Текст книги "Феникс. Сгореть дотла (СИ)"

Автор книги: Бекки Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Unknown Girl (Becky Chase)
Ангелы и демоны. 1. Феникс. Сгореть дотла

Конец... или начало?

Посвящается Айнави, благодаря которой эта история началась. Ей же, за то, что она продолжилась. Спасибо, дорогая, твоя поддержка бесценна!

«Stellas nimis amo, ut noctem timeam» (лат). —

Я слишком люблю звёзды, чтобы бояться ночи.

События, описанные в этой книге, являются художественным вымыслом. Упоминаемые в ней имена и названия – плод воображения автора. Все совпадения с реальными географическими названиями и именами людей случайны, а религиозные отсылки трактованы в угоду сюжету.

***

Господи, как же больно.

Каждый дюйм тела скручивает в спазме. Кровь заливает глаза, я пытаюсь стереть ее с лица, но руки не слушаются. Я словно парализована – не могу ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Даже сделать вдох не получается.

Мутнеющий взгляд с трудом фокусируется на подушке безопасности, которую при столкновении выкинуло из руля. В салоне кружит мелкая пыль,  пол усыпан осколками лобового стекла. Ремень все еще удерживает меня на водительском сиденье, а из динамиков льется чарующий голос Селин Дион:

«Пусть прольется дождь, и смоет мои слезы.

Пусть это заполнит мою душу, и отбросит сомнения.

Пусть упадут стены для нового солнца.

Новый день настал» [1] .

Какая жестокая ирония, ведь мой день, похоже, закончен. Я больше не чувствую тела – боль растворяется вместе с сознанием. Нет ни искореженного «шевроле», ни черных полос от шин, тянущихся через разметку, ни шума ветра, раскачивающего верхушки деревьев.

Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Это неправда, я ничего не вижу. Мозг лихорадочно цепляется за затихающие звуки, и вскоре их выдавливает темнота.

[1] Отсылка к песне «A New Day Has Come».

Расписка

Я медленно открываю глаза.

В затылке ноющая боль, в рот словно насыпали горсть песка, руки сжимают смятый листок бумаги. Спросонья я не сразу узнаю на грязной салфетке почерк подруги.

Я, Глория Робертсон, находясь в здравом уме и твердой памяти, отдаю свою бессмертную душу создателю коктейля «Пекло».

P.S. И тело на пару ночей, если он вдруг заинтересуется.

– Что за бред? – повертев головой, обнаруживаю, что номер пуст – соседняя кровать нетронута, а чемодан так и валяется у шкафа. – Гло, ты в ванной?

Ответа нет. Я пытаюсь подняться. Матрас пружинит, ноги путаются в одеяле, и кое-как спустить их на пол выходит только со второй попытки.

В кресле напротив телевизора вырисовывается чей-то силуэт.

– Ты что, там и уснула? – я подаюсь вперед. – Говорила же, не надо столько пить.

Темная фигура медленно выпрямляется, и я задыхаюсь от ужаса – это не Глория! – напротив стоит мужчина и пристально меня изучает. Кажется, я уже видела его лицо… но когда? И где? Нездорово-красная радужка – словно линзы на Хэллоуин – и пристальный взгляд заставляют сжаться в комок и притянуть колени к груди.

– Кто вы? – я испуганно дергаю одеяло к подбородку.

Незнакомец подходит к кровати. Из-за его спины выступает темный сгусток – странная и неестественно колышущаяся дымка. Не будь я трезва, решила бы, что это крылья. Привидится же такое! В трансе я слежу за татуировкой на его ладони – глаз в треугольнике, как у масонов. Он приближается к моему лбу, и когда прикасается, я проваливаюсь в воронку воспоминаний.

– Не думала, что Брюссель такой унылый, – Глория со вздохом подпирает барную стойку. – Даже толком не напьешься.

Ее бокал пуст, и она с тихим звоном гоняет по дну подтаявшие кубики льда.

– Ты не могла бы страдать потише? – шикаю я.

И осторожно кошусь в сторону бармена. Интересно, он слышал или нет? Меня редко волнует мнение обслуживающего персонала, но этот довольно симпатичный – в меру подкачан, со стильной стрижкой и загадочным орнаментом на шее. Из-за воротника видна лишь часть татуировки, и я не прочь рассмотреть остальное, если он предложит где-нибудь уединиться.

