Текст книги "Грязь, пот и слезы"

Автор книги: Беар Гриллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 14

Мы проводили отпуск на Кипре у тети с дядей. В то время дядя Эндрю был бригадиром всех британских военных сил на острове, и, думаю, занимая столь значительное положение, он очень опасался нашего приезда, в основном из-за склонного к проказам папы.

После того как мы несколько дней проскучали в гарнизоне, дядюшка с самым добродушным видом посоветовал нам развлечься в горах. Он заранее знал, что мы с папой с радостью ухватимся за это предложение.

Горы Трудос представляют собой небольшую горную цепь в центре острова, с заснеженными вершинами. Проходившие службу на Кипре солдаты проводят там учения и катаются на горных лыжах. В горах оборудованы две трассы для скоростного спуска, но в основном зимой там лежит девственный снежный покров.

Другими словами, они как нельзя больше подходят для приключений.

Мы с отцом попросили у солдат гарнизона, расположенного в горах, две пары лыж с ботинками и весь день с восторгом катались по двум наезженным трассам. Но вскоре это нам наскучило. Мы переглянулись и решили совершить спуск в стороне от лыжни.

Мне было одиннадцать, и для меня это была восхитительная игра.

Мы только начали спускаться вниз по глубокому пушистому снегу между деревьями, как погода внезапно ухудшилась.

Навис густой туман, видимость почти пропала. Мы остановились и попытались найти трассу или сообразить, как до нее добраться, но выбрали неверное направление и вскоре поняли, что заблудились или временно потеряли ориентировку на местности (как я позже стал это называть).

Мы с отцом совершили ошибку, типичную для людей, попавших в такую ситуацию, то есть пошли вслепую в тщетной надежде на чудо. У нас не было ни карты, ни компаса, ни еды, ни питья, ни мобильных телефонов, которые в ту пору просто еще не существовали, а значит, мы могли и не найти дорогу к жилью.

Нам угрожала серьезная опасность гибели.

Очень трудно брести по глубокому снегу, когда ты маленький, замерзший, промокший и уставший.

Минуты превращались в часы, и часам не было видно конца.

Скоро стемнело.

Мы с трудом продвигались вперед. Папа был встревожен, я это видел. Он привык к горам, но ничего подобного не ожидал. Он не предвидел возможности резкого ухудшения погоды. Это было его ошибкой, и он с горечью это сознавал. Мы продолжали спускаться и вскоре оказались в густом лесу, где снег был еще глубже.

Спустя какое-то время мы добрели до долины, и нужно было решить, в какую сторону идти, налево или направо. Папа решил идти налево. У меня было острое ощущение, что нам нужно свернуть вправо. Папа настаивал на своем, я – на своем.

Один голос против одного, и он уступил.

Ярдов через двести пятьдесят мы наткнулись на занесенную снегом трассу и с новым приливом сил двинулись по ней. Через милю она вывела нас на горное шоссе, а спустя минут десять нас подобрала машина, которая направлялась вверх.

Мы были спасены, но я едва дышал.

Примерно через полчаса машина остановилась у ворот гарнизона. Это произошло глубокой ночью, но я весь вибрировал от возбуждения и энергии.

Усталость как рукой сняло. Папа понимал, что я правильно определил направление, – если бы мы свернули налево, то до сих пор так и брели бы по снегу.

Я был невероятно горд.

Скорее всего, нам просто повезло, но той ночью я усвоил еще один важный урок: прислушивайся к внутреннему голосу. Интуиция – это голос разума.

Шагая между бараками, мы заметили оживление, необычное для будней ночи. Причина этому скоро выяснилась.

Появились сержант с солдатом и провели нас в домик старших офицеров.

Мы увидели моего дядю в военной форме, усталого и серьезного. Я заулыбался, за мной – папа. Я был возбужден. Ведь я спас нас от медленной смерти в результате переохлаждения. Мы были живы.

Нашу радость оборвали бессмертные слова моего дяди-бригадира:

– На вашем месте я бы не улыбался… В настоящий момент отделение горных спасателей в полном составе разыскивает вас в горах, им на помощь отправлены спасательные вертолеты. Надеюсь, у вас найдется объяснение, которое вас оправдает?

Естественно, у нас его не было, за исключением того, что мы проявили беспечность, а потом нам исключительно повезло. Но порой такое случается. А грозная фраза «На вашем месте я бы не улыбался» с тех пор вошла в фольклор Гриллсов.

