355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бен Бова » Орион в эпоху гибели (Орион - 3) » Текст книги (страница 11)
Орион в эпоху гибели (Орион - 3)
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 23:04

Текст книги "Орион в эпоху гибели (Орион - 3)"


Автор книги: Бен Бова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

"Вы можете создать новых людей, как создали того, что зовется Орионом".

"Нет. Этот эксперимент не удался. Орион оказался бесполезен в борьбе с тобой".

Ее слова обожгли меня стыдом. Моя любимая сказала правду, но как больно было это признавать.

"Значит, ты не намерена забирать его с собой, когда покинешь Землю?"

"Разве он способен отправиться с нами? – откликнулась Аня. – Он всего лишь человек. Ему не дано менять свой облик. Ему не дано существовать в глубинах межзвездных пространств, которые станут нашим новым домом".

Душу мою наполнил леденящий ужас – Аня и другие творцы действительно собираются удрать с Земли, обрекая человечество на погибель от руки Сетха. Они покидают человечество. Они покидают меня.

"Значит, ты оставишь Ориона мне?" – В вопросе Сетха слышалось настойчивое требование.

"Разумеется, – беззаботно отозвалась Аня. – Он больше не представляет для нас ценности".

В своей глубокой подземной темнице я исторг из груди стон невыразимого страдания, словно раненый зверь, завывший от боли, страха и неизбывной, мучительной ярости.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. АД

Я прочь бежала, восклицая: Смерть!

При этом слове страшном вздрогнул Ад,

И тяжким вздохом отозвался гул

По всем пещерам и ущельям: Смерть!

23

Я не покидал сознания Ани – я был изгнан из него, вышвырнут, как вредоносная бактерия, выставлен, как незваный гость.

Час за часом изливал я, крича, терзавшую меня муку, будто скованный зверь, запертый в своем гробу, неспособный пошевелиться, встать, лишенный даже возможности в кровь разбить кулаки о стены темницы. Скрючившись, как зародыш во чреве матери, я причитал и оглашал воем слепую бездушную вселенную. Предан! Брошен единственной женщиной во всем континууме, которую мог любить, бессердечно покинут ею, словно я какой-то огрызок яблока, едва отведанного и небрежно отброшенного в сторону.

Аня вместе с остальными творцами бежит, спасая собственную жизнь, вернувшись в свое истинное физическое обличье, представлявшее собой сферу чистой энергии, способную вечно жить среди звезд. Они бросают на произвол судьбы все человечество, людей, сотворенных ими, чтобы Сетх и его собратья смогли методично истребить их.

А какая разница?! Я горько рыдал, думая о том, каким же надо быть болваном, чтобы поверить, будто богиня, одна из творцов, может полюбить человека настолько, чтобы рисковать ради него жизнью. Когда Аня знала, что наверняка может ускользнуть от любой опасности, она буквально воплощала в себе пламенный задор, отвагу и тягу к приключениям. Но как только поняла, что Сетх способен покончить с ней раз и навсегда, тотчас же перестала разыгрывать из себя человека.

Когда пришлось выбирать, она предпочла спасти жизнь себе и себе подобным, принеся меня в жертву.

Утратив в своей темнице счет времени, я тосковал и оплакивал свою горькую долю. Наверное, я спал. Наверное, ел. Но в моем сознании не осталось места ни для чего, кроме мыслей о чудовищном предательстве и неотвратимо надвигавшейся гибели.

"Так приди же скорей, окончательное освобождение! – взывал я. – Смерть положит конец всему. Я готов умереть. Мне незачем жить".

Я даже не осознал, как это произошло, но снова оказался в приемном зале Сетха, восседавшего на троне.

Бездумно уставившись на красноватое мерцание чадивших факелов вокруг трона, я обнаружил, что могу двигать руками и ногами. Сетх больше не держал меня под контролем.

Его мощная фигура грозно высилась передо мной.

"Нет, тебя ничто не держит, – сложились в моем сознании его слова. Теперь в этом нет необходимости. Ты знаешь, что я сокрушу тебя, если захочу".

– Понимаю, – деревянным голосом проронил я.

