надо срочно что-то сожрать и двигать уже отсюда. Бакен есть, значит должно быть что-то еще. По сути, появился шанс выйти к людям или… не людям.

Глава 8. Пятница

Обратно к вещам Владислав добрался довольно быстро. Он уже немного ориентировался на этих каменных россыпях. Шел, оглядываясь в поисках мопса, чувство вины неприятно тяготило душу. Всеж-таки живая тварь, доверяла ему, а он..

Живот уже ощутимо побаливал, требуя положенных ему сосисок, или хотя бы пельменей с майонезом. Или солянку. Или сомнительную шаурму из палатки у метро. Или… Слава старался не думать о еде, но ничего не получалось. До голодной смерти было еще далеко, но вот голодная жизнь уже предстала перед ним, во всей своей красе.

Мопс нашелся в лагере. Заслышав Славу он шуганулся от пакета с кастрюлей, где, судя по всему, дожирал танюхины макароны. Отбежав в сторону, пес пригнул голову и с опаской уставился на человека.

Владислав присел около остатков собачьей трапезы. Макарон больше не было, только несколько черных горелых комочков сиротливо лежали на дне кастрюли. Слава вздохнул и с усилием подавил в себе вновь всколыхнувшуюся злость. Эх, жаль, что он не ушуист какой-нибудь, или даос.

Сделал бы сейчас дыхательную гимнастику, как всегда в книгах бывает, и стал бы в момент добрый, мудрый и спокойный как слон.

Владислав Андреевич припомнил, как медитируют герои в кино. Сел в позу лотоса и некоторое время шумно сопел носом, сложив руки домиком.

Вроде не много полегчало. Или самообман? Ладно, не суть.

Он повернулся в мопсу и попытался улыбнуться.

– Собака. Ты, это, не обижайся. Поди сюда, – голос его был напряженным и определенно не располагал к доверию.

Мопс на всякий случай отодвинулся еще на несколько шагов.

– Ну брось, хорош, уже обижаться, – предпринял Владислав еще одну попытку. – Я ж не со зла. Все уже прошло. Бить не буду. Честно! – он перевел дыхание – Как тебя там звать-то? Тузик? Шарик… не-не, щас так не называют… Маркиз?

Пес неуверенно покрутил головой и медленно опустился на попу.

– Так не Маркиз. А кто ты? – Слава почувствовал, что дело может выгореть. – Слушай, а давай я тебе новое имя дам, раз мы старого не знаем? А? Давая я тебя буду звать, скажем… – Опарыш! О! Смотри, как ты похож! Жирный, складчатый, а мордочка черненькая! И жрешь так же! Ну вылитый опарыш! – он старался говорить веселым приподнятым тоном – Я на таких в деревне подлещиков ловлю! Они костистые, конечно, подлещики-то, но Танька их та-ак вкусно готовит, в сметане! Ты себе не представляешь! – в желудке у него угрожающе заурчало. Мопс вскочил и снова попятился.

– Ну ладно, не Опарыш, согласен! Нет проблем! – затараторил Владислав, – Не хочешь – не надо! Давай ты будешь Пятница! Как у Дефо? Я первый, ты второй, я Робинзон, ты Пятница! Ну? Круто, а? Пятница, иди ко мне! Иди-иди-иди, маленький! Давай-давай, лапами!

Пес угрюмо посмотрел на весельчака, потоптался, потом, видимо, принял решение, и с видом ягненка идущего на заклание, опустив голову, медленно побрел к человеку.

Слава замер стараясь не дышать. Пес подошел на расстояние вытянутой руки и остановился. Голову он опустил еще ниже и не глядел на обидчика. Складчатые бока широко раздавались от частого дыхания.

Владислав медленно наклонился в сторону мопса, задержал дыхание и резким движением правой руки ловко вцепился в шлейку.

Мопс дернулся, выпучил и без того не маленькие глаза, открыл пасть, заверещал и попытался вывернуться, отчаянно скребя лапами по камням.

Слава подтянул к себе отчаянно сопротивляющееся животное и осторожно погладил по голове.

Пес замер.

Собаку было жалко. В принципе, она занималась тем же самым, что и Владислав. Просто пыталась выжить здесь и сейчас. Никакой вины за ней не было.

– Кстати! – Слава перехватил пса двумя руками под передние лапы и поднял перед собой. Животное повисло, обреченно глядя на него огромными блестящими глазами. – Та не боись! Надо кое-что уточнить, – пробормотал, щурясь, совсем не юный натуралист.

Пятница оказалась девочкой.