Глава 15

Это были прекрасные, интересные годы. Но жизнь не может состоять из одних радостей, и это переносит меня к рассказу о школе.

Мальчиком я был полностью открыт миру и жаден до приключений, но при этом очень нуждался в тепле и любви родного дома. Это сделало меня совершенно неподготовленным к тому, что произошло дальше.

Родители решили, что английского мальчика будет правильно отдать в частную школу. Мне это казалось совершенным безумием. Я даже не умел завязывать шнурки ботинок.

Но родители считали, что воспитание в частной школе будет для меня самым подходящим, и с самыми лучшими намерениями отправили меня учиться и жить в школу, которая находилась далеко от дома. Я был в ужасе.

Когда мы подъехали к высоким воротам школы, я заметил слезы на папином лице. Это меня смутило – я не понимал, почему они все же решили отдать меня в эту закрытую школу. Инстинкт ничего мне не говорил, но что я мог знать? Мне было всего восемь лет.

Так я приступил к испытанию под названием «частная школа», к которому я совершенно не был готов.

Сказать по правде, мне приходилось очень трудно; конечно, в школьной жизни были свои радости и развлечения – например, сооружение крепости из снега, прием в теннисную команду, награждение морским значком, но, по существу, это была непрерывная и тяжелая борьба за выживание.

Труднее всего было справиться со страхом. Страх быть покинутым, страх, что к тебе станут приставать, задирать. Я действительно очень этого боялся.

Я понял, что сам не в состоянии справиться с этими страхами.

Надо сказать, что директор школы и учителя всегда относились к нам с добротой и заботливостью, но мне от этого не было легче.

Я очень быстро сообразил: для того чтобы здесь выжить, необходимо придумать какой-нибудь способ сопротивления, защиты.

Мой способ заключался в дурном поведении, обучению приемам драки с целью защиты от хулиганов, которые намеревались превратить меня в свою жертву. И еще я старался не думать о доме. Но это очень трудно, когда ты только и думаешь о том, чтобы очутиться дома.

Я отчаянно скучал по маме и папе и порой, когда тоска становилась особенно острой, утыкался лицом в подушку, заглушая рыдания, в то время как вокруг меня все спали. Впрочем, не один я плакал, но мы научились скрывать слезы, а тот, кто этого не делал, подвергался издевательствам и насмешкам.

Ребенком ты только и можешь, что плакать, пока слез уже не останется, и лишь потом постепенно приучаешься стойко и твердо переносить невзгоды.

Я встречаю много людей, которые говорят, что закрытые школы отлично закаляют детей. Мне кажется, что это не совсем верно. Я и до школы был закаленным. Я научился любить и понимать природу, умел заставлять себя преодолевать трудности.

Но, оказавшись в школе, я испытывал один только страх. Страх заставляет тебя внешне выглядеть крутым, жестоким, но внутри делает слабым. Это было совершенно не похоже на то, что я знал ребенком дома.

На примере отца я видел, как хорошо быть веселым, уютным, домашним, но, если понадобится, проявить волю и решительность. В школе я все это забыл и усвоил новые методы выживания.

А поскольку мне было всего восемь лет, порой я выбирал не самые удачные приемы.

Глава 16

Помню, как все мы в спальне считали дни (как заключенные!), оставшиеся до следующей «отлучки» или до конца недели, когда нас заберут домой.

Господи, как же долго они тянулись и как же незаметно пролетали счастливые дни пребывания дома!

Когда школа закрывалась на каникулы, какая это была радость, когда папа и мама приезжали первыми из родителей и когда я видел, как папа прижимается своим большим носом к окну нашего класса, состроив глупую гримасу. Я смущался, но внутренне ликовал.

И напротив, какие душевные муки я переживал, возвращаясь в школу в воскресенье вечером. Легче было вынести отбор в САС… Так что мне было очень плохо, можете мне поверить.

По лицу папы, когда он отвозил меня в школу, я видел, что на душе у него еще тяжелее, чем у меня, и отчасти это утешало. Хотя я еще больше недоумевал: зачем же в таком случае меня определили учиться в закрытую школу?

Но еще больше, чем разлуки с домом, я боялся хулиганов.

Один или два старших, сильных парня выбирали себе жертвой несколько совершенно безобидных мальчиков. Драчуны превращали жизнь этих несчастных в настоящий ад. Они постоянно и безжалостно мучили и издевались над беззащитными малышами.

Став взрослым, я возненавидел издевательства сильных над слабыми. Стоит мне это увидеть, как я прихожу в ярость.