– Ой, да брось, Иви. Что вообще ты знаешь об этой дыре? – не унимается подруга. – Назови хоть одну достопримечательность.

– Тут есть… капуста! – выдаю первое, что приходит на ум.

– И саммит, – Глория закатывает глаза. – Который, слава Богу, закончился.

Она прилетела в Брюссель вместо заболевшей переводчицы какого-то политического эксперта, а я увязалась следом в надежде развлечься – надо же хоть чем-то заняться на каникулах. Но вместо отрыва на дискотеках нам обеим пришлось протирать джинсы возле барной стойки в полуподвале «Ада» – единственного открытого бара в радиусе пяти миль от отеля – в пустом зале лишь мы и несколько байкеров в компании вульгарной девицы.

– Вот Амстердам – другое дело, – мечтательно жмурится Глория. – Давай рванем туда завтра? Сто лет не ела кексы [1] .

– Вот и коктейль, – хищно улыбнувшись, бармен ставит передо мной бокал.

Мы успеваем обменяться недвусмысленными взглядами – кажется, в этих зрачках можно утонуть – и я уже сама готова затащить его в подсобку.

– Дай знать, если нужно будет повторить, – вкрадчиво шепчет он, перед тем, как отойти.

– Хорош, – одобрительно кивает Глория. – Жаль, что блондин. Не люблю слишком белесых.

– И где ты у него светлые волосы нашла? – я с удивлением таращусь на темную шевелюру бармена – не могла же я допиться до чертиков и в упор не различать черное и белое.

Решив, что подруга в очередной раз шутит невпопад, я придвигаю коктейль и, наконец, замечаю содержимое бокала – в странной бурой массе плавает половинка инжира:

– Господи, что это?

– Выглядит так, словно кто-то выдавил собачье сердце и набил его зернами, – фыркает Глория. – Эй, красавчик, нужен Боб, а не Болд [2] , – щелчком пальцев она подзывает бармена обратно.

Тот непонимающе изгибает бровь.

– «Великолепный Боб», – терпеливо поясняет подруга. – Текила, виски и ликер. И вишенка для антуража. Организуешь?

– Сейчас заменю, без проблем.

Он забирает бокал и через пару минут приносит новый, из которого я делаю глоток. Алкоголь приятно расслабляет, и бар становится уже не таким мрачным.

– Ну что, кинем монетку или уступить?

– Не понимаю, о чем ты, – мои щеки предательски краснеют.

– Ой, ладно, не прибедняйся, – хохочет Глория. – Он тоже на тебя запал.

Хочется проверить ее предположение, но я старательно отвожу взгляд в противоположную от бармена сторону. Еще решит, что я слишком доступна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Уже почти десять, – подруга с тоской смотрит на часы. Аляпистый циферблат занимает все запястье, но ей это кажется стильным. – Раз оттянуться не судьба, давай хотя бы кого-нибудь снимем.

Кое-кто сегодня явно найдет приключения на пятую точку.

– Если ты забираешь алкобоя, я осчастливлю кого-нибудь из тех парней, – продолжает Глория, мотнув головой в сторону байкеров. – Пухляш в бандане весьма неплох.

Плотный бородач в кожаной куртке, которая вот-вот треснет на его бицепсах, не вызывает у меня доверия.

– С ума сошла? – ахаю я. – Он выглядит опасным. Не удивлюсь если у него пистолет.

– Или даже два, – троллит меня Глория. – И снайперская винтовка в придачу – целый арсенал.  

Ей весело, а я не могу отделаться от непонятно откуда взявшегося волнения. 

– Напрасно смеешься, у него под курткой что-то топорщится.

– Надеюсь, это «что-то» твердое. И сначала он прокатит меня на своем огромном байке, а потом на…

– Угомонись, Гло.

Концентрация тревоги в воздухе зашкаливает. Что-то не так.

– Не будь занудой, – отмахивается она и поворачивается к бармену: – Еще один джин с тоником.

Тот с легкостью подкидывает шейкер и ловит на ребро ладони:

– Позволишь сымпровизировать? И я сделаю такой коктейль, за который не пожалеешь душу.

Глория кивает, а он, поколдовав с бутылками, ставит на стойку горящий шот. Несколько секунд подруга любуется на пламя, а потом втягивает через трубочку, на одном вдохе.