"Ты демонстрируешь весьма выдающийся для примата интеллект, – эхом прокатился в моем рассудке его издевательский голос. – Я вижу, ты уяснил для себя тот факт, что я намерен привести сюда свой народ, дабы сделать Землю его новым домом".

– Да, – откликнулся я, хотя продолжал недоумевать зачем.

"Большинство моих соплеменников готово смириться с участью, уготованной Шайтану. Они осознают, что Шеол – нестабильная звезда, которая скоро взорвется. Разумеется, скоро по меркам вселенной – через несколько миллионов лет. Довольно скоро".

– А ты не готов смириться с тем, что твоя планета обречена? – подхватил я.

"Ни в малейшей степени. Я потратил изрядную часть своей жизни, преобразуя Землю ради своих целей, формируя среду обитания, чтобы она подходила для моего народа".

– Ты путешествуешь во времени, точь-в-точь как творцы.

"Лучше твоих убогих творцов, примат! Их ничтожная сила основана на жалкой энергии, которую они способны получить от вашего желтого Солнца. Они позволяют основной ее части рассеиваться в пространстве! Без пользы, впустую! Глупая ошибка. Фатальная ошибка!"

Он даже зашипел от удовольствия, прежде чем продолжить:

"Мой собственный народ поставлен в зависимость от колеблющегося притока энергии угасающего Шеола. Один лишь я понял, как много ее можно почерпнуть из жидкого ядра планеты величиной с Землю. В общем итоге энергетическая отдача звезды в миллионы раз больше. Но используется лишь ничтожная доля".

– Но ядерный колодец... – пробормотал я.

"Из жидкого ядра планеты я могу вычерпать гораздо больше энергии, причем энергии невероятно концентрированной, стабильной и мощной, так что мне удается перемещаться во времени и в пространстве с такой же легкостью, с какой ты перескакиваешь через лужу. Потому-то я и захватил эту планету, а твои творцы удирают, чтобы спасти свои шкуры, затерявшись среди далеких звезд".

Я промолчал. Мне нечего было сказать. У меня остался лишь один вопрос: когда Сетх обречет меня на смерть и долго ли я буду мучиться?

"Я вовсе не намерен убивать тебя в ближайшее время, – проникнув в мои невысказанные мысли, сообщил он. – Ты мой трофей в битве с творцами, доказательство моей победы. Я покажу тебя всему Шайтану".

Заглянув в красные змеиные глаза, я понял, что он имеет в виду. Большинство его соплеменников не верит, что переселение на Землю спасет их. Сетх намерен продемонстрировать меня, желая доказать, что хозяин планеты – он, что им никто не помешает.

"Опять хвалю, мыслящий примат! Ты постиг мои побуждения и намерения. Я стану спасителем своего племени! Завоевателем целой планеты и благодетелем своего народа! Таково мое свершение и мой триумф!"

– Да уж, воистину триумфальное свершение, – словно со стороны, услышал я собственный ответ. – Превзойти его под силу лишь твоему тщеславию.

"Ты обнаглел, узнав, что я не собираюсь убивать тебя сию секунду, разозлился он. – Ты умрешь, не сомневайся – но время и способ я выберу не по простой прихоти, а так, чтобы убедить Шайтан, что мне повинуются все и каждый. Повинуются и поклоняются".

– Поклоняются? – Слова его потрясли меня. – Как богу?

"А почему бы и нет? Ведь твои жалкие творцы позволяли, чтобы людишки поклонялись им, не так ли? Почему же моему народу не преклоняться передо мной как перед спасителем? Я в одиночку завоевал Землю. Я в одиночку распахнул врата спасения Шайтана".

– Истребив миллиарды земных существ.

"Изрядная часть из них создана мной, – пожал массивными плечами Сетх. Я волен поступать с ними как хочу".

– Но человечества ты не создавал!

Ответом мне был шипящий хохот.

"Чего нет, того нет! Его создатели во все лопатки разбегаются по самым отдаленным уголкам галактики. Роду людскому больше незачем жить, Орион. С какой стати позволять человечеству влачить жалкое существование, когда оно уже бесполезно? Чем люди лучше динозавров, трилобитов или аммонитов?"