В том юном возрасте мне удавалось избежать опасности только потому, что я научился прятаться и не попадаться им на глаза. А желание съежиться и спрятаться – дурные эмоции для ребенка.

Как и большинство страхов, от которых человек страдает и в старшем возрасте, все они основаны на боязни того, что может случиться, а не того, что действительно случилось.

Но, если не говорить о драчунах и тоске по родителям, на самом деле в школе было не так уж плохо, и мне повезло получить прекрасное образование в одной из лучших школ, что имелись в нашем округе.

Директор и его жена были очень достойными людьми, искренно любившими каждого ученика. Но школа есть школа, и самое главное в ней – то, что происходит за спиной учителя.

К чести школы необходимо сказать, что в ней я научился не только прятаться от хулиганов – нас действительно учили чувствовать себя маленькими гражданами с серьезными взглядами.

Нам разрешалось устраивать лагерь в лесу, учителя делали вид, что не замечают, когда мы крадучись убегали, чтобы соорудить себе еще и секретный лагерь в каком-нибудь отдаленном месте. Мы проводили настоящие чемпионаты по метанию в цель каштанов, предварительно неделями вымачивая их в уксусе, чтобы они затвердели. Раз в семестр у нас проходили чемпионаты по настольному теннису, к которым все относились с такой же серьезностью, будто это был Уимблдонский турнир.

Каждую субботу вся школа собиралась в зале, рассаживалась по скамейкам и смотрела классические фильмы времен Второй мировой войны на старой мерцающей пленке, после чего каждому выдавалось еженедельное угощение – плитка шоколада.

Я ломал ее на квадратики, растягивая удовольствие на несколько дней.

Все это было ужасно интересно. Казалось, будто мы живем в другом веке. Я уверен, что школа хотела создать у нас именно такое впечатление.

Это была «старая школа» в лучшем смысле этого слова.

Зимой мы катались на коньках по замерзшему озеру, но сначала бедный учитель латыни проверял крепость льда при помощи положенной на него лестницы. И меня в любую погоду отпускали совершать длительные экскурсии по окрестностям, что я всегда так любил. И учителя благополучно забывали о своем девизе «Здоровье и безопасность учеников».

Главное, нас учили заботиться друг о друге и мыслить благородно, а это очень важные для жизни качества, за что я до сих пор испытываю благодарность к моей школе.

Однако к концу пятилетнего пребывания в начальной школе я тоже осмелел и распустился. Однажды мы с однокашниками слишком забылись, и нас застали с поличным. Я был замечен во время попытки проникнуть в дом заместителя директора с целью кражи его сигар, после чего в спальне под подушками у нас нашли сигары, а в ботинках для регби бутылки с пивом.

Директор школы прямо объявил нам:

– Достаточно! Еще один проступок – и вас исключат из школы.

Каплей, переполнившей чашу его терпения, стал момент, когда меня застали во время поцелуя с девочкой, дочкой директора школы, в которой мы остановились на ночь, возвращаясь из туристического похода. Самое смешное, что пострадал я совершенно безвинно.

Нас, пятнадцать мальчишек, устроили спать на полу в спортивном зале этой школы. А ночью дочка директора школы, подросток, под покровом темноты незаметно прокралась в нашу импровизированную спальню. (Отважная девочка осмелилась проникнуть в помещение, где было полно тринадцатилетних мальчишек!)

Я еще не заснул и случайно увидел, как девочка внимательно нас рассматривает, и вдруг она упала прямо на меня и прижалась губами к моему рту. В тринадцать лет я понятия не имел, что можно одновременно целоваться и дышать, поэтому вскоре я оттолкнул ее и стал судорожно глотать воздух. Она посмотрела на меня как на ненормального и убежала.

Но, выскочив из зала, наткнулась прямо на своего отца, который делал ночной обход, и, конечно, сочинила, что мы заманили ее в зал и что я попытался ее поцеловать!

Это было, как я сказал, последней каплей.

Меня и еще нескольких участников большинства наших лихих проделок вежливо попросили «оставить школу».

Но поскольку все это произошло в конце летнего семестра, не успели нас «исключить», как вскоре вызвали обратно. Родители провинившихся устроили совместный совет и пришли к выводу, что лучшим наказанием будет заставить нас провести в школе целую неделю летних каникул за учебниками по латыни.

И это дало желанные результаты.