– Сильная штука, – она оттопыривает большой палец. – Ты прав, души не жалко.

С плотоядной ухмылкой бармен придвигает салфетку:

– Тогда подпиши.

Пока Глория со смешком вырисовывает на ней каракули, я опрокидываю в себя остатки коктейля.

– Хватит валять дурака, мы уходим, – я тяну подругу к двери.

Свет вокруг становится приглушенным, вызывая новый прилив страха. Что-то вот-вот случится. Не просто так меня трясет.

– Не так быстро, крошки.

Как чувствовала – у входа байкеры преграждают нам путь.

– Какого черта? – возмущается Глория.

– Девочки, присоединяйтесь, – грудастая брюнетка довольно скалится, повиснув на одном из мужчин. Ее бюст вот-вот вывалится из кожаного топа. Шепнув на ухо своему спутнику какую-то пошлость, она довольно взвизгивает, когда тот шлепает ее по заднице. – Ну же, давайте, будет весело.

Я все еще пытаюсь деликатничать:

– Извините, мы спешим.

– Эта – моя, – бородач по-хозяйски закидывает руку Глории на талию. – Что ты там говорила про огромный байк, крошка?

Подруга пьяно смеется, и я понимаю, что «вечеринка» не кончится добром.

– Пожалуйста, вызовите полицию, – я жалобно смотрю на бармена.

Он медленно подходит ближе, помахивая салфеткой:

– Боюсь, не получится. Мисс Робертсон продала себя.

Надеюсь, это шутка. По спине пробегают мурашки. Происходящее кажется дурным сном. Вот только почему я никак не могу проснуться?

– Но не ему, глупыш, – фыркает Глория – она еле держится на ногах и не осознает, что все серьезно.

– Считай, что я тебя передарил.

Он кивает бородачу, и тот уводит Глорию в подсобку.

– Нет! Отпустите ее! – от страха голос кажется жалким блеянием.

Меня обступают остальные байкеры. Вывернувшись, я кидаюсь к ближайшему столику, хватаю с него пустую бутылку и с хлопком разбиваю об угол.

– Отойдите! – кричу я, выставив вперед горлышко с острыми краями.  

– Мы просто развлечемся, не дури, – хмыкает один из мужчин.

– Тебе понравится.

 – Она не для вас, – неожиданно бармен делает шаг в сторону, закрывая меня собой.

Байкеры отступают.

– Что ты творишь? – шипит брюнетка. – Вмешиваться нельзя!

– У меня на нее свои планы.

– Тебе мало проблем с архангелами? – не унимается она.

Вместо ответа бармен разворачивается и рывком притягивает меня к себе. Пол уходит из-под ног, а глаза застилает черная дымка. Последнее, что я слышу – довольный смешок Глории, и через секунду сознание отключается.

– Нет!

Проморгавшись, я снова обнаруживаю себя в номере отеля. Раскрытый чемодан по-прежнему стоит у стены, а ручка от кейса с ноутбуком все также свисает с тумбочки у кровати.

– Вот к чему приводят неосторожно брошенные слова, – вчерашний бармен забирает из моих дрожащих рук салфетку, и она медленно тлеет в его пальцах. – Подругу искать не нужно. По крайней мере, на этом свете.

Я трясусь как в лихорадке и готова выцарапать ему глаза. Сукин сын! Кидаюсь вперед, но ударить не успеваю – меня затягивает в уже знакомую воронку.

– Это неправда, – охрипшим голосом бормочу я. – Пожалуйста, нет!

Господи, умоляю, пусть это окажется сном!

Какое-то время меня мотает из стороны в сторону, а потом я чувствую, как под ногами появляется опора. Медленно открыв глаза, я вижу опустевший номер.

[1] В Нидерландах легализована продажа легких психоактивных веществ, в частности выпечка с ними.

[2] Имеется в виду «Болд Фешн» – коктейль на основе бурбона и Бехеровки.

Дежавю

Самолет отрывается от земли, и я еще сильнее втискиваюсь в кресло. Не хочется думать, что где-то подо мной, в багажном отделении стоит контейнер с телом Глории. Я не собиралась ввязываться в организацию перевозки, но мистер и миссис Робертсон были не в состоянии этим заниматься, поэтому получать свидетельство о смерти в консульстве и сопровождать «груз» пришлось мне. Не веря, я поставила подпись на сопровождающих документах. Не веря, доехала до аэропорта. Не веря, заняла место в салоне. Смерть Глории ввергла меня в замешательство.