Я понял, что мне тоже будет позволено существовать, лишь пока я полезен. Как только я стал не нужен творцам, они покинули меня. Как только я стану бесполезен Сетху, он уничтожит меня.

"Но прежде чем ты умрешь, макака-переросток, – язвительно продолжал враг рода человеческого, – я позволю тебе удовлетворить твое обезьянье любопытство и увидеть планету Шайтан. Это станет последней радостью в твоей жизни".

24

Сетх тяжелой поступью сошел с возвышения, где стоял его трон, и повел меня по длинным мрачным коридорам, которые уводили нас все дальше и дальше вниз. Освещение было не ярким, а скорее жарким, простираясь в инфракрасную часть спектра; с равным успехом света могло и вовсе не быть. Стены казались совершенно пустыми, хотя я ничуть не сомневался, что они украшены картинами, как и стены верхних коридоров; просто росписи мне не видны.

Массивная фигура Сетха маячила впереди. Чешуя, обтягивавшая могучие мышцы спины, багрово поблескивала, хвост мерно раскачивался в такт широким шагам, когти цокали по твердому пластику пола. Нелепо, но цоканье когтей и качание хвоста напоминали мне метроном – метроном, отсчитывавший последние секунды моей жизни.

По пути мы проходили через лаборатории и мастерские, заполненные странной аппаратурой. Мы все шли и шли, опускаясь все ниже, в глубь земли. Я попытался взглянуть на эти бесконечные коридоры глазами Сетха, но его разум был совершенно закрыт для меня.

Впрочем, он заметил мои попытки.

"Ты находишь свет чересчур сумрачным?" – прозвучало у меня в голове.

– Я почти слеп, – вслух откликнулся я.

"Это не важно. Следуй за мной".

– А зачем нам идти пешком? – поинтересовался я. – Ты способен перемещаться в пространстве и времени, но все равно ходишь из конца в конец замка пешком? У тебя нет ни лифтов, ни эскалаторов?

"Болтливая обезьяна, мы, жители Шайтана, пользуемся техникой лишь там, где не способны справиться сами. В отличие от вашего племени, мы не питаем обезьяньего восторга перед игрушками. Все, что нам под силу, мы делаем самостоятельно, тем самым поддерживая природное равновесие в среде обитания".

– Попусту тратя массу времени и энергии, – проворчал я.

"Что значит пара часов для того, кто способен путешествовать сквозь пространство и время по первому желанию? – От Сетха исходило искреннее веселье. – Что значит небольшое усилие для того, кому не грозит голод?"

И тут я ощутил, что давно не ел. В желудке было совершенно пусто.

"Вот тебе и один из ваших недостатков, млекопитающий, – усмехнулся Сетх, уловив мою мысль. – Ты испытываешь нелепую потребность питаться каждые несколько часов лишь для того, чтобы поддерживать неизменную температуру тела. Мы сочетаемся со своей средой не в пример гармоничнее, двуногий! Нам нужно куда меньше пищи, чем вам".

– Гармонирует мое племя со средой или нет, а я все равно голоден.

"Ты поешь на Шайтане, – ответил Сетх. – Мы оба попируем там".

Наконец мы вошли в круглый зал – точную копию виденного нами в крепости Сетха, оставшейся в неолите. Быть может, даже тот же самый, хотя теперь здесь не осталось ни следа устроенного мной и Аней погрома.

При мысли о ней, даже при одном лишь упоминании ее имени все мое тело напряглось, и пламя гнева полыхнуло в моей душе. И не просто гнева, а боли – горького, сокрушительного страдания осмеянной любви и доверия, вдребезги разбитого коварством.

Пытаясь выбросить ее из головы, я принялся разглядывать зал. Вдоль круглых стен ряд за рядом шли циферблаты, экраны, регуляторы и переключатели – множество шкафов, набитых аппаратурой, направлявшей и контролировавшей немыслимо огромные потоки энергии, получаемой из ядерного колодца. Посреди зала виднелось круглое отверстие, прикрытое куполом из прозрачного сверхпрочного пластика, а не огражденное металлическими перилами, как в подобном зале в другой крепости.