Лично я это воспринял как истинное несчастье. И, навсегда покидая начальную школу, я принял твердое решение, что моим детям никогда не придется против желания уезжать для учебы из дома и что я сделаю все от меня зависящее, чтобы они росли, не зная страха.

Наверное, в бесплатной школе было бы не хуже, размышлял я.

Уж во всяком случае, там я не столкнулся бы с распутными директорскими дочками, которые наябедничали бы на меня.

Глава 17

Итонский колледж известен как лучшее учебное заведение в мире, поэтому учиться там престижно и немного страшно.

Но, как и всегда в жизни, здесь все зависит от тебя самого.

Лично мне действительно приходилось туго, но, с другой стороны, Итон помог мне сформироваться.

В отличие от многих привилегированных школ Итон ближе к университету, чем к колледжу. Там тебе предоставляют большую свободу – в том случае, если ты показал себя заслуживающим и достойным этой свободы. Мне этот подход нравился, поскольку позволял заниматься теми предметами, которые мне легко давались.

Но это было потом, а сначала…

Для нервного тринадцатилетнего мальчика Итон должен быть довольно внушительным и грозным заведением.

Я одновременно испытывал волнение и страх.

(Впоследствии благодаря множеству экспедиций и приключений я привык к такому смешению эмоций, но тогда впервые оказался в их власти.)

К счастью, я не единственный явился в колледж в таком состоянии. На самом деле мне очень повезло, что я оказался в окружении интереснейших личностей, что сыграло решающую роль в моем взрослении.

Я очень быстро обзавелся отличными товарищами, которые до сих пор остаются самыми близкими мне друзьями. Ведь это была дружба, завязавшаяся, так сказать, в траншеях, а ничто так крепко не сплачивает людей, как совместное сопротивление наглым задирам или спасение бегством.

Поразительно, каким маленьким и незначительным чувствует себя в Итоне новичок. Старшие ребята кажутся ему богами, сказочными гигантами.

Эти гиганты уже бреются, занимаются мастурбацией, их буквально распирает от гормонов, играющих в их крови.

В каждом «доме» живут пятьдесят мальчиков всех возрастов, от тринадцати до восемнадцати.

Новички по очереди приглашаются в общую комнату старших ребят (библиотеку), где их принуждают выполнить некий ритуальный обряд, представляющий собой плод странных и извращенных фантазий старших учеников.

Я оказался одним из первых. Как выяснилось позже, это было очень удачно – старшие ученики еще не вошли во вкус. Я отделался довольно легко – меня заставили только поцеловать бутылку с молоком.

Поскольку до этого я целовался только однажды (я имею в виду дочку директора школы, что было сущим кошмаром), мне не удалось продемонстрировать на этой бутылке особое искусство. Старшим скоро наскучило на меня смотреть, и меня отпустили, снисходительно приняв в свое сообщество.

Освоился я довольно скоро и, к счастью, скучал по дому гораздо меньше, чем в начальной школе. Располагая свободным временем и правом использовать его согласно своим «интересам», я понял, что вполне могу снова заняться своими любимыми приключениями.

С двумя самыми близкими товарищами мы забирались на могучие дубы на территории кампуса, находили обезьяньи тропы по ветвям, перелетая с дерева на дерево по воздуху, не спускаясь на землю.

Это было невероятно увлекательно и здорово.

Вскоре мы оборудовали на вершине одного из могучих дубов настоящее логово Робин Гуда с качелями из ветвей, разными блоками для подъема и балансирами для ходьбы по толстым ветвям.

Мы переходили на другой берег Темзы по высоким перекладинам над железнодорожным мостом, сооружали плоты из старых плит полистирола и даже спустили на воду старую ванну, намереваясь отправиться в ней в плавание по реке. (К сожалению, ванна почти сразу пошла ко дну, поскольку в нее поступала вода через сливное отверстие. Урок на будущее: проверяй лодку, прежде чем отправиться в плавание по большой реке.)

Мы подглядывали за хорошенькими французскими девушками, работавшими на кухне, и даже устроили на крыше наблюдательные пункты, откуда следили за ними, когда они возвращались после работы. Несколько раз мы пытались с ними заговорить, но безуспешно.

Помимо разных проказ и развлечений, приходилось много заниматься учебой и еще одеваться в нелепый наряд, в который входили фрак и жилет. Я терпеть его не мог и ухитрялся быстро придавать ему обтрепанный, мятый вид. С тех самых пор во мне укоренилась привычка небрежно относиться к любой приличной одежде. Благодаря этому я заработал от заместителя директора прозвище Скаг. На итонском сленге это приблизительно означало «человек неряшливого вида и не имеющий авторитета».