Когда умерла мама, я понимала, что произошло, но не осознавала глубину трагедии. Как и все дети в подобной ситуации, я много плакала, потому что самого родного человека не было рядом, но страшная истина, что я никогда ее больше не увижу, пришла значительно позже. Отец долго горевал и наверняка не выбрался бы из депрессии, если бы не Андреа. Взяв на себя заботу о нем и обо мне, она незаметно стала не просто соседкой из дома напротив, а частью нашей семьи. Рождение Тимми еще сильнее притупило боль утраты. Я по-прежнему часто вспоминала о маме, но уже делала это без слез.

Господи, как же смириться, что Глории больше нет?

В голове мутная пелена, как облака, сквозь которые мы пролетаем, набирая высоту. Закрыв глаза, я пытаюсь навести порядок в памяти, но в ней слишком много белых пятен, происхождение которых я не могу объяснить. Что случилось в баре? Почему я вернулась в отель? Зачем Глория села на байк? И с какой стати я вообще оставила ее одну? Неужели мы обе напились до такой степени, что перестали вести себя адекватно?

Межконтинентальный перелет сам по себе мучение, а в компании болезненно раздирающих мыслей, он кажется бесконечным. Я включаю первый попавшийся фильм из бортовой видеотеки – «Константин» – не для развлечения, а как жвачку для мозга. Что угодно, лишь бы не принимать смерть Глории как данность. На экране мелькают лица актеров, но я не вникаю в происходящее. Нет сил ни смеяться, ни плакать. Я опустошена.

Сцена, где архангел распахивает крылья, пробуждает ощущение дежавю. Словно я видела подобное. Видела, но почему-то забыла.

– Я знаю, чего ты хочешь.

Голос Тильды Суинтон рождает слабую волну в подсознании, как дуновение ветра колышет водную гладь – едва ощутимо, но все же заметно взгляду.

Я нажимаю на паузу, перематываю и прогоняю заново.

– Я знаю, чего ты хочешь.

Господи, что со мной творится? Почему эти крылья не дают мне покоя?

– Я знаю, чего ты хочешь.

Я закольцовываю сцену, пока от напряжения не наворачиваются слезы. Только тогда я откидываюсь на спинку кресла и, наконец, забываюсь тяжелым сном.

В номере никого нет и быть не могло – ключи только у меня и Глории – но я чувствую чье-то незримое присутствие. Мысль о приснившемся бармене не выходит из головы.

– Это всего лишь сон. Сон! Я уверена, – твержу как мантру.

Как и где теперь искать Глорию? Ее паспорт по-прежнему в чемодане, без него не покинуть Бельгию. Черт, это же Евросоюз. Половина границ открыта. Вдруг подруга все-таки рванула в Амстердам? Мы обсуждали его вчера, до того, как моя память сделала кульбит и стала принципиально избирательной.

Двигаясь как сомнамбула, я принимаю душ, включаю кофеварку, и крепкий эспрессо, наконец, подкидывает идею. Поправив сползающее полотенце, я перетряхиваю содержимое сумки в надежде найти чеки из бара – обычно на них печатают адрес. Даже если там не установлены камеры, должен же нас запомнить хоть кто-нибудь из обслуживающего персонала. Перед глазами снова появляется нагловатая улыбка бармена, и я в который раз кидаюсь проверять замок. Но убедиться, что дверь заперта, уже не успеваю – ручка неожиданно проворачивается, и я отшатываюсь назад.

– Кто… там?

– Иви? – на пороге стоит испуганная Глория.

– Ты меня чуть до инфаркта не довела! – я обнимаю ее чуть ли не до хруста позвонков. – Я уже думала звонить в консульство!

– Послушай, это важно, – она хватает меня за руку. – Пообещай, что всегда будешь осторожна за рулем!

Ее голос дрожит.

– Не езди одна!

Я ответно сжимаю ледяную ладонь, но паника передается и мне.

– Глория, ради Бога, не трясись! Почему я не должна…

Меня прерывает звонок телефона, и я машинально тянусь к трубке.

– Мисс Райли, с вами хотели бы поговорить полицейские, – вежливо сообщает портье. – Они могут подняться прямо сейчас?