Энергия ощутимо пульсировала вокруг. Во всем замке Сетха было жарко, слишком жарко для любого человека. Но здесь было еще жарче, часть тепла земного ядра неизменно просачивалась сквозь защитные экраны и силовые поля, превращая зал в преддверие ада.

Сетх упивался жарой. Шагнув к пластиковому куполу, он заглянул в глубины ядерного колодца; далекое зарево бурлившей лавы окрасило его рога, острые скулы и чешуйчатое лицо неистовым багрянцем. Ящер раскинул свои могучие руки, словно желая обнять купол, он всей кожей впитывал источаемое колодцем тепло.

Я же держался как можно дальше; мне и так было невыносимо жарко. Несмотря на усилия, сохранять неизменную температуру тела мне не удавалось, я вынужден был позволить потовым железам делать свое дело и за считанные секунды покрылся обильной испариной с головы до ног.

Понежившись секунд пять, Сетх оттолкнулся от купола и молча указал мне на низкую платформу в противоположном конце зала. Вокруг квадратного основания платформы располагались ряды черных цилиндров, напоминавших электрические фонарики или проекционные трубки. Такие же приборы виднелись и на низком потолке над платформой.

Без единого слова мы взошли на платформу. Сетх держался чуть позади и сбоку, опустив когтистую руку мне на плечо – жест хозяина, понятный всем существам, наделенным руками. Я лишь заскрежетал зубами, понимая, что я не ровен ему ни физически, ни интеллектуально. До меня вдруг дошло, что человек без своих орудий труда отнюдь не благородный дикарь, а всего-навсего беспомощный нагой примат, обреченный на скорую гибель.

Пересекая зал, я на мгновение заметил наше отражение в пластиковом куполе, покрывавшем ядерный колодец. Мое мрачное лицо, причудливо искаженное выпуклой поверхностью, казалось блеклым и слабовольным на фоне лишенной выражения морды Сетха. Картину моего унижения довершали когти, стиснувшие мое плечо.

Мы вдруг провалились, низринулись в бездонный мрак, будто земля ушла у нас из-под ног. Пронзенный жестокой леденящей стужей, я закувыркался в небытие – бестелесный, но насквозь промерзший и устрашенный.

"Прости меня..." – долетел до моего сознания голос Ани – слабый, горестный возглас, чуть ли не всхлип. И все. Лишь два слова. Один-единственный раз пробилась она ко мне, дотянулась из квантовой вязи континуума, чтобы донести это ничтожно краткое послание.

А может, я всего-навсего вообразил это, проникся эгоистической жалостью к себе и отказываюсь поверить, что Аня добровольно покинула меня?

"Прости меня". Это вовсе не слова богини, твердил я себе. Это послание создано моим воображением, моим подсознанием, пытавшимся оградиться от мучительной боли и горести, воздвигнуть крепость посреди выжженной дотла души.

Мгновение холода и тьмы миновало. Мое тело снова стало материальным и обрело форму. Я снова стоял на твердой почве, а Сетх сжимал когтями мое левое плечо.

Мы прибыли на планету Шайтан.

Все вокруг терялось во мгле. Темное, хмурое небо затянула плотная серо-коричневая пелена. Жаркий суховей с воем сек мне лицо частичками мельчайшего песка и пыли. Прищурившись, я взглянул под ноги. Мы стояли на платформе, установленной прямо на песке, усеянном мелкими камешками. Хилый узловатый кустик незнакомого мне растения трепетал на ветру. Мимо прокатился клубок сухой травы.

И _жара_. Будто я стоял в печи, в раскаленной сухой топке, зной просачивался в меня, высасывая силу, чуть ли не опаляя кожу голых рук и ног. Сила притяжения была больше, чем на Земле; неудивительно, что Сетх так могуч – земное тяготение наверняка казалось ему ничтожным.

Увидеть что-либо можно было на расстоянии футов пяти, дальше все терялось за серовато-желтым пыльным маревом. Каждый тяжкий вдох опалял легкие жгучими сернистыми испарениями. Вряд ли я смог бы долго протянуть в такой атмосфере.