Глава 9. Сборы

– Ну, вот и хорошо, что ты не мужик! – рассуждал Владислав с набитым ртом – Я еще в детстве недоумевал, почему это Робинзон своего негра женским именем назвал! Как-то не хорошо получилось, человек столько времени без женского общества. Один. И тут здрасте вам! Негр-мужик у него, и с бабской кличкой! Смеялся я, а как же! Я тогда про перевод-то не думал, мне ж по молодости казалось, что все книжки сразу на русском пишутся. – Слава, наконец, прожевал очередной картофельный очисток и подмигнул Пятнице. Собака внимательно смотрела в рот жующего человека и явно жалела, что не успела вовремя опробовать и эту еду тоже. Теперь не давали.

Очистки после суток на ветру и солнце были высохшие и соленые, но при этом почему-то совершенно не напоминали чипсы. Парадокс. Зато они были в наличии, и это выгодно отличало их от любой другой еды, которой не было. Еще был лук, отмытый в морской воде от гнили. Но есть его было не в пример противней.

Слава закончил свою трапезу экономным глотком крашеной воды и поднялся.

– Всё, харэ рассиживаться. Дождя не намечается, жратва сама не приползет. Надо валить!

Пятница тут же вскочила и завиляла своим коротким бубликом.

***

К походу Слава готовился как Рэмбо к бою. С таким же серьезным лицом и нарочитой четкостью движений.

Он снял коричневые кожзамовые тапочки.

Натянул треники, комком валявшиеся на камнях. Сел в позу лотоса, подстелив под себя полу халата. И принялся доводить домашние шлепанцы до ума.

По краю каждого тапка, ножом от ножниц, он аккуратно провертел четыре дырочки. В отверстия продел разрезанную напополам веревочку от торта.

Края отверстий и концы веревочки он осторожно прижег зажигалкой, чтобы не лохматились. Надел усовершенствованные тапки на ноги. Завязал… и сразу развязал обратно, веревки неприятно впивались в ноги.

Отыскал просохший бублик носков. Раскатал. Встряхнул и натянул на ноги. Снова надел обувь. Вот теперь значительно лучше. Не "рибок", но при ходьбе по дну с ноги не слетят и не потеряются.

То, что придется много ходить вброд, он даже не сомневался.

Всё, что осталось условно съестного, Слава замотал в пакет из – под очистков, туда же подумав, сунул бритву и сигареты с зажигалкой. Плотно завязал.

Пакет сунул в карман халата, продев в "ушки" пакета пояс.

На пояс так же отправились два ножа от ножниц и флекси-поводок.

В икеевский пакет были погружены: кастрюля, банки и бутылки, как с содержимым, как и без.

Вторую пивную бутылку Слава всё-таки определил под мочу и теперь в ней тоже плескалась жидкость.

Большой пакет он завязал и втиснул в ведро. Вот и всё. Капюшон на голове, без него голову, украшенную широкими залысинами, изрядно печет. Ведро в левую руку.

Готов к труду и обороне!

На берегу остался валяться мусор, которому не нашлось применения. Свернутые в комочек женские прокладки, размокший коробок без спичек. Старая пудреница с треснувшим корпусом.

Нет, пудреницу жалко! Слава не поленился и поднял пластиковую коробочку. Внутри обнаружилась мокрая бархотка и небольшое зеркальце на крышке. Сойдет. Находку сунул в карман. Всё, пора.

– Пятница, выступаем! – скомандовал Владислав.

Пятница радостно задышала, еще сильнее открыв пасть, хотя казалось, что сильнее уже некуда.

После недолгих раздумий двигаться решили вдоль глубокой воды. Стартовой точкой был выбран берег напротив бакена. Туда, для начала, и направились.

Глава 10. В путь

– А посуда вперед и вперед по полям, по болотам идет… – цедил Владислав сквозь сжатые зубы.

Его всё бесило.

Особенно раздражали брякающие в ведре бутылки и банки. И белое неумолимое солнце в зените.

Еще бесила Пятница, которая шебуршила лапами и жарко дышала в спину, но на неё Слава себе злиться запрещал.

Он шел всего несколько часов, но за это время красная пелена неуправляемой злости уже несколько раз вплотную подступала к сознанию. Владислав Андреевич боролся. Что бы хоть немного отвлечься от усталости и раздражения, он уже перепел определенное количество известных ему песен. Начал с веселенькой "Круто ты попал на тиви", от которой, как оказалось, помнил только припев, а закончил "По диким степям Забайкалья", повторив её аж три раза подряд, настолько уместной она ему показалось.

Теперь Слава бормотал под нос стихи. В принципе, можно было бы еще вспомнить детские и пионерские песни, но шумное развлечение, сильно расходовало влагу в организме, и Владислав решил пока поэкономить и воду и репертуар.