– Да, конечно, – бормочу я, а когда оборачиваюсь, чтобы приободрить подругу, обнаруживаю, что номер пуст.

Куда она делась? Что за чертовщина? Впопыхах накинув халат, я выскакиваю в коридор.

– Глория!

Подруги не видно, но я продолжаю отчаянно выкрикивать ее имя.

– Вернись, Гло!

Что происходит? Мне же не приснился разговор с ней?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍  У лифта я сталкиваюсь с полицейскими.

– Мисс Эвелин Райли? – с заметным акцентом уточняет один из них.

– Что происходит? – как заведенная повторяю я.

Я все еще обращаюсь к пропавшей Глории, но они думают, что вопрос адресован им.

– Сожалею о том, что приходится это сообщать. Сегодня ночью в районе Андерлехт произошла крупная авария. Глория Робертсон находилась на одном из перевернувшихся мотоциклов – в кармане куртки было найдено водительское удостоверение на ее имя. Не могли бы вы проехать с нами и пройти процедуру опознания?

– Это невозможно… – охнув, я оседаю вдоль стенки.

Мы же только что разговаривали, и она держала мою руку! 

Оставшаяся часть дня проходит словно в полусне. Меня отвозят в участок, проводят в морг, показывают тело. Господи, я не хочу верить, но это действительно Глория. Неужели я сошла с ума, и в отеле мне все привиделось? Как в тумане я подписываю какие-то бумаги, потом еду в консульство, выслушиваю соболезнования и получаю очередной бланк. Миссис Робертсон звонит каждый час, надеясь услышать, что произошла ошибка. Но нет, все реально. И эта реальность страшнее ада… Ну конечно же… «Ад»!

Меня встряхивает как от удара током, когда я вспоминаю название бара. Загуглив адрес, я долго кружу по узким улочкам в старой части города, пока не натыкаюсь на знакомую вывеску с полуголой дьяволицей в языках пламени. Точно. Мы были здесь вчера.

Внутри нет света, а дверь заперта, но теперь меня ничто не остановит.

– Откройте! – барабаню я по ссохшейся деревянной раме.

Проходит почти пять минут, прежде чем щелкает задвижка. Я дергаю ручку, но дверь едва приоткрывается. В образовавшуюся щель высовывается заспанный рабочий в спецовке, вымазанной краской, и что-то бурчит на немецком.

– Извините… мне нужно зайти, – я непонимающе развожу руками.

– Ремонт. Два месяц, – на ломаном английском поясняет он.

Это подозрительно. Не просто так они закрылись – им есть, что скрывать. Наверняка внутри остались улики, которые привлекут внимание полиции.

– А вчера? Вы знаете, кто здесь работал?

– Вчера тоже ремонт, – упрямится рабочий. 

Дальнейшие уговоры бесполезны. Он запирает дверь, и я готова расплакаться от бессилия. Я никому не сказала, что видела Глорию после ее смерти. Не хватало, чтобы мне приписали психические отклонения. Себе этот феномен я объясняла так – в выпивку что-то подмешали. Поэтому бар был моей последней зацепкой. Возможностью доказать хотя бы самой себе, что я не умалишенная. И теперь надежда найти ответы исчезла в запертом подвале.

Почувствовав пристальный взгляд, я оборачиваюсь… и замираю. Знакомая фигура, ехидная улыбка, татуировка на шее – это он! Бармен из сна! Стоит через дорогу от бара. И снова за его спиной вьется странный сгусток. Господи, какой же наркотик действует так долго? Почему я это вижу?

– Зачем ты за мной следишь? – словно в трансе я двигаюсь к нему.

Он не уходит и не отворачивает лица, а удивление в голосе кажется искренним:

– Ты меня помнишь?

– А ты сделал что-то, чтобы я забыла? – я сую руку в карман и незаметно включаю запись на смартфоне. Пусть сознается, чем нас напоил, и я с радостью сдам его полиции. – В коктейле был наркотик?

Бармен молчит.

– Тебе за это заплатили? – делаю еще один шаг, и перед глазами возникает образ Глории. Она поднимает горящий шот, задорно смеется и салютует мне. Воспоминание отрезвляет, и я накидываюсь на бармена с кулаками: – Это твоя вина!

Не дожидаясь удара, он сдавливает мои запястья.