"Ничего, ты проживешь достаточно долго, чтобы я успел добиться своей цели", – откликнулся Сетх на мои мысли.

Я хотел заговорить, но ветер кляпом забил мне рот, и я закашлялся.

"Шайтан кажется тебе не таким уж прекрасным, болтливая обезьяна? – Мой враг источал презрительное веселье. – Пожалуй, ты переменишь свое мнение, если увидишь по-моему".

Прикрыв слезящиеся глаза, я вдруг увидел мир через сознание Сетха. Он впустил меня в свой разум. Полно, впустил ли? Он втащил меня силой, легко и небрежно взяв мой рассудок, словно сорвал яблоко.

И я увидел Шайтан таким, каким его воспринимал Сетх.

Виденные мной в замке настенные росписи тотчас же наполнились смыслом. Глазами рептилии, рожденной в этом мире, я увидел, что мы стоим посреди идиллического пейзажа.

Туманная дымка оказалась совершенно прозрачной для Сетха. Мы стояли на вершине пригорка, а перед нами расстилалась широкая долина. На горизонте виднелся город; невысокие здания, такие же зеленые и коричневые, как и сама земля, почти сливались с ней. От пригорка к городу вела единственная дорога, вдоль обочин которой выстроились то ли мелкие деревца, то ли крупные кусты, ветви которых трепетали от ветра.

Жгучий, хлесткий ветер казался ласковым ветерком. Я знал, что вздымаемый им песок наждаком обдирает мою собственную кожу, но Сетх вдыхал незабываемый аромат отчизны.

Мы стояли точь-в-точь на такой же платформе, как оставшаяся в замке Сетха на Земле; быть может, на той же самой – она могла перенестись сквозь пространство и время вместе с нами. Те же черные цилиндры окружали ее с четырех сторон, лишь на коротком отрезке периметра уступив место лесенке.

Подняв голову, я увидел вторую группу цилиндров, укрепленных на высоких тонких шестах по периметру платформы.

А над ними сиял Шеол – настолько близко, что закрывал четверть небосвода. Подавляя своей величиной, навис он надо мной, будто чудовищный, тяжкий рок, выжигая дыхание из моих иссушенных легких.

Казалось, до звезды рукой подать; видны были даже газовые вихри, взвивавшиеся над ней, – и каждый мог бы бесследно поглотить целую планету. Повсюду темнели уродливые пятна, щупальца протуберанцев шарили по ним. Казалось, темно-багровый диск вместо света излучал мрак, пульсируя в неровном, рваном ритме, будто непосильно тяжкие вздохи сотрясали всю исполинскую звезду от края и до края.

Это была действительно умиравшая звезда. А ее смерть обрекала на гибель и Шайтан.

"Довольно!" – с этим единственным словом Сетх вышвырнул меня из своего сознания.

Я вернулся в собственное тело – полуослепший, съежившийся на обжигавшем, пронзительном ветру, одинокий человек на враждебной, чужой планете.

Но Сетх прервал нашу мысленную связь недостаточно быстро, чтобы я не сумел уловить ничего полезного для себя. Глядя на Шеол его глазами, я узнал об этом светиле и прочих небесных телах, образовывавших Солнечную систему, все, что знал он.

Оба светила сформировались в паре, образовав двойную звезду. Солнце являлось здоровой, яркой желтой звездой главной последовательности, которой предстояло долгое стабильное существование, звезда-компаньон представляла собой чахлый красный карлик; ее массы едва хватало, чтобы поддерживать в глубинах звезды термоядерное пламя. Шеол был нестабилен и обречен на гибель.

Вокруг Солнца ближе всего к нему вращались четыре планеты; ближайшая была названа в честь Меркурия – бога торговли, охранявшего путешественников, – за то, что стремительно мчалась по небу; следующую за красоту назвали в честь богини любви Венеры; третьей являлась сама Земля, а четвертая планета, казавшаяся красной, получила имя бога войны Марса.