– Так. Всё привал – он с грохотом поставил ведро на камни и начал нашаривать за спиной Пятницу. – Вылазь, давай. Вокзал, стоянка поезда пятнадцать минут. Давай-давай, лентяйка, выползай, а то лапами вообще разучишься ходить. – Он наконец нашарил мопса и вытащив из-за пазухи поставил перед собой на камни.

– Свалилась же мне на голову порося доморощенная, таскать тебя еще! – Владислав ворчал, но строго следил за своими эмоциями. Раздражение никуда не денешь, но злость надо сдерживать.

Он экономно попоил собаку с ладони. Немного побрызгал ей водой на морду и принялся гладить и почесывать, это помогало успокоится.

Сам Владислав для питья через раз использовал мочу. Правда, он сомневался, что на жаре, и при нагрузках такая уринотерапия сильно полезна, поэтому решил прогонять жидкость через организм не больше одного раза.

Пятница хрюкнула под рукой и полезла прятаться под полу халата, солнце пекло немилосердно.

Решение нести собаку пришлось принять почти сразу после выхода. Резвая на коротких дистанциях, мопсиха совершенно не была предназначена для длительного бега по камням.

Кроме того Славе частенько приходилось идти по дну, где по щиколотку, а где и по колено.

Сделав пару коротких заплывов Пятница устроила митинг протеста. Судя по поведению собаки, морская соль болезненно разъедала ей лапы. Выйдя из воды второй раз, Пятница начала скулить, дергать лапами и вылизывать себе пятки. После чего уселась на задницу, всем своим видом показывая, что шагу больше не ступит, ни по воде, ни по суше.

С тех пор она ехала за пазухой, жарко дыша и периодически переползая с места на место в пространстве халата, ограниченном снизу туго затянутым поясом.

Владислав пожевал кусочек лука, вздохнул и тяжело поднялся.

– Ладно, давай, батон нарезной, по коням.

Вокруг простирался все тот же неизменный пейзаж. Море, солнце, и камни.

Девятый круг рая, для особо отличившихся.

Идти никуда не хотелось. Двигаться по жаре было утомительно. Тяжелые мысли вяло ворочались в голове. Слава подумал не перейти ли ему на ночной образ жизни, как он читал, делают путешественники в пустыне. Но, вспомнив ночное черное море, вздохнул. Ночью на этих камнях только ноги ломать.

Владислав Андреевич шел, как и наметил, вдоль глубокой воды, оставив за спиной загадочный бакен. Слева тянулась бесконечная водная гладь, сверкая мириадами искр в лучах полуденного солнца. Справа медленно ползла широкая рифовая гряда, разбавленная лужами и небольшими мелководными лагунами. Иногда путь Владиславу преграждали глубокие тёмные расселины, которые невозможно было перепрыгнуть, и он подолгу обходил их в поисках брода. Лезть в темноту морских разломов он опасался.

Впереди вроде что-то темнело, но понять что именно пока было не возможно. Может высокий камень, а может еще один бакен. От долгого вглядывания в горизонт у Славы слезились глаза, да и камни под ногами требовали к себе самого пристального внимания.

Как всегда не вовремя вспомнилась Танька. Сука, стерва, рада наверное, что муж пропал. Как в газетах прям – вышел вынести мусор и не вернулся. Веселиться, поди, с хмырем своим.

От обидных мыслей в висках застучали молоточки. Нет-нет-нет! Так не пойдет! Владислав попытался отвлечься и взбодриться.

Он наклонился к ближайшей соленой луже и зачерпнув воды, как следует, умылся. Пятница придавленная натянувшимся на спине халатом сдавленно вякнула. Вторым зачерпыванием поднял из воды мелкого серого краба. От неожиданности разомкнул ладони и выпустил. Долго шарил руками в воде, но так больше никого и не нащупал. Только муть со дна поднялась.

Досада и раздражение вновь начали по каплям сливаться в злость.

– Да что за хренота-то такая?! – Слава с досады даже плюнул, хотя воду старался экономить на всём. Может это тепловой удар так действует? Что ж так всё бесит-то! Но он, никогда раньше не получал тепловой удар, поэтому сравнивать было не с чем.

Скиталец снова поднялся и обреченно двинулся в выбранном направлении.

Цитирование Пушкина, Крылова и Чуковского надоело. Слава побормотал еще немного "Василия Теркина", которого со школы помнил наизусть, но вскоре и это занятие наскучило.

Вспомнились любимые размышления на тему, что бы он сделал попав в Другой Мир.

Владислав Андреевич горько усмехнулся. Сколько прочитано книг на эту тему, сколько передумано дум, в скучные часы рабочего времени, перед сном…