– Думаешь, ты особенная? – красные глаза полны ярости. – И имеешь право мне дерзить?

Его хватка сильна, но я слишком зла, чтобы осознать исходящую от него опасность:

– Мне плевать, кто ты!

– Неужели? – развернувшись, он выбивает плечом дверцу неприметного антикварного магазинчика и тащит меня за собой.

Я зову на помощь, пытаясь вырваться, но внутри никого нет.

– Доигралась? – он впечатывает меня спиной в стену и удерживает за горло. Не душит, но сжимает весьма ощутимо – не вырваться. – Я могу свернуть твою хилую шею одним движением.

– Почему же раньше не свернул? – хриплю я.

Во вчерашней выпивке явно было что-то, влияющее на инстинкт самосохранения. Иначе я не могу объяснить собственную браваду. Зачем я нарываюсь? Чтобы присоединиться к Глории?

Бармен хищно прищуривается. Его глаза не просто красные, а багровые, с поволокой. И вблизи… они не похожи на линзы.

– Как ты меня узнала? – он сильнее сдавливает шею. – Не вздумай солгать, я это почувствую.

Мне тяжело дышать, не то, что ответить. Бармен ослабляет хватку. Судорожным глотком я наполняю легкие воздухом, и, наконец, разбираю, узор на его ключицах – шипящую змею во всполохах пламени. От малейшего сокращения мышц ее извивающееся тело приходит в движение, а крошечная капля пота, стекающая по одному из клыков, кажется настоящим ядом. На курсе живописи нас всегда учили обращать внимание на детали, и если бы я рисовала портрет с такого необычного натурщика, именно распахнутая пасть стала бы главным акцентом.

– Как? – повторяет бармен, пока я откровенно пялюсь в вырез его рубашки.

– По татуировке. Она… – запинаюсь, подбирая слова. Завораживающая? Гипнотизирующая? – Приметная.

– Ты и ее видишь?

Он недоверчиво кривится, но руку с горла все-таки убирает.

– Она же… на открытом месте, – я пожимаю плечами. – И у меня есть глаза.

– Очень красивые.

От его шепота меня кидает в жар. Комплимент? Сейчас? Секунду назад он грозился свернуть мне шею.

– И губы, – бармен проводит по ним кончиками пальцев.

А я… не делаю ни малейшей попытки его оттолкнуть! Как? Как он это делает? Почему я не сопротивляюсь? Я как во сне. Или в дурмане.

Меня знобит. Я понимаю, что надо бежать, но ноги словно пригвоздили к полу. Страшно до мурашек. До подгибающихся колен. До холодка внизу живота. А я не двигаюсь с места – бармен пугает и одновременно притягивает меня. И это… неправильно. Он виноват в смерти Глории! Я чувствую исходящую от него опасность, но все равно отчаянно жду поцелуя.

– Я знаю, чего ты хочешь, – насмешливо улыбается он, так и не касаясь моих губ своими.

Самолет легонько подкидывает на полосе. Вывалившись из сна, я щурюсь от света из иллюминатора – родная Атланта встречает ярким солнцем. Девять часов в воздухе, наконец, позади. Мы приземлились, и теперь придется встретиться с родителями Глории. Объяснить, утешить, помочь с организацией похорон. Я не готова, но от этого никуда не деться.

Из салона я выхожу последней. Стюардессы провожают дежурными улыбками и заезженными фразами благодарности за выбор авиакомпании. Я машинально киваю в ответ и иду в зону выдачи багажа.

Пока остальные пассажиры стаскивают чемоданы с ленты транспортера, я бросаю взгляд за ограждающее стекло, из-за которого радостно машет младший брат. Тимми всего шесть, и он был очень дружен с Глорией, поэтому мы до последнего откладываем печальную новость. Осунувшаяся Андреа держит его за руку.

Выискивая в толпе Робертсонов, я неожиданно замечаю знакомую фигуру, и спина покрывается мурашками.

Бармен? Здесь? Но как он нашел меня на другом континенте?

Ногу задевает чья-то тележка. Я уворачиваюсь, а когда поднимаю глаза – не вижу никого подозрительного. Встречающие продолжают высматривать знакомых, а те суетливо разбирают багаж и спешат к выходу.

– Кто же ты такой? – мое бормотание тонет в шуме аэропорта.