В два с лишним раза дальше орбиты красной планеты пролегала орбита тусклого карлика, который соплеменники Сетха называли Шеолом. Вокруг Шеола кружила одна-единственная планета, родина Сетха – Шайтан. Обреченный спутник обреченной звезды.

Не желая смириться с гибелью своего племени, Сетх потратил тысячелетия на изучение остальных планет Солнечной системы. Воспользовавшись энергией бурлившего ядра собственной планеты, он научился путешествовать по пространственно-временному вектору – переноситься через обширные пространства, разделявшие планеты, и даже через более обширные пропасти между эпохами.

Он открыл, что за Шеолом находятся газовые гиганты – ледяные планеты, где даже водород течет, как вода; они слишком далеки от Солнца, чтобы дать приют его соплеменникам.

Что касается четырех планет, вращавшихся ближе всего к горячей желтой звезде, то первая оказалась всего-навсего голой скалой, безжалостно опаляемой солнечными протуберанцами, сжигаемая жаром и жесткой радиацией Солнца. Следующая планета прекрасна издалека, но под ее ослепительно сверкающими облаками притаился адский мир ядовитых газов и раскаленной почвы, покрытой лужами расплавленного металла. Красная планета оказалась пустынной и морозной, ее разреженный воздух не годился для дыхания, а жизнь, некогда процветавшая здесь, давным-давно угасла. Хуже всего было то, что из-за малых размеров планеты ее ядро остыло и черпать энергию было неоткуда.

Так что осталась лишь третья, считая от Солнца, планета. С древнейших времен стала она оплотом жизни, тихой гаванью, где вода – эликсир жизни реками текла в озера и моря, дождем падала с неба, бушевала в покрывавших всю планету океанах. Кроме того, этот водяной мир в сердце своем таил пламенное расплавленное ядро, а значит – энергию, массу энергии, которой хватало, чтобы снова и снова осуществлять пространственно-временной переход; энергию, которой вполне достаточно, чтобы изменить континуум по воле Сетха.

Земля уже породила собственную жизнь, но в этом Сетх видел лишь вызов своей изобретательности, а не препятствие, чувствуя, что ему все по плечу, была бы энергия и цель, оправдывавшая затраченные усилия. Он продвигался все дальше, к началу существования планеты, изучая тысячелетия и эпохи, исследуя, наблюдая, познавая. И пока его соплеменники беспомощно взирали на содрогания и корчи Шеола, предвещавшие предсмертную агонию, Сетх тщательно обдумывал все, что узнавал, и строил планы.

Забравшись в глубины времен, когда жизнь едва-едва выбиралась из моря, предъявляя свои права на сушу, Сетх смел с лица Земли почти все живое, населив планету пресмыкающимися. Прошли долгие века, и вот пресмыкающиеся захватили главенство на земле, под водой и в воздухе, преобразив всю экосистему планеты, изменив даже состав атмосферы.

И теперь они подлежат уничтожению. Пришло время детищам Сетха динозаврам – уступить место его народу, населявшему Шайтан. Сетх начал истребление динозавров и прочих биологических видов, чтобы снова смести с лица земли все, что мешает приготовить ее к приходу его соплеменников.

Но возникла проблема. В будущем, отдаленном от времени, в котором трудился не покладая рук Сетх, потомки болтливых любопытных обезьян развились, стали могущественными существами, тоже научившимися управлять пространством и временем. Суетливо, как и положено обезьянам, изменяли они облик континуума в соответствии со своими желаниями, даже создали породу воителей, которых высылали в различные точки пространственно-временного вектора, чтобы перекроить континуум на свой вкус.

И я – один из этих воителей. Творцы отправили меня разделаться с Сетхом, столь катастрофически недооценив его способности, что теперь вынуждены бежать в отдаленные уголки галактики, отдав Землю и все живое на ней в безжалостные руки врага рода человеческого.

Сетх одержал глобальную победу. Земля теперь принадлежит ему. Человечество обречено на гибель. А меня будут напоказ водить по всему Шайтану как доказательство триумфа Сетха, а затем предадут ритуальному уничтожению.

Мне не избежать своей участи. Но теперь, когда Аня предала меня, я почти лишился воли к жизни.