Глава 18

Школьные порядки запрещали нам пренебрегать своим внешним видом, и, даже если мы собирались просто заглянуть в соседний городок Виндзор, мы обязаны были надевать блейзеры и галстуки.

Из-за этого мы становились жертвами насмешек со стороны местных ребят, которые находили истинное удовольствие в том, чтобы избить итонских «франтов».

Однажды в Виндзоре я зашел по малой нужде в туалет «Макдоналдса», который находился позади строения у лестницы. Не успел я расстегнуть молнию, как дверь распахнулась, и вошли трое парней весьма грозного и агрессивного вида.

Обнаружив одинокого тщедушного и «наглого франта» из Итона, они просияли, как золотоискатели, наткнувшиеся на крупный самородок, и я сразу понял, что попался. (Мои товарищи ждали меня наверху, да и вряд ли смогли бы мне помочь.)

Я попытался выскользнуть, но парни оттолкнули меня к стене и расхохотались. Затем они начали обсуждать, что со мной сделать.

– Засунуть его башкой в унитаз, – предложил кто-то.

«Ну, в Итоне это со мной уже проделывали», – подумал я. Так что это меня не пугало.

Потом кто-то предложил сначала туда испражниться.

Это меня уже встревожило.

Затем поступило убийственное предложение:

– Давайте побреем ему лобок!

Нет большего унижения для подростка, чем допустить, чтобы посторонние узнали, что у него отсутствует этот признак возмужалости, как это было у меня.

Это решило дело.

Я внезапно набросился на своих обидчиков, одного отпихнул к стенке, другого в сторону, выскочил в дверь и помчался со всех ног. Они кинулись за мной, но, влетев в «Макдоналдс», я сразу оказался в безопасности.

Мы с друзьями ждали внутри, пока не убедились, что эти разбойники ушли. Потом осторожно, крадучись, вернулись по мосту в школу. (Думаю, мы прождали больше двух часов. Страх заставляет проявлять большое терпение.)

Много неприятностей доставлял нам, младшим ребятам, шестиклассник из нашего «дома». Хотя он был настоящим бандитом, я не стану упоминать его имя, ведь сейчас он, возможно, респектабельный женатый человек и бизнесмен. Но в те времена это был злобный, агрессивный парень с могучими мускулами, на которых выступали тугие жилы, кроме того, у него были маленькие бешеные глазки.

А нанюхавшись клея, он становился просто ненормальным.

У него была мерзкая привычка объявлять о том, что он вступил на тропу войны, оглушительным ревом в добытый где-то настоящий охотничий рог.

Одно время он выбрал себе в жертвы меня и Эдда, моего товарища из соседней комнаты, и, как только раздавался этот страшный рев, мы понимали, что пора смываться.

Помню однажды, услышав этот сигнал, мы с Эддом влетели в мою комнату и стали лихорадочно искать, куда бы спрятаться. Мы залезли в шкаф, скорчились там и молились Богу, чтобы он нас не нашел.

Рев рога все приближался, наконец дверь комнаты с грохотом распахнулась, и… настала тишина.

Мы боялись вздохнуть, а этот тип рыскал по комнате, тяжело дыша и бормоча проклятия.

Через какое-то время он прекратил переворачивать все вверх дном. Затем мы услышали, как он подошел к шкафу. Снова тишина.

Затем дверца резко распахнулась, и мы увидели своего мучителя с налитыми кровью глазами.

Мы закричали.

Он схватил нас за головы и сильно стукнул друг о дружку, отчего у нас потемнело в глазах. Несколько минут он швырял нас из угла в угол, а под конец применил к нам прием, который едва не вывихнул мне плечо.

Скоро ему это наскучило, и напоследок он пнул нас ногой, любезно объяснив, что это был прием ниндзя, после чего удалился.

И так изо дня в день. То преследование со стороны нашего главного мучителя, то тебя окунали головой в сортир, то отрывали от пола, держа за спортивные трусы, то прибивали вешалку для одежды к двери со стороны коридора…

Разница между страхом в Итоне и испытаниями в начальной школе заключалась в том, что здесь мне не приходилось встречаться один на один с этим демоном.

В Итоне мы держали оборону вместе с товарищами.

И каким-то образом все эти несчастья только укрепляли мой дух.

В конце концов все это мне надоело, и я решил во что бы то ни стало научиться защищаться.