Я умирал неоднократно, но творцы воскрешали меня, дабы я продолжал выполнять их повеления. Мне ведома мука, которую приносит смерть, ведом ужас, неизбежно сопровождающий ее, сколько бы раз я ни погибал. Неужели меня ждет окончательное и бесповоротное уничтожение? Неужели меня не станет? Неужели я буду навсегда вычеркнут из книги бытия?

В прошлом творцы всякий раз возрождали меня. Но теперь они сами мчатся среди звезд, спасаясь от погибели.

Однако меня не покидало изумление оттого, что Сетх, педантичный и беспощадный во всех своих деяниях, позволил им остаться в живых.

25

Способность манипулировать пространственно-временным вектором дает возможность управлять временем, что избавляет от лихорадочной спешки, учит терпению и расчетливости, позволяет без труда рассмотреть каждый этап развития жизни со всех возможных точек зрения, прежде чем двигаться дальше.

Чтобы подготовить планы переселения своего народа на Землю, Сетх странствовал по тысячелетиям, по целым эпохам. Он не видел нужды ни в спешке, ни в суете.

И теперь он путешествовал степенно и неторопливо, демонстрируя меня своим соплеменникам, хотя Шеол в небе над нами уже бурлил и содрогался.

Под сумрачным небом Шайтана я почти постоянно ощущал себя слепцом и калекой. Тяготение планеты, чуть более крупной, чем Земля, легло мне на плечи тяжелым гнетом, заставляя при ходьбе приволакивать ноги; каждое движение давалось с трудом. Безжалостный ветер хлестал меня, колол и жалил стремительно летевшим по воздуху колючим песком. Непреходящая усталость наливала мои мышцы свинцом, внутренности терзал вечный голод, а обветренная кожа покраснела и воспалилась, будто меня били плетью днями напролет.

Изредка Сетх позволял мне увидеть окружающее глазами кого-нибудь из соплеменников, и тогда я снова созерцал спокойный, прекрасный мир пустыни, суровый, но чарующий красотой превращенных ветром в изваяния скал и ярко-желтого неба.

Сетх больше ни разу не допускал меня в свое сознание. Быть может, догадался, что я узнал от него такое, о чем он предпочел бы умолчать.

Мы неспешно путешествовали по планете, переезжая из города в город; визиты и переговоры шли бесконечной чередой. И мало-помалу я начал постигать истинную сущность народа Шайтана.

Мысль, что рептилии могли эволюционировать в расу разумных существ, озадачивала меня с тех самых пор, как я впервые оказался в саду у Нила. Очевидно, у предков Сетха и ему подобных развился крупный сложный мозг, как у земных млекопитающих. Но все-таки уровень интеллекта зависит не только от величины мозга; если бы дело заключалось лишь в этом, слоны и киты сравнялись бы с человеком, а не оставались бы на уровне собак и свиней.

Все рептилии, подобно динозаврам, откладывают яйца и бросают их на произвол судьбы. Мне всегда казалось, что поэтому они не способны достичь близости между детьми и родителями, необходимой для развития истинного интеллекта, как бы велик ни был их мозг. Но жители Шайтана каким-то образом преодолели это препятствие.

Я был свято убежден, что без _общения_ не может быть и разума. Маленькие приматы учатся, наблюдая за взрослыми особями. Человеческий ребенок обучается сначала с помощью зрения, затем речи и, наконец, чтения. Сетх неизменно осуждал за разговорчивость людей, называя их болтливыми обезьянами и высмеивая потребность людей поделиться новостями друг с другом, какой бы информацией они ни обладали – фундаментальной или совсем незначительной.

Жители Шайтана не разговаривали, общаясь друг с другом мысленно, как Сетх со мной. Это я понял. Но меня больше всего занимал вопрос, как у них развился дар телепатии?

Разгадку я пытался найти, пока Сетх возил меня по городам и весям всего Шайтана, показывая своим соплеменникам. Я приглядывался – насколько это было возможно во мраке темницы, которой являлась для меня вся планета; прислушивался – но ничего не получал от этого, поскольку рептилии не разговаривали вовсе. Однако всякий раз, когда Сетх позволял мне взглянуть на мир глазами какого-то из его соплеменников, я старался извлечь как можно больше информации.

Наше путешествие напоминало поездку средневекового монарха со свитой по своим владениям. Мы передвигались верхом на четвероногих рептилиях, весьма похожих на земных зауроподов, однако меньше их. Население Шайтана явно подразделялось на множество общин, каждая из которых сосредотачивалась вокруг своего городка, выстроенного из камня, обожженной глины и прочих природных материалов. Ни металла, ни дерева я в постройках не заметил.

По пути из города в город мы следовали в строго определенном порядке: во главе процессии ехал Сетх с двумя стремянными по бокам, я следом за ним, а дальше – еще около десяти всадников и вьючных ящеров, которые везли воду и провиант. Каждая поездка занимала около недели, насколько я мог судить в вечном полумраке, царившем вокруг; планета всегда была обращена к Шеолу лишь одной стороной, и все города располагались на дневной стороне Шайтана.

И в течение всего нескончаемого дня безжалостный суховей осыпал меня песком, слепил мои слезившиеся, опухшие глаза. Сетха и его соплеменников защищала чешуя и прозрачные перепонки на глазах; он не преминул подчеркнуть этот факт как очередное доказательство превосходства рептилий над млекопитающими. Спорить у меня не нашлось ни сил, ни желания.

Его свита не поражала взор ни блестящими доспехами, ни пышным платьем, ни шелками; не было даже золотых и серебряных безделушек. Единственным нарядом рептилий оставались их шкуры – у Сетха темно-карминная, у его приспешников более светлых оттенков красного. Верховые ящеры цветом напоминали окружающий пейзаж – те же пыльные, тусклые оттенки коричневого. На мне по-прежнему оставалась набедренная повязка и жилет; больше ничего.

Обилием воды Шайтан не отличался. В этом пустынном мире ручьи были редкостью, а озера – диковинкой, не говоря уж ни о чем похожем на море или океан. Кормили меня сырыми сочными овощами, а порой давали кусок мяса.

"Мы держим стада мясных животных, – пояснил Сетх в ответ на мой невысказанный вопрос. – Мы разводим их с большой осмотрительностью, поддерживая численность стад в равновесии с окружающей средой. А когда настает их час отправляться на бойню, мы мысленным приказом погружаем животное в сон, а затем останавливаем ему сердце".

– Весьма человечно, – отозвался я, гадая, уловит ли он игру слов.

Но Сетх если и понял, то ничем этого не выдал.

Ни рвов, ни стен вокруг городов не было и в помине. Судя по выветренности могучих куполообразных сооружений, они стояли с незапамятных времен. Даже хлесткому пыльному ветру адского мира нужно не одно тысячелетие, чтобы сточить все углы и выступы массивных каменных здании, доведя их до нынешних обтекаемых форм. Новое здание не попалось мне на глаза ни разу; с виду все дома казались невероятно древними.

О нашем приходе не возвещало пение фанфар; делегации старейшин не выходили нам навстречу. Но всякий раз при нашем приближении уже на подступах к городу вдоль дороги выстраивались толпы горожан. Та же картина ждала нас и на городских улицах. Когда мы проезжали мимо, горожане кланялись, продолжая молча глазеть на нас. На главной площади собиралась громадная толпа; здесь же нас неизменно встречали отцы города.

И все происходило в полнейшем молчании. Жутковато. Жители Шайтана не разговаривали и не производили ни малейшего шума – ни аплодисментов, ни щелчков пальцами, даже не постукивали когтями. Просто смотрели в полнейшем молчании, как мы останавливаемся на главной площади и спешиваемся. Порой какая-нибудь рептилия указывала на меня когтем. Раз или два до меня донеслось что-то вроде шипения – быть может, смех. Все в том же безмолвии нас вели в самое большое здание на площади. Тишину не нарушал ни один звук, кроме вечного заунывного воя жестокого ветра. За мной молча шагали четверо стражников, а я ковылял, устало приволакивая ноги, вслед за Сетхом и отцами города, вышедшими поприветствовать его.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю